Пустые посулы египтянина

В 1080 (по другим данным, в 1066) году до нашей эры в Библ, чтобы закупить кедровый лес, отправился Ун‑Амон, посланник Хе‑рихора – верховного жреца храма Амона в Фивах и фактического правителя Фив. Лес предназначался для великой священной ладьи Амона‑Ра, царя богов. В середине сезона разлива эта ладья ходила по Нилу между Карнаком и Луксором.

Ун‑Амон получил все необходимые документы. Вот только не нашлось для него корабля. Посланник жреца отправился на сирийском транспорте – случайном попутном судне, где его обокрал один из матросов. «(Всего украл) он 5 дебенов золота и 31 дебен серебра (то есть 455 граммов зо ло та и 2,82 кил ограмма серебра. – А.В. )» (пер. И.С. Кацнельсона).

Рассказ о путешествии Ун‑Амона сохранился в папирусе, который был найден в 1891 году в Северном Египте. Открыл этот папирус русский египтолог В.С. Голенищев; он же первым дал транскрипцию и его перевод. Сейчас этот папирус, датируемый примерно Х веком до нашей эры, хранится в Москве, в Государственном музее изобразительных искусств им. А.С. Пушкина. Действие рассказа, – а Б.А. Тураев считал его литературной обработкой подлинного отчета, – происходило во время правления одного из Рамсесов. Что же случилось с посланником?

Через четыре месяца и 12 дней после отъезда из Фив он прибыл в Библ. Прием, уготованный ему, был ошеломительным. Правитель Библа Закар‑Баал (Чекер‑Баал) не только отказался вести с ним переговоры, но и вообще запретил ему въезжать в город. «И послал ко мне (правитель) Библа, говоря: «Уходи из (моей) гавани!» Двадцать девять дней ему пришлось прождать в порту; За‑кар‑Баал не пускал его на берег и каждый день приказывал удалиться. Похоже, что жители Ливана теперь не испытывали почтения к египетским титулам.

Все это время гавань города не пустовала. Ун‑Амон насчитал здесь двадцать обслуживающих египтян судов и пятьдесят других кораблей. И если другие его соотечественники находились на службе у правителя города, то он оказался в опале.

По замечанию Вольфганга Хелька, это могло быть связано с тем, что как раз в то время ассирийский царь Тиглатпаласар I (1114 – 1076 гг. до н.э.) совершал поход на запад, к Средиземному морю. Правители финикийских городов – Библа, Арвада, Сидо‑на – согласились выплатить ему дань. В этой обстановке Закар‑Баал боялся чем‑либо прогневить грозного противника, а потому избегал встречи с посланником верховного египетского жреца. Мало ли что могло вызвать неудовольствие царя Ассирии?

Но вот, когда однажды Закар‑Баал приносил жертву своим богам, «божество охватило одного из его людей и заставило его плясать и возгласить: «Пусть приведут его наверх. Приведите сюда посланника Амона». Это повеление свыше заставило царя пригласить Ун‑Амона, уже собравшегося уезжать на корабле» (пер. Б.А. Тураева).

Наконец, Закар‑Баал принял египтянина в своем приморском дворце. «Я нашел его сидящим в верхней комнате, спиной к окну, – сообщал Ун‑Амон, – причем волны великого Сирийского моря разбивались за ним». Аудиенция проходила не очень дружественно. Ун‑Амон объяснил, что прибыл за лесом. «Твой отец давал его, твой дед дал, и ты дашь его», – сказал он правителю Библа. Но эти упоминания были напрасны. Закар‑Баал возразил, что фараоны за это платили: «Я же сам по себе; я не слуга ни твой, ни пославшего тебя».

«Что же, – продолжил Закар‑Баал, – раньше фараон, пусть он живет и процветает, присылал шесть кораблей, груженных египетскими товарами… Но что ты предложишь мне?» Этот ответ показался Ун‑Амону неслыханно дерзким. Он применил все свое красноречие, чтобы скрыть нынешнюю бедность Египта. Он взывал к религиозным чувствам Закар‑Баала, напоминал, что Амон – владыка Финикии и бог отцов его. «Ты также раб Амона. Если ты скажешь Амону: «Сделаю, сделаю» – и выполнишь его поручение, ты будешь жить, ты будешь невредим, ты будешь здоров» (пер. М.А. Коростовцева).

Комментируя эту беседу, Карл‑Хайнц Бернхардт напоминает, что «в представлении египтян, все страны были покорны египетскому государственному божеству Амону‑Ра, и поэтому вполне обычный торговый обмен на основе взаимной выгоды ими толковался как приношение дани».

Однако Закар‑Баал был неумолим. Как выразился К. – Х. Берн‑хардт, «царь Библа старался вытрясти последнее из не очень‑то богатой мошны египтянина». Он вовсе не вспоминал о давней дружбе, связывавшей Финикию и Египет. «Амон, – сказал он, – сотворил все страны, но сперва сотворил страну Египет, из которой ты прибыл. Там зародились все ремесла, и египтянам уготовано заботиться о таких городах, как тот, куда ты прибыл».

Говоря это, Закар‑Баал как будто превозносил могущественную Египетскую державу – великую империю древности – и принижал свой собственный город, но в то же время настойчиво намекал гостю: нет товара без платы за него. «Ясно, что обаяние египетского могущества пропало», – замечал Б.А. Тураев.

Бурные события начала ХII века до нашей эры совершенно перекроили политическую карту тогдашнего мира. Египетская держава хоть и устояла под натиском пришлых племен – так называемых «народов моря», – но лишилась былого могущества. К ее посланнику относились теперь даже с некоторым пренебрежением, зная, что его можно оскорблять безнаказанно. Расплаты не последует. Мечи и колесницы египетской армии не отомстят за поруганную честь посла. Мытарства Ун‑Амона в независимой Финикии поразительно напоминают мытарства русских в году 1992 в какой‑нибудь независимой союзной республике. Остается лишь добавить, подчеркивая фантасмагоричность происходящего, что заносчивый Закар‑Баал был правителем крохотного города‑государства. Под его властью находился лишь город Библ и его ближайшие окрестности.

История Ун‑Амона наглядно показывает, как возросло самосознание финикийцев и как они стремятся держаться на равных с посланцами фараона. Они не желают служить Египту; они хотят торговать с ним – к собственной выгоде.

Тогда Ун‑Амон принялся уверять правителя Библа, что готов был заплатить ему, но в дороге у него украли все деньги. На это Закар‑Баал возразил: пусть ему пришлют еще денег. Наконец, скрепя сердце, Ун‑Амон сдался. Он отправил гонца к правителю Нижнего Египта. Тогда и Закар‑Баал велел своим людям валить деревья и доставлять их в гавань.

Через несколько недель гонец вернулся из дельты Нила и привез четыре золотых кувшина и чашу, пять серебряных кувшинов, десять одеяний из царского полотна (виссона), десять кусков тонкого полотна, пятьсот свитков папируса, пятьсот бычьих шкур и пятьсот канатов, а также 20 мешков чечевицы и 30 корзин сушеной рыбы.

Закар‑Баал обрадовался подаркам. Теперь он отрядил триста человек заготавливать лес. Деревья валили и на зиму оставляли на месте. Еще царь выделил триста рабочих волов, чтобы на следующее лето доставить срубленный лес на берег моря.

Однако незадолго до возвращения в Египет у Ун‑Амона вновь начались неприятности. Он поссорился с вождем племени чекеров. Это племя было одним из «народов моря»; оно осело на побережье Палестины около города Дора, что находился близ современной Хайфы. Вождь племени возмутился тем, что египтянин решил перевезти лес морем без его ведома. На одиннадцати кораблях чекеры приплыли в Библ и потребовали выдать им Ун‑Амона.

Закар‑Баал стал утешать его, но и наживать себе новых врагов он не хотел. Стремясь избежать ссоры и с египтянами, и с чекерами, он передал вождю племени: «Я не смогу пленить посланца Амо‑на в моей стране. Дайте мне отправить его, а потом преследуйте его, чтобы задержать» (пер. Н. Симакова). Узнав об этом, Ун‑Амон заплакал и тотчас пустился в бегство.

Однако неудачи его не оставляли. Снаряженный корабль был подхвачен бурей и отнесен к берегам Кипра. Здесь папирус с отчетом обрывается, и нам неизвестно, как Ун‑Амон сумел пробраться в Египет. Мы знаем лишь, что он каким‑то образом спасся.

Вообще отчет Ун‑Амона изобилует загадками. Почему, лишившись денег, он продолжил путешествие в Библ? Почему он поехал без охраны? Ведь обычно египетских посланников сопровождали отряды хорошо вооруженных лучников с опытными командирами. Известна, например, надпись, оставленная по приказу фараона Рамсеса III: «Я сделал тебе (Амон) ладьи, баржи и корабли с лучниками, со снастями… Я назначил на них командиров лучников и капитанов с многочисленной командой, без числа, чтобы доставлять дары земли Финикии и других чужих стран на краю земли в твои великие склады в Фивах победоносных» (пер. Ф.Л. Мендельсона). Неужели в Египте теперь не нашлось средств, чтобы снабдить своего посланника достойной свитой?

А чекеры? Почему правитель Библа, надменно говоривший с посланником Египта, легко пошел им на уступки? Неужели он так боялся их?

Даже список товаров, присланных Закар‑Баалу, заставляет задуматься. Разве жители Библа не могли выделывать тонкое полотно? А чем так ценны свитки папируса для города, который греки называли «Библ(ос)» – «Папирус»? Стоило ли менять их на строевой лес?

Попробуем ответить на эти вопросы. Начнем с папируса. В то время это был дорогой материал; его берегли и старались не тратить напрасно. Его изготавливали из болотного растения Cypеrus papyrus, первоначально произраставшего лишь в Африке. Египтяне, разрезая стебли растения на пласты, выделывали из него писчий материал, который готовы были купить в любой канцелярии, в любом архиве, ведь легкие свитки занимали куда меньше места и были намного легче клинописных табличек. К немалой выгоде для себя Египет фактически обладал монополией на производство папируса – главного писчего материала в I тысячелетии до нашей эры.

Из покровной ткани стебля этого же растения вили прочные веревки; они тоже пользовались большим спросом. В «Одиссее» Гомера упомянут «канат корабельный, сплетенный весь из папируса» (ХХI, 390 – 391, пер. В.В. Вересаева). (Слуга Одиссея завязал этим канатом засов, запирая ворота перед истреблением женихов.)

Финикийский же город получил свое название потому, что был важным перевалочным пунктом в морской торговле греков. Египетские корабли привозили в Библ папирус и канаты, где эти товары перегружали на суда, – например критские, – шедшие в Сирию, Анатолию, Грецию. Поэтому многие греки считали, что папирус в их страну привозят из Финикии, а не из Египта.

Тонкое полотно египтяне недаром называли «царским льном». Это была легчайшая ткань, выделкой которой славился Египет. Финикийцы научились изготавливать подобные им лишь через несколько поколений. Даже знаменитые пурпурные ткани в бронзовом веке выделывали не в Библе, а в Угарите.

Наконец, грозные чекеры. В то время их корабли контролировали почти всю восточную часть Средиземного моря. Чекеры не терпели появления в этой части моря других кораблей и потому возмутились поведением Ун‑Амона. В 1080 году до нашей эры ни египтяне, ни финикийцы не могли соперничать на море с чекерами (вероятно, выходцами с Крита) – народом, внезапно населившим побережье Палестины. Корабли чекеров были самыми быстроходными, а сами они, казалось, не ведали страха и не знали пощады к врагам.

Появление в Передней Азии и Северной Африке чекеров и других «народов моря» знаменует окончание целой исторической эпохи. Прежние великие державы Восточного Средиземноморья либо погибли, как Хеттское государство, либо пришли в упадок, как Египет и Ассирия. Египет окончательно утратил статус мировой державы. Отныне никогда уже власть фараонов не будет простираться за пределы Синайского полуострова.

Наоборот, Левантийское побережье процветает. Вторжение «на – родов моря» вызвало невероятное брожение среди местных жителей. Для них эти перемены обернулись благом. Здесь, на побережье, как отмечал Н.Я. Мерперт, «специфическая ветвь ханаанейс‑кой культуры развилась… в особый феномен финикийской культуры». Разрозненные города‑государства Леванта превратились в Финикию.