Социокультурные основания Новоевропейской цивилизации

Новоевропейская цивилизация сыграла особенную, ни с чем не сравнимую роль в истории человечества. Она суть явление уникальное, принципиально от­личное от всех предшествующих и синхронных ей цивилизаций своим рациона­лизмом, индивидуализмом, капитализмом, приведшим^ всемирной индустриа­лизации, урбанизации и, в конечном счете, объединению человечества в рамках единой глобальной системы постиндустриально-информационного общества.

Западная цивилизация в силу своей природы не является самодостаточной, как цивилизации традиционных типов и даже такие системы квазицивилиза-ционного типа, как СССР с сателлитами. Ее экономическое развитие в после­дние два века предполагало и предполагает экономическую (как и всякую про­чую) экспансию, обусловливаемую самим законом расширенного капиталисти­ческого воспроизводства.

На стадии раннего капитализма это был, прежде всего, торговый экспансио­низм с определявшимся им специфическим колониализмом (в том числе и широ­комасштабной работорговлей с использованием труда черных невольников на плантациях Нового Света) по отношению к народам Востока в XVI—XVIII ст. С началом промышленного переворота в Англии мы имеем дело уже с классически-550__________Западная цивилизация, макрохристианский мир и глобализирующееся человечество

ми формами по преимуществу англо-французского колониализма, господствовав­шими в Азии и Африке в XIX ст. Однако уже с появления преславутой доктрины Дж. Монро (1823 г.), тем более после победоносной войны с Испанией за "осво­бождение" Кубы и Филиппин 1898 г., США разворачивают в мире политику нео­колониализма, преобладающую в отношениях наиболее развитых стран Запада с отсталыми государствами, сперва преимущественно их бывшими колониями, а теперь и постсоветскими государствами, во второй половине XX в. и сегодня.

Таким образом, с момента своего появления и до наших дней Западная цивилизация активно и насильственно воздействовала и воздействует на неза­падные общества, причем реакции последних на разнообразные, в том числе и деструктивные, импульсы с ее стороны в различных случаях далеко не иден­тичны (Россия, Япония, Китай, Индия, мусульманские государства, Черная Африка). И, как представляется, отношения Запада со все более решительно реагирующими на его воздействие внешними по отношению к нему цивилиза-ционными центрами становится все более существенным, если не основным, фактором современной истории.

С развалом СССР и образованием на его территории отдельных государств жизнедеятельность последних оказывается в прямой связи (в сущности — зависи­мости) от характера взаимодействия с Западом. Сказанное вполне самоочевидно. Однако мало кто подходит к решению возникающих в связи с этим актуальных задач с точки зрения не просто отношения России, Грузии и пр. с одним из запад­ных государств или Западом как таковым, но в контексте общемирового взаимо­действия цивилизационных систем, взятого в его исторической динамике.

Многие базовые черты Новоевропейской цивилизации уходят корнями в глубокое прошлое исторических предков образовывавших ее народов. И без пусть даже самого беглого рассмотрения генезиса этих признаков понять спе­цифику Запада, его неповторимого духа невозможно. Явственные проявления нового духа Запада видны уже на втором этапе Средневековья (во втором фе­одальном периоде, по М. Блоку). Среди них в первую очередь следует назвать такие феномены, как:

1) активная купеческая и банковская деятельность при появлении первых мануфактур — особенно в Италии с XIII в.;

2) начало формирования централизованных государств и наций, прежде всего во Франции и Англии после окончания Столетней войны и войны Алой и Белой роз;

3) рационалистическое отношение к миру, вполне проявившееся уже в схоластике;

4) яркий индивидуализм, сочетающийся с ненасытной жаждой наживы и духом авантюризма, выражающийся с особенной силой в заморской экспан­сии Португалии (с XV в.), затем Испании и пр., что привело к эпохе Великих географических открытий;

5) утверждение нового, религиозно освященного отношения к труду как к призванию каждого человека, что с особой силой, как показал М. Вебер, про­явилось в течениях раннего протестантизма, особенно кальвинизма.

Качественный перелом в развитии Западной Европы был связан с Возрож­дением, Великими географическими открытиями рубежа XV—XVI вв., Рефор­мацией и утверждением раннебуржуазных отношений как особого самостоя­тельного экономического уклада в экономической жизни ряда ведущих странВеликий перелом в истории запада 551

Западной Европы — начиная с Нидерландов, где во второй половине XVI в. и происходит первая буржуазная революция. Скрещивание формировавшихся и разворачивавшихся вполне автономно индивидуалистического рационализма и гуманистическо-гедонистической установки Ренессанса в Италии и других, испытывавших ее влияние романских стран, с одной стороны, и индивидуали­стических религиозных исканий в Европе севернее Альп — с другой, при раз­вивавшейся быстрыми темпами предпринимательской деятельности в городах (достаточно самостоятельных в условиях расшатывания устоев феодализма, дискредитации католической церкви и слабости государственных структур), привело к грандиозной трансформации всей социокультурной западноевро­пейской системы уже в первой половине XVI в.

Реформация и утверждение (с последующим бурным развитием) капита­лизма, как известно, были тесно взаимосвязаны, однако не по модели причины и следствия (М. Лютер, к примеру, менее всего был настроен выражать инте­ресы экономически поднимавшегося бюргерства, скорее уж ориентируясь на князей Средней и Северной Германии), а в соответствии с принципом появле­ния качественно нового в точке пересечения автономно развивавшихся, но в некоторый момент встретившихся процессов. С этого времени Запад охваты­вает (разумеется, не чуждый ему и ранее) дух наживы и внешней экспансии, в значительной степени получающих и религиозную мотивацию (особенно в каль­винизме с его идеей извечной богоизбранности горстки людей, признаком ко­торой в этой жизни является деловой успех).

От Античности Запад унаследовал прежде всего (не говоря о некоторых науч­ных знаниях, технических изобретениях и пр.) выборную систему коммунально-городского самоустройства, рационалистический подход к решению проблем и по­нятие о законодательно оформленном правопорядке, а также, что особенно важно, представление о своей цивилизационной идентичности, основанной на идее Запад­ной Римской империи и единстве венчавшейся римским первосвященником (па­пой) церковной структуры. И древнегреческие полисы, и во многом подобные им древнеиталийские городские общины (civitas) имели своими элементами отдельные домохозяйства, главы которых обладали полнотою гражданских прав и выборным путем формировали органы самоуправления. Во времена эллинистических монар­хий и тем более Римской империи автономные права таких городских общин все более урезались и нарушались, однако традиция муниципального самоуправления доживает до конца Античности и переходит в раннее Средневековье.

Прежде всего, это наблюдается в пределах бывшей Западной Римской им­перии, на территориях, оказавшихся под властью слабых варварских королей, тогда как в Византии государственная машина в раннем Средневековье ликви­дирует остатки городского самоуправления. Дольше всего оно удерживалось на периферии этой империи — в Херсонесе-Херсоне, к примеру, до 30-х гг. IX в. В этом отношении особенно характерным является пример Венеции, ко­торая, сохраняя и развивая традиции античного самоуправления и под номи­нальной византийской властью в X в. превращается в самостоятельную рес­публику. Для сравнения, страны Халифата, многие из которых (в пределах Сре­диземноморья — от Сирии до Испании) ранее составляли органическую часть Античного мира, городского самоуправления не знали. Определенное исклю­чение составляли лишь священные города Хиджаза — Мекка и Медина, не имевшие никакого отношения к античному наследию.552__________Западная цивилизация, макрохристианский мир и глобализирующееся человечество

На античной почве вырастает и западный рационализм — в его предельно широком понимании как склонности решать разнообразнейшие проблемы при помощи формально-логических операций, безотносительно к тому, берутся ли исходные посылки из Библии, авторитетных философов (прежде всего, схолас­тами — у Аристотеля) или эксперимента (как в новоевропейской науке). Разум воспринимается как нечто самодостаточное, поставленное над прочим бытием в качестве судии и оценщика. В качестве живого моста между античным и средне­вековым западным рационализмом выступает Боэций (480—526 гг.), которого называют последним римлянином и первым схоластом, а затем Иоанн Скот Эри-угена (ок. 800 — ок. 877 гг.). Последний, при всем том огромном влиянии, кото­рое он испытал со стороны восточнохристианскои теологии, в частности — Corpus Areopagiticum, подходит к религиозной проблематике сугубо рационалистичес­ки, провозглашая (как тысячелетием позже Г.В. Гегель), что подлинная филосо­фия суть ни что иное, как религия, а подлинная религия — это истинная филосо­фия, и потому никто не восходит на небо иначе, как через философию.

В последующие- времена рационализация отношения к окружающему миру начинает непосредственно влиять и на производственную сферу, содействуя сельскохозяйственной и промышленной революции XI—XII вв., когда Запад­ная Европа пережила беспрецедентный технологический бум. С этого времени Западнохристианский мир решительно становится на тот новый путь, который в конце концов приводит его к капитализму и промышленному перевороту.

Не угасли на Западе при переходе от Античности к Средневековью и тради­ции римского права. Свою роль в этом сыграла его кодификация в Византии в правление Юстиниана I (527—565 гг.). На большей части Западнохристианского мира жизнь всю первую половину Средневековья строилась в соответствии с записанным обычным правом "варварских правд" и позднее — феодальными нор­мами. Однако элементы позднеантичного правосознания сохранялись в коммунах юга Европы, особенно в североитальянских городах. И при первом же оживлении городской жизни, уже в XI в., традиции римского права получают здесь новую жизнь, адаптируясь к потребностям торгово-ремесленных социумов. В этом смыс­ле примечательно, что старейший в Западнохристианском мире университет, Бо-лонский, возникает в XI в. в результате объединения учащихся, прибывших из разных мест для изучения юриспруденции. В XIII в. число учащихся в нем доходило до 10 тыс., но он оставался по существу юридическим учебным заведением, главны­ми предметами преподавания в котором были римское и каноническое право. И только в XIV в. в нем возникли факультеты теологии, философии и медицины.

Существенным было и то, что Западная Европа унаследовала от Римской империи ощущение единства, которое в идеале мыслилось в виде восстановлен­ной Западной империи. И во времена Карла Великого, Карла V и Наполеона западнохристианская Европа была к этому близка. От Западной Римской импе­рии и империи Карла Великого Запад сохранил представление о своей цивилиза-ционной идентичности, несмотря на то, что уже в раннем Средневековье он состоял из двух основных субцивилизационных регионов — южного, романо-язычного, где в XVI в. удерживается католичество, и северного, германоязычно-го, где в названном столетии преимущественно побеждает протестантизм.

Важно и то, что Западнохристианский мир противопоставлял себя не только иноверной Мусульманской цивилизации, но и христианской Византии — не позднее как со второй половины IX в.: со времен конфликта папы Николая I и

I

Великий перелом в истории запада__________________________________________553

патриарха Фотия (в дальнейшем обострявшегося в связи с развернувшейся меж­ду Константинополем и Римом борьбой за церковный суверенитет над обращен­ными в христианство балканско-дунайскими славянами и венграми). Оконча­тельный разрыв относится, как известно, к середине XI в. Однако истоки разде­ления на Восточнохристианскую и Западнохристианскую цивилизации уходят корнями в позднеантичный эллинско-латинский дуализм восточно- и западно-средиземноморских провинций Римской империи, о чем уже говорилось.

Распространенная характеристика Западнохристианского мира Средневеко­вья как собственно "феодального" в настоящее время представляется весьма неточной. Ныне сам термин "феодализм" понимается уже не в плане некоей социально-экономической формации, а в виде определенного социально-поли­тического устройства, основанного на иерархии политических суверенитетов, связанных с соответствующей системой земельных держаний. Феодально-иерар­хическая структура, раскрывающаяся через ступени форм личной зависимости и связанной с ней системой условных (постепенно становящейся наследствен­ными) земельных владений, действительно где-то с XI в. становится базовой формой общественной организации наиболее развитых стран Запада. Однако говорить о феодализме в таком его понимании до 1000 г. не приходится. Не было такой системы во многих государствах Запада и позднее (Пиренейские и Скан­динавские государства, Швейцария, в значительной степени Италия и пр.).

Тем более важно то, что средневековые города-коммуны, даже когда в силу внешних обстоятельств они оказывались инкорпорированными в структуру феодальных владений, по своей сущности не были и не могли быть феодальны­ми. Феодализм строится на примате вертикальных отношений между неравны­ми в социально-правовом отношении субъектами, тогда как основой комму­нальных отношений (как ранее — полисных) были горизонтальные связи меж­ду принципиально равными субъектами. Как писал по этому поводу М. Вебер, средневековый город был прежде всего союзом, конституированным или по­нимаемым как братство.

Распространенный взгляд на западноевропейскую историю предполагает проведение резкой грани между Средневековьем и Новым временем (традици­онно — по линии Возрождения и Реформации, около начала XVI в., или, в советской историографии, по Английской революции 40-х гг. XVII в.). Мень­шее значение обычно уделяется периодизации истории самого Западного Сред­невековья. Между тем, не требует доказательства тот в принципе самоочевид­ный факт, что Возрождение и Реформация как эпохи глубоко укоренены в предыдущих веках и являются, в конечном счете, итогом общего подъема За­пада, начавшегося в XI в. и, несмотря на кризис и спад XIV в., продолжавшего­ся с нарастающей силой до XX в.

Собственно Западнохристианский мир как нечто структурно целостное (при скрещивании интегрировавших его на различных уровнях структур Римской церкви и провозглашенной империей Каролингской монархии франков) ут­верждается уже к 800 г. Однако в последующие два столетия, при потомках Карла Великого, эта система ослабевает и крошится, приходя в X в. (тем более при опустошительных набегах норманов, венгров и североафриканских му­сульман) в состояние почти полной деструкции. И лишь после этого начинает­ся сперва едва заметный, а затем все более явственный рост. Поэтому во мно­гом прав был О. Шпенглер, датировавший "рождение" западной культурной554 Западная цивилизация, макрохристианский мир и глобализирующееся человечество

системы приблизительно 900 г., усматривая ее истоки (еще затеняемые мощ­ными византийскими и мавританскими влияниями) где-то с 500 г. Такой взгляд разделяют и французские медиевисты школы "Анналов".

Как отмечалось, М. Блок высказал продуктивную идею относительно разде­ления истории средневекового Запада на два феодальных периода с очень раз­личными ведущими тональностями, рубежом между которыми было начало XI в. С этого времени укрепляется новая, собственно феодальная аристокра­тия, прочно, по праву наследования, удерживающая свои земли и глядящая на себя не как на королевских наместников и чиновников, а как на действитель­ных властителей; аристократия, потомки которой будут играть первые роли (за исключением разве что Нидерландов и в некоторой степени Англии) до Вели­кой французской революции. С этого же времени начинается и бурный рост средневековых западных городов в контексте так называемой "экономической революции второго феодального периода", заложившей фундамент грядущего хозяйственного взлета Западнохристианского мира. Последний динамично раз­вивается в течение XII—XIII вв. и, пережив кризис XIV в. (страшная эпидемия чумы, унесшая едва ли не треть населения Западной Европы, Столетняя война, раскол католической церкви и борьба между папами и антипапами за власть в ней и пр.), вступает в новую фазу, характеризующуюся Ренессансом в Италии, а также гуситской предреформацией и собственно Реформацией в Германии, Швейцарии, Нидерландах и других странах, переживших (параллельно с ран­ним итальянским Возрождением) тот сложный социокультурный феномен, ко­торый с легкой руки И. Хейзинга получил название "Осени Средневековья".

Преодолевая апокалиптические настроения 1000 г. (когда всеобщее ожида­ние "конца света" на несколько лет парализовало трудовую и всякую другую активность), с начала XI в. Западнохристианский мир разворачивает бурную хозяйственную деятельность, связанную, как в свое время показал М. Вебер, с поднятием религиозной значимости производительного труда. Сначала в аван­гарде этих преобразований шли монастыри, организовывавшие на рациональ­ных основаниях свою хозяйственную жизнь. Однако со временем сформиро­ванное под их влиянием уважительное отношение к физическому труду, к изоб­ретательству и предпринимательству внедряется и в сознание светских, пре­имущественно городских — бюргерских — кругов, так что основными носите­лями этого нового делового духа становится торгово-ремесленный люд.

Западная церковь исходя из общих постулатов, прежде всего из того, что Бог, изгнав Адама и Еву из рая, предписал им и их потомкам трудиться, а также из жесткого императива ап. Павла — "кто не работает, да не ест", постепенно поднимала значимость труда как морально-этической ценности. Вначале труд воспринимался в качестве средства, необходимого для поддержания жизни человека, например у Фомы Аквинского. Затем он стал общезначимым и обя­зательным предписанием, условием и симптомом божественной благодати.

Сложение новой трудовой этики происходило параллельно с усилением ра­ционалистического отношения к миру, что выразилось, в частности, в расцвете схоластической философии в XII—XIII вв. В целом, как отмечалось, истоки западного рационализма через Боэция восходят к античным временам. Однако в готическом Средневековье унаследованный от аристотелевской традиции рационализм впервые сочетается не только с новым, почтительным отношени­ем к труду, но и с обращением пытливого исследовательского взгляда к приро-Великий перелом в истории запада__________________________________________555

де как объекту постижения и подчинения. Рассудочный рационализм схолас­тики в лице Роджера Бэкона (1214—1292 гг.), а еще ранее — Роберта Гроссете-ста (1175—1253 гг.) — оба англичане, предвестники будущего британского эм­пиризма, обращается — по сути, впервые в истории человеческой культуры — к опытному изучению природы как основы познания. Ими почти за четыре столетия до Френсиса Бэкона, автора известного афоризма "Знание — сила", целью наук провозглашается увеличение власти человека над природой.

Поэтому, приводя многочисленные данные относительно использования агро­техники, роста ремесленного мастерства, усовершенствования средств коммуни­каций и пр., как и рационализации экономической жизни в целом, современные исследователи приходят к единодушному выводу, что процесс технического раз­вития, набирающий ощутимую силу с эпохи Возрождения и существеннейшим образом (чему особое значение уделяли, в частности, К. Ясперс и М. Хайдеггер) определяющий характер Новоевропейской цивилизации, имеет своими истоками именно Средневековье, точнее — первые века II тыс.

В этом контексте более конкретно и многопланово может быть понято и рас­сматривавшееся М. Блоком, Ж. Ле Гоффом и другими медиевистами формирова­ние эффективной сельскохозяйственной системы севернее Альп и Луары, обус­ловленное феноменом "великой распашки". Последняя связывалась, в первую очередь, с быстрым увеличением численности населения в Западной Европе XI— XIII вв., определявшим колонизацию ранее мало заселенных территорий (от плато Испании до болотисто-лесистых низменностей Прибалтики), но также и с други­ми факторами — возрастанием престижного потребления знати, стимулировав­шего развитие торговли с соседними цивилизациями (требовавшей дополнитель­ных средств), накоплением производственно-технических знаний, усовершенство­ванием орудий труда, уже отмечавшимся утверждением трудовой этики и пр.

Как отмечают современные исследователи, новое отношение к труду обусло­вило возникновение и решение ряда таких важных проблем, как рационализация экономической деятельности; ориентация на хозяйственное освоение новых про­странств; увеличение объемов производства орудий труда и улучшения их каче­ства; развитие средств передачи информации, предпосылкой чего был рост гра­мотности населения; свобода труда, поскольку только свободный труд приносит наибольшую пользу обществу; конкуренция, способствующая росту производи­тельности труда; достаточное количество всеобщего эквивалента — денег; нако­нец, необходимые правовые гарантии свободного труда и эквивалентного обмена.

При этом преобразования, связанные с трудовым порывом, охватившим Западнохристианский мир, демографическим ростом и великой распашкой, превратившей на большей части католической Европы того времени естествен­ный ландшафт в антропогенный, коснулись всех сфер. Они способствовали утверждению основных ценностей Западной цивилизации: личности, свободы, закона (права), эквивалентного обмена и частной собственности, имевших в дальнейшем своим совокупным вектором выход на идею развития. Однако глав­ное достижение XII в. заключалось в резком возвышении значимости трудовой активности и осознанном введении труда в систему основных ценностей За-паднохристианской цивилизации. Такая морально-психологическая атмосфе­ра, все более охватывавшая городские коммуны, благоприятствовала не только развитию товарно-рыночных отношений (в систему которых начинало втяги­ваться и село) и денежного обращения (потребности которого стимулировали556__________Западная цивилизация, макрохристианский мир и глобализирующееся человечество

развитие горнорудного дела), но и абстрактного мышления, связанного в то же время с практическими потребностями. Конкретика деловой жизни, оценивае­мая в количественных категориях (преимущественно в деньгах-прибыли), ста­новится основой бюргерского сознания.

Экономическое развитие Западной Европы XII—XIII вв. вызвало вырази­тельную переоценку социальных ценностей. Если ранее немногочисленные и рассеянные ремесленники и торговцы в качестве особого социального слоя не имели существенного значения, то теперь они консолидировались в городские коммуны с их цехами и гильдиями. Такие самоуправляющиеся города добива­ются политической самостоятельности—становятся "вольными городами". В некоторых регионах, как, например, в Северной Италии, Прирейнской и Се­верной (Ганзейский союз) Германии, Нидерландах с Фландрией и пр., они даже становятся на некоторое время ведущей политической силой.

Города с успехом противостоят феодальным сеньорам, подрывая тем самым не только экономически, но и политически основы феодального строя — в то самое время, когда сверху его начинает пытаться обуздать королевская власть. При этом если королевская власть в течение XIII—XV вв. (собственно, со времени французского короля Филиппа II Августа: 1180—1216 гг.) в ряде государств Евро­пы (в особенности в Англии и во Франции, также в Скандинавии, на Пиренеях и пр.) определяла контуры тех территориально-государственных структур, в рамках которых начинался генезис новоевропейских наций, то в городах складывался новый тип социально-экономических отношений и соответствующая ему менталь-ность, преображавшая базовые установки и идее-образы католицизма.

Все это происходило в условиях глубокого кризиса и дискредитации латин­ской церкви, порождавших новые, уже индивидуально самостоятельные ду­ховные искания: от ересей катаров, альбигойцев и вальденсов, немецкой мис­тики XIV в. (Мейстер Экхарт и пр.) до Дж. Виклифа и Я. Гуса; М. Фиччино, Пико делла Мирандолы и Н. Маккиавелли южнее Альп и Эразма Роттердам­ского, М. Лютера и Ж. Кальвина к северу от них.

Новые идеи, как и новые отношения, вызревали прежде всего в образованной бюргерской среде, однако однозначно выводить их из условий становления ран-небуржуазных отношений было бы излишним упрощением. С таким же успехом можно произвести обратную редукцию. Однако методами научного анализа мы можем установить лишь корреляцию между духовным обновлением Западной Европы в преддверии и во время Возрождения и Реформации, с одной стороны, и утверждением новых социально-экономических и политических (первые нацио­нальные государства, парламентаризм и абсолютизм и пр.) — с другой.

Базовые основания Новоевропейской цивилизации вызревали именно в сред­невековых городах. Специфика и уникальность средневекового западного горо­да была раскрыта в специальном исследовании М. Вебера на широком истори­ческом фоне. Немецкий мыслитель обоснованно противопоставлял его восточ­ному городу (не знавшему самоуправления, полностью подчиненного государ­ственной бюрократии) и по многим параметрам сближал с античным городом, с которым он был связан тонким пунктиром исторической преемственности. М. Ве­бер показывает, что средневековый западный город был не только центром ре­месла и торговли, административно-судебного округа, религиозно-культовой жизни и пр., но также (а может быть, и в первую очередь) союзом свободных и, на уровне его полноправных членов, равных людей, владеющих частной соб-

ІВеликий перелом в истории запада__________________________________________557

ственностью. Как и в древнегреческом полисе, отношения между его граждана­ми-собственниками строились по горизонтали как общественно-договорные, с выбором подотчетных коммуне глав местного самоуправления. Человек, таким образом, конституируется как свободный работник-собственник и гражданин своего города-государства, как полноценный и самодостаточный контрагент эко­номических, социальных, политических и культурных отношений.

К. Маркс, М. Вебер, Л. Февр, Ф. Бродель и многие другие ученые в целом единодушно относят возникновение капитализма как экономической системы к началу XVI в. Однако в это время (при параллельном становлении в ряде стран Европы, в особенности в Испании и Франции, абсолютистских государств и начавшихся Великих географических открытиях, первоначально прямо не свя­занных с развитием буржуазных отношений) в социокультурном плане побеж­дают вовсе не города сами по себе (в Испании как раз в это время их автономия была подавлена), а сформировавшийся в их среде дух индивидуализма, соеди­нившийся с трудовой этикой, рационализмом и прагматизмом, предприимчиво­стью и практицизмом, самоуверенностью и пренебрежением (при преодолении цехового духа корпоративности) к интересам других, особенно если они оказы­ваются представителями иных культурно-религиозных миров.

Поэтому средневековый западный город, как бы далеко он со своими цеха­ми, гильдиями и магистратами, корпоративностью и мелочной регламентацией различных сторон жизни не отстоял от реалий настоящего капитализма, может считаться лоном вызревания того феномена, который после исследований В. Зом-барта и в особенности выхода знаменитой работы М. Вебера получил название "духа капитализма". Этот "дух" означал религиозное (наиболее полно выра­женное протестантизмом, в особенности — кальвинизмом) отношение к труду как к призванию и высшей обязанности человека перед Богом, мирской аске­тизм, рационализм и личную предпринимательскую свободу, предполагая в качестве объективных предпосылок сложившееся и законодательно гаранти­рованное право частной собственности.