История династических противостояний в 18 веке.

Причины и предлог. Баланс сил, сложившийся в Европе после Тридцатилетнего противостояния, далеко не сразу оказал отрезвляющее влияние на умы государей, мечтавших об агрессивных противостояниях , а также стремившихся приумножить свое величие и богатство за чужой счет. Власть, включающая в себя страх перед властью соседа, а также торговля, стратегические преимущества и слава были главными причинами войн в 18 веке.

Франция была сильнейшей на тот момент державой на континенте, к тому же обладавшей значительными территории в Новом Свете. Однако к середине 18 века она утартила свое былое величие. Первенство перешло к Англии. К концу 18 века Священная Римская империя была фактически заменена двумя политическими альянсами, возглавлявшимися, соответственно, Австрией и Пруссией. более обширными. В противовес австрийским начинаниям Фридрих II Прусский создал Лигу немецких князей (1784). Распад Священной Римской империи стал теперь практически неизбежным. Главной его причиной послужило политическое, а впоследствии и военное противостояние Австрии и Пруссии, боровшихся за превосходство в Германии и Центральной Европе

Россия заняла свое место в мире, а к концу 18 века прирсатила сови территории. В результате деидеологизации международных отношений и снижения роли конфессионального фактора на первый план снова выдвинулись династические интересы. Королевская власть никогда полностью не утрачивала свои средневековые свойства в качестве владельца земли. С угасанием религиозных мотивов предшествующей эпохи этот аспект королевской власти стал еще более важным. Так, например, Людовик XIV был совершенно искренен в наследственных притязаниях на все наследство испанских Габсбургов для своего внука.

Сколь бы аргументированными и стратегически обоснованными ни были попытки Людовика укрепить открытые и уязвимые границы Франции, остальным европейцам это представлялось оправданием агрессии — агрессии несправедливой и злонамеренной, потому что она исходила от могущественнейшего государства Европы. В результате развития абсолютизма и концентрации государственной власти в руках монархов в основном завершился процесс своеобразного <<огосударствления>> древних королевских династий, их <<сращивания>> с современным единым и централизованным государством, их приобщения к многообразию стоявших перед ним задач и целей.

Это выражалось в понимании монархами своей ответственности за благополучие и процветание собственного государства. Такой перемене в отношении монархов к государству во многом способствовало Просвещение, благодаря которому в европейской культуре утвердились новые ценности экономического прогресса, общественного блага, науки и образования. Под влиянием Просвещения правительства Пруссии, монархии Габсбургов, России, Франции, Испании и других стран проводили политику просвещенного абсолютизма, находившую выражение в политических, социальных и экономических реформах. Вместе с тем династические притязания служили и благовидным прикрытием для откровенно корыстных, захватнических целей внешней политики. Они позволяли европейским правительствам <<сохранять хорошую мину при плохой игре>>.

Однако агрессивную политику следовало дозировать очень гибко, ибо, если какая-нибудь держава намеревалась приобрести преимущества, для прочих держав во многих случаях было гораздо легче, дешевле и безопаснее не идти на прямую конфронтацию, а вытребовать себе компенсацию за счет третьей стороны, т. е. поглотить более слабое государство. Именно в этом направлении политика баланса сил и развивалась на протяжении XVIII в., особенно в Центральной и Восточной Европе.

Поскольку, однако, эта система была консервативной, т. е., рассчитанной на сохранение статус-кво и превосходящего положения основных великих держав, всегда находились государства или правители, которые не были заинтересованы ни в том, ни в другом, либо потому, что у них были более амбициозные намерения, чем у большинства западноевропейских держав, либо, как Пруссия и Россия, они были <<новички>>, которые пока еще только добивались того положения в европейском балансе сил, какое они считали подходящим для себя.

К этому времени на передний план вышел вопрос о судьбах испанского престола, ибо больной испанский король Карл II не имел прямого наследника и мог умереть в любой момент. И Людовик XIV, и Леопольд I имели равно обоснованные наследственные претензии.

Наследование Австрией означало бы реставрацию империи Карла V, французское — возникновение еще более грозного военного блока в Западной и Южной Европе. Для остальной Европы были неприемлемы оба варианта. Концепция владетельной королевской власти, создавшая эту дилемму, по-видимому, также предоставляла и решение. Подобно всякому другому имуществу, испанскую империю вполне можно было разделить между претендентами, удовлетворив тем самым стремление европейских правительств к сохранению баланса сил.

Людовик XIV предпочитал именно такой вариант. Тем не менее на него не соглашалась правящая элита Испании. Поэтому испанцы с энтузиазмом приветствовали решение Карла II, завещавшего свои владения претенденту, который с наибольшей вероятностью сохранил бы их в целости, — внуку Людовика XIV Филиппу.