Пресуществление» (Приложение) Святых Даров.

В богословии отцов Церкви со временем вырабатывались различные понятия, формулировки и пояснения богооткровенных истин.И, в частности, вопрос о богословском осмыслении вещества хлеба и вина на Евхаристии будоражит пытливые умы богословов до сего дня.Ключевым понятием стал термин «пресуществление», в более мягкой форме восточно-православного богословия говорят о «приложении» вещества хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы. Понятие «пресуществление» подразумевает под собой изменение во время Евхаристической молитвы сущности (субстанции) хлеба и вина в сущности Тела и Крови Христовых при сохранении внешних качеств (акцеденций). Явным отрицательным следствием этого учения можно считать идеи поклонения Святым Дарам, оставаясь вне причастия оных (проявление этого мы можем видеть, к примеру, на Литургии Преждеосвященных Даров). Такое представление о Евхаристических Дарах впервые было развернуто в сер. IX века бенедиктинским монахом Пасхазием Родбертом, а в последствии на Тридентском соборе 1545-1563г. было утверждено Римо-Католической Церковью в качестве истинного церковного учения (во многом это было ответом Церкви на протестантское понимание Евхаристии как простое воспоминание или причастии «чисто по вере»). Весьма влиятельным оказалось учение о пресуществлении и на православном Востоке. Но стоит сказать, что у отцов Церкви мы можем найти различные суждения о евхаристических веществах.

Свт. Иоанн Златоуст (+407) говоря о понимании великого Таинства Евхаристии приводил примеры прямого реализма и изобразительной, почти физической, наглядности. Он говорит о причастии: «…чтобы ввести нас в большее содружество с Собою и показать Свою любовь к нам, Он (Христос) дал желающим не только видеть Его, но и осязать, и есть, и касаться зубами плоти Его» (Беседа 46 на Евангелие от Иоанна).[179] При этом литургисты отмечают, что в чрезмерно реалистичных суждениях Златоуста, когда он говорит, что Христос предоставил нам «вонзать зубы в Его плоть», или, причащаясь от Чаши, «прикасаться губами к прободенному ребру», он выступает как «красноречивый златоустый оратор» из чего не следует делать выводы об абсолютном мистическом натурализме в понимании Евхаристии. Вместе с этим, Златоуст говорит, что «Христос не предал нам ничего чувственного, но всё духовное, только в чувственных вещах. <…> Если бы ты был бестелесен, то Христос сообщил бы тебе сии дары бестелесно, поелику же душа твоя соединена с телом, то духовное сообщает Он тебе через чувственное» (Беседа 82 на Евангелие от Матфея).[180] «Не думай, что это хлеб и не считай, что это вино, потому что они не выходят из человека, как прочие виды пищи. <…> Тайны срастворяются с сущностью тела» (Беседа 9 о покаянии).[181] Ириней Лионский (+202) говорит: «Как хлеб от земли после призывания над ним Бога не есть уже обыкновенный, но Евхаристия, состоящая из двух вещей: земного и небесного, так и тела наши, принимая Евхаристию, не суть уже тленные, имея надежду на Воскресение».[182]

По мысли Иоанна Златоуста, Христос «желая показать нам ту сильную любовь, какую Он имеет к нам», посредством пищи хлеба и вина «смесил Самого Себя с нами и растворил Тело Свое в нас, чтобы мы составили нечто единое как тело…» (Беседа 46 на Евангелие от Иоанна).[183] Златоуст говорит, что «хлеб, прежде нежели освятится, мы называем хлебом», но когда «Божественная благодать освятит через посредство священника, то он уже не называется хлебом, но достойно называется Телом Господним, хотя естество хлеба в нем остается», и как во Христе «по внедрении Божественного естества в тело, то и другое вместе составили одного Сына, одно Лицо, при нераздельности в то же время неслитно познаваемое – не в одном только естестве, но в двух совершенных», так и соединение в ехаристических Дарах. (Письмо к монаху Кесарию).[184]

Таким образом,Церковь не отвергает словесную формулировку совершения Евхаристии словом «пресуществление», но не в коем случае не приписывает ему вещественного смысла. Приложение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову совершается в Церкви и для Церкви. "При всей несомненной реальности Евхаристии, в чаше не какая-то сверхъестественная субстанция. Нет – "сия чаша есть новый завет в Моей Крови." Т. е. в чаше, прежде всего "Новый завет", который, конечно же, только с Кровью Иисусовой и через Его Кровь осуществляется. Ибо само установление Нового завета могло совершиться только через Кровь непорочного Агнца Божьего (Ин. 1, 29). Тем не менее, отпивая из чаши, мы принимаем в себя не "небесную кровь", а участие в Новом завете со всей вытекающей отсюда ответственностью, данной через "воспоминание".[185]

Кирилл Иерусалимский (+387) в тайноводственных поучениях (5:7-8) говорит: «Мы взываем к Богу всемилостивому, чтобы он ниспослал своего Духа Святого на лежащие перед ним дары: чтобы сделал хлеб телом Христовым, а вино – кровью Христовой, ибо чего Святой Дух не коснется, все освящается и изменяется».[186]А вот,Иоанн Дамаскин (+ ок.760) свидетельствует: «Хлеб предложения, и вино и вода, сверхъестественным образом изменяются в Тело и Кровь Христовы, через Эпиклезис и сошествие Святого Духа». В то же время, Западная традиция и, в частности, Амвросий Медиоланский(+397), усвоила ту мысль, что освящение происходит через так называемые «установительные слова» Иисуса Христа: «Примите, ядите сие есть Тело мое…» и «Пийти от нея вси…».[187]

По вопросу о том, в какой момент евхаристической молитвы осуществляется «приложение» Святых Даров в Тело и Кровь Христову, - человеческий разум в лице христианских богословов на протяжении многих лет пытался найти наиболее правильный, как им казалось, ответ. В истории Русской Православной Церкви известен спор по этому поводу, происходивший в Москве в конце XVII века. Спор этот был разрешен на соборе 1690г. при патриархе Иоакиме. Возобладала позиция более близкая восточным отцам, а именно, что «таинство приложения» Святых Даров осуществляется с призыванием Святого Духа, т.е. в момент Эпиклесиса. Усилением этой идеи послужило не корректное добавление тропаря 3-го часа «Господи, иже Пресвятого Твоего Духа…» в текст Эпиклесиса Евхаристической молитвы.

Следует сказать, что Христос, устанавливая таинство Евхаристии, находился в культурно-религиозной среде Израиля, о чем частенько забывали и забывают богословы, в основном прибегая в рассуждениях о Евхаристии к философским категориям. Господь в Ветхом Завете являл Себя избранному Израилю, как «присутствующий» (JHWH) со своим народом. В Новом Завете образ Его присутствия меняется. После крестной смерти Христос – Господь остается со своим народом в Таинстве Евхаристии. Его присутствие реализуется как Причастие особым образом выраженное в литургической «Трапезе Господней». Но каков образ присутствия Христа в Евхаристии – всегда остается тайной. Человеческие умствования не в силах исчерпывающе выразить эту Истину, есть реалии, перед которыми человек замирает, как пред великой тайной.

Анафора открывается возглашением священника «Благодарим Господа» и в завершении приобщает нас этой Великой тайне через причастия Святых Христовых Таин. Мы можем говорить о Евхаристии в контексте соучастия в Таинстве, исполнением которого в наших временныvх реалиях является Евхаристическое моление в целом и соучастие в предлагаемой «Трапезе Господней».