Политическое учение Л. - А. де Бональда

Более последовательным и «ортодоксальным» традиционалистом является другой французский мыслитель, современник и единомышленник Ж.де Местра, Луи – Амбруаз виконт де Бональд (1753 – 1840). Его работы отражают точку зрения наиболее воинственных ультрароялистов, которым режим бурбоновской Реставрации казался чересчур «либеральным» и которые с 1825 г. (начало царствования Карла Х) открыто взяли курс на пересмотр основных положений Хартии 1814 г. Л. де Бональда можно считать одним из идеологов этого направления. С момента возвращения Бурбонов и на протяжении почти полутора десятилетий он успешно сочетал политическую деятельность с занятиями философией и публицистикой. В отличие от де Местра, он никогда не стремился шокировать читателя и всегда был достаточно однообразен и предсказуем.

Французскую революцию де Бональд встретил зрелым человеком с уже устоявшимся политическим мировоззрением. Он открыто выступил в защиту старой монархии, сражался в армии принца Конде против революционных войск, а затем был вынужден бежать из страны. В 1808 г., используя сочувственное отношение к своей особе со стороны Наполеона, де Бональд вернулся во Францию и получил место в Министерстве народного просвещения, в 1814 г. был избран в палату депутатов, где почти сразу же стал одним из лидеров роялистской ультрамонтантской партии. Он пользовался авторитетом в среде бывших эмигрантов, и при обсуждении многих законопроектов его слово было решающим. Последнее, в частности, позволило ему выступить инициатором принятия ряда репрессивных законов. Так, в частности, в 1816 г. по его инициативе был принят закон, запрещающий разводиться, а в апреле 1825 г. он настаивал на необходимости принятия закона, предписывающего применять к проникшему в церковь и осквернившему святые дары преступнику «казнь отцеубийц»: отсечение кистей и обезглавливание. В 1823 г. де Бональд был, был назначен пэром. После июльского восстания 1830 г. виконт отказался присягнуть новой Орлеанской династии и удалился в свой родовой замок Муна, где и провел остаток дней.

Как писатель и философ, де Бональд мало заботился о том, чтобы его теоретические построения были обоснованными, имели логичную и стройную форму. Сам метод его философствования был сугубо схоластическим, а игра в понятия часто становилась самоцелью. Всю политическую теорию он стремился ввести в рамки Священного писания и свести к 2 – 3 формулам. Основные его политико-правовые произведения – «Теория политической и религиозной власти» (1796), «Первичное законодательство» (1802), «Философские изыскания» (1818).

Ключевую идею своего учения – идею прочности и незыблемости монархической власти – он обосновывал с помощью почерпнутого из христианской теологии и довольно своеобразно истолкованного принципа Троичности. Согласно де Бональду, каждое социальное и природное явление распадается на три части: причину, орудие и следствие. В общественной жизни эта триада принимает форму «власть – слуга – подданный». Троична система «душа – разум – тело» в человеке. Троична семья, которую составляют муж (власть) – жена (слуга) – ребенок (подданный). Аналогичным образом «троичность» государственности подразумевает существование абсолютного государя (власти), дворянства (слуг) и народа (подданного). При этом в рамках любой такой триады власть господствует над своими подданными и ограничена лишь стоящей над ней более могущественной властью. Так, например, неограниченная власть государя над вассалами и подданными подотчетна лишь Богу. В политике де Бональд является апологетом принципа безальтернативности: «… Почитатели Аристотеля говорят нам, что он изучил более 150 конституций, как будто существует более двух конституций, одной хорошей и одной плохой: первая состоит в единстве; вторая – в дроблении власти».

Столь же неприемлемой для Бональда является идея эволюции - как в философии, так и в политике. Он настаивает на том, что человек был не в состоянии изобрести язык, письменность, различные виды искусства, моногамный брак и прочие ценности, составляющие достояние цивилизации. Все перечисленное, согласно де Бональду – творения Бога, от которого человек получает все мыслимые и немыслимые блага. Общество и государство также не являются творением рук человека, и на сегодняшний день мы имеем тот же политический порядок, который был установлен Богом при сотворении мира. Такой подход вполне очевидно ставит под сомнение любое реформаторство – ведь посягательством на Божественный миропорядок можно счесть любое стремление к обновлению в самой «неполитической» сфере жизни. Примечательно, что этот принцип де Бональд последовательно отстаивал и в повседневной жизни. Так, например, будучи членом департаментского совета, он активно выступал против строительства там железной дороги не по каким – либо практическим соображениям, а из принципа. Такие социальные нововведения, как телеграф, кредитные учреждения и даже сами города он изначально был склонен считать измышлениями дьявола.

Со враждебных реформизму позиций подходил де Бональд и к анализу истории и современного ему политического устройства Франции. В своей книге «теория политической и религиозной власти» он стремится доказать, что до 1789 г. Франция имела «неписанную конституцию» и негласные вольности, делавшие ее самым свободным государством Европы. Де Бональд, в частности, ссылается при этом на особое положение магистратуры, заставлявшей считаться с собой даже королей, на открытость французского дворянства, регулярно пополнявшего свои ряды за счет разбогатевших разночинцев и протеже знатных покровителей. Одновременно Бональд отмечает характерный для интеллектуальной жизни дореволюционной Франции дух «своеобразной свободы», поддерживаемый не столько законами, сколько традициями. Для подтверждения этой мысли он ссылается на тот факт, что многие произведения издавались и циркулировали во французском обществе вопреки формальным запретам. Генеральные штаты – учреждение, по отношению к которому Бональд не испытывал особого пиетета – являлись, по его мнению, свидетельством гибкости монархии, имевшей на крайний случай «набор средств» для мобилизации всех сил нации.

Таким образом, по убеждению мыслителя, было вполне возможно постепенное обновление Франции без тех проявлений насилия и жертв, которые принесла с собой революция. Однако, как полагает Бональд (сделавший здесь явную уступку эволюционизму), даже такие изменения были не нужны, поскольку старый режим был в любом случае "либеральнее" и органичнее послереволюционного. Поэтому пределом мечтаний контрреволюционера - аристократа являлись абсолютная монархия и режим, по всем признакам напоминающий средневековую теократическую деспотию (хотя прямо о теократии Бональд и не говорил).

Политический консерватизм стал реакцией на чрезмерный радикализм Великой Французской революции. И если многие идеи этого учения (органицизм, клерикализм, культ неограниченной монархической власти и неприкосновенность сословных привилегий) были отвергнуты последующим развитием политико – правовой мысли, то другие (необходимость уважения к государству и к нормам традиционной морали, допущение лишь постепенных и эволюционных изменений общества, критика уравнительной психологии и чрезмерного индивидуализма) нашли свое продолжение в идеологии либерального консерватизма (или неоконсерватизма), ключевыми разработчиками которой стали А.де Токвиль, Р.Актон, Ф.Хайек, К.Поппер, И.Кристол и др. В современном консерватизме, являющемся результатом сложной эволюции разных идейных течений на Западе, таким образом, органически сочетаются две тенденции: присущее классическому либерализму уважение к свободе отдельного индивида, и традиционная для консерватизма защита таких ценностей, как религия, государство, семья, закон и порядок.

При этом если идеи Э.Берка способствовали развитию либерального консерватизма, то идеи Ж.де Местра и Л.де Бональда легли в основу традиционалистской политико-философской традиции. Ее приверженцы выступают не за сохранение статус – кво и «базовых ценностей», но отрицают сам путь развития западного общества, ценности индустриального общества и массовой культуры (т.е. материальную цивилизацию и капитализм, демократию, светский образ жизни, распространению техники и др.) как сатанинское порождение, ведущее человечество к гибели. Вместо этого политические философы – традиционалисты ХХ века (Р.Генон, М.Вальсан, Ф.Шуон, Т.Буркхардт, М.Элиаде, Г.де Джорджио) призывали вернуться к традиционному сословно – кастовому обществу средневекового типа, вся жизнь которого была бы подчинена следованию высшим духовным ценностям, выраженным в традиционных мировых религиях. Именно в этом видели они единственный возможный путь человечества к спасению.

Политический аспект традиционалистского учения также получил свое развитие в поздних работах известного русского философа Н.А.Бердяева (который продолжил вдохновленную де Местром консервативную линию в русской политической мысли, представленную именами П.Я.Чаадаева и Ф.М.Тютчева). Написанная им в 1923 г. «Философия неравенства» подверг критике идейные установки либерализма, демократии, социализма и анархизма, призывает вернуться к «высшим духовно – нравственным основаниям» общественной жизни и отстаивает принципы «творческого консерватизма». Под многими идеями этого сочинения могли бы подписаться де Местр и де Бональд. Еще ближе по духу к учением французских традиционалистов книга Бердяева «Новое средневековье» (1924), где в качестве идеального общественного строя рассматривается сословно – корпоративная система, во главе которой стоит выделяющаяся своими нравственными качествами элита.

Особый интерес к идейному наследию де Местра и де Бональда проявляют современные европейские «новые правые» – достаточно пестрая группа философов, социологов, историков, писателей, активно проявивших себя в начале 1970 – ых гг. во Франции и частично в Бельгии (А.де Бенуа, Ш.Бресоль, П.Виаль, М.Мармен, А.Гобари др.). В качестве трибуны для распространения своих идей они использовали созданные ими «Клуб друзей Жозефа де Местра», журналы «Л`Орлож” (“Куранты”) и “Элеман” (“Элементы”). Заявляя своей целью “возрождение европейской культуры”, они признавали переживаемый ею глубокий кризис, выражающийся в неспособности к созданию новых духовных ценностей. С целью его преодоления они вполне в местровском духе проповедывали отказ от демократических ценностей, рационалистического (“просвещенческого”) философского наследия, а также проповедывали благотворность социального неравенства и возврат к традиционным национальным ценностям европейских народов (“Европе ста флагов и ста языков”).