Несколько мыслей о понятии регрессии

В научной фантастике нередко возникает тема вре­мени, когда автор в интересах своего повествования должен перенести героя на несколько тысячелетий в прошлое или будущее. Помимо машин для путешес­твия во времени, которые регулярно бывают не в по­рядке, один из расхожих литературных топосов со­стоит в утверждении, что существуют пласты време­ни, которое течет одновременно по разным линиям. Якобы в одном и том же месте одновременно дейс­твуют разные временные измерения, которые никак не сообщаются между собой, что позволяет герою пе­ремещаться из одного времени в другое и менять ход истории, используя в одном измерении знания, полу­ченные в другом. Переход из одного времени в дру­гое, остается ключевой проблемой: он обычно совер­шается посредством «временных порталов»; несколь­ко таких «порталов» рассеяно по поверхности плане-


ты, и их отыскание является фабулой многих фантас­тических романов. Придя через такие «порталы», за­воеватели из других эпох вторгаются в эпоху, о кото­рой говорит рассказчик. Они же открывают перед ли­тературными героями возможность шагнуть в неиз­вестное, переместившись во время, которое не явля­ется их временем.

Так, наряду с линейной концепцией времени, пре­обладающей в наших мыслительных привычках, по­является некая другая концепция, тоже выдуманная людьми, которая утверждает одновременное сущест­вование разных временных измерений в одном и том же пространстве. Эти измерения не сообщаются меж­ду собой, а если это происходит, то только в исключи­тельных обстоятельствах.

Лет пятнадцать назад мне захотелось рассказать франкоязычным гештальт-терапевтам о жизни и творчестве Пола Гудмена и его роли в гештальт-те-рапии, и я отправился по его следам и переговорил с большим числом людей, хорошо знавших его лично, чтобы собрать их воспоминания46. Среди этих людей оказался Ирвин Польстер, который обратил мое вни­мание на понимание Гудменом проблемы времени. Тем самым он глубоко изменил мой образ мысли, от­крыв передо мной другие перспективы, нежели та, ко­торой я подспудно придерживался и считал само со­бой разумеющейся. Он сказал буквально следующее: «Есть много вещей, которым я научился от него [Пола Гудмена] и которые представляют его фигуру в осо­бом свете. Одна из таких вещей касается места детства в жизни человека. Как он обычно говорил, взрослая жизнь — это не то, что сменяет детство, а то, что быва­ет помимо детства».

46 Robine J.-M. Un album d'entretiens a propos de Paul Good­man // Gestalt, 1992, №3.


126 Жан-Мари Робин

Внимательный читатель книги Перлза и Гудмена47 обнаружит, что такая логика присутствует на ее стра­ницах: логика «в то время как», а не логика «вместо того, чтобы». Т. е., говоря схематично, быть пятиде­сятилетним не значит перестать быть сорокалетним, двадцатилетним, трехлетним. Это значит, что если вам пятьдесят, то одновременно вам сорок, тридцать, двадцать, десять, пять лет и два года. С такой точки зрения, если мы ведем себя как двухлетние дети, это не надо рассматривать в терминах регрессии, потому что нам два года, невзирая на наш возраст. Как в на­учно-фантастических романах, линии времени насла­иваются друг на друга и действуют одновременно.

Использование термина «регрессия», как это рас­сматривается многими психотерапевтами, далеко не избавлено от оценочных суждений. То, что думали об этом Перлз и Гудмен, можно расценить как пригла­шение к регрессии: «Ощущения детства важны не по­тому, что они составляют прошлое, которое необходи­мо преодолеть, а потому что они составляют некото­рые из самых удивительных сил взрослой жизни, и речь идет о том, чтобы их заново открыть: непосредствен­ность, воображение, прямота мыслей и действий. То, что надо, как говорил Шахтель, это заново открыть способ, которым ребенок приобретает опыт мира»48.

Одна из главных трудностей, с которой сталкива­ется психотерапевт, связана с необдуманным упот­реблением понятий, взятых из клинической практи­ки. Парадокс? Сфера клиники строится на основе фе­номенологии пациентов. Описание и анализ собран­ных данных по большей части вписываются в «пси­хологию одного лица», то есть в индивидуалистичес-

47 Perls К, Hefferline R., Goodman P. Gestalt-therapie. Bor­deaux, 2001. 48Ibid.,ch.V.


Быть в присутствии другого 127

кую перспективу. Дело выглядит так, как если бы соб­ранные таким способом данные могли быть расце­нены как объективные и не зависели бы от «клини­циста», который их собирает. Однако в перспективе поля сама терапевтическая встреча и выступает инс­трументом, который производит ту или иную патоло­гию опыта, и, разумеется, психотерапевт не может от­рицать, что его присутствие сказывается на получен­ных им данных. Кроме того, намерения обеих сторон в терапевтической ситуации не могут быть такими же, как, например, в клиническом обследовании.

Мое убеждение заключается в следующем: если ка­кие-то понятия доказали свою уместность в клини­ческом или патопсихологическом подходе, это не оз­начает ipso facto их пригодность в психотерапевти­ческой сфере. На самом деле они могут структури­ровать мысли и чувства терапевта таким образом, что это идет вразрез с идеей психотерапии. Например, в педагогике многие исследования показали, что опре­деление уровня учащихся («диагностика») влияет на отношение преподавателей и, как следствие, на успе­ваемость, которая тем самым подтверждает первона­чальную диагностику. Так что я думаю, что «диагноз» в терминах регрессии (например, когда говорят о «по­лярностях», «внутренних объектах» и т. д.) противоре­чит самому принципу терапии.

Что бы мы не имели в виду, простое упоминание термина «регрессия» рождает у нас представления о возвращении в некое предшествующее состояние. Хотя Фрейд на протяжении своего творчества исполь­зует это понятие не только для описания «регрессии во времени», но говорит также о «регрессии места», «регрессии формы», а позднее о «либидозной регрес­сии», сама идея протекания, развития и, стало быть, темпоральное™ составляет суть данного понятия.


 

128

Жан-Мари Робин

Понятие развития само рождается из представле­ний, которые являются элементами нашей антропо­логии и, соответственно, наших теоретических и ме­тодологических установок. Как я уже сказал, в тео­рии гештальт-терапии с самого начала была заложена идея, согласно которой развитие — не только последо­вательность, но и одновременность. Взрослая жизнь не прилагается к детству как его простое продолже­ние. Отсюда вытекает тот факт, что в каждый конк­ретный момент прошлое, настоящее и планы на буду­щее определяют настоящее и переживание.

Тем не менее, отдельные эпизоды терапевтических встреч заставляют терапевта вспомнить понятие рег­рессии. То, что предстает глазам последнего, кажет­ся, устойчиво напоминает формы функционирова­ния, свойственные более ранним стадиям развития. Единственное, что можно воспринять феноменоло­гически, — это повторяемость. «Регрессия» не являет­ся опытом, доступным феноменологическому наблю­дению, ибо она есть интерпретация, односторонняя реконструкция смысла опыта другого. Вопрос, к ко­торому я подбираюсь, приобретает в логике поля сле­дующий вид: «Если эта повторяемость существует, то что есть такого, о чем я до такой степени не хочу слы­шать? В чем заключается «id ситуации», что оно не мо­жет развернуться? Или я мешаю ему развернуться?» Понятие «повторение» (la repetition) при этом возвра­щает себе свое этимологическое значение «повтор­ной просьбы» (la nouvelle petition). В такие моменты субъект, кажется, не в состоянии употреблять неко­торые формы ориентирования и действия, чтобы раз­вернуть построение гештальта (как сказали бы неко­торые: «зрелые формы»), и используют тогда формы, которые представляются ему в данный момент наибо­лее подходящими.


Быть в присутствии другого 129

В «Метапсихологическом дополнении к учению о сновидениях», как уверяет Р. Руссийон, Фрейд пред­ложил модель, которая может служить альтернативой модели регрессии. Как человек, который идет спать, снимает очки, накладные волосы, зубные протезы, необходимые ему в жизни, так и терапевт должен от­крывать перед пациентом возможность «деконструк­ции защитных структур, которые маскируют его ис­тинное отношение к самому себе и своей истории»49. Будучи гештальт-терапевтом, я бы к этому добавил: «... и маскируют возможности контакта с миром во­обще и с другим человеком, в частности».

И эта идея снятия мне прямо напоминает идею ка­тарсиса. Действительно, эпизоды, которые квалифи­цируются в качестве регрессивных, зачастую соединя­ются в катарсическую абреакцию*. Абреакция долж­на создавать что-то вроде дыр в устойчивых пережи­ваниях, выметать вспомогательные конструкции, по­добные протезам, открывая тем самым доступ к не­оконченным ситуациям и навязчивым идеям и позво­ляя вернуть им подвижность. Если продолжить ана­логию с научно-фантастическими романами, на ка­тарсическую абреакцию можно взглянуть как на одну из возможных «дверей времени», которая открывают доступ к иным линиям времени.

Фасилитация абреакции — к тому же, одна из со­ставляющих ситуации групповой терапии (через ра­зыгрывание аффекта, взаимную поддержку, позволя­ющую пойти на риск, через — не всегда уместную — деконструкцию «протезов», через редукцию игр пере­носа). Мы должны изучить заложенные в ней побуж­дения к регрессии.

49 Roussillon R. Voyager dans le temps // Revue Francaise de Psychanalyse, LVI, Oct.-Dec. 1992.


130


Жан-Мари Робин


 


Завершая эти вариации на тему, мне приятно спря­таться за некоторые высказывания Даниэля Стерна, который по-новому ставит вопрос о связи клиники и терапии: «Важно напомнить, что оценка клиничес­ких теорий на основе прямого наблюдения грудных детей не позволяет сделать никакого заключения от­носительно их пригодности в качестве терапевтичес­ких конструкций»50. Или еще: «Классические вопро­сы... развития не были рассмотрены как происходя­щие из одной особенной точки или на особенном эта­пе в ходе развития. Эти вопросы были рассмотрены здесь как линии развития — т. е. этапы, относящиеся ко всей жизни, а не как фазы жизни»51.

Размышления над употреблением таких понятий, как регрессия, интересны тем, что они рождают воп­росы об эпистемологических основаниях психотера­пии. Мне кажется, пришло время отделить регрессию в психотерапевтическом смысле от регрессии клини­ческой и психопатологической, не для того, чтобы ее игнорировать или критиковать, а чтобы ее дифферен­цировать, лишить ее статуса «прикладной психопа­тологии» и укоренить ее в ее специфике — ситуации встречи, понятой как первый инструмент развития.

50 Stern D. Le monde interpersonnel du nourrisson. P., 1989, p.
292. Межличностный мир младенца.

51 Ibid., p. 323.


 








Дата добавления: 2014-12-03; просмотров: 752;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.007 сек.