Тактические комбинации при производстве допроса

актические комбинации, осуществляемые в процессе допроса, относятся к классу простых и бывают трех видов: рефлексивные, обеспечивающие и контрольные. В большинстве своем это рефлексивные комбинации, преследующие либо только цель получения информации от допрашиваемого, либо, кроме этого, цель создания таких условий, при которых допрашиваемый сам сформирует себе неправильное представление о степени осведомленности следователя по поводу тех или иных обстоятельств дела, или о его планах и намерениях, или о состоянии расследования.

Рефлексивные комбинации проводятся при допросах недобросовестных свидетелей и потерпевших и дающих ложные показания подозреваемых и обвиняемых; обеспечивающие и контрольные тактические комбинации могут быть осуществлены при допросе любого лица. Целью обеспечивающей комбинации может быть создание условий для сохранения в тайне факта допроса (например, замаскированный вызов на допрос), оказание помощи добросовестному допрашиваемому в припоминании существенных для дела фактов и т. п. Цель контрольной комбинации — получение в процессе допроса данных для оценки показаний при ориентирующей информации, позволяющей следователю оценить правильность своей линии поведения, направления допроса и т. д.

Содержание тактических комбинаций составляют тактические приемы допроса, являющиеся предметом рассмотрения широкого круга работ по тактике и психологии допроса.

Существует множество классификаций тактических приемов допроса, в том числе и в конфликтной ситуации, которая в аспекте рассматриваемой проблемы интересует нас преимущественно. Основания этих классификаций самые различные: характер ситуации допроса, виды психического воздействия на допрашиваемого, этапы допроса, цели при­менения приемов и т. д. Так, Л. М. Карнеева делит тактические приемы допроса на две группы в зависимости от того, применяются они в конфликтной или бесконфликтной ситуации. Приемы, применяемые в конфликтной ситуации, подразделяются ею также на две группы. Основанием здесь служит причина конфликта: отказ от дачи показаний или дача ложных показаний. В последнем случае она различает приемы эмоционального воздействия и приемы, основанные на использовании доказательств. Наконец, группу приемов, основанных на использовании доказательств, Л. М. Карнеева делит на три подгруппы в зависимости от того, достаточно ли доказательств для изобличения допрашиваемого, или в системе доказательств имеются пробелы, или доказательств недостаточно для изобличения[422].

Л. Б. Филонов и В. И. Давыдов классифицировали тактические приемы по их целевому назначению, однако это основание не было выдержано достаточно строго. Так, одна группа приемов предназначалась для получения информации, другая — для определения истинности или ложности показаний, что фактически также сводится к получению информации; в самостоятельную группу сводились ими приемы воздействия на состояние обвиняемого, а в другую — приемы использования индивидуальных особенностей личности обвиняемого, хотя отделить их друг от друга именно по функциональному признаку весьма затруднительно, а иногда и невозможно[423]. Г. Г. Доспулов использует в своей классификации одновременно множество оснований[424]. Н. И. Порубов в качестве оснований для классификации избрал стадии допроса, объем доказательственного материала и характер ситуации допроса[425].

В. Ю. Шепитько классифицирует тактические приемы допроса по их направленности на: 1) установление психологического контакта; 2) побуждение к даче показаний; З) уточнение показаний и устранение в них противоречий; 4) актуализацию в памяти допрашиваемого забытого; 5) разоблачение лжи; 6) устранение искажений при добросовестном заблуждении допрашиваемого[426].

Мы полагаем, что попытки найти универсальное “жесткое” основание для классификации тактических приемов, используемых при проведении тактических комбинаций во время допроса, обречены на провал, также как и стремление некоторых авторов “намертво” привязать тот или иной прием к определенному звену классификации[427]. Наиболее близок, по нашему мнению, к истине В. Ю. Шепитько, рассматривающий приемы в связи с ситуацией допроса и при этом допускающий использование одного и того же приема в разных ситуациях.

Поскольку сочетание приемов в тактических комбинациях даже в рамках одного следственного действия настолько велико, что практически не поддается описанию, целесообразно, на наш взгляд, обратиться к отдельному рассмотрению тех приемов допроса, которые могут быть использованы в тактических комбинациях с наибольшим успехом[428].

Внезапность. Суть этого приема трактуется как неожиданная постановка допрашиваемому вопроса, не связанного с предыдущими вопросами и ответами, на который допрашиваемый должен дать немедленный ответ.

Выше мы уже касались использования фактора внезапности при осуществлении тактических комбинаций и оценки его со стороны некоторых ученых. Что же касается указанной формы использования фактора внезапности — постановки неожиданных вопросов, — то, считая ее принципиально допустимой, следует учесть обоснованные опасения, высказанные А. Н. Васильевым. Добросовестный допрашиваемый, будь то обвиняемый или свидетель, воспримет такой вопрос как проявление недоверия к его показаниям, а иногда и как обман, что может вызвать недоверие к следователю[429] и нарушение его психологического контакта с допрашиваемым. Г. Ф. Горский и Д. П. Котов совершенно справедливо замечают, что “внезапный вопрос должен всегда опираться не на “голую” следственную интуицию, не на оперативные данные, не закрепленные процессуальным путем, а на какие-либо доказательства. Тогда в любом случае следователь не попадет в неудобное положение... Даже если внезапный вопрос “не прошел”, следователь всегда может объяснить обвиняемому, почему этот вопрос был задан, сославшись на доказательства, которые лежали в основе вопроса[430].

Однако использование фактора внезапности при допросе не исчерпывается постановкой неожиданных вопросов. Более того, с нашей точки зрения, последняя даже не является основной формой использования фактора внезапности, о чем речь будет идти в следующей главе.

Последовательность. Прием заключается в последовательном предъявлении допрашиваемому доказательств в порядке нарастания их силы. Иногда можно встретить рекомендацию предъявлять доказательства в обратном порядке — начиная с самого веского[431]. Этот совет сомнителен: если самое веское доказательство оказало должное воздейст­вие, едва ли нужно предъявлять остальные, если же предъявление самого веского доказательства не дало нужного эффекта, то вряд ли этот эффект будет достигнут предъявлением менее веских доказательств.

В тактической комбинации этот прием сочетается с приемами, именуемыми “допущение легенды”, “пресечение лжи” и т. п.

Создание напряжения обеспечивается путем предъявления множества доказательств, напоминанием о нравственной оценке совершенного преступления и т. п. В тактической комбинации этот прием может сочетаться с приемом, именуемым снятие напряжения, что достигается различными средствами: голосом, интонациями, репликами следователя и т. п. Г. Ф. Горский и Д. П. Котов, считая эти приемы нравственно допустимыми, справедливо полагают, что “иногда целесообразно, объединяя приемы, сперва создать напряжение, а затем снять его. Однако создание напряжения не должно происходить за счет грубости или иного психологического насилия со стороны следователя”[432].

Допущение легенды — прием заключается в том, что допрашиваемому предоставляется возможность беспрепятственно излагать свою ложную легенду. Прием сочетается в комбинации с такими, как пресечение лжи, внезапность, последовательность, повторность допроса. “Этот прием носит загадочное и интригующее название “допущение легенды”, — комментирует М. С. Строгович. — Это значит, что допрашиваемому на суде допрашивающий дает возможность лгать сколько угодно, даже поощряет к этому... а потом, когда допрашиваемый выгово­рился (то есть заврался), изобличает его во лжи. И это “допущение легенды” опять-таки происходит в публичном, гласном процессе, на глазах у всех присутствующих... Мы думаем, что подобные приемы (речь идет и о таких приемах, как внезапность и отвлечение внимания — Р. Б.) не только не будут содействовать обнаружению истины, но на публику, присутствующую в зале, произведут самое отрицательное, отталкивающее впечатление”[433]. Аналогична позиция и Р. Д. Рахунова[434].

С такой оценкой этого тактического приема нельзя согласиться. Следуя логике, вообще нужно было бы сделать вывод, что ложь следует пресекать буквально с первых же слов допрашиваемого. Но такая линия допроса в суде едва ли произведет на публику менее “отрицательное, отталкивающее впечатление”, а скорее, приведет к мнению, что подсудимому “затыкают рот”, не дают высказаться и т. д. Именно поэтому В. Ю. Шепитько критикует Ф. В. Глазырина, который писал: “Обладая определенными собранными доказательствами, сложившейся версией, следователь, обнаружив, что обвиняемый начинает давать ложные показания, останавливает его. При этом следователь предупреждает обвиняемого, что его показания противоречат всем имеющимся доказательствам, являются ложными, только усложняют положение обвиня­емого и предлагает ему начать снова. При дальнейших попытках обвиняемого давать ложные показания следователь опять останавливает его, «пресекает ложь»”[435]. В. Ю. Шепитько справедливо пишет: “По нашему мнению, не выслушав аргументы допрашиваемого, нельзя его прерывать и оценивать его сообщения в качестве ложных. Прием “пресечение лжи” нацелен на создание у допрашиваемого установки на сообщение только “признательных” показаний, которые желает получить следователь”[436].

Причина изложенного спора заключается в том, что и Ф. В. Глазырин, и В. Ю. Шепитько неправильно трактуют содержание приемов “допуще­ние легенды” и “пресечение лжи”. Допуская легенду, не следует пресекать ложь немедленно, как только она обнаружена следователем. То, что описано Ф. В. Глазыриным, — это вовсе не указанный тактический прием, ибо, по смыслу, допущение легенды — беспрепятственное до определенного момента изложение ложных показаний: ведь следователь умышленно это допускает (“допущение легенды”). Тем более противоречит этому приему предложение начать показания снова. В такой трактовке Ф. В. Глазырина “пресечение лжи” действительно становится побуждением к “признательным показаниям”, как обоснованно считает В. Ю. Шепитько. Но “пресечение лжи” — это не словесная остановка ложных показаний, его нельзя понимать буквально, как “затыкание рта” допрашиваемому. “Пресечение лжи” — это тактически избранный момент начала изобличения во лжи, момент, когда в ходе изложения допрашиваемым легенды возникает ситуация, наиболее благоприятная для изобличения. В начале допроса она возникнуть никак не может, поскольку легенда еще не изложена.

Отвлечение внимания, или косвенный допрос. Л. М. Карнеева так раскрывает сущность этого приема: “Следователь, заведомо зная, что не получит правильного ответа на основной интересующий его вопрос, задает ряд других вопросов, менее “опасных” с позиции допрашиваемого. Между тем ответы на эти допросы помогают найти ответ и на основной замаскированный вопрос”83.

Этот тактический прием комбинационно может сочетаться с приемами, именуемыми форсирование темпа допроса и инерция. Под последним понимают незаметный перевод допроса из одной сферы в другую в расчете на то, что допрашиваемый “по инерции” проговорится.

В. Ю. Шепитько возражает и против приема “форсирование темпа допроса”, который он вообще не считает тактическим приемом: “...фор­сированный темп предлагается вести с целью не дать допрашиваемому обдумать свой ответ, а значит, и избежать лжи. Однако, неверно избранный темп допроса может вносить нервозность в общение, влиять на качество информации, но не устранять ложь. Темп допроса — это не тактический прием, а его характеристика, он должен избираться следо­вателем в соответствии с психологическими особенностями допрашиваемого (типом темперамента, уровнем интеллекта и др.) и характером информации, подлежащей выяснению”84. Но если темп допроса может избираться “в соответствии с...”, то почему же он не может использоваться в качестве тактического приема? Тем более, что темп допроса никак не характеризует допрос по существу, по содержанию. Сам по себе ускоренный темп допроса не устраняет ложь, он лишь создает условия, препятствующие ей.

По поводу этичности расчета на проговорку допрашиваемого также существуют полярные мнения. Так, Р. Д. Рахунов и С. Г. Любичев считают такой расчет неправомерным85, а Л. М. Карнеева, А. Р. Ратинов, А. В. Дулов, Б. Г. Розовский и многие другие криминалисты полагают этот прием допустимым и с правовой, и с нравственной точек зрения. Г. Ф. Горский и Д. П. Котов выражают мнение большинства криминалистов, когда указывают, что “данный прием можно считать нравственным, ибо опора здесь делается не на случайную оговорку, а на проговорку об обстоятельствах, как правило, известных только лицу, причастному к преступлению”86.

В основе многих тактических комбинаций при допросе лежит такой прием, как создание условий для неправильной оценки недобросовестным допрашиваемым переживаемой ситуации. Как элемент рефлексивного управления, этот прием рассчитан на возможную ошибочную оценку того или иного обстоятельства допроса лицом, действительно причастным к этому обстоятельству.

М. С. Строгович считал этот прием попыткой обойти запрещение лгать допрашиваемому, выраженным в “осторожной и завуалированной форме” предложением обманывать обвиняемого или свидетеля 87. Однако, насколько нам известно, это мнение никем не разделяется. Даже И. Ф. Пантелеев, занимающий, как это было показано, отрицательную позицию по вопросу о допустимости многих тактических приемов допроса, не высказывается в данном случае против. Здесь нет ни обмана, ни принуждения допрашиваемого к выбору одной, ошибочной, позиции, ни воздействия, носящего наводящий характер. Дезинформация допрашиваемого, которая может явиться следствием применения этого приема, — “дело рук” самого допрашиваемого. Безусловно правы А. Р. Ратинов и Ю. П. Адамов, указавшие, что “следователю нет нужды прибегать к ложным утверждениям, в его распоряжении имеется неограниченный запас таких средств, как прямой отказ в сообщении данных, которые хотят выведать заинтересованные лица, умолчание, реплики и заявления, допускающие многозначное толкование, создание ситуаций, скрывающих действительное положение дела, разнообразные вопросы, которые способны породить те или иные догадки у допрашиваемого. Такой образ действий, на наш взгляд, не противоречит... критериям допустимости та­ктических приемов”88. Главное, чтобы исходящая от следователя информация была правдивой.

Рассматриваемый прием хорошо комбинируется с такими тактически­ми приемами, как выжидание, создание “заполненности”, вызов89.

В заключение остановимся на одной из разновидностей оперативно-тактических комбинаций, непосредственно связанной с допросом подозреваемого. Мы имеем в виду комбинацию с использованием так называемых трансферов — специальных приспособлений, используемых для защиты различных объектов от преступных посягательств путем оставления на субъекте посягательства следов его преступных действий. Трансферы могут быть химического действия, могут представлять собой устройство для получения фото- и видеоизображения преступника в момент совершения преступления и т. п.

Действие большинства трансферов рассчитано не на захват преступника с поличным (хотя могут быть и такие варианты), а на последующее изобличение путем проведения входящих в структуру комбинации следственных действий: задержания подозреваемого, его освиде­тельствования с целью обнаружения признаков воздействия на его тело или одежду трансферов и допроса с использованием имеющихся доказательств. В процессе этого допроса могут быть использованы все упоминающиеся приемы, причем наиболее эффективными, как показывает практика, оказываются последовательность, создание и снятие напряжения, допущение легенды в сочетании с пресечением лжи.