Задачи и приемы критики

Критика подлинности норм имеет целью удостоверения в том, что правило, которое подлежит применению в данном случае, действительно является юридической нормой, т.е., во-первых, что оно снабжено обязательной силой, и во- вторых, что текст его именно таков, каким был санкционирован. Деятельность критики, поэтому, слагается из двух процессов: из проверки юридической обязательности нормы и из установления ее подлинного текста. Первый процесс именуется высшей критикой, а второй - низшей.

1. Высшая критика проверяет юридическую обязательность норм. Так как только те нормы обладают обязательной силой, которые исходят от уполномоченной к изданию их власти и составлены ею согласно определенному законом порядку, то задача высшей критики состоит в том, чтобы удостовериться, что лицу пли группе лиц, от которых исходит данная норма, действительно принадлежало право издавать такого рода нормы; и что она издана с соблюдением необходимого порядка. При отсутствии обоих этих условий или даже одного из них; никакая норма не может быть признана обязательной. Если, напр., административная власть издает распоряжение, выходящее за пределы ее компетенции. или если законодатель высказывает свое юридическое мнение частным образом, вне порядка, установленного для издания законов, то такие акты не имеют обязательной силы для граждан.

Но юридические нормы не вечны; с течением времени, с изменением обстоятельств, ввиду которых они изданы, они отменяются или заменяются другими. Поэтому удостоверившись, что данная норма издана с соблюдением установленного законом порядка, необходимо еще справиться, не была ли она затем отменена позднейшей нормой.

Деятельность высшей критики, следовательно, сводится к применению соответствующих постановлений публичного права относительно порядка составления, издания и отмены законов и вообще юридических норм.

От этих постановлений зависит и сам объем применимости высшей критики к различным категориям норм. Так, например, в большинстве государств законы признаются обязательными, раз они опубликованы в установленном порядке, и никакая иная проверка их обязательности подчиненными органами не допускается; напротив, в других государствах правом проверки пользуются суды.

2. Когда высшая критика окончена, когда подлинность и юридическая обязательность нормы доказана, тогда наступает очередь низшей критики, которая должна проверить правильность текста нормы во всех его частях.

Подлинный текст нормы, т.е. тот акт, на котором имеется подпись ее автора, редко бывает в обращении, по большей части граждане знакомятся с содержанием норм по печатным и писаным копиям. Так как в этих копиях могут встречаться всякого рода ошибки, искажения, описки, опечатки, пропуски, перестановки слов, неверные знаки препинания и т.д., то, чтобы установить правильный текст, необходимо сверить данную копию с оригиналом. Так, например, если официальная копия какого-нибудь циркуляра административной власти оказывается несходной с подлинной рукописью, то лица, чьих прав касается циркуляр, могут указать органу власти, исполняющему его, на ошибку в копии и потребовать применения подлинного текста.

В другом положении находятся нормы, подлинники которых не поступают в обращение, и которые объявляются гражданам путем напечатания в официальных изданиях. В этом случае официальная копия вполне заменяет подлинный текст, так что проверять и исправлять ее по тексту имеет право только тот орган власти, которому поручено обнародование норм, если, разумеется, конституционные законы данного государства не предоставляют этого права еще и другим органам.

Итак, критика подлинности норм состоит в сличении копий с оригиналом (низшая критика) и в применении постановлений публичного права, касающихся порядка издания норм (высшая критика).

Границы критики

Как только подлинность и обязательная сила нормы установлены, а правильность ее текста во всех частях проверена, роль критики оканчивается: она выполнила все, что требуется от нее, как от предшествующей толкованию деятельности.

Существует, однако, в литературе мнение, что к области критики относится еще и проверка правильности самого подлинного текста. Дело в том, что и в оригинале, т.е. в первоначальном тексте, встречаются ошибки всякого рода, начиная от простых описок и кончая погрешностями в способе выражения мысли, носящими обыкновенно общее название редакционных промахов. Все эти ошибки, по мнению некоторых авторов, могут и должны быть исправляемы посредством критики текста.

Это мнение нельзя признать правильным.

Никто, кроме уполномоченной к тому власти, не вправе вносить какие бы то ни было изменения в подлинный текст норм. Раз этот текст установлен или официально удостоверен, он подлежит лишь толкованию, но не исправлению.

Притом исправление подлинного текста, по самому существу своему, не может быть делом критики, предыдущего толкования процесса. Чтобы исправить копию закона; не нужно понимать смысла его, а достаточно сличить внешнее начертание слов. Даже лицо, совершенно не знающее языка, на котором написан закон, в состоянии произвести подобное сличение и установить подлинный текст. Иначе говоря, низшая критика является механической деятельностью и не зависит от понимания смысла закона. Напротив, заметить какую-либо неправильность в подлинном тексте, хотя бы даже самую грубую и явную, решительно нельзя, если не сделать попытки понять закон, т.е., не истолковать его. Положим, например, что в подлинном законе имеется такая опечатка: вместо "муж и жена" сказано "муж или жена". Чтобы заметить опечатку в оригинале, нужно раньше истолковать закон. Только тогда, когда толкование откроет какую-либо погрешность в тексте закона и тем установит несоответствие между мыслью законодателя и формой ее словесного выражения, тогда возникнет вопрос, как выйти из затруднения и чему отдать преимущество: мысли или словам, духу закона или его букве? А это - один из основных вопросов учения о толковании законов.

Отсюда видно, что как обнаружить какую-либо погрешность в подлинной норме, так и показать, в чем именно она состоит, а равным образом и устранить вызванное ей затруднение, можно только путем толкования. Поэтому вопрос о всякого рода промахах в подлинном тексте законов выходит за пределы низшей критики и относится к области толкования, представляя собой один из случаев несоответствия между содержанием и формой законов.

Не нужно думать, что по существу совершенно безразлично, называть ли рассматриваемую деятельность критикой или толкованием. Критика отличается от толкования не только по имени, являясь деятельностью совершенно иного рода. С одной стороны, она приводит в окончательном результате к изменению текста. Сверив копию закона с подлинником и найдя в ней ошибку, мы исправляем текст копии. Точно так же следовало бы поступать и с подлинником, если бы признать его подлежащим критике. Между тем подлинный текст норм неприкосновенен. С другой стороны, на критику не распространяются правила, имеющие силу для толкования. Вследствие этого назвать устранение несоответствия между мыслью и словами законодателя критикой, значит, иными словами, объявить эту деятельность свободной от правил толкования, иной раз стеснительных.

Противоположный взгляд, допускающий исправления опечаток и редакционных промахов в подлинном тексте, мотивируется следующим образом: судья обязан руководствоваться не буквой закона, а действительной мыслью законодателя, но так как несоответствие между буквой и мыслью не всегда может быть устранено посредством толкования, то следует допустить исправление текста закона путем критики.

Несомненно, что судья, да и каждый гражданин обязан руководствоваться не буквой закона, а мыслью законодателя. Но какою мыслью? Не той, которой законодатель таил про себя, но совершенно не выразил в законе, а той, которая так или иначе выражена им в утвержденном и опубликованном тексте закона, ибо обязательную силу имеет для судей и для граждан не всякая мысль законодателя, а только облеченная в форму закона. Раскрытие этой именно мысли законодателя составляет задачу толкования закона. Следовательно, если буква закона, вследствие ли редакционного промаха, или по какой бы то ни было другой причине, не соответствует действительной мысли законодателя, скрытой в законе, то это несоответствие должно быть устранено посредством толкования. Для критики же не остается в данном случае места: исправлять промахи в подлинном тексте согласно мысли законодателя, действительно заключающейся в нем, нет надобности, раз толкование уже раскрыло эту мысль; изменять же текст согласно той мысли, которой законодатель абсолютно не выразил, а только хотел выразить, нельзя, ибо это значило бы самовольно возводить в законе то, что не имеет его силы.

Ошибки в самом оригинале могут быть исправляемы одним лишь автором его, т.е. законодателем, а никак не подчиненными органами или частными лицами, для которых оригинал закона - неприкосновенная святыня, подлежащая только толкованию.