Принятие тактического решения

нализ следственной ситуации, сбор и обработка информации о ней приводят к выбору цели, на достижение которой направляется тактическое решение. Выбор цели позволяет принять собст­венно решение, то есть определить приемы и средства решения задачи.

В науке управления и психологии разработан ряд методов принятия решений: метод перебора вариантов, метод проб и ошибок, метод рефлексии, эвристические методы, метод социального эксперимента и др. Однако характер следственной и судебной деятельности существенно ограничивает или вообще исключает возможность применения при принятии тактического решения большинства этих методов. Так, как справедливо замечает А. В. Дулов, “не может быть принят за основу метод проб и ошибок. Следователь не имеет права осуществлять действия, заведомо зная, что часть из них будет ошибочной, и это даст возможность прийти, наконец, к правильному решению”[312]. Исключается, естественно, метод социального эксперимента, постановка которого в условиях судопроизводства просто невозможна. В весьма ограниченных пре­делах следователь может воспользоваться методом перебора вариантов, когда принимает решение о выдвижении версий по делу; метод рефлексии применим лишь в определенных конфликтных ситуациях и т. п.

Нам представляется, что методы принятия тактических решений, как и сами эти решения, зависят от сложности стоящей задачи. С этой точки зрения задачи, на решение которых направлены тактические решения, могут быть разделены на два класса: простые и сложные. Простыми являются задачи, возникающие в условиях полной информационной определенности, то есть задачи, “при решении которых нужный результат достигается посредством применения известного способа при известных условиях”[313]. Решение таких задач поддается алгоритмизации. При этом оно не утрачивает своего тактического характера, но и не требует особых творческих усилий.

Подавляющее большинство решаемых следователем задач относится к классу сложных. Для них характерны большая или меньшая информационная неопределенность, неограниченность зон и направлений поиска решения (Н. Л. Гранат). Основными разновидностями таких задач, по мнению Н. Л. Гранат, являются:

¨ а) решаемые путем получения новой или дополнительной информации (в их условиях имеется явный дефицит информации, но известны или легко становятся таковыми способы и источники ее получения), то есть задачи на добор информации;[314]

¨ б) решаемые путем преодоления психологического барьера (инер­ции, традиций, шаблонов, эмоциональных препятствий и т. п.) через его снятие или обход (в условиях подобных задач нет недостатка ин­формации, но имеющиеся данные внутренне (субъективно) для следователя несовместимы с целью, что и создает психологический барьер — интеллектуальный или эмоциональный);

¨ в) решаемые путем восстановления процесса события, явления, предмета и т. д. методом ретросказания (условия таких задач содержат данные, воспринимаемые или представляемые следователем неадекватно по сравнению с реальной ситуацией);

¨ г) решаемые путем имитации мыслей и действий участника взаимодействия при одновременном анализе (с учетом имитации) собственных рассуждений, выводов и действий за счет превосходства в ранге рефлексии (задачи на рефлексию);

¨ д) решаемые через осознание и анализ многопроблемности конкретных ситуаций, путем определения и последовательного вычленения подзадач, для решения которых достаточно данных (условия таких подзадач неоднозначно вытекают из исходных данных ввиду того, что по разным причинам не все факты, влияющие на их решение, могут быть учтены в условиях таких задач), — это задачи на планирование и организацию следственной деятельности.

Все названные виды сложных задач относятся к категории творческих, для решения которых, помимо дискурсивного мышления, необходимо творческое воображение.

Для принятия тактического решения необходимо установить приоритет и очередность решения задач, для чего может требоваться разделение задач на подзадачи или производство других операций с задачами для облегчения их решения. В литературе по общей теории решения задач предлагаются следующие методические системы таких операций:

I. Метод преобразований. Задача преобразовывается в другую, более известную и более доступную форму. При этом возникает новая, более простая задача, решение которой облегчает решение исходной.

II. Метод выделения признаков. Каждой задаче присуще большое число признаков, однако не все они равноценны. Вместе с тем от выбора признаков, которыми оперирует решающий задачу, зависит успех. Формируется несколько вариантов выделения тех признаков, которые предполагаются существенными. Каждый вариант позволяет поставить задачу по-другому, взглянуть на нее под другим углом зрения, что помогает приблизиться к решению.

III. Метод декомпозиции. Задача разбивается на подзадачи, каждая из которых должна быть проще основной задачи. Все подзадачи должны решаться одновременно, поскольку они связаны между собой.

IV. Метод аналогий. Синтезируется сходная задача, решение которой известно или может быть получено, определяется различие между ис­ходной и синтезированной задачами. Путем преобразования одной из них уменьшается различие между ними. Путем усиления аналогии до­стигается решение основной задачи. Метод близок к моделированию.

В. В. Дружинин и Д. С. Конторов указали еще один метод — обращение задачи, при котором строится гипотеза о возможном (желательном) результате решения и ищется путь к его достижению. Если такого пути не оказывается, гипотеза считается ошибочной и поиск повторяют[315].

На основании изложенных и иных методов решения мыслительных задач мы полагаем возможным следующим образом наметить схему принятия тактического решения.

Осуществив выбор цели тактического воздействия, то есть сформулировав задачу (при необходимости разделив ее на подзадачи и определив последовательность их решения), следователь строит прогностическую версию относительно возможных результатов решения, его влияния на следственную ситуацию), то есть моделирует процесс реализации решения и его результаты. Как отмечает Л. Г. Горшенин, “пред­видение событий, явлений не может быть абсолютно точным. Степень вероятности того или иного прогноза предопределена особенностями прогнозируемого объекта, качеством и количеством информации о нем и о прогнозном фоне, а также методикой прогнозирования. Прогнозирование предполагает разработку не одного, а нескольких вариантов прогнозов для различной совокупности обстоятельств. Эта многовариантность прогнозов и обусловливает вероятность появления тех или иных событий в конкретных ситуациях”[316].

Прогнозирование желаемых результатов предполагает оперирование уже избранными средствами тактического воздействия. Коррективы, вносимые в решение в связи с неблагоприятным прогнозом, заключаются в изменении “арсенала” средств воздействия, выборе иных средств, с помощью которых может быть достигнут желательный результат. Замена средств воздействия может основываться на прошлом опыте решения входных задач, а может носить и чисто поисковый характер, при котором возникает потребность в построении нового прогноза о возможных результатах применения вновь избранных средств воздействия.

Прогностическая модель решения “не носит жесткого характера, она динамична, поскольку система сталкивается с переменной, столь же динамической ситуацией, предусмотреть которую во всех ее деталях практически невозможно... Характерно, что прогнозирующая модель являет собой не само действие, а решение действовать вместе с результатом, который ожидается. Модель-решение программирует определенный режим функционирования системы в данной и следующей за ней ситуации, а также возможности контроля и переключения этого режима соответственно предполагаемым изменениям ситуации”[317]. Это означает, что прогностическая модель тактического решения должна содержать предвидение не только непосредственно ожидаемых результатов, но и вероятностное определение последующих действий следователя, его возможных следующих “ходов”.

Прогнозирование ожидаемых результатов является средством принятия оптимального для данной следственной ситуации тактического решения. Однако в условиях явной информационной недостаточности или так называемого информационного равновесия (равное число “за” и “против”) такой выбор оказывается нередко затрудненным. Возникает задача восполнения информации, намечаемое решение откладывается и на время уступает место другому — чисто информационного характера, преследующему цель сбора недостающей информации.

В литературе иногда можно встретить рекомендации осуществлять выбор варианта решения при неопределенности исходных данных волевым актом следователя, “который выражает предпочтение одному акту действия, имеющему большую полезность по сравнению с другим”[318]. Эти рекомендации представляются сомнительными, во-первых, из-за неопределенности такого критерия, как полезность действия, применительно к условиям расследования и судебного разбирательства. Во-вторых, учитывая, что всякое решение — это волевой акт следователя, можно сделать вывод, что в данном случае речь идет о волюнтаристском акте, то есть такой разновидности волевого акта, при которой принимающий решение не считает нужным наличия достаточных для него оснований. Но в условиях уголовного судопроизводства такое решение только случайно может оказаться правильным. Рассмотрим это на примере принятия процессуальных решений в ситуации информационного равновесия, описанном В. С. Зеленецким[319].

Принятие решения о виновности или невиновности конкретного лица зависит от соотношения обвинительных и оправдательных доказательств, которые образуют определенные конкурирующие между собой качественно разнородные совокупности. Совокупность, обладающая большей информационной емкостью, является доминирующей. Поэтому и основанное на ней мнение о виновности или невиновности лица является господствующим. Однако в процессе расследования может сложиться ситуация, в которой ни одна из конкурирующих совокупностей не занимает в общей системе доказательств доминирующего положения. Эту ситуацию В. С. Зеленецкий называет состоянием информационного равновесия. Создается внешне тупиковая ситуация, которая и может, как нам кажется, толкнуть следователя на принятие чисто волюнтаристского решения. Но будет ли оно “более полезным”, чем иное, — дело случая.

В. С. Зеленецкий указывает правильное решение — преодоление информационного равновесия путем принятия решения о продолжении процесса доказывания.

Переводя этот пример на язык криминалистической тактики, можно заключить, что в состоянии информационного равновесия, когда “за” и “против” количественно и качественно равны, для принятия тактического решения требуется дополнительная информация, позволяющая осуществить его обоснованный выбор. Если же говорить о средствах преодоления в рассмотренном процессуальном плане, то есть об усилении одной из конкурирующих систем доказательств, то можно утверждать, что тактическое решение всегда преследует эту цель, ибо во всех без исключения случаях направлено в конечном счете на установление истины по делу.

Прежде чем перейти к характеристике средств и приемов, выбор которых и составляет содержание тактического решения, следует остановиться на требованиях, предъявляемых к нему и определяющих, в сущности, его содержание.

С нашей точки зрения, к тактическому решению должны предъявляться такие требования, как законность, нравственность, своевременность, обоснованность и реальность исполнения.

Законность тактического решения означает, что оно: а) принимается следователем в пределах его процессуальной компетенции; б) предполагает использование лишь тех средств тактического воздействия, которые допустимы с точки зрения закона и не противоречат ему. Законность решения тесно связана с его нравственностью, под которой мы понимаем соответствие решения и средств его осуществления моральным принципам производства расследования, о чем подробнее будет идти речь ниже.

Своевременность тактического решения заключается в его принятии и реализации именно в тот момент, который диктуется обстоятельствами данной следственной ситуации, в тот момент, когда принятие и реализация тактического решения обеспечивает поступательное развитие процесса доказывания.

Несвоевременное (преждевременное или запоздалое) принятие тактического решения, так же как и непринятие его вообще, бездеятельность следователя могут привести, как свидетельствует следственная практика, к непоправимым результатам, к такому развитию следственной ситуации, при котором отрицательный исход расследования уже не удастся предотвратить. Здесь следует, правда, сделать одну оговорку. Не всякое тактическое решение предполагает обязательно активные дейст­вия. Реализация решения может выразиться и в воздержании от действий, когда именно невмешательство в следственную ситуацию приводит к ее развитию в благоприятном для следствия направлении. Такое воздержание от действий не есть бездействие следователя: решение принято и оно реализуется, но именно таким своеобразным путем.

Обоснованность тактического решения представляет собой сложное комплексное понятие.

I.Это, во-первых, фактологическая обоснованность, то есть соответствие решения действительному положению дел, сложившейся следственной ситуации, информации об этой ситуации.

II.Во-вторых, это научная обоснованность решения, соответствие его данным криминалистической тактики, психологии и других областей знания, на которых оно должно базироваться. В научной обоснованности сплавляются воедино и данные науки, и данные обобщенной следственной практики, и такое качество следователя, которое мы именуем его компетентностью.

III.В-третьих, это нормативная обоснованность решения, когда оно направлено на реализацию прямого требования закона и осуществляется во исполнение его нормы. К нормативной обоснованности тактического решения примыкает и обоснование его реше­ниями лиц, осуществляющих надзор за следствием или руководство им. Это могут быть указания следователям о направлении расследования, о производстве отдельных следственных действий, о привлечении в качестве обвиняемого, о производстве расследования группой следователей и др.

IV.Наконец, в-четвертых, это обоснование решения интересами взаимодействия следователя с оперативными и другими службами органов внутренних дел, иных государственных органов и общественных организаций. В этой стороне обоснованности тактического реше­ния находит свое проявление такой его признак, как согласованность, включение его в общую систему всех решений по делу. (Здесь налицо, разумеется, и обратная зависимость: само решение обосновывает цели и формы взаимодействия следователя с соответствующими органами и службами.)

Требование реальности исполнения тактического решения предполагает реальную возможность осуществления всех намеченных действий, применения в действительности всех предполагаемых средств тактического воздействия.

Тактическое решение принимается, как правило, единолично следователем, поскольку это соответствует характеру следственной деятельности в целом как деятельности по своей процессуальной основе единоличной. Между тем известно, что всякой индивидуальной деятельности присущи определенные трудности.

Мыслительные возможности отдельной личности ограничены, скорость процессов восприятия информации и мышления индивидуума сравнительно невысоки. Человек способен воспринимать в секунду не более 100 двоичных единиц смысловой информации, вести диалог со скоростью до 30 двоичных единиц в секунду, перерабатывать при вычислениях 20 — 30 бит информации в секунду. Реальных возможностей существенно увеличить скорость мышления не предвидится. Человек способен сравнительно быстро ориентироваться в неожиданной ситуации, но не производить сложные вычисления.

Индивидуальное мышление субъективно. “Субъективное восприятие ситуаций влечет за собой субъективность решения. Непосредственным следствием является стереотипность решений, привычный способ поведения. Устранение субъективизма под воздействием внешней информации — явление редкое. Человеческая природа такова, что способ переработки информации тщательно ограждается от внешнего влияния”[320].

Существенную роль при принятии тактического решения может сыграть такое отрицательное явление, как приспособительный конформизм, выражающийся в давлении общего мнения или мнения отдельных авторитетов. Противоположным этому явлению выступает волюнтаризм, о котором мы уже упоминали.

Выход мы видим в том, чтобы при строгом соблюдении принципа единоличного ведения следствия максимально использовать при выработке тактических решений те возможности, которые предоставляет борьба с преступностью как коллективная деятельность, то есть в сочетании единоличного и коллективного начал. Коллектив обеспечивает привлечение для принятия решения комплексных знаний, высокий и разносторонний уровень эрудиции. Кроме того, как правильно отмечают В. В. Дружинин и Д. С. Конторов, “коллектив обладает могучим стимулирующим действием. Воздействуя на мысли и чувства индивидуума, коллектив способен сыграть роль “спускового механизма” для “лавины” мыслей и направить “лавину” в нужном направлении”[321].

О коллективизме, комплексности как чертах, присущих практической деятельности в борьбе с преступностью на современном этапе, уже не раз упоминалось в литературе[322]. Разумеется, эти черты не имеют ничего общего с “коллективным ведением предварительного следствия”, про­тив которого справедливо выступал М. С. Строгович[323]. Речь идет об объединении усилий всех тех лиц, которые принимают участие — каждый в пределах своей компетенции — в раскрытии и расследовании преступления. Такое объединение усилий может оказаться и на деле оказывается особенно плодотворным при выработке и принятии тактических решений.

Нам представляется, что формами коллективного содействия процессу выработки тактического решения, которое, в конечном счете, принимается следователем единолично, могут быть такие, как:

¨ анализ следственной ситуации с участием прокурора-криминалиста, прокурора или начальника следственного подразделения, осущест­вляющего руководство расследованием;

¨ обсуждение возможных тактических решений с другими следователями, особенно при расследовании преступлений группой следователей, с оперативными работниками, работающими по данному делу, со специалистами и экспертами;

¨ доклад следователя о ходе расследования и намечаемых тактических решениях на оперативном совещании с участием работников всех взаимодействующих со следствием служб;

¨ совместная со взаимодействующими по делу оперативными работниками разработка плана реализации тактического решения;

¨ метод мозгового штурма.

Эффективность последнего метода обусловлена сложением интеллектуальных возможностей и опыта членов коллектива при творческом поиске решения. Характеризуя возможности применения метода мозгового штурма (мозговой атаки) при расследовании преступлений, Г. А. Зорин считает, что при его применении:

¨ “1) умножается интеллектуальный потенциал следственной группы;

¨ 2) синтезируются точки зрения “следователя — генератора идей” и “следователя-критика”, что повышает качество принимаемых решений;

¨ З) принимаемые решения носят более ответственный характер, хотя и более рискованный ( но риск в данном случае обоснован и тактически оправдан);

¨ 4) групповые решения более продуктивны в исполнении следователями, которые сами же их приняли”[324].

Он называет два подвида мозговой атаки (МА): прямая МА и обратная МА[325]. Прямая МА эффективна на начальном этапе расследования, в условиях дефицита информации о событии и основная решаемая ею задача — определение путей расследования и средств установления значимых для дела обстоятельств. Обратная МА направлена на выявление недостатков в расследованном уголовном деле или проведенном следственном действии[326].

Учет коллективных рекомендаций при выработке тактического решения, несомненно, повышает его обоснованность и результативность, ве­роятность прогностической модели и обусловливает более строгий и тщательный отбор средств тактического воздействия.

Основными средствами тактического воздействия на следственную ситуацию и отдельные ее компоненты являются тактические приемы и их системы, объединяемые в рамках одного или нескольких следственных действий — тактические комбинации[327].

В системе “следователь — следственная ситуация” тактическое воздействие играет роль средства управления. И. М. Лузгин справедливо отмечает, что следственные ситуации — это управляемые категории, поддающиеся целенаправленному изменению[328]. В этой связи предста­вляет интерес сконструированная Л. Л. Каневским модель системы упра­вления применительно к процессу расследования.

Л. Л. Каневский представляет систему криминалистической методики вместе с конкретной следственной ситуацией в виде системы управления, в которой функционируют управляемая система “А” — конкретная следственная ситуация и управляющая система “В” — система методики расследования преступлений и следователь совместно с оперативными работниками милиции как орган управления. Обе они связаны между собой прямыми и обратными связями.

Информационное сообщение С о совершенном преступлении поступает от системы А на управляющую систему В, которая начинает функционировать и вырабатывать управляющие (тактические и иные) воздействия К на систему А. На управляющую систему оказывают воздействия и тормозящие развитие системы факторы: показания лжесвидетелей, представленные заинтересованными лицами фиктивные документы и др. По терминологии Р. Г. Кравченко, это так называемые возмущающие воздействия. Наряду с ними сюда же поступает и позитивная информация, объективно отражающая состояние системы А и компенсирующая возмущающие воздействия. Эта информация способствует максимальному приближению результатов расследования к тем целям, которые были поставлены в самом начале расследования по данному делу. Получение достоверной и полной информации о состоянии управляемой системы, о результатах ее реагирования на управляющее воздействие субъекта управления необходимо для выработки наиболее эффективных средств воздействия в целях полного раскрытия преступления, выявления и устранения причин и условий, способствующих его совершению[329].

Эта модель в целом правильно отражает роль и место в системе управления тактического (управляющего) воздействия, но нуждается, как нам представляется, в некоторых поправках.

Систему методики расследования преступлений нельзя отнести к управляющей системе наряду со следователем. Криминалистическая методика, как система рекомендаций, является одним из оснований принятия решений следователем, своеобразным алгоритмом его действий, выраженным в обобщенной, типичной форме. Для того чтобы стать основанием для конкретного тактического решения, она должна быть максимально детализирована применительно к данной следственной ситуации.

Возмущающие воздействия не ограничиваются только дезинформацией следователя. К ним следует отнести противодействие следователю со стороны заинтересованных лиц, выраженное в любой форме, в том числе и в форме так называемого пассивного сопротивления (отказ отвечать на вопросы, отказ от участия в следственном действии и т. п.).

Таковы в общих чертах наши представления о процедуре принятия тактических решений. Эта процедура в последние годы получила существенное подкрепление в виде интеллектуальных экспертных систем поддержки принятия решений.

До мнению Г. А. Зорина такая экспертная система применительно к следственной деятельности должна состоять из следующих элементов:

1) база данных, содержащая модели конкретных ситуаций, в которых приходится принимать решения;

2) база знаний эксперта в виде особых правил — продукций, имеющих форму “если..., то...”;

3) “решатель проблем” (иногда называемый “машиной логического вывода”), управляющий порядком применения продукции к анализируемой ситуации и выбором рекомендуемого решения[330].

Комфортное состояние пользователя, работающего в диалоге с экспертной системой обеспечивается следующими дополнительными компонентами: системой типовых моделей следственных действий; системой тактических приемов, обеспечивающих оптимальность проведения следственного действия; системой логических методов, оптимизирующих в традиционных формах решение стандартных следственных задач; системой эвристических методов решения следственных задач. Эффективность конкретной экспертной системы зависит от числа и качества типовых программ, введенных в память ЭВМ, логических и эвристических методов их преобразования, а также числа продукций, содержащихся в ее базе знаний[331].

Исходя из того, что преступления определенной группы, в особенности осуществляемые организованными преступными сообществами или так называемые “серийные преступления”, можно предвидеть, прогнозировать, ожидать, Г. А. Зорин считает возможным реализовать возможности преактивизма — наступательного стиля оперативной и следственной работы. На базе этого принципа он выдвинул идею формирования криминалистической экспертно-креативной системы, выступающей в роли интеллектуального партнера человека при расследовании преступлений[332].

Из других направлений в области компьютерной поддержки решений следователя отметим формируемую следственную информативно-ана­литическую систему для обеспечения информационного сопровождения деятельности следователя. Система базируется на методе программирования, “который понимается как использование в процессе расследования программ, т.е. особым образом организованных в систему криминалистических предписаний по распознанию наличной ситуации, опре­делению задач расследования и выбору средств для их достижения”[333].

Некоторые специальные вопросы принятия тактических решений