Лекция 9. Зарождение отечественных археологий. 3 страница

Но, не будучи изначально и целенаправленно периодизацией, хронологическая система Томсена и Ворсо всё же содержала в себе несомненные потенции и зачатки периодизации, самим выбором критериев она открывала возможности своего превращения в периодизацию, была потенциально периодизацией. Именно так она в дальнейшем и развивалась (Klejn 1972; Клейн 2000).

Даниел в своей знаменитой истории археологии (Daniel 1975: 56) говорит о датской археологичеcкой революции. Он ввел этот термин в историографию. По его заключению, к 1840 г. в Дании и Швеции

"были заложены реальные основы научной археологии. Не только прославленная трехчастная система, но и, как мы видели, идеи инвазии, диффузии и гомотаксии, принципы типологии, сравнительный метод, техника синхронизации – все были установлены в писаниях этих трех великих людей – Томсена, Ворсо и Нильссона! Они ответственны за то, что может быть описано только как революция в антикварианизме. … Археологически говоря, великим событием периода 1800 – 1840 была Датская археологическая революция (Danish archaeological revolutuion)".

Слово revolution можно переводить как "революция", можно – как "переворот". Поскольку Даниел имел в виду 'научную революцию', вероятно, так и будет правильно переводить, но в нашей литературе принято переводить как "Датский археологический переворот" – вероятно, чтобы не путать с политической революцией, а ассоциировать с промышленным переворотом. Тем самым слегка понижается ранг события.

Но Даниел этот ранг слегка завысил – не терминологически, а по содержанию. Идеи инвазии, диффузии и сравнительного метода были не только у Томсена и Ворсо, но и у многих их предшественников-антиквариев, ведших на север готов, троянцев или атлантов; под сравнительным методом Ворсо понимал только сравнение с этнографией (приведение этнографических аналогий); те слабые элементы синхронизации и типологии, которые у Томсена и Ворсо были, нельзя принимать за основы этих устоев археологии, а шведа Нильссона вообще подключать к двум великим датчанам не стоит – это ученый другого плана. Введение трехчастной относительной хронологии было действительно чисто датским достижением, и оно не нуждается в раздувании, чтобы оправдать речь о датской научной революции или о датском перевороте.

Гораздо интереснее вопрос, который ставили перед собой Даниел, Крофорд и другие: почему именно в Дании осуществился этот переворот, а не во Франции, где собирание коллекций вылилось в огромные своды Монфокона и Кейлюса, почему не в Англии, где проводились масштабные раскопки курганов (не датским раскопкам чета), почему не в странах, где, казалось бы, были совершены подготовительные шаги к обобщению результатов? Этот вопрос интересен потому, что его решение связано с проблемой условий успешного развития археологии в любой стране, проблемой перспектив.

Ворсо сам думал над этим вопросом, и видел разгадку во влиянии Французской революции, которая обратила европейцев "к политическим правам народов", а это пробудило в нациях глубокий интерес к собственному языку и прошлому. Датчан подтолкнули к изучению славного прошлого политические бедствия современности, потомки данов стремились найти в прошлом компенсацию за униженное национальное достоинство и надежду на лучшее будущее. Но гораздо больше это могло бы подтолкнуть к открытиям самих французов – унижений после наполеоновских побед у них было достаточно.

Ингвальд Ундсет видел причины в том, что Скандинавия не была затронута римскими завоеваниями, так что языческое время там не может быть снабжено ярлычками из античных авторов и требует других объяснений. Но это говорит лишь о необходимости объяснений, а не об их источнике.

Крофорд выводил интересующие нас достижения в археологии от промышленной революции в Европе. Масштабные работы по устройству рудников, железных дорог, туннелей и песчаных карьеров, ирригация и основание ферм, распашка земель принесла резкое увеличение находок древностей, а это расширило число наблюдений, в то время как праздная буржуазия коллекционировала древности без всякого толка.

Даниел возразил, что именно занятия коллекциями, в которых праздная буржуазия лишь заменила другой праздный класс – аристократию, привели к открытию трехчастной относительной хронологии. Хотя это было сказано в контексте ответа на вопрос о причинах датской революции, осталась без ответа как раз конкретная постановка вопроса: почему это произошло именно в Дании.

Мне кажется, что в Дании сконцентрировалось несколько обстоятельств, обострявших те общие тенденции, которые вели разработку древностей в нужном направлении. Во-первых, воздействие романтических идей, усиленных влиянием Французской революции, в Дании чувствовалось особенно сильно, потому что она уменьшилась особенно резко: от общеевропейской силы до крохотного государства. Во-вторых, в маленьком густо населенном государстве разрушение сельских пейзажей и древних памятников, порожденное промышленной революцией, ощущалось особенно грозно. В-третьих, предшествующее развитие антикварианизма в Дании, как и в Швеции, породило среду, особенно благоприятсвенную для накопления древностей в музеях, и музеи Копенгагена и Лунда были в начале XIX века самыми большими в Европе. Раскопки тогда были самыми большими в Англии, своды – во Франции, но музеи – в Скандинавии. В-четвертых, антикварные занятия пользовались в Дании большим респектом, так что король страны сам проводил раскопки, а богатые и энергичные люди могли посвятить всю свою жизнь музейному делу. Наконец, в-пятых, в Северной Европе буржуазный интерес к гражданскому обществу и бытовым особенностям жизни народа обратил буржуазного археолога и нумизмата к оценке значимости комплекса вещей, связей вещей в нем, а отсюда уже только шаг к обнаружению синхронности и асинхронности.

9. Сопротивление Трем Векам. Первые успехи в распространении Системы Трех Веков по Европе ожидали ее в Швеции и Швейцарии. В Швецию ее перенес с помощью Томсена еще Брор Гильдебранд в 1830 – 33 гг., а в Швейцарии в нее уверовал профессор А. Морло (A. Morlot), который опубликовал в 1860 г. на французском языке "Геолого-археологические исследования в Дании и Швейцарии", которые в следующем же году были переведены на английский под названием "Общие взгляды на археологию" и были очень популярны во всей Европе и Америке.

В Англии "путеводитель" Томсена был переведен еще в 1848 г., первая книга Ворсо немедленно вслед за ней в 1849. Но взгляды Томсена и Ворсо прививались в Англии туго. Вместо "трех веков" по технике орудий там еще долго история излагалась по трем этническим периодам: кельтскому, римско-британскому и англо-саксонскому, причем всё до-римское было смешано воедино и называлось кельтским. Только в 1866 г. Фрэнкс, новый хранитель отечественных древностей в Британском музее, перестроил выставку по трем векам, выявленным датскими археологами.

Однако и после этого некоторые известные британские археологи не принимали систему Трех Веков. Джон Кембл, выступая в 1857 г. в Ирландской Академии, выразил сожаление, что выступает сразу после Ворсо, взгляды которого он принять не может. Он заявил, что люди типа Ворсо и Лиша "соблазняют нас, ввергая в тяжелые исторические ошибки", хотя их система и может оказаться полезной в упорядочении музейных коллекций. Джеймс Фергессон в книге 1872 г. отказался признать доримский бронзовый век. Томас Райт (Thomas Wright) критиковал систему Трех Веков как "привлекательную по внешности, но без оснований в действительности". Это система, заявил он, "которую я вместе с антиквариями высокого положения в их науке отвергаю вообще и рассматриваю как всего лишь заблуждение". Райт считал, что орудия из камня, бронзы и железа все употреблялись вместе, а если и встречались порознь в археологических контекстах, то лишь из-за бедности обладателей. Общины с каменными орудиями были всего лишь отсталыми дикарями до-римской Британии. Он возражал против геологического подхода к истории. Древности надо группировать не по слоям, а по народам. Разные волны населения приносят культуру разного уровня, и нет смысла выстраивать по этим случайным последовательностям логику прогресса. В книге "Кельты, римляне и саксы", третье издание которой вышло в 1875 г., он писал:

"Есть нечто, можно сказать, поэтическое, определенно воображаемое, в разговоре о веке камня, или веке бронзы, или веке железа, но такие деления не имеют смысла в истории, которая не должна трактоваться как физическая наука, а ее объекты группироваться в роды и виды. Мы имеем дело с расами человечества и можем лишь упорядочивать исследуемые объекты соответственно народам, которым они принадлежат, иллюстрируя их манеры и историю".

Особенное сопротивление система Трех Веков встретила в Германии. Там лишь двое незначительных археологов (Даннейль и Лиш) выступили с чем-то аналогичным, а ведущие археологи Германии встретили эту концепцию в штыки. Частью это имело политический характер: Пруссия враждовала с Данией за территорию Шлезвиг-Гольштейна. Ворсо вдобавок написал в 1846 г. остро критическую книгу "Национальное древлеведение в Германии", которая, конечно, лишь подлила масла в огонь. Частью же причины расхождения носили академический характер. На немецком сопротивлении системе Трех Веков есть смысл остановиться подробнее впоследствии, в другой главе.

Лишь постепенно количество оппонентов системы Трех Веков стало уменьшаться и к концу века, наконец, иссякло. Причиной тому послужило умножение стратиграфических доказательств.

10. Стратиграфические доказательства. Стратиграфия, давно обычная для геологических исследований, в период антикварианизма только начинала проникать в археологию. Ворсо понимал ее значение и в курганных раскопках старался зафиксировать стратиграфические наблюдения (рис. 24). Системе Трех Веков не хватало наглядных доказательств последовательности. Ассоциации вещей в комплексах показывали, что вещи, относимые Томсеном к одному периоду, вероятно, действительно одновременны. Но какой период раньше, какой позже, в глазах большинства антиквариев оставалось недоказанным и лишь пояснялось с помощью аналогий и логических рассуждений.

Однако первые стратиграфические доказательства системы трех веков Ворсо представил в 1850-е годы исследованием датских торфяников. Вместе с зоологом Япетусом Стеенструпом он продемонстрировал последовательность типов вегетации: сначала идет слой с лесом, в котором осину теснит сосна (ее в Дании давно нет), их сменяет слой с дубом, ольхой и березой, а в третьем слое появляется бук, ныне самое распространенное дерево в Дании. И существенно, что только каменные орудия встречаются в слое с сосной, бронзовые появляются в смешанном лиственном лесу, а железные – в буковом.

Второе доказательство поступило из Швейцарии. Там в сухую зиму 1853 – 54 гг. уровень вод в Цюрихском озере опустился настолько, что выступили сваи, вбитые в дно озера между деревнями Обермайер и Долликон, а тут же залегали каменные топоры, орудия из рога, керамика и обугленная древесина, при чем органические остатки сохранялись в болотном иле лучше, чем где бы то ни было. Школьный учитель сообщил об этом самому известному швейцарскому археологу Фердинанду Келлеру (Ferdinand Keller, 1800 – 1881), и тот начал обследовать обнаруженное поселение. Келлер (Meyer von Knochau 1882; Martin-Kilcher 1979), происходя из буржуазной семьи, получил образование по теологии и естественным наукам в Париже, потом был учителем в Англии, где познакомился с Колт-Хором. Увлеченный и раньше кельтами, он по возвращении в Цюрих, основал в 1832 г. общество антиквариев и, преподавая в техникуме английский, раскапывал курганы и вел широкую переписку со специалистами и любителями.

Келлер распознал в обнаруженном памятнике свайное поселение (поселение на сваях), аналогичное наблюдавшимся у папуасов Новой Гвинеи. Такое уже было обнаружено в Швейцарии раньше, в 1832 г., с деревянным челном и двумя бронзовыми мечами, но тогда раскопки не были расширены на всё поселение. А теперь в Швейцарии была другая обстановка. После революции 1848 г. и гражданской войны в Швейцарии возникло демократическое государство, которое нуждалось в осознании национального единства на новой основе, не на легендах феодального времени. Преемственность и стабильность с древнейших времен была хорошей идеей. То, что Келлер восстанавливал большую деревянную платформу на сваях, единую для всей общины, было очень кстати – это было то единство, которое патриоты-демократы жаждали для всей Швейцарии. Защитные функции свайных поселений были также близки швейцарскому обществу, только что отстоявшему свою независимость. Келлер поднял исследование преисторического свайного поселения до национальной задачи и за десятилетие с 1854 по 1863 в серии докладов доложил Антропологическому обществу в Цюрихе результаты раскопок, а доклады его быстро переводились на английский. В 1863 г. полковник Шваб опубликовал список из 46 аналогичных поселений в Швейцарии и вне ее, а к 1875 г. их было около 200. В 1866 г Дж. И. Ли по отчетам Келлера опубликовал книгу "Озерные поселения Швейцарии и других частей Европы".

В северной Италии, западной Франции и юго-западной Германии были открыты залежи черной жирной земли с археологическими находками, которую стали называть итальянским словом terramare ("черная земля"). Террамары были в 1861 г. распознаны Штробелем и Пигорини как остатки тех же озерных свайных поселений.

В Ирландии были известны аналогичные памятники – краноги. Первый обследовали в 1839 г. У. Р. Уайлд и Джордж Питри. К 1857 г. краногов было обнаружено уже 46. Келлер отличал свайные постройки (нем. Pfahlbauten) от краногов, которые он определял как Packwerkbauten ("постройки на тюфячной кладке"). Было ясно, что свайные поселения очень разнообразны и не принадлежат одному периоду. Между тем, Келлер не очень интересовался хронологическим делением и отнес все находки чохом к кельтам. Это другой швейцарский исследователь, Фредерик Тройон (Frederik Troyon) из Лозанны, в 1860 г. разделил культуру швейцарских свайных поселений по стратиграфическим наблюдениям самого Келлера на три периода – каменного века, бронзового и железного. Этот результат признал и Келлер. Но первый Тройон отнес финнам или иберийцам, второй – кельтам, а третий – гельветам. Эту часть его концепции, с тремя вторжениями, Келлер не признал. Однако признанная часть означала то подтверждение, которого так не хватало системе Трех Веков – подтверждение наглядное, стратиграфическое. Три века залегали в швейцарских свайных поселениях слоями, да еще нередко перемежаясь стерильными прослойками.

11. Этнические ярлычки: во славу предков. Почему же потребовались дополнительные сугубо наглядные доказательства хронологии, и без того убедительно построенной и изложенной? Мы уже видели, что дело было не только в политических противоречиях европейских стран, но и в романтической настроенности центрально-европейских археологов на этническое, а не хронологическое объяснение различий между находками, также коренящееся в политических противоречиях.

Как верно подметил историограф Центрально-Европейской археологии Карел Скленарж,

"Для археологов-романтиков Центральной Европы не описания находок имели значение, ни их типологические классификации, ни определение их точного возраста; всё это стало центром интересов в следующий период. Ныне же первый вопрос был: кому принадлежали эти находки? Кельтам, германцам или славянам? … Если даже все другие вопросы, поставленные археологическим открытием, остались бы без ответа, этот должен был найти ответ в каждом отдельном случае находки, и это был почти патриотический долг археологов-романтиков - решить его в пользу своего народа. Этот археологический национализм … был сильнейшим образом связан с политической реальностью первых двух третей девятнадцатого века" (Sklenář 1983: 91).

Это был не только центрально-европейский феномен – можно вспомнить влечение к древним британцам в Англии и галлам во Франции. "Но если там это было делом национальной истории, то здесь это была часть драмы современной политики".

Келлер не случайно игнорировал хронологические различия в материале ради этнических идентификаций. Это была излюбленная идея романтиков – увидеть в мертвых археологических остатках исчезнувшие племена, лишь названные античными авторами и снабженные краткими, но колоритными характеристиками. Племена, с которыми можно было ощутить кровное родство, живую связь сквозь тысячелетия. Это было так романтично!

Особенно рьяно взялись за поднятие национального самосознания немецкие идеологи. Многие ученые принялись изучать германских предков – их историю (Й. К. Аделунг 1806), мифологию (Я. Гримм 1835) и др. Профессор "исторических вспомогательных дисциплин и древностей" в Бреслау (ныне Вроцлав) Йоган Густав Г. Бюшинг (1783 – 1829), написал в 1824 г. "Очерк германской археологии", дрезденский библиотекарь Густав Клемм в 1836 – "Руководство по германской археологии" (в обоих трудах не было еще хронологического деления). Тут не было бы ничего особенного – просто внимание к теме. Но в 1823 г. Й. Клапрот ввел для обозначения всей родственной семьи европейских языков и говорящих на них народов термин "индогерманские" (ныне их называют индоевропейскими) – это подчеркивало ведущую роль германцев в этой семье. В Северной Европе все бронзовые находки автоматически отдавались германцам, а в Германии все неримские находки всё чаще обозначались как германские. Богатые находки и с оружием – естественно, должны быть германскими, а вот бедные и безоружные могут быть негерманскими. Граф Вакербарт в 1821 г. написал "Историю великих тевтонов", в которой всё, что есть великого в Европе, приписывалось тевтонам. В популярной литературе и искусстве возник образ так наз. "театральных германцев", идеализированных до крайней степени и далеких от реальности. Руны встречались нередко в Скандинавии, а вот в Германии, где должен был находиться центр достижений древнегерманского духа, рун что-то не находилось. Стали появляться подделки – начиная с 1804 г. (первая распознана полицией).

Остроту приобрело разделение находок на германские и славянские. Ведь в первой половине I тыс. н. э. германские племена, судя по сообщениям античных авторов, были распространены очень широко и в Восточной Европе (вплоть до Днепра), тогда как во второй половине тысячелетия как раз славяне занимали значительную часть Германии – до бассейна Эльбы. Таким образом, на обширной территории Европы должны быть и те и другие находки. А в XVIII - XIX веках славянские земли Восточной Европы за исключением России испытывали сильный нажим со стороны немецких государств: Пруссия захватила значительную часть Польши, а Австрия владела обширными славянскими землями в Подунавье и на Балканах. И тут и там происходило онемечивание славянского населения, более грубое со стороны Пруссии. И тут и там славянские народы переживали подъем национально-освободительного движения в контексте общего романтического и революционного движения Европы.

Вначале славянскую археологию стали развивать больше западные славяне - чехи, поляки и лужицкие сербы. Российская наука присоединилась позже: мешала оппозиция подвластных России поляков, а, кроме того, сказывалось и преобладание немецких академиков в русской науке XVIII - первой половины XIX века. Славистику поначалу создавали чех Й. Добровский, словак П. Й. Шафарик, чьи "Славянские древности" вышли в 1836 – 37 гг., поляк В. Суровецкий. Последний написал в 1824 г. книгу "В поисках происхождения славянских народов". В том же году немец Й. Г. Ворбс выпустил работу: "Поля урн Восточной Германии – славянские или германские?". Его решение было: раз они богатые и многочисленные, значит, германские. Многие немецкие исследователи, исходя из Тацита, погребения с оружием трактовали как германские, погребения крестьян или ремесленников – как славянские. Некоторые подходили иначе: те, что с прямым оружием, - германские, те, что с изогнутым – славянские. Ф. Лиш относил курганы с трупоположениями и великолепными бронзовыми изделиями (оружием, украшениями) к германцам, а бескурганные погребения с трупосожжениями и железом – к славянам. С другой стороны, в работах профессора Й. Г. Воцеля из Праги (1845 и 1868) для германцев на карте осталась узенькая полоска между славянами и кельтами. Еще больший протест немцев вызвало его сравнение первобытных германцев с североамериканскими индейцами. В славянских памятниках рун вовсе не было – нехорошо, и славянская руническая письменность неуклонно появлялась – в подделках.

Так, большую популярность приобрели в середине 1760-х идолы из Прильвица в Мекленбурге – их изготавливал ювелир Шпонгольц из Нейбранденбурга и подбрасывал антиквариям как "идолов из Ретры". На них были нанесены якобы славянские руны. Целую монографию посвятил им А. Г. Маш в 1771 г., а на взлете романтического движения их поднял на щит известный антикварий граф Потоцкий, поместив их в 1795 г. в своей книге (рис. 25). В первой половине XIX века был подделан западнославянский эпос. В Краледворских рукописях славянские герои изображались в романтическом духе, примерно как "театральные германцы" – смелыми, благородными и морально возвышенными, всегда побеждающими германских варваров. Фр. Палацкий и профессор Воцель построили на этих "Рукописях" описание древнеславянской культуры. С 1850 г. было немало опровержений этого эпоса, но написанных немцами – могли ли славяне им верить?

Между тем, еще в XVI веке Маршальк-Туриус по типологическим признакам распознавал славянские находки. В 1832 г. Лиш из Мекленбурга трезво отличал славянские погребения от германских, а в 1847 г. описал врезной линейно-ленточный орнамент как опознавательный признак славянской керамики. Шестью годами позже М. Люснер в Чехии независимо пришел к тому же выводу.

Кельтов, которых британские антикварии стремились увидеть в мегалитах Британии, а французские – в мегалитах Франции, теперь стремились найти везде: в южной Германии, Швейцарии, Чехии, Польше. Это рассматривали как западное противоядие от немецкого национализма. В 1804 г. в Париже была учреждена "Кельтская Академия". Началась настоящая кельтомания. Все бронзовые предметы объявлялись кельтскими. Находке одной кельтской золотой монеты фон Доноп посвятил в 1820 – 21 гг. двухтомный труд. В 1840-е годы Х. Шрейбер даже изменил порядок томсеновской триады, поставив бронзовый век (признанный кельтским) впереди каменного. К. Кеттерштейн объявил всю европейскую цивилизацию кельтской.

В Австрии в соляных рудниках Гальштата находки дохристианского времени были известны давно: еще в 1573 г. там были найдены тела преисторических горняков, в 1710 г. открыты первые языческие погребения. Но настоящее открытие памятника произошло в 1846 г. Добывая гравий, надсмотрщик Й. Г. Рамзауэр обнаружил несколько погребений, которые не стал разрушать, а в следующем году начал специальные раскопки. Их результаты были в 1848 г. обнародованы в книге Й. Гайзбергера "Могилы близ Гальштата". Рамзауэр продолжал раскопки до 1864 г. под руководством барона Э. фон Закена, директора императорского кабинета древностей в Вене. Император Франц-Иосиф сам интересовался находками и несколько раз посещал Гальштат. Всего было раскопано свыше 1000 погребений, которые опубликованы фон Закеном в книге "Гальштатский могильник" в 1868 г. Ранние раскопки были с огрехами, но затем раскопки Гальштата стали образцовыми по тщательности регистрации и фиксации. Каждое погребение было тщательно зарисовано художником И. Энгелем. В последующем, однако, судьба обошлась с документацией Гальштата неласково. Рамзауэер был отцом 24 детей, и, чтобы содержать их шел на хитрости: изготовлялись краткие выдержки из документации и дарились почетным визитерам на месте в надежде на ответные дары. Многие из этих копий сохранились, а вот главный дневник исчез в позднейших австрийских политических катастрофах и был найден случайно в 1932 г. в лавке букиниста.

Внимание к гальштату объяснялось тем, что в центре Европы была открыта новая культура. Чья? С самого начала в книге Гайзбергера Гальштатский могильник был объявлен кельтским, коль скоро в нем бронзы больше, чем железа, и мало оружия, которое Тацит считал характерным для германцев. Келлер и многие вслед за ним видели кельтов также в жителях свайных поселений Швейцарии. Ныне гальштатскую культуру считают полиэтничной: на западе – кельтской, на востоке – иллирийской, а сам могильник Гальштат расположенным как раз на границе этих двух ареалов.

Только повсеместное принятие системы Трех Веков свело на нет кельтоманию: бронза оказалась не этническим признаком, а чертой культурного уровня.

Таким образом, хотя романтические идеи способствовали Томсену и Ворсо в продвижении к открытию, знаменовавшему датскую археологическую революцию, потребовалось и умение их противостоять искушениям романтизма. Их величие состоит в том, что они, как, впрочем, и анличане Колт-Хор и Каннингтон, сумели преодолеть романтическую увлеченность скороспелыми этническими определениями, удержались от внесения ложной ясности в картину и оставили ту степень неопределенности, которая была обусловлена ситуацией. А это открыло им путь к выявлению хронологических различий и к построению хронологической классификации. К системе Трех Веков. Это вознесло их над уровнем национальных археологий и придало их достижениям мировое значение.

12. Заключение: некоторые уроки. Какие уроки можно было бы извлечь из всей этой истории?

Первый урок, который бы стоило извлечь, это что молодость археолога – не препятствие для больших свершений и не оправдание для их отсутствия. Ворсо было 22, когда вышла его знаменитая книга. Сколько вам?

Второй урок касается истин, кажущихся самоочевидными. Памятуя промах Маркса и Даниела в определении критерия классификации Томсена, надо бы не удовлетворяться первыми впечатлениями о деяниях ученых прошлого, не считать их такими уж поверхностными. Продумывать суть их глубже, порыться в деталях.

Третий урок, как мне кажется, напрашивается относительно случаев рывков в развитии нашей науки. Условия и причины их не всегда скрываются очень уж глубоко. Большие средства, вложенные в собирание древностей и в музеи, и труд, затраченный на это, не пропадут – скажутся.

И еще. Обычно считают, что идейные течения в литературе и искусстве очень далеки от науки. Но вот романтизм – как он деятельно сказался в археологии! Приглядитесь и к другим течениям, более новым. Может быть, и у них окажутся очень интересные возможности научных реализаций.

Распространены представления, что общественные потребности рождают открытия. Да, рождают, но не тотчас. Быстро появляются только идеи, даже иногда с опережением. Таковы были идея трех веков, идея каменного века, идея актуализма. А открытия, разработка их на материале, могут надолго задержаться. Возможно, многие идеи, рожденные в археологии велениями нашего времени, в сущности, тоже еще только идеи, еще не открытия. А мы их либо считаем доказанными (такое бывает), либо не замечаем – как нет их. Между тем, вот ведь великолепное поле для приложения своих сил – разработать их на материале. Не отворачивайтесь с презрением от "голых идей", преклоняясь перед фактами. Может быть, эти идеи помогут вам увидеть новые факты. Оглядитесь, быть может, они уже витают в воздухе.

Вопросы для продумывания:

1. Являются ли преисторическая и протоисторическая археология разными отраслями или оставляют и сейчас по сути одну отрасль?
2. С какими еще стилями искусства и культурной жизни можно сравнить романтизм по воздействию на археологию?
3. Если романтизм более других стилей воздействовал на археологию, то почему?
4. Не противоречил ли эмпиризм археологов-романтиков их романтизму и как эти стороны их деятельности находили согласование?
5. Как можно оценить признание английских антиквариев в неспособности понять археологические памятники – как трезвый реализм или как неумный пессимизм?
6. Согласны ли Вы с предложенным перечнем причин успеха датских археологов по сравнению в британскими и французскими коллегами или есть еще некие, возможно, более важные причины?
7. Почему же Дания вообще опередила другие страны по уровню цивилизованного отношения к древностям?
8. Какие качества Томсена, по-Вашему, более всего способствовали его открытию?
9. Справедливо ли считать Ворсо со-открывателем системы Трех Веков?
10. Справедливо ли подключать Нильссона к Томсену и Ворсо, совершившим в первой половине XIX века переворот в археологии, или это, как изложено здесь, ученый другого плана?
11. Согласны ли Вы с тем, что схема Томсена и Ворсо – не периодизация или не вполне периодизация, а только относительная хронология? Ваши аргументы…
12. Согласны ли Вы с аттестацией Томсена как прогрессиста и катастрофиста, а не эволюциониста, каким его объявляют некоторые видные историографы? Или всё же он ближе к эволюционистам, чем это представлено здесь?
13. Можно ли считать, что Томсен ввел понятие замкнутого комплекса вещей, хотя он этого нигде в точности не сформулировал?
14. Почему Колт-Хор, Томсен и Ворсо сумели противостоять этноопределительным искушениям романтизма, тогда как многие немецкие и другие археологи поддались им?

Литература:

Клейн Л. С. 1991. Археологическая типология. Ленинград, АН СССР.

Клейн Л. С. 1997. "Человек дождя": коллекционирование и природа человека. – Музей в современной культуре. Сборник научных трудов. Санкт-Петербургская гос. академия культуры. Санкт-Петербург: 10 – 21.