ОСОБЕННОСТИ ПСИХОЛОГИИ МАРГИНАЛЬНЫХ ГРУПП И ЛЮМПЕНИЗИРОВАННЫХ СЛОЕВ

О маргинальности (от латинского margo — край), как обобщенной характеристике промежуточных, «гибридных» социальных групп и их представителей, впервые написал американский социолог Р. Парк во второй половине 20-х гг. XX века. Содержательно он включал в это понятие социально- и политико-психо­логические последствия неадаптации (дезадаптации) мигрантов (иммигрантов) к требованиям новых соци­альных групп (в частности, урбанистических), в кото­рые включаются новые слои. В 30-е гг. Э. Стоунквист, исследуя поведение таких групп, установил, что мар­гинальные слои и их представителей могут ждать две противоположные судьбы: либо они играют роли лиде­ров социально-политических, националистических по своему характеру движений, либо влачат существова­ние вечных изгоев. В их политическом поведении обыч­но также выделяются противоположные характеристи­ки: девиация, аморальность, агрессивность (или же, напротив, пассивность), проявляющиеся на уровне ме­жиндивидуальных и межгрупповых отношений.

Иногда маргинальность обозначает особый ком­плекс черт сознания и поведения представителей со­циальных субгрупп, которые в силу тех или иных обстоятельств неспособны интегрироваться в большое референтное сообщество, по отношению к которому и выступают как маргиналы. Маргинальные слои тя­готеют к созданию антиобщественных объединений, часто с инвертированной (вывернутой) системой цен­ностей. В последние десятилетия особое внимание при­влекают попытки некоторых маргинальных слоев на­вязать свою волю большим референтным группам, подчинить их и превратить свою антиобщественную организацию в доминирующую. Примерами такого рода являются случаи захвата власти военными хунта­ми или небольшими сектантскими политическими группировками, устанавливающими политическую власть над значительными количествами людей. Ряд западных исследователей рассматривал в таком каче­стве сталинщину в экс-СССР как жесткую диктатуру маргинальных слоев, навязавших систему антиценно­стей всему населению страны. Многие исследователи рассматривают маргинальность как один из серьезных истоков политического радикализма.

Однако маргинальность далеко не всегда проявля­ется столь драматично. Есть и гораздо более мирные случаи ее проявления. Так, одним из классических примеров в исследовании маргинальных групп может считаться группа служащих. Не случайно именно у слу­жащих в специальных исследованиях фиксируется особенно низкий уровень групповой идентификации. С одной стороны, это объясняется большой неодно­родностью данной группы. Основную массу служащих, например, в развивающихся странах составляют мел­кие государственные чиновники, мелкие служащие го­сударственных и частных предприятий и учреждений и т. п. В целом, они относятся к мелкобуржуазным и полупролетарским слоям и представляют собой «трудя­щихся». С другой же стороны, однако, для служащих существуют значительно большие возможности карь­еры, продвижения вверх по социальной лестнице, чем, скажем, для рабочих. Естественно, служащий верит в возможности развития своей карьеры, что и опреде­ляет характер его социально-политического поведе­ния. Он стремится отнести себя к так называемой бюрократической буржуазии и, естественно, будет поддерживать интересы буржуазии в целом.

Своеобразной разновидностью современных мар­гинальных групп можно считать люмпенизированные (от немецкого lumpen— лохмотья) слои населения. Как известно, впервые понятие люмпен-пролетариат было введено для обозначения низших слоев общест­ва, обычно деклассированных и деморализованных слоев пролетариата, неспособных к самостоятельному, организованному социальному самовыражению в рам­ках принятых социальных норм. Известный теоретик О. Бауэр и другие исследователи данного направления связывали нарастание политической активности этого слоя в конце 20-х гг. XX века с наступлением фа­шизма. «Подобно тому, как это делал Бонапарт во Франции, современные диктаторы реакции стремят­ся сорганизовать люмпен-пролетарские отбросы в ка­честве вооруженного авангарда фашизма, линчевания и всевозможных Ку-Клукс-Кланов»[131].

А. Кестлер в 1944 г. первым применил термин люм­пен-буржуазия для обозначения состояния сознания и поведения интеллигенции в периоды кризисов. С конца 40-х гг. употребляется просто слово «люмпен», а в 60-е гг. появляются термины «люмпен-авангард» д «люмпен-массы». В 90-е гг. XX века академик С.С. Шаталин, рассуждая о массовой, практически поголовной люмпенизации бывшего советского общества в ходе реформ, всерьез называл себя «люмпен-академиком». В целом данный феномен трудно локализуется и операционализируется. Это не столько аналитический термин, сколько удачное определение, указывающее на ситуации социальных кризисов и дезинтеграции, способствующих появлению и усилению реакционных идеологий и политических движений.

Современные люмпенизированные слои отлича­ются завышенными социальными притязаниями при одновременном нежелании приложить силы для их осуществления. Некоторые формы люмпенизации но­сят возрастной и, потому, преходящий характер (к при­меру, практически сошли на нет хиппи и подобные им движения). Другие более стабильны — безработные, включая «скрытых» безработных, нищие и т. п. В опре­деленные периоды эти страты могут представлять со­бой резерв или даже базу для реакционных сил, рвущих­ся к власти (крайние формы бонапартизма, фашизма, анархизма). Люмпенизация усиливается с ростом без­работицы, правового нигилизма, социальной незащи­щенности, политической аномии.

Как правило, люмпенизация является непременным спутником слишком быстрых реформ общества, сопро­вождающихся ломкой прежней социальной структуры. Так, например, резкое деклассированно большинства населения и дестратификация общества в ходе вначале политических, а затем социально-экономических ре­форм 90-х годов в России привело к появлению совер­шенно специфических люмпенизированных феноменов типа, например, целого социального слоя так называе­мых «бомжей» (лиц без определенного места житель­ства). Хотя, одновременно, российские реформы пока­зали и обратную сторону медали: психологическую устойчивость ранее достигших высокого уровня соци­ально-группового сознания общностей. В условиях мас­совой реальной безработицы, многомесячных задержек зарплаты и обнищания, даже при смене форм занято­сти большинство кадровых рабочих формально отказы­валось увольняться со своих предприятий, мoтивиpуя это желанием сохранить, несмотря ни на что, опреде­ленный уровень социального престижа.

NB

1. Большие социальные группы, включающие тысячи и даже миллионы людей, являются наиболее реальны­ми и действенными субъектами политики. К большим социальным группам относятся социальные классы, общественные страты, социальные группы и слои населения. В свое время абсолютизация использова­ния некоторых из этих терминов привела к появле­нию двух принципиально разных подходов: маркси­стского, отстаивавшего исключительность классового деления общества, и веберианского, исходящего из деления общества на социальные страты. Так возник­ли два противоположных пути не только социального познания, но и социально-политического развития. Однако, развитие общества и науки о нем уже к кон­цу XX века показало непродуктивность подобного же­сткого противопоставления. Концепции К. Маркса и М. Вебера не исключают, а фактически дополняют друг друга. Дело не в терминологических спорах от­носительно объяснительных схем, а в идентичной социальной реальности. Реально же, во всяком обще­стве существуют большие, прежде всего социально-профессиональные группы, значительно различаю­щиеся характером и особенностями своей ведущей деятельности. Ведущая деятельность порождает свои психологические особенности, свои социально-груп­повые варианты сознания, идеологии и политическо­го поведения той или иной группы.

2. Социально-групповое сознание — исторически обу­словленный уровень осознания членами большой социальной группы своего положения в системе раз­деления труда и существующих общественных отно­шений, а также своих групповых потребностей и ин­тересов. Это особый политико-психологический феномен, производный от обыденной, повседневной групповой психологии. Осознаваемые элементы групповой психологии, приобретая более строгие и рационализированные формы, составляют содер­жание социально-группового сознания. Его особен­ности — цельность, четкость, определенность ценно­стных ориентации и представлений о целях общественного действия. Генетически, групповое сознание обычно является основой идеологии той или иной большой социальной группы. Идеология же всякой большой социальной группы — это система­тизированные, выраженные в научной форме основные потребности, цели и интересы данной группы. Конкретно-психологически, всякая идеология включает в себя, прежде всего, ценности, нормы и образ­цы поведения данной социальной группы. В свою очередь, социально-групповое сознание яв­ляется порождением социально-групповой психоло­гии в целом. В ее историческом развитии выделяют­ся три основные фазы. Во-первых, это стихийное развитие потребностей большой группы. Оно зави­сит от объективного места группы в обществе, от ее положения в сложившейся системе разделения тру­да. Во-вторых, взаимодействие новых потребностей с ценностными ориентациями и целями, отражаю­щими прошлый опыт группы и его традиции, появ­ление противоречий в процессе этого взаимодейст­вия. Это зависит от способности группы к рефлексии происходящих с ней изменений, и специально зани­мающихся этим людей — «элиты» данной группы. В-третьих, «поиск» новых ценностей и целей, который оказывается тем более успешным, чем полнее и последовательнее развивается самостоятельная идеоло­гия данной группы, чем активнее она может себя выражать и противостоять идеологиям других боль­ших групп. Это уже совсем прямо связано с деятель­ностью идеологов группы. В целом же, развитие групповой идеологии идет как бы по цепочке: от психологии большой социальной группы — через социально-групповое сознание — к идеологии данной большой социальной группы. Групповая психология, на том или ином уровне зре­лости, свойственна всем представителям группы. Групповое сознание — уже только наиболее продви­нутой ее части. Групповая идеология доступна еще меньшему числу людей, обычно это — удел исклю­чительно политической элиты данной большой соци­альной группы.

3. Диалектика развития социально-группового созна­ния рассматривается в соответствии с гегелевской формулой: от «группы в себе» к «группе для себя". Положение «группы в себе» — ситуация, когда группа в целом и ее представители, выполняя в общест­ве определенные функции, еще не могут осознать этой роли и своего особого положения, и действовать в соответствии с этим. Социально-политически, они находятся в подчиненном положении и обслуживают иную, обычно «уходящую» политическую группу. Положение «группы для себя» — уже совершенно иная ситуация. Оказывающаяся в ней группа или, по крайней мере, часть ее представителей осознают вы­игрышные особенности своего положения и начина­ют активно участвовать в социальных, прежде всего политических процессах, направленных на измене­ние общественного устройства в соответствии с по­требностями, интересами, ценностями данной группы. Тогда данная группа создает определенные институ­ты, инициирует необходимые процессы и, в итоге, пе­рестраивает все социально-политическое устройст­во «под себя» и свои интересы.

4. Развитие социально-группового сознания членов больших групп обычно проходит три основных уров­ня. Первый уровень — «внешне-типологический». На этом уровне представители большой социальной группы идентифицируют себя и друг друга по внеш­ним признакам и фиксируют свою внешнюю схо­жесть, Однако обычно у них еще отсутствует осоз­нание единства и общности своих интересов. Второй уровень— «внутренне-идентификационный». На этом уровне появляется групповое самосознание на уровне первичной локальной общности, связанной с общими условиями жизни и деятельности, а также с возникающими на этой основе общими потребностя­ми и интересами. Третий уровень — «солидарно-дей­ственный». На нем обычно у людей уже возникает осознание единства интересов и ценностей большой общности и своей принадлежности к ней. Продвиже­ние по данным уровням связано с объективными и субъективными факторами.

5. Основные большие социальные группы всегда име­ют свои достаточно четко обрисованные политико-психологические особенности. К таким группам от­носятся в первую очередь буржуазия, рабочий класс, крестьянство и интеллигенция, обладающие собст­венным внутренним делением. Различаясь по своим потребностям и интересам, они сосуществуют в сложнейших взаимоотношениях, обычно обеспечи­вающих стабильное общественное развитие. Кон­фликты между этими группами приводят к сложней­шим кризисам и социальным революциям. Однако общая логика социального развития постепенно ведет к развитию таких форм контроля за политическим поведением больших групп, которые способствуют минимизации внутренних социально-политических конфликтов. Главным направлением развития постепенно становится минимизация монополии той или иной группы на политическую власть и поиск усло­вий социально-политического консенсуса. Особенно перспективную роль в этих процессах ныне играет интеллигенция, все больше претендующая на веду­щую роль в активно развивающемся современном постиндустриальном, открытом информационном обществе. Особую конфликтную роль в современном общест­ве играют так называемые маргинальные и, особен­но, люмпенизированные слои населения, представ­ляющие опасность в качестве потенциальной базы политического радикализма.