Несколько мыслей о понятии регрессии
В научной фантастике нередко возникает тема времени, когда автор в интересах своего повествования должен перенести героя на несколько тысячелетий в прошлое или будущее. Помимо машин для путешествия во времени, которые регулярно бывают не в порядке, один из расхожих литературных топосов состоит в утверждении, что существуют пласты времени, которое течет одновременно по разным линиям. Якобы в одном и том же месте одновременно действуют разные временные измерения, которые никак не сообщаются между собой, что позволяет герою перемещаться из одного времени в другое и менять ход истории, используя в одном измерении знания, полученные в другом. Переход из одного времени в другое, остается ключевой проблемой: он обычно совершается посредством «временных порталов»; несколько таких «порталов» рассеяно по поверхности плане-
ты, и их отыскание является фабулой многих фантастических романов. Придя через такие «порталы», завоеватели из других эпох вторгаются в эпоху, о которой говорит рассказчик. Они же открывают перед литературными героями возможность шагнуть в неизвестное, переместившись во время, которое не является их временем.
Так, наряду с линейной концепцией времени, преобладающей в наших мыслительных привычках, появляется некая другая концепция, тоже выдуманная людьми, которая утверждает одновременное существование разных временных измерений в одном и том же пространстве. Эти измерения не сообщаются между собой, а если это происходит, то только в исключительных обстоятельствах.
Лет пятнадцать назад мне захотелось рассказать франкоязычным гештальт-терапевтам о жизни и творчестве Пола Гудмена и его роли в гештальт-те-рапии, и я отправился по его следам и переговорил с большим числом людей, хорошо знавших его лично, чтобы собрать их воспоминания46. Среди этих людей оказался Ирвин Польстер, который обратил мое внимание на понимание Гудменом проблемы времени. Тем самым он глубоко изменил мой образ мысли, открыв передо мной другие перспективы, нежели та, которой я подспудно придерживался и считал само собой разумеющейся. Он сказал буквально следующее: «Есть много вещей, которым я научился от него [Пола Гудмена] и которые представляют его фигуру в особом свете. Одна из таких вещей касается места детства в жизни человека. Как он обычно говорил, взрослая жизнь — это не то, что сменяет детство, а то, что бывает помимо детства».
46 Robine J.-M. Un album d'entretiens a propos de Paul Goodman // Gestalt, 1992, №3.
126 Жан-Мари Робин
Внимательный читатель книги Перлза и Гудмена47 обнаружит, что такая логика присутствует на ее страницах: логика «в то время как», а не логика «вместо того, чтобы». Т. е., говоря схематично, быть пятидесятилетним не значит перестать быть сорокалетним, двадцатилетним, трехлетним. Это значит, что если вам пятьдесят, то одновременно вам сорок, тридцать, двадцать, десять, пять лет и два года. С такой точки зрения, если мы ведем себя как двухлетние дети, это не надо рассматривать в терминах регрессии, потому что нам два года, невзирая на наш возраст. Как в научно-фантастических романах, линии времени наслаиваются друг на друга и действуют одновременно.
Использование термина «регрессия», как это рассматривается многими психотерапевтами, далеко не избавлено от оценочных суждений. То, что думали об этом Перлз и Гудмен, можно расценить как приглашение к регрессии: «Ощущения детства важны не потому, что они составляют прошлое, которое необходимо преодолеть, а потому что они составляют некоторые из самых удивительных сил взрослой жизни, и речь идет о том, чтобы их заново открыть: непосредственность, воображение, прямота мыслей и действий. То, что надо, как говорил Шахтель, это заново открыть способ, которым ребенок приобретает опыт мира»48.
Одна из главных трудностей, с которой сталкивается психотерапевт, связана с необдуманным употреблением понятий, взятых из клинической практики. Парадокс? Сфера клиники строится на основе феноменологии пациентов. Описание и анализ собранных данных по большей части вписываются в «психологию одного лица», то есть в индивидуалистичес-
47 Perls К, Hefferline R., Goodman P. Gestalt-therapie. Bordeaux, 2001. 48Ibid.,ch.V.
Быть в присутствии другого 127
кую перспективу. Дело выглядит так, как если бы собранные таким способом данные могли быть расценены как объективные и не зависели бы от «клинициста», который их собирает. Однако в перспективе поля сама терапевтическая встреча и выступает инструментом, который производит ту или иную патологию опыта, и, разумеется, психотерапевт не может отрицать, что его присутствие сказывается на полученных им данных. Кроме того, намерения обеих сторон в терапевтической ситуации не могут быть такими же, как, например, в клиническом обследовании.
Мое убеждение заключается в следующем: если какие-то понятия доказали свою уместность в клиническом или патопсихологическом подходе, это не означает ipso facto их пригодность в психотерапевтической сфере. На самом деле они могут структурировать мысли и чувства терапевта таким образом, что это идет вразрез с идеей психотерапии. Например, в педагогике многие исследования показали, что определение уровня учащихся («диагностика») влияет на отношение преподавателей и, как следствие, на успеваемость, которая тем самым подтверждает первоначальную диагностику. Так что я думаю, что «диагноз» в терминах регрессии (например, когда говорят о «полярностях», «внутренних объектах» и т. д.) противоречит самому принципу терапии.
Что бы мы не имели в виду, простое упоминание термина «регрессия» рождает у нас представления о возвращении в некое предшествующее состояние. Хотя Фрейд на протяжении своего творчества использует это понятие не только для описания «регрессии во времени», но говорит также о «регрессии места», «регрессии формы», а позднее о «либидозной регрессии», сама идея протекания, развития и, стало быть, темпоральное™ составляет суть данного понятия.
128 |
Жан-Мари Робин
Понятие развития само рождается из представлений, которые являются элементами нашей антропологии и, соответственно, наших теоретических и методологических установок. Как я уже сказал, в теории гештальт-терапии с самого начала была заложена идея, согласно которой развитие — не только последовательность, но и одновременность. Взрослая жизнь не прилагается к детству как его простое продолжение. Отсюда вытекает тот факт, что в каждый конкретный момент прошлое, настоящее и планы на будущее определяют настоящее и переживание.
Тем не менее, отдельные эпизоды терапевтических встреч заставляют терапевта вспомнить понятие регрессии. То, что предстает глазам последнего, кажется, устойчиво напоминает формы функционирования, свойственные более ранним стадиям развития. Единственное, что можно воспринять феноменологически, — это повторяемость. «Регрессия» не является опытом, доступным феноменологическому наблюдению, ибо она есть интерпретация, односторонняя реконструкция смысла опыта другого. Вопрос, к которому я подбираюсь, приобретает в логике поля следующий вид: «Если эта повторяемость существует, то что есть такого, о чем я до такой степени не хочу слышать? В чем заключается «id ситуации», что оно не может развернуться? Или я мешаю ему развернуться?» Понятие «повторение» (la repetition) при этом возвращает себе свое этимологическое значение «повторной просьбы» (la nouvelle petition). В такие моменты субъект, кажется, не в состоянии употреблять некоторые формы ориентирования и действия, чтобы развернуть построение гештальта (как сказали бы некоторые: «зрелые формы»), и используют тогда формы, которые представляются ему в данный момент наиболее подходящими.
Быть в присутствии другого 129
В «Метапсихологическом дополнении к учению о сновидениях», как уверяет Р. Руссийон, Фрейд предложил модель, которая может служить альтернативой модели регрессии. Как человек, который идет спать, снимает очки, накладные волосы, зубные протезы, необходимые ему в жизни, так и терапевт должен открывать перед пациентом возможность «деконструкции защитных структур, которые маскируют его истинное отношение к самому себе и своей истории»49. Будучи гештальт-терапевтом, я бы к этому добавил: «... и маскируют возможности контакта с миром вообще и с другим человеком, в частности».
И эта идея снятия мне прямо напоминает идею катарсиса. Действительно, эпизоды, которые квалифицируются в качестве регрессивных, зачастую соединяются в катарсическую абреакцию*. Абреакция должна создавать что-то вроде дыр в устойчивых переживаниях, выметать вспомогательные конструкции, подобные протезам, открывая тем самым доступ к неоконченным ситуациям и навязчивым идеям и позволяя вернуть им подвижность. Если продолжить аналогию с научно-фантастическими романами, на катарсическую абреакцию можно взглянуть как на одну из возможных «дверей времени», которая открывают доступ к иным линиям времени.
Фасилитация абреакции — к тому же, одна из составляющих ситуации групповой терапии (через разыгрывание аффекта, взаимную поддержку, позволяющую пойти на риск, через — не всегда уместную — деконструкцию «протезов», через редукцию игр переноса). Мы должны изучить заложенные в ней побуждения к регрессии.
49 Roussillon R. Voyager dans le temps // Revue Francaise de Psychanalyse, LVI, Oct.-Dec. 1992.
130
Жан-Мари Робин
Завершая эти вариации на тему, мне приятно спрятаться за некоторые высказывания Даниэля Стерна, который по-новому ставит вопрос о связи клиники и терапии: «Важно напомнить, что оценка клинических теорий на основе прямого наблюдения грудных детей не позволяет сделать никакого заключения относительно их пригодности в качестве терапевтических конструкций»50. Или еще: «Классические вопросы... развития не были рассмотрены как происходящие из одной особенной точки или на особенном этапе в ходе развития. Эти вопросы были рассмотрены здесь как линии развития — т. е. этапы, относящиеся ко всей жизни, а не как фазы жизни»51.
Размышления над употреблением таких понятий, как регрессия, интересны тем, что они рождают вопросы об эпистемологических основаниях психотерапии. Мне кажется, пришло время отделить регрессию в психотерапевтическом смысле от регрессии клинической и психопатологической, не для того, чтобы ее игнорировать или критиковать, а чтобы ее дифференцировать, лишить ее статуса «прикладной психопатологии» и укоренить ее в ее специфике — ситуации встречи, понятой как первый инструмент развития.
50 Stern D. Le monde interpersonnel du nourrisson. P., 1989, p.
292. Межличностный мир младенца.
51 Ibid., p. 323.
Дата добавления: 2014-12-03; просмотров: 745;