НЕ ВЕРЬ СОБАКЕ, ДОННЕЛ!

 

Фургон с решетчатой дверцей въехал во двор. Сзади лязгнули чугунные створки в высокой стене. Фургон подкатил задним ходом вплотную к проему поднятого над землею входа.

Лесси спокойно лежала в углу. В фургоне были и другие собаки. Пока их везли по городу, они выражали свой протест громким лаем. Но Лесси всю дорогу пролежала тихо, как пленная королева среди прочих не столь высокородных узников.

Неподвижная, только с горящими глазами, она лежала в своем углу, отключив от себя внешний мир, – совсем как в те дни, когда лежала больная под нависшим дроком.

Она не утратила величавого достоинства даже и тогда, когда откинули решетчатый задник фургона. Прочие собаки, все полукровки, заметались и снова подняли визг. Те двое хватали их и волокли в большую зацементированную камеру. Но Лесси не двигалась. Наконец в фургоне осталась она лишь одна.

Может быть, человека обманул ее спокойный и царственный вид. А может быть, он помнил к тому же, как легко та девица посадила собаку в машину.

Он вошел в фургон, держа наготове ошейник с поводком. Лесси лежала тихо; и словно почитая ниже своего достоинства визжать и отбиваться в борьбе за свободу, как визжали и бились другие собаки, она спокойно позволила рукам человека надеть ей через голову ремень. Когда поводок должен был натянуться, она послушно поднялась и, как ее учили смолоду, последовала за человеком. Они спустились по откинутому заднику фургона и зашагали по гулкому коридору. Лесси шла как надо, не рвясь на поводке вперед, не оттягивая его назад.

Это, возможно, тоже усыпляло бдительность человека. И вот, доведя ее до места, где стоял у распахнутой двери его помощник, готовый тотчас опять закрыть ее на засов, он наклонился, чтобы снять с собаки намордник.

Мгновение – и Лесси высвободилась.

Она отпрянула, как скользящий луч. Человек вскочил, чтобы преградить ей дорогу. Но в быстроте реакции человек изо всех четвероногих не уступит только черепахе. Пока он двинулся с места, Лесси уже пустилась наутек, прошмыгнув между его ногами и стеной.

Она пронеслась по коридору и остановилась. Путь был перекрыт. Перед нею ничего, кроме черной пустоты фургона, только что покинутого ею: грузовик был так аккуратно надвинут на входное отверстие, что ни слева, – ни справа не осталось ни на дюйм свободного пространства.

Она повернула и кинулась назад – прямо на гнавшихся за нею людей, вернувшись от их распяленных рук и ног, она опять, как стрела из катапульты, пронеслась мимо. Слева была лестница. Она взметнулась по ней. Наверху протянулся в обе стороны коридор. Один конец шел к югу. Туда она и побежала.

Теперь весь дом за нею гудел от крика. Коридор наполнился народом. Она неслась, а перед нею растопыривали руки. Лавируя, как иной полузащитник на футбольном поле, она пронеслась по всему коридору. И остановилась. Коридор уперся в стену. В стене окно, но оно было закрыто.

Лесси повернулась. Позади по всему длинному холлу сейчас толпились люди. Они надвигались. Лесси огляделась. С обеих сторон много дверей, но все плотно закрыты. Податься некуда.

Казалось, и ловцы не сомневались в этом. Появились двое мужчин в форменных фуражках, и тут раздался голос ловца:

– Прошу, стойте все, где стоите. Теперь она у нас в руках. Только стойте все, где стоите, и тогда она не сможет побежать назад по коридору. Она никого не укусит. Это не злая собака.

Он начал медленно приближаться. За ним шел его помощник с сеткой. Они подбирались ближе и ближе.

Податься было некуда, Лесси гордо стояла на месте. Высоко подняла голову и ждала.

И тут пришло спасение. Справа подле Лесси одна из тех плотно закрытых дверей открылась, и раздался голос. Важный голос – начальственный:

– Что тут происходит? Вы что, не понимаете, что идет заседание суда и…

На этом голос осекся. Потому что в этот миг что-то бурое бомбой пролетело мимо, едва не сбив человека с ног. Его лицо перекосилось, изобразив ужас и разъяренное достоинство. Он смерил двух мужчин с сеткой единым презрительным взглядом. Потом закрыл дверь.

А там, в комнате, воздух наполнился гудением, потому что Лесси металась туда и сюда, ища выхода. Но и здесь, в просторной комнате, его, казалось, не было. Все двери закрыты.

Лесси остановилась в углу, точно загнанный зверь. Люди отошли от нее, оставив ее в одиночестве. Скрип сдвигаемых стульев и крики понемногу стихли, слышно было только постукивание молоточка на кафедре. Потом заговорил торжественный голос:

– Не должен ли я так понять, что это и есть нежданный свидетель, обещанный защитой?

Зал покатился со смеху. Молодые люди в торжественных черных мантиях широко улыбались. Внушительный господин в огромном белом парике тоже позволил себе улыбнуться, ибо он славился на всю широкую округу своим разящим остроумием. К тому же дело слушалось сегодня долгое и скучное. Его замечание будут повторять и устно и печатно, – подхваченное газетами, оно облетит из края в край всю страну:

 

«Мы получили сегодня новый образец искрометного юмора прославленного острослова из юридического мира, судьи Мак-Куэрри, проводившего заседание в…»

 

Великий человек слегка кивнул головой, отчего его белый парик съехал чуть ли не на брови. В это мгновение Лесси коротко тявкнула один только раз.

Великий человек просиял:

– Полагаю, ответ получен положительный. И я могу добавить, что это самый толковый свидетель из всех, каких я видел перед собой за двадцать лет, ибо он первый сумел ответить без уверток, прямым «да» или «нет».

Снова большой зал покатился со смеху. Молодые люди в мантиях кивали, как китайские болванчики, и поворачивались друг к другу.

Старина Мак-Куэрри сегодня в ударе!

Но вот, как будто решив, что он один вправе указывать, как долго может продолжаться смех, судья застучал молоточком. Его брови насупились. Глаза глядели строго.

– Сержант! – прогремел он. – Сержант!

Человек в мундире подбежал к судилищу и застыл в ожидании.

– Сержант, что это такое?

– Собака, милорд.

– Собака?!

Судья обратил взор на животное, все еще стоявшее в углу с видом загнанного зверя.

– Вы подтверждаете, сержант, мои собственные подозрения. Это собака! – сказал он ласково. Затем громогласно добавил: – Так! И как же я должен с нею поступить?

– Я, кажется, знаю, что у вас на уме, милорд.

– Что же у меня на уме, сержант?

– Вы хотите, чтобы ее удалили, милорд.

– Верно! Хочу! Удалите ее! Удалите!

Сержант в тяжелом недоумении поглядел вокруг. За все годы его службы перед ним никогда не вставала такая задача. Возможно, она никогда не вставала ни перед кем за всю историю юриспруденции. Возможно, в своде законов не было установлено никакого официального и признанного порядка для проведения подобной процедуры. Все прочие возможности были предусмотрены, но… как быть с собаками? Нет, этого сержант не мог припомнить.

«Собаки. Порядок удаления таковых из зала суда». Возможно, где-нибудь есть такой параграф, но сержант не помнил. А коль скоро не установлено официального порядка процедуры, как же тогда человеку…

Вдруг лицо у сержанта просветлело. Он разрешил задачу. Лестница чинов! Он обернулся к тому человеку, который открыл дверь и позволил Лесси войти:

– Мак-Лош! Уберите эту собаку. Откуда она пришла?

Багровый с лица привратник с укором поглядел на своего начальника:

– Не иначе, как улизнула от Фергюссона и Доннела. Они сейчас шатаются под дверью со своими сетками.

Сержант повернулся и перевел для судьи на более официальный язык:

– Собака, ваше благородие, сбежала от живодерных властей. Двое из них сейчас на посту. А так как задержание и арест бродячих собак входит, собственно, в обязанности живодерни, то…

– Официального постановления на этот счет я выносить не стал бы, но неофициально, сержант, неофициально…

Молодые люди в мантиях опять заулыбались друг другу.

–… Неофициально я сказал бы – это по их ведомству. Впустите их и прикажите им убрать отсюда животное.

– Очень хорошо, милорд.

Сержант поспешил скрыться за дверьми.

– Уведите ее отсюда, живо! Пока он не вышел из себя, – прошипел он хриплым шепотом.

Те двое с сеткой наготове вошли в зал суда. Блюстители закона выстроились в ряд и следили с жадным интересом. Как-никак, этот эпизод позволял передохнуть от томительной скуки сегодняшнего заседания.

Двое с сеткой, крадучись, пробирались к углу – медленно, осторожно.

– Мы ее быстренько уберем отсюда, милорд, – сказал один успокоительным тоном.

Но он еще не досказал, как Лесси уже увильнула. Сетка была ей знакома. Это ненавистный враг. Его надо избегать.

Опять в зале пошел бедлам. Пользуясь случаем, молодые люди разыгрались, точно школьники, и закричали на все голоса:

– Го-го-го! Вон отсюда!

– Эй, Уотсон, гляди! Там, подле кафедры!

– Улю-лю! Гейо!.. Ой, зашиб колено!

Они бойко улюлюкали и с веселым жаром всеми силами старались помешать людям с сеткой – делали вид, что помогают загнать собаку в угол, а сами норовили при каждой возможности толкнуть их, как бы ненароком.

Но облава понемногу пошла как должно. Лесси оказалась припертой к стене. Кольцо людей стягивалось. Прямо перед ней было открытое окно. Она вскочила на подоконник и остановилась в колебании: внизу под нею был двор, где все еще стоял фургон. А прыгнуть надо было с высоты добрых двадцати футов – и прямо на асфальт.

Люди уверенно подходили. Они знали, что отсюда ей не спрыгнуть. Они расправили сетку.

Стоя на самом краю, Лесси задрожала. Поодаль, влево, была крыша фургона. Тут высота не превышала десяти футов, но фургон стоял далековато. Лесси сгорбилась, перебирая лапами, как будто нащупывала более верную опору. Ее мускулы подрагивали.

Собака не то что кошка. Собаки, как и люди, научились бояться высоты. Однако это был единственный путь.

Подобравшись, напрягши все мускулы, Лесси замерла на месте. И прыгнула. Она метнулась насколько могла вперед, нацелившись на крышу фургона. Еще летя по воздуху, она уже знала, что упадет ближе. Чувство времени и чувство равновесия сказали ей, что не удастся благополучно приземлиться.

Она вытянула передние ноги и чуть задела ими самый край. Одну секунду она висела на когтях, задними ногами царапаясь в борт. Потом тяжело упала наземь. И лежала, оглушенная.

Наверху, в зале суда, в окнах выстроились лица. Ловец испустил резкий крик:

– Теперь не уйдет!

Они с товарищем повернули было; но их остановил резкий окрик. Судья хмуро поглядел на них, а когда заговорил, со всяким весельем на этот день, казалось, надо было распроститься.

– Вы в зале суда. Извольте выйти чинно и тихо. Джентльмены, прошу. Перерыв я объявлю своевременно.

Застучал молоток, и все встали, потому что раскатилось вековое судейское: «Слушай!»

Двое ловцов, ворча под нос, медленно шли к дверям. Выйдя наконец в коридор, они кинулись бегом.

– Распроклятая собака! – пропыхтел старший из двух. – Ну, я ей покажу! Дайте мне только…

Но, выскочив во двор, они оторопели. Глядят по сторонам. Вот фургон. Вот место, где Лесси лежала, оглушенная. И, однако, ее здесь нет! Во дворе пусто.

– Ну, Доннел, хорошо, когда на этом не кончатся все чудеса этого распроклятого дня! – пыхтел старший. – Она же, конечно, убилась насмерть – так где же она?

– Перелезла через стену, мистер Фергюссон!

– Шесть футов… И не могла же она не убиться насмерть. Это никакая не собака, Доннел. Это распроклятый вампир.

Они пошли назад, в свою контору в подвале.

– Мистер Фергюссон, вампир – это ведь крылатая тварь?

– Точно, Доннел. Потому я и назвал ее вампиром. Животному нужны крылья, чтоб перебраться через эту стену.

Доннел почесал в затылке.

– Я когда-то, – сказал он, – видел в кино картину про вампиров.

Старший принял строгий вид:

– Куда это годится, Доннел! Я ломаю голову над делом – над очень важным делом, так ведь? – а ты тут мелешь мне про кино!

Ты никогда не продвинешься по службе в муниципалитете, если и впредь будешь так же. Вопрос, стало быть, такой: как нам быть с собакой?

Доннел выпятил губы:

– Я не знаю…

– А ты подумай. Что бы ты стал делать, если бы ты был один?

Доннел погрузился в мрачное раздумье. Наконец по его лицу как будто пробежал солнечный луч.

– Сядем в наш фургон и поедем по улицам и будем разъезжать, пока опять не наедем на нее!

Старший покачал головой с таким видом, точно разочаровался во всем роде людском.

– Доннел, неужели ты так никогда и не научишься?

– Не научусь? А чему это я сейчас не научился?

– Смотреть на время, смотреть на время! – веско сказал Фергюссон. – Сколько раз я тебе говорил? Раз ты на казенной службе, ты должен соблюдать свои рабочие часы. Ты только раз начни работать всечасно, день и ночь, – и кончено: они уже станут ждать от тебя того же всегда.

– Оно, конечно, так. Я и забыл.

– Забыл! Ты забыл! Так вот, ты не забывай. Бери пример с меня, мой мальчик, тогда ты кое-чего добьешься.

У младшего был пристыженный вид.

– Так-то! – сказал тот. – Пораскинешь умом – и ногам покойней. Теперь что мы должны сделать? Мы должны написать рапорт.

Он взял карандаш и бумагу. Долго сосал кончик карандаша.

– Нелегкое это дело, Доннел, – сказал он наконец. – Это же черное пятно на моей служебной репутации. Я здесь двадцать два года, и ни разу за всю мою службу не бывало случая, чтобы собака ушла. Я просто не знаю, как о таком доложить.

Доннел почесал в затылке. И тут его осенило:

– Послушайте, а что, если вы попросту забудете? Не доложите о ней вовсе ничего?

Старший удивленно поглядел на него:

– Пожалуй, голова у тебя, Доннел, не совсем пустая. Ты наконец кое-чему научился. Но ты забыл одну оч-чень важную вещь: происшествие в суде. О нем непременно пойдут шуметь!

– Да уж, непременно! – с жаром подхватил Доннел. – Но кто же докажет, что мерзавка была у нас поймана? Если придут с проверкой, мы им предъявим того кудлатого мерзавца, которого мы изловили нынче утром. Просто укажите в рапорте на одну штуку меньше, и не будет тогда ни одной сбежавшей собаки, никакого пятна на вашей… вашей… как ее?… реплутации!

– Ты отлично придумал, Доннел!

Старший засел за отчет. С полчаса он мучительно писал. Только он кончил, как зазвонил колокольчик. Дверь отворилась, и вошел полисмен. Следом за ним вошли девушка с молодым человеком – те, что стояли тогда на мосту.

– Вот сюда их запирают, бродячих собак, – сказал полисмен.

Молодой человек подошел к столу.

– По моим сведениям, – сказал он, – я могу, уплатив расходы по поимке и установленный штраф, забрать отсюда любую неистребованную собаку?

– Правильно, сэр.

– Хорошо. В таком случае, я… то есть не я… вот эта барышня хочет забрать ту колли, которую вы поймали сегодня утром, сэр.

– Колли? – повторил Фергюссон, быстро соображая, как же быть. – Колли? Нет, сэр, сегодня утром не было поймано ни одной колли.

Девушка вышла вперед:

– Послушайте, что вы тут затеваете? Вам отлично известно, что все произошло у меня на глазах: вы при мне сегодня утром поймали колли – и жестоко обращались с ней, да! Если вы опять собираетесь сыграть с ней какую-нибудь злую шутку, так капитан Мак-Кейт – вот он перед вами – вмешается в это дело.

Фергюссон почесал в затылке.

– Хорошо, скажу вам всю правду: собака сбежала.

– То есть как это? – спросила девушка.

– Вот так. Сбежала, мэдэм. Вам тут каждый может это подтвердить. Собака вырвалась и пробежала наверх, в зал суда, к судье Мак-Куэрри, а потом выскочила в окно, перемахнула через стену – и была такова!

– И была такова!..

Девушка глядела на него во все глаза. И вдруг ее лицо озарилось радостью.

– Не знаю, правду вы мне говорите или нет, – вмешался ее кавалер, – но я для верности подам письменное требование на эту собаку.

Он сделал пометку в своей записной книжке и направился к выходу. Девушка, сияя, пошла за ним.

– Я очень сожалею, Ительда, – начал он, когда они поднимались по лестнице, – но ничего не поделаешь.

Девушка улыбнулась.

– Превосходно! Я очень рада! Как вы не понимаете: она же опять на свободе. На свободе! Пусть она мне не достанется, но она на свободе.

А внизу, в подвале, у себя в конторе, Фергюссон бушевал перед своим помощником:

– Теперь я должен все-таки написать в рапорте, что она сбежала, потому что эти душегубы, конечно, подадут на нее требование и придется мне объяснять, почему я не могу выдать им собаку.

Он со злостью разорвал в клочки с таким трудом написанный ложный отчет.

– Такая хорошая работа – и пошла прахом! Так пусть же оно послужит тебе уроком, Доннел. Какой ты сделаешь вывод из этого всего?

– Никогда не составляй ложного рапорта, – совестливо ответил Доннел.

– Нет, совсем не то, – с презрением сказал Фергюссон. – Ты никогда не продвинешься по службе, Доннел. Вывод отсюда только один: никогда не верь собаке! Да, вот ты поймал ее. Она прикинулась, можно сказать, кроткой, как грудной младенец. Я ей поверил на одну секунду, и она тотчас превращается как бы в огненный шар на Страшном суде. Дальше. Ей бы надо убояться спрыгнуть, а она что делает?

– Прыгает в окно, – отозвался Доннел.

– Верно. Дальше. Она бы должна убиться насмерть, а она что?

– А она жива.

– Опять же верно. Потом, ей бы должно быть неспособно перескочить через такую стену, а она что?

– Она перескочила.

– Опять скажу: верно! Значит, мораль такова: покудова ты на этой работе, Доннел, никогда не верь ни одной распроклятой собаке. Она… понимаешь… собака, она не то что человек. Да. Собака не человек.

 








Дата добавления: 2014-12-02; просмотров: 645;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.028 сек.