Языковая картина мира как процесс

В "Материалах для словаря древнерусского языка. .." И.И.Срезневского слову свhтъ и производным от него отво­дится несколько страниц большого (сло­варного) формата. Подавляющее большинство производных - свhтьловати ('освещать, просвещать'), свhтьлитис# ('светиться, сиять'), свhтьлотворити ('наполнять светом духовным'), свhтьло"дрьн|и ('снегом указывающий путь') – в современном языке утрачены, как утрачена (или во всяком случае суще­ственно редуцирована) идея божественной природы света (ведь счет и свят, как показал В.И.Топоров, относятся к одному и тому же праславянскому корню *svęt-), ср.:"...самая стихия света есть божество, нетерпящее ничего темного, нечистого, в позднейшем смысле - греховного. Поня­тия светлого, благого божества и святости неразлучны... Так, от санскр. div -светить, блистать, играть лучами образова­лось греч. Ζευς (род. Διός), лат. Deus - Бог, (divus - божественный, святой..." (Дьяченко). Таким образом, световая мотивация эмоций – это историческая память языка о слове (концепте) и его семантическом ареале.

Приведенные факты подводят нас к мысли, что к феномену языковой концептуализации нужно подходить как к про­цессу; языковая картина мира – это динамика: какие-то ее фрагменты складываются, выявляются с течением времени, а какие-то, напротив, - затемня­ются, в результате чего наше употребле­ние кажется на первый взгляд ничем не мотивированным (недаром Гумбольдт о языковом мышлении говорил как о "внутренней форме языка"). Апелляция же "внутрь", как правило, означает исследо­вание "вглубь" (времени), апелляцию к прошлому языка и языкового мышления.

В пояснение и подтверждение сказанного приведем такой пример.

В современном русском языке есть ряд наречий - интенсификаторов, которые группируются вокруг слова очень: ужасно, страшно, жутко (разг.), весьма (книжн.), удивительно, необычайно... и др. Для носителей русского языка сочетания типа ужасно (страшно, жутко), красивый не кажутся ни парадоксальными, ни стран­ными, между тем как во многих других языках им нет аналогов. Нa первый взгляд, выбор в качестве интенсификаторов таких наречий, как ужасно, жутко, страшно, кажется ничем не мотивирован­ной языковой прихотью. Однако исследо­вание "вглубь", в историческую ретроспективу, объясняет наш сегодняшний вы­бор. Дело в том, что в церковнославянском (культовом!) языке слово оужасъ (равно как и страхъ) значило "удивление, иэумление…иступление, вдохновенное состояние… благоговейный страх". Страшн|й церковно-славянском – "внушающий почтение, благоговение…удивительный, чудный, величественный…чрезвычайный, безмерный". Названия подобного рода религиоз­ных ( экстатических) чувств [18]- совмещаю­щих противоположные оценки – совре­менном языковом сознании, как правило, преломляются в какую-либо одну оценоч­ную плоскость, так, чаять понимается, скорее, в плане надежды, чем в плане опа­сения. Но именно "экстатичность" церковнославянских "страха" и "ужаса" мотивируют их сегодняшнее разговорное употребление. Заметим, что только эти слова передают идею интенсификации в наиболее чистом виде, без какой-либо примеси "качества". И в этом смысле они отличаются oт таких своих синонимов, как необычайно, удивительно, потрясаю­ще: последние в силу наличия семантики 'удивление' не используются относитель­но 1-го лица, ср Ужасно / страшно рад вас видеть при невозможности *Поразительно / удивительно рад вас ви­деть.