Клеомен III, царь Спартанский

Вследствие битвы при Херонее Греция утратила свою независимость, а Ламийская война повергла ее, большею частью, в совершенное рабство. В продолжение последовавшей затем борьбы Диадохов, преемников Александра Великого, за господство в западных провинциях распавшегося Македонского царства, отдельные части его, сами по себе слабые и без внутренней связи, переходили из рук в руки или колебались между свободою и покорностью завоевателям. Ни одно отдельное государство в эти смутные времена не было довольно сильно, чтобы постоять за свою независимость или, по крайней мере, следовать самостоятельной, решительной политике. С другой стороны, мы видим возникший во время Ламийской войны союз этольских племен и возобновленный в 280 году союз городов ахейских в Пелопоннесе обнаруживающими еще такую силу, которая с успехом могла бороться с постоянным стремлением македонских государей совершенно покорить Грецию.

Спарта при Филиппе и Александре, да и в последующем веке сохранила свою независимость; но сила ее была совершенно уничтожена. С тех пор как спартанцы перестали исполнять предписание Ликурга, государство их стало приходить в упадок. Лисандр, обогатив республику завоеванными сокровищами, первый посеял в Спарте семя испорченности нравов. Жажда к золоту и серебру зародилась в сердцах граждан и вскоре любостяжание и скупость сделались обыкновенными пороками в Спарте. Прежние суровые и воздержные граждане Ликурга предались изнеженности, роскоши и сластолюбию. Они пренебрегали тяжелыми воинскими упражнениями, а о сисситиях не было более и речи. К этому присоединилось еще сильное уменьшение числа жителей, особенно настоящих граждан, частью вследствие продолжительных войн за господство над Грецией, и порожденное этою убылью неравенство имуществ. В середине III столетия до P. X. в Спарте уцелело только 700 спартанских фамилий, и из них не более 100, в руках которых сосредоточивались все богатства; остальная толпа была бедна, угнетена и в презрении у богатых, которые утопали в изобилии. В такой нищенской толпе мало можно было найти добродетели, мало рвения и готовности действовать для пользы и чести государства: ниспровержение существующих отношений и порядка было для нее исходом к лучшему. Всю власть в государстве захватили эфоры; богатые семейства имели более влияния и силы, чем сами цари.

При таком порядке вещей государство должно было погибнуть. Юный царь Агис IV, потомок Агесилая, в 244 году предпринял попытку восстановить старое государственное устройство Ликурга и поплатился за свое патриотическое предприятие смертью в темнице. Но вскоре после того Клеомен III, сын Леонида II, наиболее противодействовавшего Агису, потомок Павсания, победителя при Платее, задумал продолжать его реформу. Отец женил его на Агиатиде, вдове злополучного Агиса, хотя он не достиг еще совершеннолетия, потому только, что она была богатая наследница. Агиатида, скромная, благородная, прекрасная женщина, неохотно, против воли, вступила в брак с сыном смертельного врага первого своего мужа. Но вскоре искренно полюбила второго супруга, который нежно привязался к ней и с большим участием слушал ее рассказы об Агисе и его предначертаниях. Клеомен был юноша высокого образа мыслей, воодушевленный почтением к старым временам спартанской простоты и силы; то, что сообщала ему супруга, породило в нем решимость осуществить планы Агиса, воззвать к новой жизни свой народ, погруженный в усыпление и пороки, и восстановлением старых обычаев и порядков, снова возвысить спартанскую республику до степени могущества и славы. Кроткий Агис пытался без насилий, законным путем провести свое дело преобразования; Клеомен, который был отважнее и умнее его, начал свое предприятие путем насилия, твердо и неумолимо, в том убеждении, что воинственное государство может быть исправлено только воинственными мерами. В 236 году, после смерти отца, вступил он в управление государством, имея от роду около 19 лет. Отец его, после убиения Агиса, был один в главе правления и таким образом Клеомен сделался единственным царем в Спарте.

Благодаря влиянию эфоров от царской власти оставался один только призрак. Клеомен должен был, прежде всего, приобрести себе уважение и доверие народа. Удачною войною приобрел он и то, и другое, а вместе с тем и преданное себе войско. Арат, стратиг ахейского союза, хотел присоединить к этому союзу некоторые аркадские города, бывшие в союзе со Спартою. Клеомен начал против него войну и вел ее с такою смелостью, но вместе с тем и осмотрительностью, что ахейцы почти нигде не могли выдержать борьбы с ним и Арат убедился в верности предостережения, сделанного ему одним из спартанских изгнанников, что не должно ему медлить и ожидать, «пока у этого птенца вырастут шпоры». Совершив четыре блистательные похода, он в 226 году сообщил план своей реформы Мегистону, всеми уважаемому спартанцу, с которым вступила в брак мать его, Кратезиклея, и многим другим доверенным лицам, и когда все они согласились с его видами и обещали ему поддержку, он повел с наемным войском на войну против ахейского союза всех тех граждан, которых противодействия наиболее боялся, и до того утомил их передвижениями и военными трудами, что они стали просить его дать им некоторый отдых. Он оставил их в лагере, в Аркадии, и выступил со своими наемниками против Спарты. Подойдя на близкое расстояние к городу, он отправил вперед нескольких вооруженных людей, которые, найдя эфоров за общей вечерней трапезой, напали на них и четырех умертвили; пятый спасся в ближайшем храме и был пощажен. Кроме того, было убито еще около 10 человек из пришедших на помощь эфорам.

В следующий день Клеомен объявил имена 80 спартанцев, которые, должны были удалиться в изгнание, и велел снять седалища эфоров, кроме одного, на котором поместился сам, чтобы совершать суд и расправу. Затем он созвал народное собрание и изложил пред ним оправдание своего дела. Он объяснил, что должность эфоров, которую эфоры употребляли во зло, уничтожается; обещал прощение долгов и равномерное распределение земель. Сам Клеомен и друзья его первыми отказались от своей собственности, а за ними и все прочие последовали этому великодушному примеру.

При разделе земель 80 изгнанников также получили свою часть, потому что они должны были вернуться на родину, как скоро восстановится спокойствие в государстве. Тогда Клеомен пополнил число граждан принятием в их среду наиболее уважаемых и лучших периэков; этим он усилил число своих приверженцев и у него собралось войско из 4000 туземцев-гоплитов, которые были вооружены и обучены лучше, чем когда-либо прежде. Старый спартанский образ жизни, воспитание и дисциплина времен Ликурга, воинские упражнения были введены снова. Сам царь давал народу пример простоты и строгости жизни. Брата своего Евклида объявил он соправителем: это был единственный пример владычества в Спарте двух царей из одного дома.

После того как спартанская жизнь получила новое устройство, Клеомен захотел попытаться снова поставить свое государство во главе Пелопоннеса, в котором до тех пор ахейский союз составлял главную силу. Он начал войну с союзом, взял города Мантинею и Тегею, вторгнулся в самую Ахаию и так разбил на голову ахейцев при Диме, что они предложили мир. Клеомен требовал для себя верховной власти в союзе и за это обещал отдать обратно все, им приобретенное. Ахейцы готовы были согласиться на его предложение и пригласили его на общественное собрание в Лерну; но когда он хотел отправиться туда, с ним случилось сильное кровотечение и он занемог так сильно, что принужден был велеть перевезти себя в Спарту (225). Этот несчастный случай воспрепятствовал соединению Пелопоннеса под одну власть. Арат, до тех пор занимавший в союзе наиболее видное положение, не мог преодолеть своего честолюбия и тщеславия, не мог подчиниться ненавистному и во всех возбуждавшему зависть Клеомену. Он возбудил между ахейцами недоверие к Лакедемонскому царю, и когда переговоры окончились ничем и Клеомен снова взялся за оружие, он призвал к себе на помощь царя македонского, Антигона Дозона. Честолюбие было в нем сильнее любви к отечеству, потому что он мог предвидеть, что союз подпадет под власть царя, которому он отдался в руки.

Антигон явился в 224 году с сильным войском и принудил Клеомена, завоевавшего уже Аргос и Коринф, к отступлению в Лакедемонию. На пути Клеомен получил печальное известие о смерти любимой супруги своей Агиатиды. Оставшись несколько дней в Спарте со своею матерью и детьми, чтобы преодолеть свою печаль, и исполнив обычай сетование, он снова посвятил всю свою деятельность государственным делам. Чтоб достать нужные для войны деньги, он даровал свободу каждому илоту, который уплатит пять афинских мин; таким образом приобрел он 500 талантов и мог усилить свое войско двумя тысячами ратников. Он вступил в переговоры с египетским царем Птоломеем Эвергетом, прося у него вспомогательного войска. Птоломей потребовал в заложники мать и детей его. Любовь к детям не дала Клеомену согласиться на это требование. Кратезиклея, заметив его смущение и после настоятельных вопросов узнав тому причину, сказала ему: «Вот с чем ты не отваживаешься расстаться! Посади меня сейчас в колесницу и отправь немедленно, если ты думаешь, что это тело может еще быть полезно Спарте, прежде чем оно здесь в бездейственном покое разрушится от старости». Сопровождаемая всем лакедемонским воинством, пошла Кратезиклея пешком со своими внуками в Тенарон, чтобы оттуда отплыть в Египет. Прежде чем вступить на корабль, она отправилась с сыном в храм Посидона и сказала, прижимая его на прощанье в своих объятиях: «Берегись, царь лакедемонский, чтобы, когда мы выйдем отсюда, кто-нибудь не увидел нас плачущими; страшись сделать что-нибудь недостойное Спарты: это одно зависит от нас, судьбы же наши ~ в руках богов».

Зимою 223 на 222 год, когда Антигон отправил часть своих войск на родину, Клеомен предпринимал смелые набеги. Он напал на Мегалополь, в то время важнейший город Аркадии, которого жители большею частью бежали в Мессинию. Так как они с гордостью отвергали его требование: возвратиться и отделиться от ахейского союза, то он разрушил город. Два раза появлялся он пред стенами Аргоса, в котором Антигон находился с войском на зимних квартирах, и старался, опустошая страну, вызвать на битву неприятеля. Но Антигон был так благоразумен, что остался спокойно в городе, пока все войска его не собрались для летнего похода. Тогда выступил он с войском в 28000 пехоты и 1200 всадников против Лаконии, решившись окончить войну одним махом. Клеомен заградил все проходы в страну стражею, рвами и засеками и расположился со всеми своими силами, в 20000 человек, в Селлазийском ущелье.

Это ущелье составляли два возвышения, Эва и Олимп, разделенный одно от другого узкой долиной речки Инунта, текущей в Эврот. Клеомен окружил оба возвышения валом и рвами и поставил на одно из них брата своего Евклида с вспомогательным отрядом, другое же занял сам со своими спартанцами и наемными войсками; в долине стояли конница и остальные наемники. Его распоряжения были так благоразумны и осмотрительны, что Антигон несколько дней медлил с нападением, в надежде при ближайшем исследовании где-нибудь открыть слабую сторону неприятеля. Наконец он пошел на приступ. Левое крыло свое он направил на высоту Эвы, где стоял Евклид. Наемные войска лакедемонского центра ударили во фланг нападающих, между тем как Евклид напал на них с фронта. Стесненные с двух сторон, македоняне погибли бы, если бы юный предводитель мегалополитов, Филопимен, не бросился вовремя, не ожидая приказания, на неприятельскую конницу и не заставил тем отступить спартанских наемников. Второю атакою левого крыла гора Эва была взята, Евклид и большая часть его отряда пали в битве. Между тем на другом фланге, на горе Олимп, оба царя Антигон и Клеомен сражались с запальчивостью. Долгое время склонялась то на одну, то на другую сторону. Наконец Клеомен получил известие, что брат его погиб, что гора Эва взята и что центр его колеблется. Положение его было опасно; звуком трубы отозвал он из битвы легковооруженные отряды и бросился с главными своими силами на ряды македонской фаланги, чтобы решить дело. От сильного напора фаланга значительно подалась назад, но не было возможности пробиться сквозь густые ряды ее. Фаланга, выдержав атаку, устремилась вперед тесными рядами, с наклоненными пиками против неприятеля; укрепления Клеомена были взяты приступом — судьба битвы решилась. Большая часть спартанских наемников осталась на месте; из 6000 лакедемонян не более 200 вышли живыми; сам Клеомен с небольшим числом всадников ускакал в Спарту. Здесь посоветовал он гражданам принять Антигона без сопротивления; сам же он решился идти на жизнь и смерть, чтобы помочь Спарте. Посетив в последний раз свой дом и не принимая там ни пищи, ни питья, не садясь ни на минуту, а, прислонившись только к колонне со склоненною на руки головою и в этом положении отдохнув немного, он, с немногими верными воинами, поспешил в Гифион, чтобы оттуда отплыть в Египет и искать помощи у Птоломея. Если бы он мог еще на несколько дней отдалить сражение или, даже и после проигранного сражения, если бы он мог еще несколько дней удержаться в Спарте, то остался бы владыкою земли и царства, потому что вскоре после битвы при Селлазии Антигон получил известие о вторжении в его земли иллирийцев и вследствие этого принужден был поспешно отступить. Антигон отменил в Спарте нововведения Клеомена и снова поставил эфоров; прочие законы и распоряжения оставил он в своей силе, но республика должна была присоединиться к ахейскому союзу, которого он был главою. Уже на третий день выступил он из Спарты, чтобы поспешить в свои земли. Он нанес иллирийцам тяжелое поражение, но в это время от слишком громкой команды у него сделалось кровотечение горлом, вследствие чего он вскоре потом умер.

Клеомен был приветливо и с честью принят Птоломеем и приобрел его уважение и дружбу. Птоломей обещал снабдить его, для возвращения в Пелопоннес, деньгами и дать ему флот, чтобы снова завоевать свое государство. Он назначил ему ежегодную помощь в 24 таланта, которые, впрочем, Клеомен употреблял большею частью на вспомоществование жившим в Египте изгнанникам из Пелопоннеса. К несчастью для Клеомена, Птоломей Эвергет вскоре умер, а сын и наследник его, Птолемей Филопатор, бесхарактерный и слабый, нисколько не заботился о чужеземце. Министр его Созибий имел всю власть в своих руках и не помышлял об исполнении дорогостоящих обещаний покойного царя. Мало того, когда Клеомен потребовал, чтобы его отпустили в отечество без всякой поддержки и помощи, так как дела снова приняли там благоприятный для него оборот, Созибий воспротивился этому из боязни, чтобы Клеомен не воспользовался виденными им на месте слабыми сторонами и недостатками Египетского царства. Но в Александрии чужеземный царь, исполненный жажды подвигов, был, как его там называли, львом среди овец. Так как Клеомен в насмешливых выражениях высказывал свое неудовольствие на слабого царя и недостойных его царедворцев, то Созибий, возбуждая на него подозрение и черня его клеветою, довел царя до того, что тот велел подвергнуть опасного человека домашнему заключению. Он отвел ему большое здание, в котором он мог жить сообразно своему званию, но под строгим надзором. Такая жизнь сделалась наконец невыносимой для Клеомена; совершенная безнадежность его положения побудила го решиться лучше умереть со славою, чем сносить еще алее такое недостойное его сану обращение. Однажды, когда Птоломей отправился в Каноп, он тайно ушел из своего заключения с тринадцатью друзьями, которым позволено было посещать его. Они с обнаженными мечами ходили по улицам Александрии, чтобы возбудить народ к восстанию против его недостойных правителей. Птоломей, наместник царя, встретился с ними в колеснице; они рассеяли его прислугу и стражу и стащили его на землю. Но народ, которого призывали к свободе, остался в покое. Он в изумлении смотрел на отважных людей, но никто из среды его не отважился за ними последовать. Рабство сделало народ тупым и неподвижным. Тогда Клеомен сделал нападение на крепость, чтобы освободить томившихся там в заключении и приобрести содействие их для своей цели; но это не удалось: стража воспрепятствовала исполнению его предприятия. «Что удивительного, — говорил он своим сообщникам, — что здесь жены властвуют над мужчинами, когда последние бегут от свободы». Видя, что все потеряно, он воодушевил друзей своих к решимости славно умереть вместе с ним. Они сами себя умертвили, убивая друг друга поочередно. Пантей, любимец Клеомена, прекрасный, благородный юноша, обещал царю умереть последним, но не ранее как убедившись, что все прочие прекратили жизнь свою. Когда все уже пали на землю, Пантей обошел их всех, пробуя концом меча, не остался ли кто-нибудь в живых. Когда он, подойдя к Клеомену, проколол ему ногу, лицо царя исказилось болезненно. Он поцеловал его и сел подле него в ожидании его кончины. Потом он обнял умершего друга и на трупе его сам заколол себя.

Так умер Клеомен в 220 году, из всех мужей своего времени отличавшийся силою характера и многосторонними дарованиями, «прямой в обращении с людьми, созданный для деятельной жизни, рожденный быть царем и предводителем» (Полибий). Ничтожный Птоломей велел повесить труп его на кресте и казнить его мать, детей и прислугу. Старший из сыновей Клеомена, при известии о несчастной кончине отца, бросился вниз с кровли, но остался жив. Кратезиклея умоляла убийц порешить ее прежде всех, чтобы не видеть смерти детей своих. Но изверги задушили детей перед ее глазами. «О дети, до чего вы дожили!» — были единственные слова ее. Молодая супруга Пантея была умерщвлена последняя. Она утешала и поддерживала престарелую, почтенную Кратезиклею и всех прочих, облегчала их предсмертные муки и прикрывала их трупы; потом геройски склонила под мечом палача обнаженную шею и упала мертвая, достойная своего супруга. Спустя несколько дней, как рассказывают, стражи пригвожденного к кресту Клеомена увидели большого змея, обвившегося около головы умершего и не допускавшего хищных птиц осквернять его тело. Птоломей в царском дворце своем содрогнулся при этом известии и велел женщинам принести различные очистительные жертвы, в том убеждении, что убиенный был любимец богов и не простой смертный.

Спартанцы все еще надеялись на возвращение Клеомена и оставляли престол его незанятым. Наконец, получив известие о его смерти, они опять избрали двух царей — Агезиполида III, дитя из царского рода, и Ликурга, не царского происхождения, который вскоре подкупил эфоров и вытеснил своего соцаря. В сражении при Селлазии погибла лучшая часть спартанского народа; остальная часть была выродившаяся толпа, с которою разбойнические тираны (Маханид, 211–207; Набис, 207–192) во главе многочисленных наемников поступали бесчеловечно и бессовестно.