Аланы (асы, роксоланы).

Истоки аланской истории и культуры, материальной и духовной, своими корнями уходят в предшествующую сарматскую культуру, так же оставившей выдающийся след в истории региона. Их историко-культурное наследие достаточно подробно изучено археологами и историками Ванеевым З.Н., Кузнецовым В.А., Иерусалимской А.А., Гумилёвым Л.Н., Гадло А.В., Минорским В.Ф., Плетнёвой С.А. и другими. Великая Алания, крупнейшее государство, занимавшее с I в. до н.э. - по IV в. н.э. (до гуннского нашествия) огромную территорию от нижнего Поволжья, Правобережья Дона и Приазовья до Степного Предкавказья и Боспорского царства в Причерноморьи. Наиболее обстоятельный рассказ об образе жизни, быте и внешнем виде алан принадлежит Аммиану Марцеллину: «Аланы, живя на далеком расстоянии одни от других, как номады, перекочевывают на огромные про­странства, однако с течением времени они приняли одно имя и теперь все вообще называются аланами за свои обычаи, дикий образ жизни и одина­ковое вооружение. У них нет никаких шалашей, нет заботы о хлебопашестве, питаются они мясом и в изобилии молоком, живут в кибитках с изогнутыми покрышками из древесной коры и перевозят их по беспредельным степям. Почти все аланы высоки ростом и красивы, с умеренно белокурыми воло­сами; они страшны сдержанно-грозным взглядом своих очей, очень под­вижны вследствии легкости вооружения и во всем похожи на гуннов, только с более мягким и более культурным образом жизни. … Они не имели никакого понятия о рабстве, будучи все одинаково благородного происхождения».
Аланы вели кочевой образ жизни, отличав­шийся неприхотливостью и суровостью быта и нравов, имели одинаковое «лёгкое» вооружение и достаточно однород­ную материальную культуру, похожую на гуннскую, но отличающуюся от нее более высоким уровнем. Последнее объясняется длительными контактами с культурой позднеантичных городов Северного Причерноморья, приходом с середины II в.н.э. ираноязычного аланского населения в некото­рые причерноморские города, в том числе в Приазовье и в Танаис.

Ярким показателем культурного влияния позднеантичных городов могут служить изделия полихромного стиля. Ювелирное искусство «полихромного стиля» в северопричерноморских степях представляет собой развитие гре­ческого ювелирного искусства Боспора, постоянно испытывавшего воз­действие вкусов варварских племен сарматов, алан, гуннов. Полихромный стиль, характеризующийся обильным применением цвет­ных вставок в золотой фон, конечно, не был общедоступен. Эти дорогие ювелирные украшения были атрибутом моды, распространенной среди социальной верхушки, и особенностью аристократического быта того вре­мени. Полихромные изделия городских ювелирных мастерских в IV - V вв. н. э. распространялись по всей северопричерноморской степи и Северному Кавказу, сделавшись одним из элементов материальной культуры алан этого времени. Сарматы и аланы оказали большое влияние на формирование полихромного стиля, а искусству их также не чужда многоцветность. Зона боспорского и аланского культурного влияния до середины III в. н. э. (до готских вторжений) : Восточный Крым, Северный Кавказ, Волга от низовьев и до среднего течения, Нижний и Средний Дон.
Мужчины — это конные, хорошо вооруженные воины с луком, мечом и длинным копьем, продолжа­ющие традицию сарматских катафрактариев, защищенных панцирями, кольчугами и остроконечными шлемами. В быту они носили короткие рубахи, пояса, штаны, заправленные в мягкие сапоги, длинные плащи, застегивавшиеся на плече фибулой. По свидетельству Лукиана Самосатского, одежда и язык алан были почти одинаковы со скифами, но «аланы не носят таких длинных волос, как скифы», научившись их стричь. Женщины были одеты в длинные одежды, также скреплявшиеся фибулой, знатные носили одежды из дорогих привозных тканей, обшитые золотыми бляшками. Для косметических целей женщинами употреблялись металли­ческие зеркала, румяна из красной краски, щеточки, духи или благовония в метал­лических подвесных флакончиках, традиция которых сохранялась в аланской культуре вплоть до XII в.

Жилища алан рассматриваемого времени, вероятно, были различными, в за­висимости от социально-экономического уклада и местных условий: в рай­онах с оседло-земледельческим населением это могли быть глинобитные хи­жины-полуземлянки, в районах с преобладанием кочевого или полукоче­вого населения это были войлочные юрты с деревянным каркасом.
Конечно, быт ранних алан мало чем отличался от быта позднейших кочевников Евразии, вошедших с этим бытом в новую историю, значительная часть в это время уже вела полукочевой образ жизни и переходила к оседло-земледельческому хозяйству, занимаясь земледели­ем и ремеслами, т. е. имела комплексную экономическую основу. Не сов­сем точна и социальная характеристика алан, как одинаково «благородных» - в IV в. н. э. у них уже наметилось начало процесса классообразования, шедшего по пути феодализации.
Оценивая уровень культурного развития алан догуннского периода, не следует забывать и о том, что они не только заимствовали культурные достижения у своих соседей, но и оказывали встречное воздействие на них. Прежде всего, это касалось вооружения и способов ведения войны, в чем сармато-аланы преуспели и о чем свидетельствовал во II в. н. э. историк Арриан. Римляне и особенно более близкие к аланам - боспорцы заимствуют у алан их оружие и некоторые принципы военной организации. Аланы на некоторое время оказались соседями готов, вступив в контакт с ними после возникновения остготского племенного объединения в Северном Причерноморье в III в. н. э.

Великое переселение народов и гуннское нашествие в конце IV в. н. э. привело к большим сдвигам на юго-востоке Европы и в Подонье. Об отрицательных последствиях этого завоевания говорить не приходится, они общеизвестны. Подрыв производительных сил, нарушение сложившихся экономических, культурных и этнических связей, ликвидация ряда политических образований и замена их новыми (прежде всего кочевой империей Аттилы), изменения в размещении и соотношении этносов. Причины этого можно видеть и в ослаблении Великой Алании, отливе степного аланского населения, сдвинутого гуннами из междуречья Волги и Дона, Приазовья на южную периферию степей, и в Предкавказье, далеко в сторону от проторенных дорог кочевников, где было безопаснее.

Эта вынужденная миграция массы аланского населения в предгорья Кавказа означала коренную ломку хо­зяйства, так как прежнее экстенсивное скотоводство не имело здесь даже мини­мальной базы.

Донская и Поволжская Степь на долгое время прочно перешла в руки новых кочевников — тюрок. Единственный путь к выживанию лежал через оседание на землю и переход к новой хозяйственной системе, основанной на преимущественной роли земледелия в комплексе с отгонным скотоводством и ремеслами.

В VII – VIII в.в., после ряда тяжелых поражений от арабов, Алания попадает в вассальную зависимость от Хазарского каганата. Археоло­гические материалы свидетельствуют, что аланы, разделившись на 2-е крупные подгруппы, Кавказскую и Донскую, стали на путь приобщения к более высокой, традиционно земледельческой культуре автохтонного населения Кавказа, и племён меотов Приазовья и Нижнего Дона. Сплав аланских и кавказских, а на Дону и в Приазовьи – аланских, меотских, а позднее и славянских традиций, оказался плодотворным и вызвал к жизни яркую материальную и духовную культуру. Усилился в этот период и процесс христианизации алан и донских славян. Позднее эти процессы привели к этногенезу нынешних осетин на Западном Кавказе и донского алано-славянского сообщества на Дону, в Причерноморьи и в Приазовьи в IX - XIII в.в..
Нашествие гуннов и принесенная ими культура, так же наложили свой отпечаток на культуру алан, включив в нее ряд восточных, туркско-азиатских элементов. Например, распространившийся у алан, а через них и у аборигенов Кавка­за, обычай искусственной деформации головы (яйцевидные чепепа), впервые появившийся в III в. н. э. Новшества в вооружении: однолезвийные мечи - палаши (предтеча сабли), луки с костяными обкладками, седла жесткой конструкции, с передней и задней луками, были принесены и распространены в степях Юго-Восточной Европы гуннами и другими тюркитами. Очень интересен вопрос о происхождении сабли - одни исследователи связывают ее распростра­нение с культурой степных номадов гун­нского и постгуннского времени, другие считают первые сабли достоянием осед­ло-земледельческих народов. Если пере­ходной формой от меча к сабле считать прямой однолезвийный палаш, то такая форма у алан зафиксирована в погребальных комплексах VII в, тогда как в VIII в. уже имеются во множестве сабли. При всей относительной достоверности эти факты показывают, что на вооружение алан сабля поступила где-то на рубеже VII - VIII вв.

Появление в культуре алан седел жесткой конст­рукции, железных стремян с широкой подножкой и изогнутых сабель означало подлинный переворот в вооружении и военном деле — тяжело­вооруженные сарматские и раннеаланские катафрактарии уступили место подвижной и легковооруженной коннице, имеющей в своем распоряжении более эффективную в сравнении с мечом саблю. Седло жесткой конструкции и опора на широкие стремена придавали всаднику необходимую устойчивость и маневренность, очень важные в бою, давали возможность нане­сения рубяще-секущего удара.

Сабля харак­терна для кавалерии, но рубят ею не только пехоту. Рубка в конном строю стала более распространенной и сложной, она соответствовала стремительному темпу кавалерийского боя. В VIII - X в.в. и на юге, и на севере аланам приходилось сталкиваться с противниками, главной ударной силой которых была конница (арабы, персы, хазары, печенеги и т. д.). Противо­поставить ей можно было только такую же маневренную и хорошо воору­женную конницу. Эта задача была успешно решена, и вооружение, а, следовательно, и тактика боя аланской конницы, были приведены в соответствие с требованиями времени.
Большую роль в вооружении, наряду с саблей, несомненно, играли лук и стрелы. Железные черешковые наконечники стрел и сохраня­ющиеся иногда длинные древки свидетельствуют о существовании слож­ного составного лука, с гуннского времени снабжавшегося костяными на­кладками и весьма эффективного. Луки делались из одного куска дерева (кизила), но тем не менее они были сложными, ибо снабжались дополнитель­ными костяными накладками и подвязками из сухожилий, а снаружи оклеены берестой. Общая длина лука составляла 140 см., а предварительное напряжение придавало ему дально­бойность; массивные рога, гасившие вибрацию, придавали меткость; два ушка, снимавшие лишнее напряжение, также способствовали точности стрельбы.

Из прочих видов аланского оружия укажем копья с железными нако­нечниками, ножи и боевые железные секиры на длинных деревянных рукоятях. Несомненно, аланская конница широко практиковала и набра­сываемые на противника арканы. В археологических раскопках они не сохранились, но упоминались в письменных источниках и в существова­нии их вряд ли приходится сомневаться.
Защитные доспехи алан представлены кольчугами, но чаще, частью кольчуги (видимо, стоившей дорого и не всем доступной) в виде кольчужного нагрудника или насердечника. Употребля­лись, но редко, железные шлемы типа шишака - воз­можно, они связаны со снаряжением дружинников, уже ставших про­фессиональными воинами. Щиты, как правило, были деревянными или комбинированными, из дерева и кожи. По свидетельствам историка Арриана (II в. н. э.), аланское войско имело специальные бо­евые отличительные знаки: «…скифские (аланские) военные значки представляют собой - драконов, развевающихся на шестах соразмерной длины. Они сшивались из цветных лоскутьев, причем головы и все тело, вплоть до хвостов, делались, наподобии змеиных, как только можно пред­ставить страшнее. Выдумка состоит в следующем. Когда кони стоят смирно, видишь только разноцветные лоскутья, свешивающиеся вниз, но при движении они от ветра надуваются так, что делаются очень похожими на назван­ных животных и при быстром движении даже издают свист от сильного дунове­ния, проходящего сквозь них. Эти значки не только своим видом причиняют удо­вольствие или ужас, но полезны и для различения атаки и для того, чтобы раз­ные отряды не нападали один на другой». Организация войска алан была продуманной и подчинялась определен­ным принципам: по-видимому, основой его структуры было деление на отдель­ные отряды по родоплеменным (или каким-то иным) признакам, и каждый отряд имел своего командира и свой особый значок. Были у алан и насто­ящие знамена в виде полотнищ с выступом внизу и с разрезом, на длинных древках.

Можно говорить и о существо­вании у алан своеобразного культа оружия, игравшего огромную общест­венную роль.
Одежда и костюм алан. Применительно к концу I тыс. н .э. о ней известно очень мало, в основном верхней мужской одеждой знати и воинов был кафтан. Кафтан (обнаруженный в могильнике археологами) был сшит из иранского шелка, с внутренней стороны обшит каймой из шелковой согдийской ткани, под воротом спереди вставлен прямоугольник из византийского шелка со сценой охоты, галуны кафтана сделаны из узорной ки­тайской саржи. Кафтан длиннополый, с боковыми разрезами внизу и отрезной в талии, застёгивался он справа налево в верхней части, оставаясь распахнутым внизу, т. е. был приспособлен к верховой езде. Найденный кафтан явно принадлежал представителю местных социальных вер­хов. Одежда бедняков резко отличалась, она была сделана из домотканой холстины и часто была покрыта заплатками.
Нижняя сорочка - рубаха, шилась из домотканой некрашеной холстины и по вороту и краям коротких рукавов отделывалась шелковыми полосами; на груди большой накладной карман и матерчатый амулет. Внизу сорочка имела два разреза. Теплая шуба такого же широкого, свобод­ного покроя, как и сорочка, изнутри подбита овчиной. Короткий ворот и края рукавов также отделаны шелковыми полосами. Эти предметы, как и знаменитый кафтан, дают весьма реальное представление об одежде алан и её покрое в VI - IX в.в.

Отмечены находки и длинных мужских халатов, т.н. «туники», с боковыми разрезами внизу (влияние ближневосточной моды), с запазушным карманом и шелковыми декоративными нашивками, шлемовидный головной убор, также из шелка, набор кукольной одежды, показывающей приемы покроя. Обувью служили сшитые из сыромятной кожи - «арчита», и мягкие сапоги из кожи улучшен­ной выделки, с высокими голенищами.
И, наконец, весьма важным атрибутом мужского костюма был пояс, символизировавший социальный статус. Чем выше последний, тем богаче и пояс и разнообразнее его украшения, особенно это касается воинских поясов, принадлежавших дружинникам. Аланские воинские пояса принципиально не отличались от наборных поясов, широко распространившихся в Евра­зии с гуннского времени. Они были подвержены влиянию евразийской моды. В VI - VII вв. были распространены поясные наборы с прорезной орнаментацией, в VIII - IX вв. поясной набор меняется, появля­ются поясные украшения салтовского типа, что свидетельствовало о тесных контактах с Хазарским каганатом. Отли­чившиеся воины, занимавшие видное общественное положение, носили пояса, украшенные десятками орнаментированных (часто серебряных) бляшек, накладок, наконечников.

Считается, что женский костюм включал три разных типа одежды (в разной степени утепленной), нательное платье, исподнее (панталоны и чулки или ноговицы), мягкую обувь двух типов и три типа головных уборов для разных возрастных и социальных групп. Женский костюм, таким образом, резко отличал­ся от мужского. Популярными в V - VII вв. становятся круглые подвесные бляхи-амулеты или броши с птичьими головами по кругу; в этот период полихромный стиль угасает, но на некоторых украшениях инкрустация еще встречается. Видимо, к концу VII - началу VIII в. появляются круглые штампованные пуговицы-бубенчики, служившие не только утилитарным, но и декоративным целям. Золоченые, сверкающие на солнце пуговицы на фоне цветных тканей смотрелись очень эффектно. Их широко стали употреблять как женщины, так и мужчины, в X - XII вв. ими обшивались борта и полы верхней одежды, края голов­ных уборов, ноговицы и т. д.

Оценивая культуру средне - и позднеаланского периода, следует признать, что она в целом была достаточно высо­кой и, несмотря на широкие внеш­ние связи и влияния — самобытной и яркой. Весьма выгодное геогра­фическое положение Алании на стыке Европы и Азии, на важных транзитных путях «Великого шелкового пути», между Черным и Каспийским морями и близ таких передовых в культурном отношении стран, как Византия, Иран и Гру­зия, Хазария и Киевская Русь. Всё это способствовало не только приобщению алан к культур­ным достижениям соседей, но и накоплению значительных материальных ценностей, оседав­ших в руках социальной верхушки и способствовавших прогрессивному тогда процессу феодализации.

Арабо-хазарские войны, в которых вынужденно участвовала Алания, ослабили, но не лик­видировали полностью восточные связи аланской культуры, которые в период войн изменили свое направ­ление. Серьёзное поражение Алании от Арабского халифата в 724г. привело к выделению части алан и их расселению на территории близ рек Северского Донца, Оскола и Дона, где они тесно соприкасались с донскими славянами,

Степные донские аланы, вместе с донскими славянами в VIII - X в.в., вошли в состав Хазарского каганата, составив часть его армейской гвардии. После ослабления Хазарского каганата и потери им, в результате известных походов киевского князя Святослава, земель Таматархи (Тамань и часть Причерноморья), аланы активно взаимодействовали с Киевской Русью на южном пограничье ( в землях, ставших в X - XII веках её самым южным, Тьмутараканским княжеством). Позднее их присутствие наблюдается на Дону и в печенежско-половецкий период. Окончательно ассимилировались они лишь в составе монголо-татарского населения Золотой орды в XIII - XV в.в.. Часть историков считает алано-славянское население Дона и Саркела и Белой Вежи основой этнической общности – бродников, возможно позднее составивших и часть Нижнедонского казачества в конце XV - начале XVI в.в.

Меоты. (местное название оседлых племён Западного Кавказа, Прикубанья и Приазовья, производное от греческого названия Азовского моря - «Меотида»). Племена меотов представляли местное автохтонное население, это в основном земледельцы и рыболовы, проживавшие примерно с середины I-го тыс. до. н.э. на побережьи Азовского моря, в устьи Дона и в Прикубаньи. В I-м веке до н.э. в устье Дона меотами были основаны и активно развивались 2-а крупных поселения, Паниардис и Патарва, расположенные на высоких приазовских мысах, (на территории нынешнего г. Азова). Поселения меотов сосуществовали со скифо - сарматами и греками, ведя с ними постоянный торговый обмен, частично воспринимая и культурные заимствования. Меотские поселения и целые кварталы находились в древнем Елизаветовском и Кобяковском городищах, у греческого г. Танаис и в самом городе. Древние меотские городища и поселения были расположены и далее, в районе современного Ростова-на-Дону: Сухо-Чалтырское, Нижнее-Гниловское, Темерницкое, Ростовское, Кизитириновское и Кобяковское. Проживая в неспокойном регионе, меоты весьма неплохо владели и военным делом. Так, Страбон упоминал в своих трудах, что «меоты – земледельцы, но воинственны не менее кочевников, а те, что ближе к Танаису – более жестокие». Позднее племена донских и кубанских меотов приняли участие в формировании нового этноса: адыгов, черкес и косогов. Другая часть, по всей видимости, смешавшись с аланами и славяно-русами входила в состав Хазарского каганата, союз донских половецких племён, как автохтонное население сохранялось в районе татарского г.Азака и Таны.