Волости и уезды, деревни и посады

Волости и уезды черносошного Севера разделялись в XYI- ХУН вв. на 18 территориальных единиц: 14 уез­дов, а также 3аонежский и Лопский погосты, Устьянская волость и Чарондская округа.

К Архангельскому Северу относились уезды, образованные на землях быв­ших новгородских владений (Кольская, Каргопольская, Двинская, Важская, Яренская «волости», Лопский погост) и на землях бывших удельных княжеств (Великоустюжская и Устьянская «волости», Сольвычегодский, Кеврольский (Кегрольский) и Мезенский уезды. Сначала уезды («волости») делились на «половины» (например, Двинская «волость»), позднее, с ХУН в., было введе­но деление уездов на «четверти» (например, Важский уезд делился на Шен­курскую, Верхневажскую, Кокшеньгскую и Подвинскую «чети») и на «тре­тю). Вместе с тем существовало деление уездов на «станы» (например, Важ­ский уезд делился на 11 «станов»). Низовыми же подразделениями уездов стали погосты, волости, села и деревни. Волость объединяла от двух до ста пятиде­сяти поселений. В селении числилось от трех и более дворов. Встречались и другие наименования, явно фискального происхождения - «сотни» (Двин­ской, Важский и др. уезды), «десятины» (Важский уезд), «сошки» (Сольвыче­годский уезд), слободы.

Историки выделяют следующие типы поселений: село, хутор, слобода, по­гост, городок, сельцо, погостец и др. С XIY в. появляется термин «деревня» ­селение земледельцев-тружеников, ставшее в последующие столетия основ­ным типом сельского земледельческого поселения не только на Русском Севе­ре, но и на всей территории России. Следует отметить, что первое сведение о «деревне» содержится в документах 1384 г., хотя упоминания о деревне есть и в более ранних древнерусских документах. В XYI - ХУН вв. изменилась дворность северной деревни: в Емецком стане, например, в 1552 - 1553 гг. в среднем на деревню приходилось по 1~ 7 двора, а в 1580-х гг. - уже 2,2 дво­ра. В Каргопольском уезде в середине XYI в. насчитывалось 1756 деревень, в Важском - около 2000 деревень с одним-двумя дворами. Деревня представляла собой совокупность пашенных земель и угодий, принадлежавших снача­ла одному хозяину, а затем двум, трем и т.Д. Причем сложившаяся практика деления пашенной земли на три поля - «худые», «средние» и «добрые» -­привела впоследствии к появлению многодворных деревень.

Существовали актовые документы, официально оформлявшие земельные владения деревни на правах «дерни», «дерти», «одерени» (то есть в вечное владение).

После уничтожения новгородско-боярского землевладения села-деревни на Севере стали превращаться в центры волостных общин, однако здесь могли быть и великокняжеские, удельно-княжеские, боярские, митрополичьи, мона­стырские и другие вотчинные владения, правда ограниченные «крестьянским» Судебником 1589 г. Эта «судебная книга» Поморья широко использовал ась в волостных судах черносошного края. Дело в том, что в Двинской земле преоб­ладало черносошное землеиспользование. Название «черносошный» произош­ло от словосочетания «черные сохи», то есть тяглые, зависимые от государ­ства земли. Недаром с XYHI в. прилагательное «черносошный» было замене­но словом «государственный». Однако северный крестьянин с «черной сохи» гордо называл свои наделы «вотчинами». В ХУ - XYI вв. это было именно так, но уже тогда и в последующие столетия государство целеустремленно, шаг за шагом, отнимало у черносошных крестьян исконное право собственно­сти на землю. Упорно сопротивляясь этому наступлению государства, север­ная деревня смогла избежать тягот помещичьей неволи.

Однако это не означало, что северный крестьянин избежал закрепощения.

Это касалось в большей степени других социальных группировок крестьян. К одной из них принадлежали так называемые дворцовые крестьяне. Дворцо­вые земли, на которых они жили и трудились, принадлежали на правах фео­дальной собственности великому московскому князю, позднее царю и импе­раторскому «уделу» (отсюда - удельные крестьяне, бывшие ранее дворцовыми).

Еще одна форма землевладения - монастырско-церковная - начала скла­дываться на Севере довольно рано, с ХН в., и впоследствии стремительно раз­вивалась. Этому процессу способствовало то, что северные монастыри стали играть роль военно-защитных форпостов на дальних рубежах государства. Православные обители в полной мере воспользовались этим преимуществом. К тому же еще не были забыты здесь десятинные поборы в пользу новгород­ской Св. Софии, а также захваты земель монастырями, приписанными к «вла­дычному» архиепископскому дому вплоть до XYI - ХУН вв. Монахи быстро стали монополистами в ряде экономических отраслей. Иногда разбогатевшие монастыри становились даже заимодавцами государства. Огромными земель­ными владениями располагали Соловецкий, Антониево-Сийский, Михайло Архангельский и другие монастыри. Имели свою «долю» земельных угодий на Севере и крупные российские монастыри, например, Троице-Сергиев мо­настырь.

Землевладение приходских храмов стояло ближе к черносошному, хотя и оставалось по своему характеру феодальным, особенно на землях Холмогор­ского архиепископского дома (с 1682 г.)

Особой формой собственности являлось землевладение «своеземцев», ко­торое также недалеко ушло от черносошного. Но этих земель осталось не так много после присоединения Двинской земли к Москве. Большие владения на Ваге имел, например, бывший новгородский посадник Василий Степанович Своеземцев (умер в 1476 г.), купивший земли Шенкурского погоста у чудских старейшин. Правда, все эти земли он передал во владение основанного им монастыря во имя Иоанна Богослова, где он принял монашеский сан под име­нем Варлаам.

Большой интерес представляют погосты, где в древности собирали кня­жескую дань. С ХУ в. они стали местом расположения церкви и кладбища, но с XVI в. к погостам относились пашенные дворы и лавки. Так, например, в Каргопольском уезде в Платежной книге уезда по книгам письма Якова Сабу­рова и Ивана Кутузова 1555 - 1556 гг. погосты были упомянуты не в каждой волости, а там, где они были. К погосту были приписаны церковные деревни (и их части - «пол», «треть», «четверть» и т.д.) или тягловые деревни с указа­нием суммы оброка.

Наряду с погостами в документах ХУ - XVI вв. появился термин «по­сад». Это более новая ступень поселения уже городского типа. В это время появились на карте Подвинья холмогорские посады, а также Ненокса, Луда, Кулой, Уна и др. Один из первых северных посадов – в Неноксе - был на­зван в Двинском летописце под 1419 г. (см.: Титов А.А. Летопись двинская. ­М., 1889. - С. 7), а в середине ХУ в. этот посад уже снабжал солью всю Двин­скую землю и многие области Руси. Старинное село Турчасово было впервые упомянуто в грамоте 1536 г. В 1620-х гг. на левом берегу реки Онеги вокруг Турчасовского погоста вырос посад (42 двора), а на правом берегу - Турча­совский острог, построенный Юрием Яковлевичем Челядиным (отсюда ­«Челядинов острог»). В 1613 г. через Турчасово проходили разбойничьи отря­ды под предводительством Сидорки и Барышпольца. В неравной борьбе по­гибло около 2500 турчасовцев. Набеги поляков и литовцев были повторены в 1617 - 1619 гг. В XVI - ХУН вв. Турчасово стало одним из крупных центров солеторговли на пути из Поморья в Каргополь. Посадское население состав­ляли ремесленники и купцы, которые в большинстве своем крестьянствовали и платили государственные налоги по «сошному письму» (то есть с единицы податного обложения - «сохи»).

Таким образом, в ХУ - ХУН вв. в Двинской земле сложились две формы расселения - «деревня» («северное село») и посад. В деревнях обрабатывали землю, в посадах занимались промыслово-ремесленным производством. Их различал характер земельного владения: крестьянин владел «деревней» как средством сельскохозяйственного производства, посадские же люди («поса­жане» ) владели землей дворового участка, необходимого для проживания и занятия ремеслом и торговлей; впрочем, посажанин мог владеть «деревней» и заниматься земледелием.

Русские крестьяне, а с ними карелы и коми-ижемцы-зыряне создали свою культуру земледелия и животноводства, насколько это бьто возможно в кли­матических условиях Севера. Очень рано, с ХШ в., в Беломорье стали разво­дить крупный рогатый скот, и уже к XVI в. в низовьях Северной Двины появи­лась холмогорская порода коров. Повсеместно развивалось коневодство, а на Пинеге и Мезени была выведена выносливая к морозам порода лошадей. Зна­чительно улучшилось пашенное земледелие, дополненное различными незем­ледельческими промыслами - рубкой леса для строительных нужд, плотни­чеством, столяр но-мебельным делом, солеварением, речным и морским судо­строением, смолокурением и Т.д. Появились микрорегиональные центры промысловой специализации - например, в Холмогорской округе (заготовка птицы, охота на пушного зверя, строительство речных судов, железоделатель­ное производство и, конечно, косторезное ремесло).

Однако повсеместно было обязательно выращивание хлеба: пшеницы и гороха на юге края, жита-ячменя - на севере. Сеяли даже в приполярной зоне, хотя хлебная нива была скорее символической по результатам сева. Земледе­лие и животноводство не исчерпывали круг забот северного крестьянина. Про­дуктов, главным образом хлеба, все же не хватало, и русские земледельцы, не порывая до конца с хлебопашеством, становились по преимуществу «промыш­ленниками», используя при этом традиционный опыт охоты, рыболовства, морского промысла и выпаса оленей коренных народов Севера - саамов и ненцев.

Крестьянские мужи

В среде черносошного крестьянства в конце ХУ - середине XVI в. выделилась прослойка «богатых мужиков», составлявшая довольно сплоченную группу торгующих и промышляющих «мужей», как они называли себя в актовых источниках. Все они были удачливыми крестьянскими предпринимателями. Исследованы ге­неалогические корни этих крестьян-богатеев: Вахонины, Едемские, Амосо­вы-Соломбальские, Заволочаниновы, Кащеевы, Карзины, Кашины, Кологри­вовы, Кузьмины, Чевакины, Шуйгины и многие другие .. Они скапливали в своих руках значительные «капиталы», причем деньги не откладывались в кубышки, а пускались в выгодный торговый оборот. Таким образом, на Севере рань­ше, чем в центре России, начали складываться предбуржуазные отношения, развитие которых, к сожалению, было искусственно прервано в годы опрични­ны и хозяйственно-политического разорения, или Смуты.

Одним из таких «богатых мужиков» был куростровский крестьянин Васи­лий Бачурин (XVI в.). Его «животы» (имущество) было оценено по расклад­ному «разрубу» (разнорядке) в январе 1549 г. той же суммой оклада, как и 48 куростровских крестьян. Он был выборным сотским на Двине в 1539 ­1543 ГГ., из Москвы ему присылались жалованные грамоты, указы и судебни­ки. А его сын, Истома, стал в 1576 г. «московским жильцом».