ЕГИПЕТСКАЯ И СИРИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРЫ

В 60—70-е годы, во время правления хедива Исмаила (1863—1883), в Египте продолжался экономический подъем. Расшатывались феодальные порядки, развивалось товарно-денежное хозяйство, укреплялись ростки капиталистических отношений, расширялись сферы европеизации. Исмаил ассигновал большие средства на народное образование: при нем было открыто более четырех с половиной тысяч школ, в том числе школы для девочек. В 1873 г. была создана высшая школа «Дар аль-улум би-ль-мадарис» («Учебный дом наук»), в которой кроме богословских наук преподавались и науки светские. В 1870 г. была основана египетская Национальная библиотека, получившая название хедивской; к открытию Суэцкого канала построен Каирский оперный театр; великолепно оборудован Булакский музей древностей.

Исмаил прилагал большие усилия для того, чтобы страна стала окончательно независимой от Турции, но в то же время Египет все больше и больше оказывался в кабале у французских и английских капиталистов (особенно в связи с постройкой Суэцкого канала). С середины 70-х годов европейские державы начинают открыто вмешиваться во внутренние дела Египта. Это вызывает недовольство самых широких кругов населения, поддерживаемых прогрессивно настроенной частью мусульманского духовенства. Освободительное движение в 1879—1882 гг. возглавили офицеры-патриоты — Ахмед Ораби, Махмуд Сами аль-Баруди и другие, которые при преемнике низложенного хедива Исмаила — Тауфике — заняли руководящие посты в правительстве; они провели ряд преобразований, направленных на укрепление буржуазно-парламентских порядков, и требовали прекращения иностранного вмешательства. Феодально-помещичья верхушка, испуганная новой политикой, поддержала европейских колонизаторов; в июле 1882 г. патриотические силы были разгромлены, и Египет был оккупирован английскими войсками. Вся власть в стране сосредоточивалась в руках генерального консула лорда Кромера. Так называемый режим Кромера (1883—1907) означал, по сути, диктатуру английского финансового капитала, беспощадное подавление египетского национально-освободительного движения.

В сирийских провинциях с середины века, после реформы Танзимата, европейский капитал также расширяет сферы своего влияния, что ведет к усилению эксплуатации крестьян. Вооруженные выступления их против феодалов перерастают не без участия французского консула в религиозную резню, в результате которой Франция укрепляет свои позиции в Сирии. Положение сирийского народа, испытывающего двойной гнет, становится все более тяжелым. Воцарившийся при Абдул-Хамиде II режим султанского самодержавия (зулюм) тормозил экономическое, политическое и культурное развитие Сирии, оставляя при этом возможность для проникновения туда иностранного капитала.

Представители передовой сирийской интеллигенции (Ибрахим аль-Языджи, Фарис Нимр и др.) в середине 70-х годов создали тайное общество, программа которого предусматривала борьбу за независимость Сирии и за демократические преобразования. Политическая реакция и трудные экономические условия повлекли за собой и усиленную эмиграцию из страны — в Египет, Северную и Южную Америку, Европу. Многие прогрессивные писатели и публицисты второй половины XIX — начала XX в. жили и работали в Египте, где они не подвергались преследованиям за свои антитурецкие настроения; их деятельность была одинаково важна для обеих стран.

Середина XIX в. — время оформления просветительских концепций в Сирии и Египте. Первая из таких концепций возникла под несомненным влиянием французской просветительской мысли в среде более европеизированной сирийской интеллигенции. В основе ее лежало представление об особой роли разума и науки в жизни общества и неприятие всего, что препятствует реализации свободы человеческой личности, в первую очередь — осуждение политического деспотизма.

Отдельные положения этой концепции вырабатывались и высказывались в докладах и статьях Сирийского просветительского общества, наиболее же последовательное выражение

610

она нашла в сочинениях Франсиса Марраша (1836—1873). Сын коммерсанта из Халеба, он изучал медицину в Париже, много занимался самообразованием и был хорошо знаком с европейской естественнонаучной и философской мыслью. Общественно-политические воззрения Марраша изложены в его философских повестях «Чаща права» (Бейрут, 1866), «Жемчуг раковины» и эссе «Взгляд на нынешнее положение» (изд. посмертно, Бейрут, 1883). Повести Марраша — по сути дела, философские трактаты с условным сюжетом. Так, в «Чаще права» автор рассказывает свой сон о победоносной войне «Королевства свободы», вооруженного «образованием и просвещенностью», против «Королевства рабства» и о суде над побежденным владыкой этого королевства; суд вершит судья-философ в присутствии короля Свободы и королевы Мудрости.

Марраш делает попытку обосновать понятие свободы исходя из «основного закона природы» — закона необходимости, которому должно подчиняться все в природе и обществе. Следовательно, в человеческом обществе для достижения свободы нужно уничтожить все ограничения, не вызванные необходимостью, все то, что мешает прогрессу. Отсюда делается вывод: всякое порабощение и тирания противны закону природы и разума, и против них следует бороться. В то же время каждый человек, чтобы пользоваться своим правом свободы, должен выполнять определенные общественные обязанности.

Идеальное человеческое общество, по Маррашу, должно основываться на правильной политике, просвещении умов, воспитании нравов, охране здоровья населения и всеобщей любви, которая является «божеством социальной структуры». Идеал государственного строя для арабских стран, по его мнению, — просвещенная конституционная монархия. Эти взгляды в основном разделяют все известные сирийские просветители.

В Египте развитие посветительской идеологии во второй половине XIX в. было связано с движением за реформу ислама (так называемый «модернизм в исламе» или «мусульманская реформация»), наложившим своеобразный отпечаток на характер египетского просветительства.

Основоположники этого движения Джамаль ад-дин аль-Афгани (1839—1897) и Мухаммад Абдо (1849—1905) утверждали, что для успешной борьбы против европейской колонизации мусульманские народы должны объединиться в независимый халифат. Это объединение, по их мнению, было возможно только при условии широкого просвещения народных масс в духе истинного ислама, очищенного от всех многовековых искажений. Ислам, учили они, есть единственная в мире религия, религия всех времен и народов, обращенная к разуму, поэтому она дает возможность для развития всех естественных способностей человека. Реформисты по-новому — иногда достаточно наивно — толковали Коран, доказывая, что в нем содержатся намеки на все современные научные открытия, на политические и социальные преобразования, направленные на ликвидацию феодальных порядков; лозунги ислама использовались и в национально-освободительной борьбе. При этом новая мусульманская просветительская идеология, подобно предшествующей ей концепции сирийских просветителей-христиан, складывалась (иногда неосознанно) в значительной степени под влиянием европейской общественной мысли, в первую очередь — взглядов французского Просвещения.

Однако в «мусульманском модернизме» основная установка была не на восприятие европейской культуры, а на возрождение лучших традиций своего прошлого, оживление арабского культурного наследия. Наиболее консервативное крыло реформистов вообще выступало против европеизации. Изображение идеализированных картин «славного прошлого» арабов, получившее в эти годы широкое распространение во всех жанрах арабской литературы, приобретало особый патриотический смысл. В недрах «мусульманского модернизма», использованного впоследствии официальным панисламизмом, стремившимся поставить турецкого султана во главе всего мусульманского мира, формировался и арабский патриотизм.

Новое учение в начале своем отличалось большой веротерпимостью, что давало возможность для сотрудничества египетских и сирийских просветителей. Идеи Джамаль ад-дина часто разделяли и немусульмане (Адиб Исхак, Якуб Санну, Джамиль аль-Мудаввар и др.), считавшие себя его учениками. Всех арабских просветителей, независимо от их ориентации, объединяла общая цель — распространенение просвещения в массах, стремление к рационалистическому пересмотру всего образа жизни арабского мира — политики, принципов управления, семейного строя, системы образования и т. п., вера в прогресс и торжество разума.

В периодической прессе, расцвет которой в XIX в. падает на 60-е — первую половину 80-х годов, широко были представлены просветительские концепции.

Некоторые газеты издавались в эмиграции — Париже, Лондоне, Стамбуле, а также Египте,

611

Особенное оживление журналистики в Египте наблюдается в конце 70-х — начале 80-х годов, в период подъема национального движения. Одна за другой возникают газеты, группируя вокруг себя наиболее активных борцов за независимость и реформы. Среди них выделяются публицисты Адиб Исхак (1856—1885), Абдаллах ан-Надим (1845—1896), Якуб Санну (1839—1912).

В первые годы оккупации в египетской прессе наступает затишье: прогрессивные журналисты — в тюрьмах, в ссылке, в изгнании; многие газеты, даже умеренно-либеральные, закрыты. К концу 80-х годов газетно-журнальная деятельность постепенно оживляется; правда, в прессе обсуждаются теперь не столько острые политические темы, сколько вопросы просвещения, общественной нравственности, религии, культуры, воспитания, женской эмансипации и т. п.

В середине 70-х годов гражданские и патриотические темы, питавшие публицистику, входят и в поэзию традиционного плана, внося в нее струю обновления. Поэты, разделяющие взгляды просветителей, связанные с освободительным движением, все чаще стремятся отказаться от усложненности форм, характерных для эпохи упадка, обращаясь к традициям поэтов древности и неоклассиков (IX—XI вв.).

Крупнейшим представителем нового направления был египтянин Махмуд Сами аль-Баруди (1838—1904). Военный-аристократ, видный деятель движения 1879—1882 г., он занимал в революционном правительстве пост военного министра, а затем премьер-министра и после установления английской оккупации семнадцать лет провел в ссылке на о. Шри-Ланка. Знаток арабской классической поэзии, в начале своего творчества он сочиняет стихи в традиционных жанрах. С конца 70-х годов, в период активного участия аль-Баруди в освободительном движении, он обращается к политической лирике: поэт скорбит о бедственном положении Египта, требует реформ, парламентского строя и прямо призывает к восстанию. Во время ссылки он создает в основном элегии, в традиционной форме выражающие тоску поэта по родине, по близким людям.

Аль-Баруди первым из египетских поэтов Нового времени воспел пирамиды — символ могущества построивших их людей — предков нынешних египтян. Он также первым обратился в своей поэзии к достижениям современной цивилизации; он писал о пароходах, паровозах, электричестве и т. п.

Иллюстрация:

Карикатура из первой арабской
сатирической газеты
«Абу Наддара зарка»

В Сирии к поэтам нового направления можно отнести Ибрахима аль-Языджи (1847—1906), сына известного поэта и просветителя Насыфа аль-Языджи. Это первый поэт, в чьих стихах отчетливо отразились идеи арабского, а не исламского патриотизма. Ибрахим аль-Языджи обращается к своим соотечественникам, напоминая им о былом величии, и пророчит им великое будущее. В одной из касыд, ходившей в тайных списках, он призывает к восстанию против турецкого ига: «Лишь мечом достигаются цели высокие. // Коли хочешь достигнуть их — меч отыщи!»

В этот период в арабской литературе появляются первые в XIX в. женщины-поэтессы. Они выросли в семьях известных литераторов: Варда Турк (1797—1874) — дочь Никулы Турка; Варда аль-Языджи (1838—1924) — дочь Насыфа аль-Языджи; Марьяна Марраш (1838—1922) — сестра Франсиса Марраша, и Аиша Теймур (1840—1902) — сестра известного египетского филолога Ахмеда Теймура. Две последние позже стали известны и как журналистки.

Возникновение новых направлений в прозе также связано с просветительством. 70-е годы — время рождения арабского романа, нравоучительного

612

и исторического. Его создателями были европеизированные сирийские литераторы. Основоположником жанра романа был Салим аль-Бустани (1848—1884), сын известного ливанского просветителя Бутруса аль-Бустани. Аль-Бустани — автор трех исторических романов: «Зенобия» (1871), «Будур» (1872), «Любовь во времена завоевания Сирии» (1874) — и шести произведений на современную социальную тему: «Любовь в садах Сирии» (1870), «Асма», (1873), «Дочь нынешнего века» (1875), «Фатина» (1874), «Сальма» (1878—1879), «Самийя» (1882—1884). Писатель считал, что главная задача литературы — улучшение социальных нравов. В романах на современные темы он проповедует морально-этические нормы, основанные на принципах гуманности, свободы, равенства, справедливости и разума. Особое внимание он уделяет вопросам воспитания молодежи и семейно-любовной теме. При этом он идет не от реальной жизни к образу, а от поучения к сюжету, так что сюжеты его романов всегда являются просто иллюстрацией какого-либо нравственного тезиса и обязательно содержат назидательные примеры. Общность темы и одни и те же способы ее решения порождают стереотипные, слегка варьируемые сюжетные схемы. Герои изображаются статично: их поступки раскрывают не характер, а лишь иллюстрируют какой-то постулат.

Появление в просветительском романе исторической темы было связано с широко распространенной в те годы патриотической идеей возрождения арабского мира. Обращаясь к историческим сюжетам, аль-Бустани выбирает наиболее яркие периоды арабской истории — борьба Пальмиры против Рима, арабские завоевания в VII в. и т. п. Хотя автор и стремится излагать события строго по историческим источникам, однако он идеализирует прошлое арабов, находя в нем идеалы свободы, справедливого демократического правления, основанного на принципах равенства и гуманности.

Новый жанр быстро прививается в арабской литературе. В 80-е годы, в период политического затишья, большее распространение получают романы на семейные темы, порой достаточно далекие от просветительских задач («Затворница» египтянина Саида аль-Бустани; «Елена», «Демон для женщин», «Женщина-убийца» ливанца Наджиба Гаргура и др.). Из исторических романов этих лет следует отметить «Мусульманскую цивилизацию в Багдаде» (Каир, 1883) — произведение в эпистолярной форме из эпохи Харуна ар-Рашида (конец VIII — начало IX в.). Автор его, ливанский эмигрант Джамиль аль-Мудаввар (1862—1907), не слишком заботясь об увлекательности повествования, изображает исторические события с позиций просветителя-единомышленника Джамаль ад-дина. В начале 90-х годов появляются первые исторические романы крупнейшего мастера этого жанра Джирджи Зейдана (1861—1914).

Линию назидательных путешествий, получивших распространение в середине века, продолжает египтянин Али Мубарак (1823—1893), основатель «Дар аль-улум» и Национальной библиотеки. Герои его четырехтомного романа «Алам ад-дин» (1882) — египетский ученый шейх, именем которого назван роман, его сын Бурхан ад-дин и англичанин-востоковед — совершают ставшее уже традиционным в арабской литературе XIX в. путешествие в Париж. Весь роман состоит из дорожных разговоров: англичанин знакомит спутников с достижениями европейской цивилизации, а шейх — с культурой и обычаями Востока; попутно они рассуждают и о различных явлениях природы, растениях, животных и т. п. Не столь живой и занимательный, как подлинные путешествия, «Алам ад-дин» дает читателю множество полезных сведений, что в известной степени свойственно и историческому роману той эпохи.

В эти годы новеллистический жанр развивается не столь плодотворно. Правда, короткие рассказы, обычно нравоучительного содержания, появляются в различных журналах часто, но ничего значительного в этой области не было создано.

Активизируется переводческая деятельность. Она охватывает уже не только научную и учебную литературу, как это было в середине века, но и художественную. Произведения, переводимые преимущественно с французского и английского языков, становятся неотъемлемой частью литературы национальной. Этому способствовало сложившееся в просветительскую эпоху отношение к переводу, который обычно был скорее переделкой, адаптацией и по содержанию, и по стилю, подобно тому как это было принято в европейской переводческой практике XVIII в. Внимание арабских переводчиков привлекали произведения, отвечающие потребностям времени или легко адаптируемые в этом духе. Наблюдается интерес к историческим романам (в первую очередь — А. Дюма и В. Скотта) и к занимательным сочинениям, из которых можно почерпнуть те или иные полезные знания (в частности — к романам Жюля Верна).

В 1870 г. по инициативе хедива Исмаила в Египте был создан профессиональный театр. Организацию его Исмаил поручает Якубу Санну. Хорошо знакомый с постановкой театрального дела в Европе и с европейской драматургией, Санну сам создает репетуар для нового

613

театра. Приблизительно за два года им было написано 32 пьесы — и пятиактные классические комедии, и одноактные фарсы. Сюжет их нередко брался из знакомых автору европейских пьес и переделывался на арабский лад; действие переносилось в Египет, менялись имена героев, реалии, вводился живой разговорный язык. Это были обычно сатирические комедии нравов; Якуб Санну высмеивал тупых и чванных пашей и феодалов, критиковал социальные пережитки, в том числе многоженство, смеялся над невежеством и отсталостью своих соотечественников. Театр пользовался успехом, хедив относился к Санну благосклонно и даже наградил его титулом «египетского Мольера». Однако вскоре благосклонность сменилась недовольством: в пьесе «Родина и свобода» Исмаил усмотрел оскорбление своей персоны и всего хедивского двора, и театр был закрыт.

В середине 70-х годов двое эмигрантов из Сирии — журналист Адиб Исхак и племянник первого арабского драматурга Салим Наккаш — открыли арабский театр в Александрии. В репертуаре этого театра были обработанные еще Маруном Наккашем комедии Мольера (особенным успехом пользовался «Скупой») и выполненные руководителями театра переводы классических французских трагедий: «Андромахи» и «Федры» Расина, «Горация» Корнеля и др.

В сирийских городах профессионального театра еще не было, однако в любительских кружках и в Сирийском просветительском обществе в 60—70-х годах спектакли ставились часто. Так, в Дамаске в 1868 г. была поставлена пятиактная трагедия в стихах поэта Ибрахима Ахдаба (1826—1891) «Александр Македонский», в которой, по оценке А. Е. Крымского, больше авторской фантазии, чем истории; более удачной работой Ахдаба он считает драму «Ибн Зайдун в Андалусии».

Как драматург выдвинулся и Салим аль-Бустани, который писал пьесы на исторические сюжеты и перевел трагедию Шекспира «Отелло». Наибольшей известностью пользовалась его стихотворная драма на традиционный сюжет о Маджнуне и Лейле — «Кайс и Лейла», написанная под несомненным влиянием «Ромео и Джульетты». Пьеса была поставлена деятелями Сирийского просветительского общества в Бейруте в 1868 г.

Десятилетие спустя в бейрутском литературно-драматическом обществе «Захрат аль-адаб» («Цветок литературы») была с успехом представлена еще одна трагедия, содержание которой заимствовано из старинной арабской легенды — «Мужество и верность» Халиля аль-Языджи (1856—1889), младшего брата поэта Ибрахима аль-Языджи. В основе трагедии лежит известный бродячий сюжет (поручительство за друга, осужденного на казнь и попросившего отсрочки). Трагедия эта написана высоким стилем и, несомненно, под влиянием драматургии французского классицизма, вплоть до соблюдения трех единств. Впервые она была опубликована в 1884 г.

В 80—90-е годы продолжается развитие обеих линий драматургии — и комедии нравов (с использованием разговорного языка), и высокой трагедии. В области комедии следует отметить египтянина Мухаммада Османа аль-Джаляля (1829—1898). Ему принадлежат очень удачные стихотворные переделки комедий Мольера: «Тартюф», «Ученые женщины», «Школа мужей», «Школа жен». Действие всех пьес перенесено в Каир XIX в. Они написаны на разговорном языке, египетский национальный колорит передается введением соответствующих реалий, топонимики, цитат из Корана, грубоватых народных шуток. Комедии эти при жизни аль-Джаляля на сцене не ставились.

Аль-Джаляль переводил и классические трагедии: «Александр Великий», «Эсфирь», «Ифигения» Расина; «Сид» и «Гораций» Корнеля. Особенно же прославился стихотворными переводами и переделками европейской драматургии ливанский эмигрант в Египте Наджиб аль-Хаддад (1867—1898), который перевел «Царя Эдипа» Софокла, «Сида» и «Цинну» Корнеля, «Федру» и «Беренику» Расина, «Ромео и Джульетту» Шекспира, «Эрнани» Гюго и др., а также сам написал две исторические трагедии: «Салах ад-дин Айюбид» (сюжет заимствован из «Талисмана» В. Скотта) и «Месть бедуинов» — из доисламской истории.

Аль-Хаддад в своем творчестве понемногу освобождается от канонов классицизма — он отходит от правила трех единств и вносит в трагедии определенную сентиментальную струю. До первой мировой войны его произведения были излюбленными пьесами египетского театрального репертуара.

614

ИРАКСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

В конце 50-х годов XIX в. в экономике Ирака произошли положительные сдвиги. К этому времени на мировых рынках увеличился спрос на экспортную сельскохозяйственную продукцию, что привело к развитию сельского хозяйства. Рост внешней торговли и транзита стимулировал определенный подъем культуры. В стране открывались новые школы. Возрастающую потребность в литературе уже не могли удовлетворить рукописные сочинения. В 1856 г. были основаны первые иракские типографии: мусульманская в Кербеле и христианская в Мосуле.

Существенное воздействие на умонастроения иракской интеллигенции оказал султанский манифест от 18 февраля 1856 г., в котором делался упор на различного рода экономические мероприятия и религиозное равноправие. Зарождающаяся иракская интеллигенция по мере сил поддерживала экономические, административные и культурные реформы. Примечателен в этом плане, например, трактат высокопоставленного басрийского чиновника, увлекавшегося богословием и поэзией, Ахмада аль-Ансари (1803—1885) «Содействие в разъяснении положений в Басре» (1861). Этот трактат пронизан духом гражданского служения и просветительскими идеалами. Аль-Ансари призывал турецкого наместника в Басре руководствоваться во всех делах управления чувством справедливости, защищать население от произвола недобросовестных чиновников и разбоя хозяйничающих повсеместно шаек преступников, открывать школы, поощрять науки, возводить ирригационные сооружения. В этом своде наставлений аль-Ансари напоминал наместнику, что справедливое управление вверенной ему областью он должен рассматривать как свой гражданский долг. В борьбе против османского деспотизма аль-Ансари приходилось использовать обходные пути: предлагая свои реформы, он убеждал, наместника, что они не только не направлены против устоев Османской империи, но, напротив, укрепляют их.

Просветительские идеи аль-Ансари поддерживали поэты из его окружения. Эти идеи оказывали значительное влияние на общественное сознание в Ираке, а также на характер литературы. Писатели стали обращаться к новым темам. Так, в рукописном диване «Лучшее противоядие в руках того, кто хорошо распознает добро и зло» (изд. в Каире, 1896) Абд аль-Баки аль-Омари (1790—1862), следуя архаичным жанровым формам и традиционной тематике, затрагивает тему влияния проникавших в Ирак достижений цивилизации Нового времени. В диване помещено одно из первых на Арабском Востоке стихотворений, посвященных техническим достижениям: открытию телеграфной линии между Стамбулом и Багдадом в 1861 г. После появления этого произведения иракские поэты стали пропагандировать в своем творчестве технический прогресс. Так, Ибрахим ат-Табатабаи (1832—1901) и Джаафар аш-Шарки (1842—1892) описали паровой трамвай, пущенный в Ираке. Однако такие стихотворения, созданные по принципам средневековой поэтики, давали весьма отдаленное представление о технических новшествах. Новые темы не укладывались в рамки старой традиции. Эти стихотворения скорее напоминали шарады. Открытие телеграфных линий в Ираке даже вызывало попытку создать новую жанровую форму в поэзии. Называлась она «баркиййат» (стихи телеграфом) и состояла из двух рифмующихся строк-бейтов. В немногих словах поэт должен был передать по телеграфу конкретное сообщение. Изобретателем баркиййат считается иракский поэт Мухаммад аль-Казвини (ум. 1916). Тематика его произведений в этом жанре разнообразна: панегирики, элегии, поздравления, просьбы о прорытии каналов и постройке плотин на Евфрате и т. п., обращенные к высокопоставленным турецким вельможам. Обмен стихами по телеграфу стал одно время модным в Ираке, тем не менее жанр не был долговечен.

Наряду с просветительскими тенденциями, стремлением обновить формы, в иракской поэзии второй половины XIX в. продолжали сохранять свои позиции традиционные направления, также оказывавшие значительное воздействие на духовную жизнь Ирака.

Недовольство иракских поэтов турецким господством выражалось в русле шиитских настроений. Посмертный культ шиитских мучеников (особенно Али и его сына Хусейна) был чрезвычайно распространен в Ираке. На протяжении столетий шииты требовали избрания халифом одного из потомков Али. Такие требования воспринимались турецкой суннитской верхушкой не столько как религиозная ересь, сколько как враждебная политическая агитация. А призыв к отмщению за великомучеников звучал для шиитских масс как призыв к освободительной борьбе против турецких поработителей. Шиитские идеи активно поддерживали

615

в своем творчестве те арабские поэты, которые считались алидами, т. е. согласно семейным преданиям вели свое происхождение от Али. Такие поэты носили почетный титул сейиды, т. е. ведущие род от Мухаммада. Видное место среди них занимал сейид Хайдар аль-Хилли (1830—1887). В его диване «Уникальная жемчужина...» (Бомбей, 1885) представлены многие жанры классической арабской поэзии, однако славу поэту принесли его элегии, окрашенные в пессимистические тона. В стихах, пронизанных религиозным пафосом и зовущих к самопожертвованию в бою, сейид Джаафар аль-Хилли (1861—1898) и сейид Абд аль-Мутталиб (ум. 1920) выражали решимость начать освободительную войну против стамбульского правительства ради возвращения шиитам их прав на религиозное верховенство и политическую власть.

Противодействуя шиизму, османские власти всячески поддерживали суфийские ордена в Ираке. Распространению суфийских доктрин способствовали многие поэты. Темами их религиозных гимнов и лирики служили различные эпизоды из жизни основателей суфийских сект, мистическая эротика. Образная система иракских суфийских поэтов традиционна. Так, большинство стихов Ибрахима ат-Табатабаи, написанных в суфийской традиции, имеют два плана. Первый план тематически связан с традиционными жанрами, но за внешним покровом образов стихов проступает второй план, отражающий суфийские воззрения автора.

Учеником ат-Табатабаи был крупнейший арабский поэт Абд аль-Мухсин аль-Казыми (1865—1935), получивший на Арабском Востоке почетное звание Поэт арабов. Ранние стихи аль-Казыми — «Иракиййат» («Созданные в Ираке» — до эмиграции в Египет в 1897 г.) — написаны в четырех традиционных жанрах: любовные стихи, панегирики, самовосхваления, элегии. В человеке поэт видел только три добродетели: образованность, щедрость, смелость. В самовосхвалениях эти качества поэт приписывал себе и своим близким. В ряде его панегириков «хвалимые» предстают полководцами мусульманских армий в период завоевательных походов ислама, оммейядскими или аббасидскими халифами, они изображены бесстрашными воинами, которые одерживают победы в грандиозных сражениях, устраивают многолюдные пиршества. В действительности же то были скромные люди, занимавшиеся мелкой торговлей или религиозным преподаванием в школах при казымийских мечетях. Многие из них жили в удручающей бедности, не всегда могли поесть досыта и накормить семью.

В Казымийе, как и в других арабских «священных городах», чуть ли не ежедневно совершались религиозные церемонии, на которых поэты соревновались в своем мастерстве. На таких публичных чтениях ценители поэзии заметили талант молодого аль Казыми, мастерски сплетавшего из лексикона бедуинских племен и архаизмов традиционалистские касыды.

Новые нотки в творчестве аль-Казыми появились после встречи с выдающимся политическим деятелем, реформатором ислама и просветителем Джамалем ад-Дином аль-Афгани (1839—1897), который в 1891 г. посетил Ирак и тайно встречался с местными улемами. После бесед с аль-Афгани в стихах аль-Казыми стали звучать просветительские идеи.

Аль-Казыми, подобно другим поэтам XIX в., придерживался форм, стиля и тематики старой литературы. Богатая синонимия, как и в средневековой арабской поэзии, была следствием того, что городская поэзия продолжала вбирать лексику из различных племенных диалектов. Однако в это же время в иракской литературе появились первые признаки отхода от средневековой идейно-художественной традиции. Лучшая часть иракских литераторов пропагандировала идеи национально-освободительной борьбы и арабского просветительского движения.

615

КУРДСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Во второй половине XIX в. в курдском обществе происходят значительные социальные изменения: начинается процесс разложения племенной организации, выделяется сильная аристократическая верхушка, захватывающая обширные земельные наделы, усиливается власть представителей курдского духовенства, которые, будучи крупными феодалами-землевладельцами, получили еще от турецких властей неограниченные полномочия судей и казначеев.

Усилившиеся налоги и мобилизации в турецкую армию пали тяжелым бременем на плечи измученного голодом, болезнями и крайней нуждой курдского народа. Все это вызывало массовый протест. Восстания Бедыр-хана, Йезданшира, Обейдуллы и др. явились крупными событиями в истории Ближнего Востока второй

616

половины XIX в. Эти восстания каждый раз жестоко подавлялись османскими и иранскими властями при поддержке иностранных держав (главным образом Англии).

В трудное для курдского народа время его стремления и надежды находили свое выражение в поэзии. Певцом и вдохновителем курдских восстаний был замечательный поэт Хаджи Кадыр Койи (1816—1894). В его творчестве четко выделяются два рода произведений — стихотворения в стиле классической поэзии и стихи на социальные темы. В первых Койи выступает как большой мастер стиха, владеющий сложным искусством художественных приемов и выразительных средств курдской классической поэзии. Язык его стихов, в которых он затрагивает общественные проблемы, прост и ясен. Адресуя их народу, поэт стремится всячески упростить стиль своих произведений, очистив их, с одной стороны, от арабизмов и персизмов, а с другой — от сложных малопонятных образов классической поэзии.

В своих произведениях Кадыр Койи в ярких красках обрисовывает картину современного ему общества и показывает истинное лицо правителей Османской империи. Обличения поэта поражают смелостью: «[Турецкие] правители препятствуют прогрессу. // Кази ворует среди бела дня. // Везиры и векили — волки. // А народ — стадо!»

Кадыр Койи мечтал об освобождении курдов из-под гнета Османской империи и о создании Курдистана, в котором процветали бы науки и искусства, царили бы справедливость и равноправие. Поэт указывал основные вехи на пути осуществления этой мечты: уничтожение межплеменной розни, объединение племен, ликвидация неграмотности, просвещение и, наконец, вооруженная борьба.

События, связанные с «эпохой реформ» (Танзимат) в Турции, оказали благотворное влияние на творчество Кадыра Койи, который понял, какую огромную роль играет просвещение в судьбах народов. Поэт с восхищением говорит о последних достижениях науки в Европе, призывая курдский народ овладевать живыми, полезными знаниями:

Овладевайте ремеслом, познавайте науку,
Что вам до того, кто создал ее — неверный, индус или еврей?
Рая заслуживают не (погрязшие в невежестве) пастухи овец и быков,
А те, кто овладевает наукой и знаниями.

Поэзия Кадыра Койи знаменует новый этап в развитии курдской классической литературы. Наряду с общими чертами, объединяющими поэтов-просветителей Востока, она имеет и свои особенности: революционный пафос и глубокий интернационализм, выразившийся в поддержке национально-освободительной борьбы всех угнетенных народностей.

Такие поэты, как Мела Хамдун (1853—1915) и Ахмед Джелили (1834—1904), также отражали в своих произведениях политические события и общественные явления описываемого периода. Особенное значение имело творчество основоположника курдской сатирической поэзии Резы Талебани (1842—1910), направленное в основном против османского господства, социальной несправедливости.

Творчество Талебани отмечено известной противоречивостью: будучи сыном одного из видных руководителей суфийской секты, Талебани посвящает немало хвалебных стихов суфийским шейхам, но в то же время он не мог не видеть лицемерия тех из них, кто использовал религию в своих корыстных целях:

Шейхи должны отсыпаться по утрам, как и волки (утомленные ночным разбоем).
Для того, чтобы (люди) говорили: «Шейх — подвижник и по ночам бодрствует, творя молитву».

Сатирические произведения Талебани сыграли значительную роль в развитии современной демократической курдской литературы, а также в формировании прогрессивных взглядов в курдском обществе.

В этот период в курдской поэзии существовало и другое направление. Поэты, примыкавшие к нему, предпочитали замкнуться в рамках интимной лирики и религиозно-мистической поэзии. К их числу можно отнести Салими Сена (1846—1909), Маджди (1849—1925), Махви (1830—1909), Харика (1865—1909) — замечательного мастера стиха, проникновенного лирика, стихи которого имеют большую художественную ценность, и Адаба Мисбах-ад-Дивана (1859—1916) — крупнейшего лирика, воспевшего в своих стихах земную любовь, человеческие чувства, природу и радости жизни. Их творчество не отразило ни насущных задач, стоявших перед курдским обществом, ни новых общественно-политических и литературных веяний.

В целом курдская литература второй половины XIX в. продолжала традиции литературной школы Нали (начало XIX в.). Она характеризуется дальнейшим развитием просветительских идей, сатирической поэзии, антиклерикальных и патриотических мотивов, усилением социально-политической направленности и тенденции к очищению курдского литературного языка и, наконец, зарождением революционного духа, ставшего доминантой творчества курдских демократических поэтов XX в.

617

ПЕРСИДСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Во второй половине XIX в. экономическое положение Ирана продолжало ухудшаться. Крестьянские антифеодальные восстания вызвали глубокий хозяйственный кризис в стране.

В это же время усиливалось проникновение иностранного капитала и происходило превращение Ирана в полуколонию империалистических держав, выкачивавших из страны дешевое сырье и превращавших ее в рынок сбыта своих товаров. Этот процесс приводил к разорению мелких и средних производителей. Появление иностранных концессий, смешанных промышленных обществ, банков, строительство фабрик, заводов, внедрение телефона и телеграфа — все это содействовало еще большему развитию связей с европейскими государствами, способствовало формированию буржуазной идеологии и усиливало движение против феодальных порядков, тормозивших развитие страны.

Наиболее дальновидные представители иранской интеллигенции того времени стали говорить о необходимости покончить с феодальной отсталостью и осуществить реформы, которые обеспечили бы прогрессивное развитие во всех сферах хозяйственной, административной и культурной жизни страны.

Сложная социально-политическая обстановка получила свое отражение в литературе. Во второй половине XIX в. в персидской литературе уже существовали две основные тенденции: панегирическая аристократическая, которая сильно поблекла и вырождалась, и оппозиционная, просветительская, набиравшая силы и становившаяся доминирующей по мере развития и укрепления идеологии национально-освободительного и демократического движения в Иране.

Основные задачи персидской просветительской литературы этого периода оставались прежними, но деятельность литераторов по «просвещению умов иранцев» стала теперь более целеустремленной. Для осуществления своих идей они считали необходимым внедрять светское образование и проводить прогрессивные реформы в экономике страны (изменить налоговую систему, административное управление, развивать национальную промышленность, строить железные дороги, плотины, больницы, школы, высшие учебные заведения и т. п.).

Прогрессивные литераторы начали выпускать популярные книжки по природоведению, географии, истории. Кроме того, они издавали газеты, пользовавшиеся большим успехом в крупных городах Ирана. Когда же правительство ввело цензуру и начало преследовать редакторов газет за пропаганду просветительских идей, прогрессивные газеты на персидском языке с характерными названиями появились за рубежом: в Константинополе «Ахтар» — «Звезда» (1875—1896), в Лондоне «Канун» — «Закон» (1890—1892), в Каире «Хекмат» — «Мудрость» (1892), «Парвареш» — «Воспитание» (1900) и пр., в Калькутте «Хабль оль-матин» — «Крепкие узы» (1893). В этих зарубежных изданиях, которые тайно переправлялись в Ирак, осуждался произвол шахских министров и губернаторов, притеснявших народ и совершенно не заботившихся о его интересах, наглядно показывалось, какую пагубную роль играет иностранный капитал в Иране, присваивая его богатства и обрекая народ на нищету.

Как правило, частные прогрессивные газеты издавали прозаики и поэты, которые сами готовили основную часть номера. Например, известный поэт-просветитель Мирза Садек-хан Адиб оль-Мамалек Фарахани (1861—1917) в 1896 г. начал издавать в Тебризе газету «Адиб» («Писатель»), затем он сотрудничает в тегеранской газете «Иран-есолтани» («Державный Иран»), издает в Баку на персидском языке приложение к газете «Эршад» («Наставление»).

Право издателя и редактора давало Адиб оль-Мамалеку большие возможности в стихах и прозе «открывать людям глаза на жизнь». Им опубликовано большое количество стихов, в которых он пишет о бедности и нищете, о произволе чиновников, призывая бороться за правду и справедливость, за прогресс, за развитие просвещения, культуры и литературы. Он приветствовал идею ограниченной монархии. Изданный позже в Иране полный диван Адиб оль-Мамалека свидетельствует о том, что он не отступил от традиционных поэтических канонов, но его стихи, написанные просто и ясно, наполнены большим социальным смыслом.

Но вернемся к характеристике персидской поэзии более раннего периода — второй половины века.

В одном ряду с Ягма Джандаки стоит творчество Абу-Насра Фатхоллы-хана Шейбани (1826—1891). Он продолжает линию Ягма Джандаки, однако более целеустремленно, чем его предшественник, критикует деспотические шахские порядки.

618

Фатхолла-хан Шейбани происходил из знатной и богатой семьи Кашана. Судьба поэта оказалась печальной. Поместья, доставшиеся ему по наследству, были бесцеремонно отняты. Потеряв надежду добиться правды у шаха, Шейбани на склоне лет уезжает в Стамбул, где в то время находили убежище оппозиционно настроенные к иранскому шаху писатели и политические деятели.

Находясь в недосягаемости, Шейбани мог писать и печатать смелые стихи, беспощадно критикуя иранскую действительность.

Поэт оставил значительное поэтическое наследство. Писал Шейбани в классическом стиле, но содержание многих его стихотворений значительно отличается от произведений его предшественников трезвостью и смелостью мысли, горькой правдой о положении в его стране:

Возлюбленная в смятении и локон друга в смятении,
Страна в смятении, сам шах в смятении.
...................
Сад в смятении, кипарис и сосна в смятении,
Государство в смятении, трон и корона в смятении.

Так прямо говорить о печальном состоянии страны, резко критиковать шаха и его систему правления до Шейбани не осмеливался ни один иранский поэт.

Большую роль во второй половине XIX в. играло переводческое дело в Иране. Так, художественные и философские произведения родоначальника азербайджанской реалистической литературы, великого просветителя Мирзы Фатали Ахундова (1812—1878), его литературно-критические статьи и письма оказали большое воздействие на иранскую интеллигенцию. Особенно большое значение имели пьесы М. Ф. Ахундова, которые вместе с философской повестью «Обманутые звезды» и «Рассказом о Юсиф-хане» были в 1877 г. переведены на персидский язык. Произведения М. Ф. Ахундова привлекали внимание молодой иранской интеллигенции, потому что в них автор выступал против феодальной отсталости, произвола и насилия правящей верхушки, фанатизма духовенства.

Одним из последователей Мирзы Фатали Ахундова был просветитель Мирза Ага-хан Кермани (1853—1896), написавший в подражание «Трем письмам» Ахундова два трактата («Три письма», «Сто обращений») и много других произведений, в которых он резко критикует одряхлевший феодальный строй, самодержца-шаха, мракобесие, неограниченный произвол и тиранию Носер эд-Дин-шаха и его окружения, а также и духовенство. Автор выдвигает и программу перестройки иранского общества на основе либерально-буржуазных принципов, требуя проведения коренных реформ в области экономики, культуры и просвещения.

Характеризуя творчество Кермани, известный современный иранский литератор Ф. Адамият справедливо пишет, что его произведения «имеют наряду с социальным смыслом литературную и художественную ценность... Выступление Кермани против традиционных персидских стихов (речь идет об эпигонах и о поэтах-панегиристах. — Д. К.) потому и имело смысл, что он сам был силен в этом виде искусства». Кермани выступал в защиту иранской женщины. Он требовал ее равноправия с мужчиной во всех сферах жизни.

Бескомпромиссная и активная позиция Кермани вызвала ярость шаха и его окружения. Угрозы и преследования шахских властей заставили Кермани покинуть Тегеран, и он выехал в Турцию. Но по требованию иранского правительства Кермани был выдан турецкими властями. По пути в Тегеран он был зверски убит в Тебризе.

Пропагандируя науку, знание и светское образование, просветители расшатывали устои религии, хотя и стремились использовать ее в своих целях: борьба против тирании, отсталости и невежества велась часто под религиозной оболочкой. Так, широко была известна в Иране, а потом и за его пределами книжка под названием «Правдивый сон». По косвенным данным, «Правдивый сон» — плод коллективного труда иранских проповедников Сеид Джамал эд-Дина, Насролла Бехешти Малек оль-Мотакаллемина и двух других лиц. После долгих мытарств книжка была впервые опубликована на персидском языке, как ни странно, в Петербурге, и хотя это произошло в январе 1903 г., но написана она была задолго до этого и в рукописном виде переходила из рук в руки. В этой книжке сообщается, что человек, от имени которого ведется повествование, после трудов праведных заснул, и ему представилась долина Страшного суда, где он повстречал очень почтенных людей так хорошо знакомого ему города Исфагана. Первым попал в поле его зрения шейх города, перед которым на земле все падали ниц, а здесь, в потустороннем мире, он держал ответ за все свои деяния и поступки. При этом выясняется, что преподобный шейх, превратившийся теперь в слабого и презренного человека, запрещал просвещать людей, развивать науки, распространять знания, притеснял народ, занимался стяжательством. За свои дурные поступки этот шейх попал в ад. Не пощадили в день Страшного суда и принца Зелль ос-Солтана, наместника шаха в Исфагане, и многих вельмож.

619

В заключение человек просыпается и в подробностях рассказывает сон своему товарищу, который восклицает: «Друг мой, да ведь все, что ты рассказал, соответствует действительности нашей, здесь нет никакого преувеличения».

На персидком языке была опубликована книга анонимного автора «Беседа иранского путешественника с индийцем». В предисловии отмечено лишь, что свои наблюдения автор начал вести в 1884 г., а уже в 1894 г. стал печатать эту книжку частями в периодической печати. Форма построения этого произведения несколько иная. Разговор, который временами принимает характер спора двух лиц, касается сугубо светских и очень актуальных социальных проблем. Иранец подробно рассказывает индийцу, например, о том, что в Иране существует много различных видов обременительных налогов, о варварских методах суда. О многом еще другом рассказывал иранец, а индиец каждый раз удивлялся существующему произволу в Иране и сообщал своему собеседнику о том, какая система управления государством, какие законы, какое отношение к подданным и тому подобное существует в европейских странах, в частности в Англии.

Нетрудно себе представить, какое воздействие на умы людей того времени оказывали подобные произведения.

Персидская литература 50—90-х годов сделала существенный шаг вперед в своем развитии и подготовила почву для появления более зрелых произведений к началу XX в.

619

АФГАНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

К середине XIX в. Афганистан в результате внутрифеодальных междоусобиц и захватнической политики английских колонизаторов полностью утратил былое могущество Дуранийской державы и распался на ряд самостоятельных уделов. Но тенденции объединения страны в централизованное феодальное государство и сопутствовавшая этому процессу активизация общественно-политической и литературной жизни стали проявляться особенно ощутимо в 60-е годы, когда впервые появились еще очень слабые ростки новых веяний в литературе, из которых впоследствии начинает вызревать раннее афганское просветительство.

Будучи феодально-аристократической по своему характеру и социальной принадлежности авторов, письменная литература Афганистана к этому времени оказалась, по существу, в плену застывшей традиционности. В поэзии преобладали хвалебные касыды правителям удельных княжеств, написанные в манере подражания традиционному панегирику (произведения Фаиз Мухаммада Ахундзада, Мирзы Мухаммад-джана и др.). К поэтическому творчеству обращались и сами представители ханской верхушки, использовавшие в своих стихах канонические размеры и художественные средства. Наиболее характерными в этом отношении были стихи Сардара Ахмад-хана (1827—1897), сына эмира Афганистана Дост Мухаммад-хана.

Исключительно сильными в литературе были клерикальные мотивы, получившие конкретное воплощение в многочисленных богословских трактатах, в различных толкованиях ортодоксальных догм и воззрений, а также в прозаических и поэтических сочинениях, проникнутых религиозным мистицизмом (произведения Дост Мухаммада Хаттака, Бавал-хана, Мурада Али Камави и др.). Дальнейшее развитие в этот период получила традиция создания исторической хроники, непосредственно восходящая к сочинениям подобного рода эпохи дуранийских шахов (вторая половина XVIII в.) и далее — к генеалогическим преданиям афганцев. Историческая литература пополнилась работами Султана Мухаммада Халиса Абдали, Нур Мухаммада Кандагарая Нури, Мирзы Якуба Али Хафи Кабули и др.

Но, по свидетельству афганских авторов, и в эту страну, пребывавшую в оковах замкнутости, раздираемую внутренними неурядицами и испытавшую на себе совсем недавно вражеское нашествие в период первой англо-афганской войны 1838—1842 гг., стали также проникать сведения о промышленной революции в Европе, о существенных изменениях, которые происходили в общественной, экономической и культурной жизни многих государств. Среди афганских правителей того времени одним из первых, по-видимому, глубоко осознал необходимость широких преобразований в рамках феодального государственного устройства эмир Афганистана Шер Али-хан (1863—1879).

Немногое из намеченных Шер Али-ханом реформ оказалось в тех условиях реально осуществленным. Важную роль в укреплении новых веяний сыграло развитие печатного дела и появление первых афганских периодических изданий. В 1867 г. в стране начал издаваться

620

первый журнал «Кабул», а в 1871 г. — первая в Афганистане газета «Шамс ун-нахар» (выходила два раза в месяц). В это же время было предпринято издание литографских печатных книг.

Среди самых ранних публикаций кабульского литографского производства встречается несколько работ острополемического характера, посвященных критике отступлений от ортодоксального ислама. Хаким Чатин Шах и кази Мухаммад Исхак-хан опубликовали трактат «Слияние двух морей, или Сопоставление нового мышления со старым». В 1875 г. была издана книга самого эмира Шер Али-хана «Небесная стрела против вероотступников». Эти публикации явились, по существу, отголосками происходивших диспутов, имевших не столько абстрактно теологический характер, сколько актуальный для того времени политический смысл.

Дальнейшему развитию книгопечатания помешала вторая англо-афганская война 1878—1880 гг., развязанная колонизаторами и принесшая стране новые лишения, — пришли в упадок торговля, ремесла, погибли многие культурные ценности. Только через двадцать с лишним лет в Афганистане вновь стала выходить газета.

В 1880 г. эмиром стал Абдуррахман-хан, его правление страной продолжалось до 1901 г. В этот период Афганистан превратился в централизованное феодальное государство. Следуя сознательно проводимой политике изоляции соотечественников от внешнего мира, новый эмир всячески стремился превратить Афганистан в «закрытую страну». Укреплению экономических и культурных связей афганцев с соседними странами препятствовали в свою очередь и английские колонизаторы, которым удалось в результате закончившейся войны взять под контроль внешнюю политику государства.

Важнейшим явлением во внутриполитической и идеологической жизни Афганистана этих лет вплоть до конца XIX в. оказалась широкая проповедь идей феодально-монархического национализма, своего рода теоретического обоснования неограниченной светской и духовной власти монарха, олицетворявшего собой важнейшие принципы феодально-абсолютистского государства.

При эмире Абдуррахмане вышло в общей сложности свыше сорока книг различного содержания. Среди них первое место, естественно, занимали публикации эмира по вопросам природы и существа абсолютистской власти: «Книга наставлений, светских и религиозных» (1885). «Слова правителя государств, касающиеся провозглашения священной войны» (1887), «Укрепление веры» (1888), «Зерцало разума» (1893) и др.

Важнейшие отличительные черты литографированных изданий на втором этапе афганского книгопечатания — обращение к светским сюжетам и публикация произведений художественной литературы. Выпуск этих книг осуществлялся по личному указанию эмира, выступавшего цензором и редактором всех предназначавшихся к печати сочинений. С обширными примечаниями и комментариями Абдуррахмана вышла в 1900 г. «Биография Наполеона первого», что свидетельствовало о повышенном интересе эмира к личности французского императора. Столь же неслучайным был выбор книги «Калила и Димна», в которой излагались дидактические советы и наставления правителями. В избранных отрывках это произведение было напечатано под названием «Зерцало мира». Личными вкусами кабульского правителя были обусловлены издания в 1887 г. «Дивана» кандагарской поэтессы Айши Дурани (конец XVIII — первая половина XIX в.), а в 1897 г. — поэмы Джами «Юсуф и Зулейха» в переводе на язык пушту. Из поэтов — своих современников эмир Абдуррахман выделил лишь Рахмата Бадахши (род. 1863), автора традиционных по стилю и содержанию стихов (его Диван» изд. в 1894 г.). Афганская письменная литература в конце XIX в. еще не обрела широкого общественного звучания и не отличалась высокими эстетическими достоинствами. Но художественная словесность афганцев продолжала развиваться в устном творчестве народа, в произведениях местных сказителей. Живой отклик получали в стихах и песнях события политической жизни страны. Освободительная борьба с английскими оккупантами определила содержание афганской народной поэзии в это время. Наряду с патриотической темой в народнопоэтических жанрах были широко представлены излюбленные мотивы любовной лирики.

Литературы Южной и Юго-Восточной Азии [второй половины XIX в.]

621