Ульрих Цвингли, реформатор из Цюриха

Ульрих Цвингли (1484—1531) был первоначально последователем Эразма, и, несмотря на разрыв отношений с Эразмом, остался глубоко связанным с гуманистическим менталитетом. Он выучил греческий и еврейский, и изучил не только Писание, но также античных мыслителей, таких как Платон и Аристотель, Цицерон и Сенека. Разделял, по крайней мере, в начале своей духовной эволюции, убеждения Фичино и Пико, касающиеся откровения.

В 1519 он начал деятельность лютеранского проповедника в Швейцарии. Цвингли был убежденным сторонником некоторых основных тезисов Лютера, в частности, следующих: а) Писание является единственным источником истины; б) папа и Соборы не имеют власти, которая шла бы дальше того, что означено в Писании; с) спасение обретается верой, а не деяниями; д) судьба человека предопределена.

Цвингли разделял взгляды Лютера, и более всего некоторые теологические идеи (в частности, относительно таинств, которым он придавал почти только символическое значение), принадлежа к той гуманистической культуре, в которой превалировал рационализм с сильно выраженным швейцарским патриотизмом (последнее привело к тому, что он выделял жителей Цюриха, считая их избранными).

Для того, чтобы конкретно в философско-гуманистическом отношении определить, в чем у Цвингли выражались отступления, выберем наиболее важные пункты: возобновление онтологической тематики пантеистического характера и тема греха.

Что касается греха, Цвингли видит его корни в себялюбии (эгоизме) . Все то,что делает человек в силу себялюбия, есть грех. Обращение же есть "просветление ума". Вот точные слова Цвингли: "Те, кто верят в Христа, превращаются в новых людей. Каким способом? Может быть, оставляя старое тело для того, чтобы облечься в новое? Конечно нет, старое тело остается. Остается, таким образом, вместе с болезнями? Остается. Что же обновляется тогда в человеке? Ум. Но каким образом? Вот таким: вначале он не знал Бога, но там, где есть незнание Бога, там торжествует плоть, грех; после того, как человек распознает Бога, он действительно понимает все и внутри себя, и вовне. И презирает, все это узнав. Поэтому происходит то, что все дела, даже такие, что до этого времени привыкли оценивать как хорошие, считаются теперь не имеющими никакой ценности. Когда, таким образом, через озарение небесной благодатью ум человеческий узнает Бога, сам человек становится новым." Подчеркнем, что озарение ума показывает со всей непосредственной очевидностью попытку восстановить (в точно указанных пределах) значимость рациональных способностей человека.

Что касается возврата к онтологическому понятию Бога, то он толкуется как "Тот, который есть", т.е. как источник собственного бытия. Но бытие вещей для Цвингли, есть ничто иное как бытие самого Бога, поскольку Бог извлек существующие вещи (при творении) из своей же сущности. Поэтому, говорит Цвингли: "[...] если бытие вещей не таково, как если бы они были сами по себе, не следует ли сделать вывод, что ничего нет, что было бы не божественной природы: это действительная сущность всех вещей".

Предопределение, для Цвингли, вписывается в детерминистический контекст и полагается одним из аспектов провидения. Несомненный знак избранности и состоит именно в наличии веры. Верующие, поскольку они все избранны, все равны между собой. Сообщество верующих учреждается также в качестве политического сообщества. И таким образом религиозная реформа превращается в теократическое понятие, в котором дают о себе знать двусмысленности различного рода.

Цвингли умер в 1531 году, сражаясь с войсками швейцарских католиков. Выпады Лютера против него, начавшиеся сразу, как только Цвингли проявил признаки самостоятельности, не прекратились даже после смерти; Лютер это прокомментировал так: "Он кончил как убийца [...]; угрожавший мечом получил награду, которую заслужил". Лютер торжественно подтвердил (словами из Евангелия), что " поднявший меч, от меча и погибнет", что меч не должен быть использован для защиты религии. Но уже в 1525 он побудил Филиппа утопить в крови крестьянское восстание под руководством Томаса Мюнцера, им же

назначенного пастором в Саксонии. И теперь спираль насилия раскручивалась: пламя религиозных войн распространялось с неизбежностью, став одним из самых больших бедствий новой Европы.