ГЛАВА XXIX РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ В КОНТЕКСТЕ ФИЛОСОФСКОЙ ИННОВАТИКИ

Что есть русская философия? В сложившейся в отечественной истории русской философии ответ дается достаточно пространный и, чаще всего, основанный на обзоре 1000-летнего многоэтапного пути и большого ряда имен, что в итоге должно показать специфику отечественной философской мысли:

«Русская философия – органическая часть всеобщей истории философии, являющаяся специфическим отображением многовековой истории развития русского самосознания, выраженная в идеях, взглядах и концепциях, отражающих национально-своеобразное осмысление универсальных философских проблем»[76].

Однако ни такое определение, ни сам подход не дают
в итоге представления о специфике русского философского мышления. В лучшем случае мы говорим о различных проявлениях социально-рефлексивного и национально-рефлексивного мышления. Это всегда (по крайней мере последние 200 лет) чувствовали отечественные мыслители. Поэтому вопрос о статусе и специфике русской философии вряд ли можно считать решенным. Более того, экспертный опрос современных профессиональных философов – отечественных и зарубежных – зачастую в таком статусе русской философии отказывает. Такая идея в последние годы все чаще высказывается – правда, сделаем оговорку, при не прекращающихся попытках тех же экспертов-скептиков такую специфику все же выявить. Обратим внимание на последние исследования Ф.И. Гиренка,
В.И. Красикова, П.А. Сапронова и ряда других авторов[77].

Вот программное суждение П.А. Сапронова: «Увы, ни платонов, ни гегелей, ни их великих и значительных, хотя и младших, собратьев на отечественной почве обнаружить не удалось. Встреча
с какой-либо очередной философской знаменитостью каждый раз приводила к одному и тому же результату: по западным (а какие еще есть?) критериям отечественные мыслители философами не являются, и читать их тексты так же, как трактаты и тексты Декарта, Канта или Гегеля означает повергнуть их в философское небытие»[78].

Ему вторит В.И. Красиков, обстоятельно проанализировавший не только отечественный философский продукт, но и отношение
к нему зарубежной философской мысли, прежде всего современной:

«Россия в современном мировом философском раскладе занимает такое же место, как, к примеру, африканская или южноамериканская философия, т.е. среднее между отдаленным, региональным филиалом континентальной философии – как южноамериканская философия, где доминируют испаноязычные и португалоязычные версии европейской философии, – и каким-то радостно-примитивным, упоенно-партикуляристским наивом африканской философии»[79].

А вот и поясняющее суждение Ф.И. Гиренка:

«Есть производители философии, и есть ее потребители. Сегодня среди производителей доминирует Франция и Германия.
Их стремится теснить Америка. Россия – потребитель философии.
У нас философия не играет какой-либо самостоятельной роли. Она не дает большого символического капитала и является одним из вариантов европейского культуртрегерства… В России доминируют не философы, а интеллигенты»[80].

В принципе данные суждения не противоречат и оценкам классического периода, в котором тоже высказывалась мысль о том, что русская философская мысль как-то уж очень не похожа на классические образцы философствования. В частности, Н.А. Бердяев, В.В. Зеньковский полагали, что отечественная философская мысль значительные результаты дает в областях, представляющих «болевые точки» национального самосознания. Но для мирового философского процесса они малозначимы:

«В XVIII в. и в начале XIX в. у нас настоящей философии не было, она находилась в младенческом состоянии. И еще долго
у нас по-настоящему не возникнет философской культуры, а будут лишь одинокие мыслители. Мы увидим, что наша философия будет прежде всего философией истории…»[81]

Таким образом, весьма правомочна постановка вопроса: существует ли русская философия как самостоятельный феномен? Это самостоятельная философская школа или одна из крупных школ (течений) Западной философии? (А возможно, и просто русский
диатрибический вариант Западной философии). Либо же то, что называют «русской философией» – это течение общественной мысли, не поднимающееся ни дисциплинарно, ни методологически, ни институционально до уровня и качества философии.

Эта дилемма, у каждой из сторон которой, в т.ч. и в рамках отечественной философии, немало сторонников, заставляет по меньшей мере уточнить и то, что мы понимаем под «философией», и выделить основные типы философского дискурса (философствования) не только по национально-географическому или цивилизационно-историческому, но и по предметно-методологическому принципу.

Только таким образом мы и поймем специфику отечественного философствования, и создадим обоснованные концептуальные подходы для понимания национальных и региональных философских школ и направлений прошлого и настоящего.

Ставя проблему именно таким образом, следует прежде всего высказать рабочую гипотезу, с позиций которой и может быть дан новый поворот в понимании специфики русской философии. Суть ее в следующем:

Предметно-методологический принцип позволяет более внимательно присмотреться к инструментальной (технологической) стороне философского дискурса, в особенности современного. Можно предложить (выделить) несколько наиболее распространенных моделей философского дискурса, всматриваясь прежде всего
в отечественную философскую мысль (но не только в нее):

- фундаментальный философский дискурс, эволюционирующий в рамках создания новых философских систем и исходящий из традиционного или неклассического категориального набора (бытие, мышление, истина, развитие и т.п. или воля, переживание, жизнь, свобода и т.п.);

- проблемно-интенциональный[82] философский дискурс, центрирующийся в течение многих десятилетий, а то и столетий на разработке судьбоносных для общества (нации) немногих проблемах: цивилизационная идентичность (славянофилы-западники); природа человека (биологическое-социальное или природосообразность-культуросообразность); человеческая свобода и отчуждение; духовное и формы его воплощения; природа и пределы внутренней детерминации (самодетерминации) и т.п.;

- контекстуальный философский дискурс, в рамках которого философские проблемы выявляются и решаются с помощью нефилософского (художественного, теологического, мистически-интуи­тивного, научного) инструментария. По этому поводу, конечно, возникает сомнение: не является ли такого рода модель нонсенсом? Но гипотетически, в особенности применительно к некоторым национальным и региональным протофилософским школам, выделение такого дискурса, на наш взгляд, правомерно;

- философская инноватика как особый философский дискурс. (Часто высмеиваемый ортодоксальными отечественными философами 60–70-х гг. XX в. в качестве «философии продажи арбузов» или современными – в качестве «философии гвоздей и шурупов»[83]).

Прокомментируем особенности проявлений выделенных видов философского дискурса применительно к истории и современному состоянию русской философии.

Прежде всего, в рамках фундаментального философского дискурса отечественная философия отличительна лишь развертыванием отечественных школ и направлений, презентующих основные направления Западной философии. И в этих рамках уровень отечественной философской культуры высокопрофессионален и содержит достаточно развитое профессиональное сообщество. Однако в этих же рамках отечественная философская мысль выступает не как оригинальное направление, а в качестве «творческого потребителя». Оригинальные же проявления свойственны отечественной философии в рамках других дискурсов, часть которых сформирована именно на отечественной почве.

Прежде всего речь нужно вести о проблемно-интенциональном философском дискурсе, представляющем приложение техники философской рефлексии к разработке проблем национального самосознания и идентичности.

Ведущие отечественные философы, занимающиеся проблематикой, связанной со спецификой русской философии, подчеркивают именно данную ее интенцию.

В частности, Н.В. Мотрошилова отмечает: «Вопрос о специфике русской философии был интегральной частью тех проблем, которые еще со времен П. Чаадаева и В. Соловьева входили в тему “русская идея”. Речь шла о так важном и сегодня процессе самосознания, самоидентификации россиян – и, в частности тех, кто принадлежит к русской нации в узком смысле этого слова»[84].

Основные побудительные мотивы выстраивания данной интенции связаны как с включением в объективный процесс модернизации страны, так и с формированием сопряженных процессов соответствующей национальной ментальности, которая, как показал интенциональный философский анализ, проделанный в XIX-XX вв., в целом обладает такими чертами, как:

«…Признаки специфического российского типа национального сознания:

· мало дифференцированное, слабо рационализированное;

· в большей степени религиозно озабоченное;

· социально-пафосное;

· солидаристское;

· тяготящееся личной ответственностью и самоорганизованностью»[85].

Вместе с тем к этому следует добавить те черты, которые
Н.А. Бердяев отмечает в «Русской идее» и «Духе России»: противоречивость и склонность, поляризуясь, концентрироваться в «крайних», или радикальных формах; синкретизм; мистичность и т.п.[86]

Необходимость огромной духовной работы по рефлексированию и выявлению «болевых точек» и обозначению конструктивных «точек роста» национального самосознания и составили главный предмет философских занятий, полемики и последующей идеологической и политической апробации славянофилов и западников:

«Россия с ее евразийским, детским еще универсализмом вообще выглядит только робким новичком в философии. Однако за столетие (30–40 гг. XIX – 30–40 гг. XX вв.) она сумела создать то, на что другим требовались века. Первой возникла националистическая, славянофильская традиция»[87].

Второе направление, сформировавшееся в рамках данной интенции – это социальная философия западничества, оказавшаяся значительно более влиятельной и ведущая в этом дуэте по сей день:

«Как видно из перечня имен и генераций западников, отвлеченные вопросы чисто философского знания стояли у них на втором, после социально-политических интересов, месте. Главным их стремлением было модернизовать Россию, истребить в ней азиатчину и сделать европейской державой»[88].

Второй из выделенных нами особенных философских дискурсов, распространенных в сфере отечественного философствования, – это контекстуальный философский дискурс, обращаясь к которому, как мы уже заметили выше, невольно возникает вопрос: «Да философия ли все это?». Но тем не менее в истории русской философии не пройдешь мимо имен Л.Н. Толстого и Ф.М. Достоевского,
М. Булгакова, М. Шолохова и А. Платонова. Думается, что термин «художественная философия» будет вполне адекватен тем исканиям и открытиям, которые заложены в творчестве великих русских писателей. Вполне можно согласиться с суждением Ф.И. Гиренка
о том, что: «Русская философия возникает за пределами философии. Она с самого начала показывает свою связь с литературой»[89].

Аналогичные характеристики следует отметить по отношению к религиозно-философским поискам, которые ряд современных авторов даже отождествляют вообще со спецификой русской философии. Но вряд ли следует это делать. Скорее, мы сталкиваемся со второй основной формой контекстуального философского дискурса в отечественной философии.

В рамках данной формы дискурса развертывается сложная игра между философией и православной теологией, которая реализуется именно в контекстуальном философском дискурсе, из которого приходится то выковыривать «философский изюм», то сомневаться
в его присутствии, как делает это современный исследователь данного течения русской мысли П.А. Сапронов:

«Русская философия предпочла для себя бытие в промежутке между богословием и философией, в том очень ограниченном по своим возможностям интеллектуальном пространстве, которое остается еще раз обозначить как склонную к мифологизированию публицистику на религиозные и философские темы»[90].

Думается, полностью был прав Н.А. Бердяев, который ранее других схватил эту герменевтическую черту русской философской мысли, ярко проявившуюся в XIX – начале XX в.: «В русском движении того времени были специфически русские черты, которые связаны с русским XIX в. Это прежде всего религиозное беспокойство
и религиозное искание, это – постоянный переход в философии
за границы философского познания, в поэзии – за границы искусства, в политике – за границы политики в направлении эсхатологической перспективы»[91].

Третья форма философского дискурса, характерная для отечественной философской мысли, – это философская инноватика. Сделаем, прежде всего, несколько пояснений по поводу самого термина.

Автор разделяет весь массив философских исследований на фундаментальные и прикладные – сферу философских инноваций. Фундаментальные философские исследования направлены на изучение проблем бытия, мышления, познания, истины, свободы
и других основополагающих категорий. Сфера фундаментальных исследований меняется медленно и отмечена в своем развитии выдающимися именами (Платон, Декарт, Кант, Шопенгауэр, Гуссерль, Хайдеггер и др.).

Что касается сферы философских инноваций, то ее появление
и развитие связано с приложением методов философской рефлексии к осмыслению междисциплинарных проблем науки, развития политических, религиозных, художественных, этических течений, которые не могут быть исследованы только посредством собственных методов. Сфера философских инноваций развивается динамично
и по своим масштабам на два порядка объемнее сферы фундаментальной философии.

Следует подчеркнуть, что именно сфера философских инноваций стоит у истоков генерации больших социальных, социально-политических и социокультурных проектов в России. Для отечественной социально-философской мысли как раз характерна такая проектная направленность, начиная от идеи всеединства и философии «общего дела» и заканчивая проектами социального государства и «рыночного общества».

Склонность к философской инноватике, обращаясь к которой, прежде всего крупные политики и идеологи разрабатывали свои стратегические идеи и программы практических шагов, ярко проявляется в русской революционной практике.

Пожалуй, здесь, как нигде более, получает возможность реализации и реализуется платоновская идея о том, что «правители должны философствовать»: «Крупнейшие политические лидеры XX столетия привлекали экспертов, но никогда не использовали их
в решении стратегических вопросов. Они пользовались ими только
в тактических контекстах. Стратегию им приходилось придумывать самим. Лидеры XX столетия (перечислим их хронологически) –
Ленин, Сталин, Рузвельт, Черчилль, Гитлер, Мао-Цзэдун, Аденауэр и, безусловно, последний великий лидер Америки Гарри Трумэн – не привлекали к разработке своей стратегии никого»[92].

Одним из наиболее ярких проявлений философской инноватики в XX в. выступает теоретическая и практическая деятельность крупнейшего политика и политического философа В.И. Ленина.
С нашей точки зрения, одним из наиболее характерных периодов творчества в этом плане является период 1908–1916 гг., когда вышли его основные философские работы. Они сейчас интересны для нас именно с точки зрения технологий философской инноватики,
а не тех положений философского характера, которые В.И. Ленин формулирует, комментируя И. Канта, Г. Гегеля, К. Маркса или отечественных философов и мыслителей начала XX в.

Сам В.И. Ленин в ряде работ мотивирует необходимость занятий философской рефлексией потребностями анализа кризиса революционного сознания (1907–1909 гг.) и важностью на этой базе внесения коррективов в революционную теорию и практику, а также той незначительной отечественной философской традицией, которая существенно уступает опыту Западной Европы. В частности, в известной статье «О некоторых особенностях исторического развития марксизма» В.И. Ленин подчеркивает это применительно к марксизму и его философским подходам, составляющим предмет его особого внимания: «Именно потому, что марксизм не мертвая догма, не какое-либо законченное, готовое, неизменное учение, а живое руководство к действию, именно поэтому он не мог не отразить на себе поразительно-резкой смены условий общественной жизни. Отражением смены явился глубокий распад, разброд, всякого рода шатания, одним словом, – серьезнейший внутренний кризис марксизма. Решительный отпор этому распаду, решительная и упорная борьба за основы марксизма встала опять на очередь дня. Чрезвычайно широкие слои тех классов, которые не могут миновать марксизма при формулировке своих задач, усвоили себе марксизм в предыдущую эпоху крайне односторонне, уродливо, затвердив те или иные «лозунги», те или иные ответы на тактические вопросы и не поняв марксистских критериев этих ответов. «Переоценка всех ценностей» в различных областях общественной жизни повела к «ревизии» наиболее абстрактных и общих философских основ марксизма»[93].

Сюжеты, связанные с революционными и реформаторскими преобразованиями в России актуальны не только в плане анализа социально-исторического развития, о котором Ф. Бродель сказал, что «революционное напряжение характерно для русской истории»[94] (суждение сделано в начале 60-х гг. XX в.). Они актуальны и поныне, поскольку «основной вопрос русской философии», связанный
с поисками национальной и цивилизационной идентичности и социальной самореализации, не решен даже в первом приближении[95].

Мы с полной уверенностью можем повторить слова Н.А. Бердяева, сказанные более полувека назад:

«Это все та же поляризованность русской души. У народа анархического по основной своей устремленности было государство с чудовищно развитой и всевластной бюрократией, окружавшей самодержавного царя и отделявшей его от народа. Такова особенность русской судьбы»[96].

Резюмируя сказанное об основных моделях философского дискурса применительно к России – прошлой, настоящей и будущей, – следует отметить, что основная масса отечественных философских поисков концентрируется в русле проблемно-интенциональных подходов, ориентированных на решение общих проблем цивилизационной и национальной идентичности, и – в русле философской инноватики, на базе которой выстраиваются масштабные проектные разработки социальной, политической, духовной направленности.

Если принять изложенный подход, то следует сосредоточить усилия философского сообщества на разработке методов и техник философского дискурса, модели которого у нас наиболее востребованы. Следует внести и соответствующие коррективы в систему философского образования (общего и профессионального).

БАЗОВЫЕ ПОНЯТИЯ

Философский дискурс. Проблемно-интенциональный философский дискурс. Контекстуальный философский дискурс. Фундаментальная философия. Философская инноватика.

ЛИТЕРАТУРА

Бердяев Н.А. Русская идея. СПб., 2008.

Бродель Ф. Грамматика цивилизаций. М., 2008.

Гиренок Ф.И. Удовольствие мыслить иначе. М., 2008.

История философии: Запад – Россия – Восток. (Книга третья: Философия XIX – XX вв.). М., 1998.

Красиков В.И. Русская философия today. М., 2008.

Курашов В.И. Начала философии. М., 2007.

Русская философия и российская государственность. Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 2009.

Русская философия. Энциклопедия. М., 2007.

Сапронов П.А. Русская философия. Проблема своеобразия и основные линии развития. СПб., 2008.

Современная западная философия. Энциклопедический словарь. М., 2009.

Старостин А.М. Философские инновации: когнитивная и аксиологическая репрезентации. Монография. Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 2011.

[1] «Анизотропия» – anisos – неравный; tropos – свойство. Неодинаковость физического свойства тела (напр., теплопроводности, электропроводности, скорости распространения света) по различным направлениям внутри этого тела (противоположность – изотропии).

[2] См.: Кохановский В.П. Философия и методология науки. - Ростов н/Д: «Феникс», 1999. – 576 с. – С. 167.

[3] Там же, с. 167.

[4] См.: Подкорытов Г.А. О природе научного метода. – Л.: Издательство Ленинградского университета, 1988. – 224 с.

[5] См.: Подкорытов Г.А. О природе научного метода. – Л.: Издательство Ленинградского университета, 1988. – 224 с.

[6] См.: Кохановский В.П. Философия и методология науки. - Ростов н/Д: «Феникс», 1999. – 576 с. – С. 183-186.

[7] См.: Кохановский В.П. Философия и методология науки. - Ростов н/Д: «Феникс», 1999. – 576 с. – С. 256.

[8] См.: Кочергин А.Н. Методы и формы научного познания. – М., 1990. – С. 12.

[9] Кохановский В.П. Философия и методология науки. - Ростов н/Д: «Феникс», 1999. – 576 с. – С. 257.

[10] См.: Кочергин А.Н. Методы и формы научного познания. – М., 1990. – С. 15–16.

[11] См.: Рузавин Г.И. Методология научного исследования: Учеб. пособие для вузов. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 1999. – 317 с. – С. 99.

[12] Современные философские проблемы естественных, технических и социально-гуманитарных наук: учебник для аспирантов и соискателей ученой степени кандидата наук / под общ. ред. д-ра филос. наук, проф. В.В. Миронова. – М.: Гардарики, 2006. – 639 с. – С. 186-187.

[13] Кочергин А.Н. Методы и формы научного познания. – М., 1990. – С. 32.

[14] Гносеология (гносис – знание, логос – учение, наука)- учение о познании, теория познания.

[15] Факт науки – это фрагмент действительности, вовлеченный в познавательный процесс.

[16] Кун Т. Структура научных революций. М., 1977.

[17] Гадамер Г. Истина и метод. М.: Наука. 1988. С. 352.

[18] Hadamer H. Wahrheit und Methode. Tubingen. 1960. S. 75.

[19] Гердер Г.И. Идеи к философии истории человечества. М. 1976. С. 152–266.

[20] Дильтей В. Описательная психология. М., 1924. Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах // Новые идеи в философии. № 1. СПб., 1912.

[21] Spengler O. Der Untergang des Abendlandes. Zweiter Band. C.H. Becksche Verlagsbuchhandlung. Oskar Beck. München. 1992. S. 55.

[22] Дильтей В. Типы мировоззрения и обнаружение их в метафизических системах // Новые идеи в философии. № 1. СПб., 1912. С. 77–79.

[23] Ортега-и-Гассет Х. Новые симптомы// Проблема человека в западной философии. М., 1988. С. 35.

[24] Хайдеггер М. Время картины мира. Поворот. // Новая технологическая волна на Западе. М., 1986.

[25] Коллингвуд Р. Идея истории. Автобиография. М., 1980.

[26] Виндельбанд В. Философия в немецкой духовной жизни XIX столетия. М., 1910.

[27] Виндельбанд В. Там же.

[28] Гобино Ж.А. Опыт о неравенстве человеческих рас. М., 2006.

[29] Маркс К. Экономические рукописи 1857–1859 годов // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 46. Ч. 1. С. 14.

[30] Маркс К. Там же. С. 273.

[31] Тойнби А. Постижение истории. М. 1991.

[32] Ясперс К. Смысл и назначение истории. М.: Издательство «Республика». 1994.

[33] Бек У. Что такое глобализация. М., 2001. С. 40.

[34] Романова Л.М. Национальный суверенитет и глобализация: грани соприкосновения // Гуманитарные и социальные науки. 2007, № 3. С. 149.

[35] Горбачев М.С. и др. Грани глобализации: Трудные вопросы современного развития. М. 2003. С. 83 - 84.

[36] Сорос Дж. Тезисы о глобализации // Вестник Европы. 2001. № 2. С. 14.

[37] Романова Л.М. Национальный суверенитет и глобализация: грани соприкосновения. // Гуманитарные и социальные науки. 2007, № 3. С. 152.

[38] Горбачев М.С. и др. Грани глобализации: Трудные вопросы современного развития. М. 2003. С. 85.

[39] Тинберген Я. Перестройка международного порядка. М., 1980.

[40] Егишянц С.А. Тупики глобализации: торжество прогресса или игры сатанистов? М., 2004. С. 372.

[41] Кара-Мурза С.Г. Концепция «Золотого миллиарда» и новый мировой порядок». М., 2004 / http://burkina-faso.narod.ru/kara/oro_1.htm

[42] Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М., 2005. С. 24.

[43] Гроф Станислав, Ласло Эрвин, Рассел Питер. Революция сознания: Трансатлантический диалог. М., 2004. С.192–193.

[44] Гроф Станислав, Ласло Эрвин, Рассел Питер. Революция сознания: Трансатлантический диалог. М., 2004. С.192–193.

[45] Успенский П.Д. Лекция о сверхчеловеке. М. 1997. С. 23.

[46] Киселев Г.С. Стать человечеством (сознание Постмодерна). М., 2004. С. 129.

[47] Киселев Г.С. Там же. С. 166.

[48]Гроф С., Ласло Э., Рассел П. Революция сознания: Трансатлантический диалог. М., 2004. С. 194.

[49] Там же. С. 218.

[50] Гроф Станислав, Ласло Эрвин, Рассел Питер. Революция сознания: Трансатлантический диалог. М., 2004. С.192–193.

[51] Рорти Р. Послесловие: прагматизм, плюрализм и постмодернизм // Историко-фило­софский ежегодник. М., 1998. С. 45.

[52] Цит. по: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Социология морали: нормативно-цен­ностные системы // Социологические исследования. 2003, № 5. С. 17.

[53] Степанов О.В., Трухан А.В. Престиж личности и специфика социальной идентификации в условиях глобализации. Ростов-на-Дону, 2004. С. 29.

[54] Панарин А.С. Процессы модернизации и менталитет. Российская ментальность (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. 1994, № 1. С. 34–36.

[55] Наряду с социальным управлением можно выделить такие виды управления, как управление в природе, управление в технических системах, специфическое производственное управление и т.д.

[56] Мы указываем лидерство и руководство в одном ряду, несмотря на все те отличительные признаки между ними, которые указаны выше. Тем не менее и лидер, и руководитель могут выполнять перечисленные далее социальные роли.

[57] С целью экономии объема целый ряд типов философии представлен в схемах.

[58] Лат. пер.: «Способ, которым соединяется тело с духом, не может быть постигнут человеком, хотя это соединение и составляет человека» (Блаженный Августин «О духе
и душе») – перевод Коломиец Н.В.

[59] Развернутая характеристика идей марксизма дана в 1-й и 2-й частях, а методология применена во всем учебном пособии.

[60] Кларин М.В. Инновации в обучении: метафоры и модели. – М.: Наука, 1997. С. 7.

[61] Степин В.С. Философия // Новая философская энциклопедия в 4-х т. Т. 4. М., 2010.
С. 195–200.

[62] Степин В.С. Указ. соч. С. 197.

[63] Там же.

[64] Лекторский В.А., Огурцов А.П. Философия в СССР и постсоветской России // Новая философская энциклопедия в 4-х т. Т. 4. М., 2010. С. 203. См. также: Степин В.С. Теоретическое знание. М., 2000.

[65] Степин В.С. Указ. соч. С. 197.

[66] См.: Лебедев С.А. Предмет и метод теоретической философии // Философия: Учебник / Под ред. С.А. Лебедева. М.: «Эксмо», 2011. С. 146–176.

[67] Лебедев С.А. Указ. соч. С. 7.

[68] Лебедев С.А. Указ. соч. С. 147.

[69] См.: Старостин А.М. Философские инновации: концепция и основные сферы проявления. Монография. Ростов н/Д., 2009. 564 с.

[70] Нельзя не отметить оригинального подхода в этой области, принадлежащего старейшему современному отечественному философу Т.И. Ойзерману, который ввел термин «метафилософия» (Ойзерман Т.И. Метафилософия. Теория историко-философского процесса. М., 2009) и предлагает сконцентрироваться в анализе оснований философии в рамках историко-философского процесса.

[71] Наблюдаемое разнообразие программ обоснования математики тем не менее не снимает очень глубокого вопроса Е. Вигнера о «непостижимой эффективности математики». Столь же правомерен и вопрос о «непостижимой эффективности философии», в особенности глубокой теоретической содержательной философии. И наше путешествие
в область философской инноватики – также один из вариантов ответа на этот вопрос.

[72] Касавин И.Т. Конструктивизм как идея и направление // Коснтруктивизм в теории познания. М., 2008. С. 65.

[73] См.: Барковский П.В. Феномены понимания. Контуры современной герменевтической философии. Минск, 2008. С. 125–164.

[74] Щедровицкий Г.П. Идея деятельности и деятельностный подход // Георгий Петрович Щедровицкий. М., 2010. С. 446.

[75] Весьма примечательными становятся суждения, подобные тем, что высказал
Б. Польре: «Когнитивный капитализм следует понимать как такой вид капитализма,
в котором знание является основным источником стоимости, откуда и вытекает его противопоставление капитализму промышленному» (Польре Б. Когнитивный капитализм на марше // Политический журнал. 2008. № 2 (179). С. 66). Или другое суждение:
«… многие на Западе сегодня заговорили об Экономике Креативности (Творчества), что означает умение работать на стыке нескольких дисциплин, структурировать разрозненную информацию и создавать, синтезировать (творить) на ее основе новые решения» (Храмкова Е.Л. Разработка инновационного продукта: семь поводов задуматься о будущем // Инновации. 2009. № 9. С. 120).

[76] Русская философия. Энциклопедия. М., 2007. С. 476.

[77] Гиренок Ф.И. Удовольствие мыслить иначе. М., 2008; Красиков В.И. Русская философия today. М., 2008; Сапронов П.А. Русская философия. Проблема своеобразия и основные линии развития. СПб., 2008.

[78] Сапронов П.А. Указ. соч. С. 8-9.

[79] Красиков В.И. Указ. соч. С. 48-49.

[80] Гиренок Ф.И. Указ. соч. С. 225.

[81] Бердяев Н.А. Русская идея. СПб., 2008. С. 61.

[82] Интенциональность, интенция – в наиболее общем виде обозначает способность сознания быть «направленным на», репрезентировать предметы и положение дел. От лат. intension, которое схоласты XIII–XIV вв. использовали для обозначения «того, что предстает перед сознанием в мысли» (Современная западная философия. Энциклопедический словарь. М., 2009. С. 144).

[83] См.: Курашов В.И. Начала философии. М., 2007. С. 87.

[84] История философии: Запад – Россия – Восток. (Книга третья: Философия XIX–XX вв.). М., 1998. С. 253.

[85] Красиков В.В. Указ. соч. С. 31.

[86] См.: Бердяев Н.А. Указ. соч.; Его же. Душа России / Русская идея. М., 1992. С. 299–301.

[87] Красиков В.И. Указ. соч. С. 15.

[88] Там же. С. 18.

[89] Гиренок Ф. Указ. соч. С. 180.

[90] Сапронов П.А. Указ. соч. С. 477.

[91] Бердяев Н.А. Указ. соч. С. 296.

[92] Пятигорский А., Алексеев О. Размышляя о политике. М., 2008. С. 10.

[93] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 20. С. 88.

[94] Бродель Ф. Грамматика цивилизаций. М., 2008. С. 517.

[95] Думается, что великий Фернан Бродель несколько поспешил с заключением: «Это был период, когда в царствование Николая I (1825–1855) утвердилась великая русская литература, связанная с именами Пушкина (1799–1837), Лермонтова (1814–1841), Гоголя (1809–1852), Тургенева (1818–1883), Достоевского (1821–1881), Толстого (1828–1910)… Именно тогда и произошло осознание Россией своей сущности» (Бродель Ф. Грамматика цивилизаций. М., 2008. С. 436).

[96] Бердяев Н.А. Указ. соч. С. 183.