Эволюционный характер технологического развития общества

Итак, научно-технический прогресс представляет собой отнюдь не детерминированный, однозначно определенный причинно-следственными связями процесс наращивания технологических возможностей человека. Этот процесс не является и чисто статистическим, когда вероятность той или иной динамики развития техники может быть заранее предсказана. Наиболее близким к научно-техническому прогрессу оказывается процесс биологической эволюции живых организмов, который характеризуется индивидуальной непредсказуемостью, «зигзагообразной» динамикой, сильной зависимостью от собственной предыстории. Воспользуемся замечательным фрагментом из книги Станислава Лема «Сумма технологии», чтобы убедиться, какими поразительными совпадениями изобилуют главные закономерности био- и техноэволюции.

Обычно внешний облик нового вида (как биологического, так и технического) заимствуется у уже существующих видов и вначале лишь очень немногое говорит о том, что переворот во внутренней организации, который определяет развитие вида в дальнейшем, по существу уже совершился. Например, так же как первые пресмыкающиеся походили на рыб, а первые млекопитающие - на ящеров, так и первые автомобили явно напоминали бричку с обрубленным дышлом, а самолет - бумажного змея или птицу. Первые представители нового вида, как правило, малы и обладают примитивными чертами, словно их рождению покровительствовали торопливость и неуверенность. Это относится и к первой птице, и к пращуру лошади, и к предку слона, а в области техники - к первому паровозу, не превышавшему размерами обычную телегу, и к первому электровозу, который был и того меньше. Новые принципы биологического или технологического конструирования вначале вызывают скорее сострадание, чем энтузиазм. Механические экипажи двигались медленнее конных, первые самолеты едва отрывались от земли, а первые радиопередачи доставляли меньше удовольствия, чем жестяной голос граммофона. Точно так же первые наземные животные уже не были хорошими пловцами, но еще не могли служить образцом быстроного пешехода.

Но вот, наконец, в связи с изменениями общего равновесия, которое вызвано внешне ничтожными сдвигами в окружающей (биологической или технологической) среде, начинается экспансия нового вида, который все более убедительно доказывает свое превосходство над конкурентами в борьбе за существование. Исчезновение остатков примитивизма у нового вида сочетается с множеством новых структурных решений, все более смело подчиняющих себе внешнюю форму и новые функции. Так было с птицами, завоевавшими небо, и с травоядными млекопитающими на равнинах, и с двигателями внутреннего сгорания, завладевшими дорогами и положившими начало огромному количеству специализированных разновидностей (автомобили, автобусы, грузовики, бульдозеры, танки, вездеходы и многие другие).

Период господства того или иного вида на суше, в море или в технической сфере тянется долго, пока не возникнут новые колебания гомеостатического равновесия. Они еще не означают, что вид близок к «проигрышу», однако эволюционная динамика вида приобретает новые, ранее не наблюдавшиеся черты. В главном «стволе» генеалогического древа представители вида становятся огромными, как будто в гигантизме они ищут спасение от грозящей виду опасности. Боковые же ветви «ствола» пытаются проникнуть в области, где конкуренция относительно слаба. Этот последний маневр нередко оказывается успешным, и когда уже исчезает всякое воспоминание о гигантах, созданием которых главная ветвь пыталась защититься от гибели, когда кончаются неудачей предпринимавшиеся одновременно противоположные попытки (ибо некоторые эволюционные потоки в это же время ведут к поспешному измельчению организмов) - потомки этой, боковой, ветви, успешно найдя в глубинах пограничной области конкуренции благоприятные условия, упорно сохраняются в ней почти без изменений.

В качестве конкретных примеров такой техноэволюционной динамики можно привести управляемые воздушные шары, которые перед лицом «угрозы» со стороны самолетов обнаружили «гигантизм», столь типичный для предсмертного расцвета вымирающих эволюционных ветвей. Последние цеппелины тридцатых годов нашего века можно смело сравнивать с атлантозаврами и бронтозаврами мелового периода. Огромных размеров достигли также последние типы паровозов накануне их вытеснения дизельной и электрической тягой. А вот конкуренция с телевидением заставила радиоприемники искать «спасения», наоборот, в миниатюризации и сверхспециализации. Что касается кино, то, борясь с телевидением, оно значительно увеличило свой экран и одно время даже стремилось окружить им зрителя (видеорама, циркорама).

Аналогия между био- и техноэволюциями обусловлена тем, что и та, и другая являются материальными процессами в системах с почти одинаковым (очень большим) числом степеней свободы и близкими динамическими закономерностями. Процессы эти происходят в самоорганизующихся системах, которыми являются и биосфера Земли, и совокупность технологических действий человека, а таким системам как целому свойственны явления «прогресса» (развития), т.е. возрастания эффективности гомеостаза, стремящегося к стабильному равновесию как к своей непосредственной цели.

Однако кроме сходства, обе эволюции отмечены также далеко идущими различиями, изучение которых позволяет обнаружить неожиданные последствия (и в то же время - опасности), которыми чревато лавинообразное развитие технологии в руках человека. Остановимся только на двух их таких различий.

Первое из них касается вопроса «каким образом»? На начальном этапе биологической эволюции жизни на Земле, который продолжался около двух миллиардов лет, был «сконструирован» элементарный кирпичик биологического строительного материала - клетка, универсальность которой поразительна. Каждая клетка - будь то клетка инфузории-туфельки, мышцы млекопитающего, листа растения, слизистой железы червя, брюшного узла насекомого и т.п. - содержит одни и те же составные части: ядро с его отшлифованным до предела молекулярных возможностей аппаратом наследственной информации, энзиматическую сеть митохондрий и др.

В то же время один из фундаментальных законов биоэволюции состоит в непосредственности ее (эволюции) действий. Ибо в эволюции каждое изменение служит только сегодняшним задачам приспособления. Поэтому тем более удивительна та исходная «дальновидность», которую проявила Природа, создав уже в прологе к многоактной «драме» видов строительный материал, обладающий ни с чем не сравнимой универсальностью и пластичностью.

Конструкторские методы техноэволюции совершенно иные. Человек развивал технологию, отбрасывая одни ее формы, чтобы перейти к другим. Будучи относительно свободным в выборе строительного материала, имея в своем распоряжении высокие и низкие температуры, газы, жидкости и твердые тела, человек мог на первый взгляд совершить больше, чем биоэволюция, обреченная иметь дело лишь с тепловатыми водными растворами, со сравнительно скудным набором «кирпичиков», плавающих в архейских морях и океанах. Но Природа сумела «выжать» из столь ограниченных возможностей буквально все, что было возможно. В результате биотехнология по сей день превосходит человеческую, инженерную технологию, поддерживаемую всеми ресурсами коллективно добытого человеческого знания. Иначе говоря, универсальность наших технологий пока остается очень невысокой. До сих пор техноэволюция движется в направлении, как бы противоположном биологической, создавая устройства узкой специализации.

Другое важное различие техно- и биоэволюции связано с моральными аспектами. Негативные последствия техноэволюции не вызывают сомнений, что дает повод утверждать, например, что атомная энергия попала в руки человека преждевременно, что развитие космонавтики требует огромных расходов, усугубляющих и без того несправедливое распределение глобального дохода на Земле. Искусство, поглощенное технологией, следует законам экономики, обнаруживая явные признаки девальвации и инфляции. Иными словами, техноэволюция несет больше зла, чем добра; человек оказывается в плену того, что сам и создал, уменьшая по мере увеличения своих знаний возможности распоряжаться своей судьбой.

Однако вряд ли необходимо доказывать, что любую технологию можно использовать и на благо, и во вред. Поэтому «осуждение» техноэволюции как источника вселенского зла следует заменить пониманием того, что эпоха, не знавшая регулирования человеческой деятельности приближается к концу. Именно моральные каноны должны определять дальнейшие начинания, играть роль авторитетных советников при выборе из ряда возможностей, предоставляемых их внеморальным производителем - технологией. Технология дает лишь средства, хороший или дурной способ их употребления - это уже наша заслуга или вина.

Все это означает, что научно-технический прогресс и духовная культура человека являются взаимообусловленными, взаимозависимыми факторами. Именно в связи с этим одним из главных направлений глобального развития человеческого общества сейчас является переход к единой культуре, что можно следует представлять как новое слияние ее компонентов, которое, однако, по сравнению с синкретической культурой первобытного человека должно произойти на гораздо более высоком уровне.