Колеса с глазами

Победа либерализма есть победа философская и мировоззренчес­кая. Это победа времени над бытием. Вряд ли это случайно. Скорее закономерно. Онтология изначально предчувствовала такой поворот событий. Историцистская парадигма открыла ящик Пандоры, сняла тайную печать. Время в традиционном обществе было упрятано в темницу онтологии, над ним довлел вес мифа и религиозной аскезы. Время было подчинено границам метафизики, его сфера влияния была строго ограниченной. Традиционное общество — концлагерь време­ни, там время было заключено в круговой календарь, в замкнутое кольцо цикла. События как такового не существовало, оно было фраг­ментом мифологической ткани, обращенной сама на себя. Менялись только династии и формы колес бытия. Бытие светилось в мифе, а миф интерпретировал апостериори время. Отсюда типологическое од­нообразие хроник, смущающее современных ревизионистов от исто­рии. Хроники повествовали — как занудные календари — только о смене сезонов. Снегопады царств и ледоходы чужеземных набегов.

Все это повторялось в стройном ритме, рифмовалось и пелось жреца­ми. Русские богатыри натягивали струны гусель между городами, риф­муя пространство и боевые походы, религиозные обряды и смены времен года. Все это было так, пока не пришло Время. Оно и названо Новым, потому что такого Времени, такой концепции време­ни никогда ранее не существовало.

Антитеза эфемерности не какая-то иная историцистская парадигма, даже самая изобретательная и пытающаяся завязать узел с онтологи­ей. Это обреченный путь. Антитеза времени — пространство. Но не пространство Минковского, которое само порождено историцистс-кой парадигмой. Парадигма пространства — это парадигма не­разъемной слитности массы и протяженности. Такое пространство не пустое, не идеальное, не геометрическое. Оно — физическое, при­родное, сохранившее на себе отчетливые следы генезиса Вселенной, того, что современные физики называют "вселенной де Ситтера". Это пространство неинтегрируемых процессов, несводимых рядов. Это — качественное пространство, порождающее, в свою очередь, плюраль-ность времен, сложную мозаику календарных кругов. Это "офаним", ангельские колеса из видения Иезикииля.

Если начинать не с времени, но с пространства, бытие получа­ет стабильность и неподвижность. Оно больше не зависит от вре­мени, оно равномерно разлито по нему, но не субстанциально, а в качестве аромата, тонких испарений. Само же оно не спускается во время, не вовлекается в поступательность. Хранится бытие в узоре качественного пространства, неровного и неравного самому себе. Это волшебная масса, подсущественная плоть мира.

В таком пространстве навечно замкнута ткань онтологии. Время же уловлено и кружится спиралевидными вихрями по ячеистым во­ронкам и выступам. Каждый сектор имеет свой особый календарь, свое прирученное, укрощенное, освоенное время. Время может выр­ваться из цикла, но только для того, чтобы попасть в новый цикл, в новое орбитальное вращение вокруг живой массы недекартовского пространства.

Прошлое, будущее и настоящее в такой парадигме онтологи­чески равноценны. Они одинаково есть. Между ними — лишь стати­ческое напряжение, обусловленное кратностью расстояний. Одно со­бытие дальше от центра цикла, другое ближе. Одно слева, другое справа. Последовательность неважна, важна диспозиция на вечной карте. Развитие — движение по кругу. Оно имеет смысл, но не имеет ни накопительного, ни затратного характера. Бытие ни убывает, ни при­бывает. Оно может быть где-то очевидней и наглядней, где-то туман­ней и скрытней, и это наделяет круговращение подлинным смыслом.