Граница вероятного

Когда меня после долгого пребывания в камере-одиночке, сопровождавшегося томительными ночными допросами, конвоир втолкнул в новое помещение, оно показалось мне курортом. Это была большая светлая комната, в которой пребывали человек 15 заключенных, которые встретили меня весьма дружелюбно и предложили положить мой сидор (вещевой мешок) в общее хранилище, а меня самого просили рассказать, за что я арестован.

Мне сообщили, что по традиции, установившейся в этой камере, новоприбывший, когда все лягут спать, должен рассказать какую-нибудь занимательную историю из своей жизни, а если таковой нет, то придумать. Я выполнил это условие с большим успехом. Более того, на следующий день, когда никто новенький не прибыл, я вновь предложил свои услуги рассказчика, и так всякий раз, когда новоприбывших не было или когда им нечего было рассказывать. По постановлению общего собрания за такой труд мне полагалась лишняя порция тюремной баланды.

Такова была обстановка, когда к нам в один день втолкнули нового арестанта. Это был человек лет пятидесяти, одетый в поношенную, но очень добротную одежду, весьма соответствующую образу жизни заключенного. Его появление произвело на нас неприятное впечатление, так как он наотрез отказался сообщить, за что был арестован. Он вообще отказался рассказывать что-либо о себе и устранился таким образом от остального общества и молчаливо сидел в стороне. Когда пришла пора ложиться спать, от него потребовали занимательной истории из его жизни. Тогда он вдруг оживился и сказал, что расскажет действительный случай из собственной жизни, но такой, что никто ему не поверит.

– На Украине это было, я и мой отец (мне было тогда лет 16) работали на прокладке железной дороги. Мой отец был десятником, а я у него вроде адъютанта по разным поручениям. Было лето. Отец послал меня отнести белье рабочих в ближайшее село для стирки.

В селе мне попалась вдова, которая охотно приняла заказ на стирку. Когда сговорились о цене и обо всем прочем, вдова пригласила пить вместе с ней и дочерью чай. Я не отказался, сели за самовар. Пьем. И тут я увидел висящий на стене расшитый странным узором пояс. Я заинтересовался его странным видом. Вместо объяснения, мне предложили примерить его на себе, в этом охотно мне помогала дочка. Потом я увидел, что она, глядя на меня, старается удержаться от смеха.

Я взглянул на себя и обомлел: я перестал быть человеком и превратился в волка с серой шерстью на теле и с когтистыми лапами вместо рук. Мало того, мышление мое изменилось и стало волчьим. Сидеть за чайным столом в комнате противоречило моей волчьей натуре, мне нужны были лес и простор полей. Окно комнаты было открыто, и я выпрыгнул в него во двор, а потом через огороды в поле и помчался в чернеющий вдали лес. Я сознавал, что стал тем, что в народе называют волколаком, то есть оборотнем. Я ломал голову, как избавиться от угнетающего меня положения, но ничего не мог придумать. Через какое-то время я встретил другого такого же «волка», как я сам. Мы дружески обсудили ситуацию. Нас обоих стал мучить голод, и мы составили план, как утащить овцу из деревенского стада и насытиться, но у пастуха оказались очень бдительные собаки.

Прошла ночь. Мой товарищ решил продолжить охоту в одиночку и покинул меня. За это время голод стал еще мучительнее, и я решился на отчаянный шаг: пойти в деревню, стащить там что-нибудь съестного. Стояла страда. Население почти целиком находилось на сенокосе. Деревня полностью была безлюдной, когда я мчался по улице, и вскоре мне удалось проникнуть в незапертую избу, где на столе лежали каравай хлеба и прочая снедь. Я набросился на них с чисто волчьим аппетитом, но не успел полностью насытиться, как услышал приближающиеся на улице голоса. Я бросился вон во двор, а оттуда, перепрыгнув через забор, побежал дальше к лесу. Но, к неописуемой моей радости, увидал, что я по-прежнему человек и мне незачем бежать.

А превращение это объяснить просто: в заборе, через который я прыгнул, был торчащий, как мизинец, сучок. Во время моего прыжка колдовской узорчатый пояс зацепился за этот сучок, и я выскользнул из него, и чары его прекратились. Так я опять стал человеком...

Рассказчик замолчал. Молчали и мы – слушатели. Это молчание у многих продолжалась долго, потом перешло в сон. Некоторые же высказали несколько недобрых замечаний по поводу рассказчика: повествование не вызвало того чувства удовлетворения, которым обычно сопровождается хороший рассказ о чудесном. В чем же дело?

Есть граница, за которой самый маловероятный рассказ о чудесном принимается с верою, но, перешагнув эту границу, становится противным разуму и отрицается. Превращение человека в волка перешагнуло эту границу и сделало рассказ неприятным и неприемлемым. Этот рассказ не сблизил рассказчика с аудиторией, а, наоборот, как бы усилил отчуждение. Некоторые даже стали называть его волком. И хорошо, что через несколько дней его перевели в другую камеру.

На днях мы закончили читать книгу «Мифологические рассказы русского населения Восточной Сибири». В ней приведены описания 444 удивительных случаев. Описания представляют записи рассказов конкретных людей, имена рассказчиков и название местностей приведены в книге. Почти во всех случаях их рассказы можно назвать показаниями живых свидетелей, и, следовательно, они заслуживают доверия. Я был весьма удивлен, когда в этой книге встретил рассказ о человеке, превратившемся в волка, а потом снова ставшем человеком.

Приводим его полностью.

370. ... Там за Хребтом больше вот этих чудес творилось, чем у нас. Там то люди такие, то ли че?! И вот с Запада приезжали в тридцать пятом году, вербованные. Разговоришься – рассказывают. (...) Это Глаша рассказывала.

Дедушка у ей, когда армию служил, (царско еще было время-то, он у нас здесь, на Востоке, служил), и с армии домой не вернулся на Запад. Здесь женился, дети пошли, потом внуки, состарился, так здесь и умер. (Они жили в Мирсаново.)

И вот, говорю, я уже больша была:

– Дядька, пошто ты никогда не съездишь погостить на родину?

– А ну, внученька, делать нечего.

А вот уж правда или неправда?.. Друг будто бы дедушкин любил, значит, девчонку, а родителям она была не нужна. Родители сватали из другого дома за его невесту: те богаты были. Но у ей каки-то недостатки, как вроде уродлива была та девчонка. А он хороший парень, но он бедный был. А вот потому и хотели родители разбогатеть, что больше приданого будет. Он все же никак не согласился, не согласился на ней жениться, мол, не нужно мне ваше приданое и все такое. И ушел из дому. Ушел из дому в работники. Договорился с девчонкой-то: мол, буду работать, где-нибудь все равно заработаю и тебя потом возьму. И его превратили в волка, вот эти богаты-то. И вот он ходил: летом в лесу живет, а зимой, гыт, приходил на завалинку. Лягет и лежит. Ну, волк и волк, обыкновенный волк! И вот мать его кормила зимой. Она знала! И вот на сколько лет его заэтовали, он столько лет проходил волком, а потом стал человеком. (Это вот как сказка-то «Аленький цветочек-то» есть, точно. Но это правда было. Вот если Глаша врет, то и я вру.)

И дедушка-то поэтому туда и не вернулся. Говорит:

– Нет. А меня така же судьба ждала, как моего дружка. А теперь куда я поеду? Я уж старик, все у меня здесь: и дети, и внуки. Здесь умирать буду, здесь как вроде втора родина. А когда в молодости был, я туда боялся глаз показать: меня, гыт, ждала его судьба...[19]