Перспективы неокорпоративизма
Согласно современным представлениям о природе корпоративизма в передовых индустриальных (капиталистических) обществах, его появление обусловлено скорее определенным набором обстоятельств, нежели функциональными качествами. Предполагается, что вероятность возникновения подобной формы организации интересов/принятия решений зависит от институционального наследия прошлого и политических расчетов настоящего. Появление корпоративизма ни в коей мере не является чем-то неизбежным. В современных демократиях имеется множество способов разрешения конфликтов интересов и достижения политических компромиссов, и среди них нет такого, который априори и при любой ситуации был бы эффективнее других. То, что в силу специфики классовой самоорганизации в прошлом или определенного равновесия классовых сил в настоящем будет успешно функционировать в одной стране, может оказаться далеко не столь плодотворным в соседней. Вдобавок, следует учитывать и тот факт, что в странах, строго либеральных как с точки зрения господствующих там идеологий, так и по форме организации политики, корпоративистские механизмы испытывают острую нехватку легитимности.
312 Раздел 11. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ
Как считают сторонники таких оценок корпоративизма, вероятность того, что со временем во всех странах сформируется сходный набор посредничающих институтов и типов деятельности, исчезающе мала. Более того, даже в пределах одной и той же страны значение корпоративистских институтов может существенно меняться, то нарастая, то убывая в зависимости от изменений в относительном соотношении сил между различными классовыми, отраслевыми и профессиональными ассоциациями. Поэтому можно предположить, что в обозримом будущем развитие корпоративизма будет скорее циклическим, а не линейным.
Опыт прошлого, казалось бы, подтверждает данное предположение. «Мода» на корпоративизм, без сомнения, имеет свои приливы и отливы, причем весьма регулярные. Его воскрешение как идеологии удобнее всего приурочить к папской энциклике Rerum Novarum 1891 г., хотя возрождение и расширение системы ремесленных, промышленных, торговых и сельскохозяйственных палат в некоторых регионах Центральной Европы, началось 20 годами раньше. После Первой мировой войны понятие «корпоративизм» всплыло вновь, причем на этот раз в более светском и этатистском обличьи, и нашло свое самое наглядное выражение в corporazioni фашистской Италии, за которой последовали Португалия, Испания, Бразилия, вишистская Франция и ряд других стран. Как уже отмечалось, в 1950 — 1960-х гг. нечто подобное стали практиковать и некоторые малые европейские демократические страны (хотя при этом они тщательно избегали употреблять термин «корпоративизм»). Все это позволяет говорить приблизительно о 20—30-годичных циклах развития корпоративизма как идеологического феномена и политической практики в Западной Европе, хотя в отдельных странах оно шло с запозданием, а в некоторых отраслях хозяйства такая цикличность отсутствовала вовсе. К примеру, в течение некоторого времени особую склонность к корпоративизму проявляло сельское хозяйство. В этом секторе производства корпоративистские структуры — вместо того, чтобы появляться и исчезать, — накапливались и принимали все более разветвленную форму, а венчала все сооружение Общая сельскохозяйственная политика Европейского Сообщества. Аналогичным образом в большинстве европейских стран сохранялись устойчивые — пусть и едва заметные — корпоративистские традиции, регулирующие деятельность некоторых профессиональных и ремесленных групп (и защищающие их представителей).
Глава 6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ 313
Все это, конечно, лишь поверхностные впечатления. Чтобы приведенная выше гипотеза обрела статус правдоподобной теории, необходимо выявить тот набор переменных и обусловленных обстоятельствами условий, которые «побуждают» акторов к смене предпочтений, к отказу от корпоративистско/консервативных решений в пользу прямо противоположных, т.е. в пользу плюралистической конкуренции и политики давления, а затем толкают их в обратном направлении. Наиболее подходящая кандидатура на эту роль — цикл деловой активности. Факт, что его периодичность или, точнее, его периодичности не полностью совпадают с периодичностями цикла корпоративизм/плюрализм, может быть опущен на том основании, что институты обладают таким свойством, как «вязкость». Им требуется время, чтобы усвоить новое содержание, отразить новое равновесие сил и преодолеть сопротивление собственных клановых интересов. В то же время имеется немало данных, говорящих о том, что изменения параметров функционирования экономики, в первую очередь — уровня занятости, по-разному влияют на капитал и труд, то усиливая, то понижая их готовность вести «систематический» диалог. Когда рынок труда недостаточен, капиталисты начинают видеть в корпоративистских компромиссах, ограничивающих рост заработной платы, прежде скрытые для них достоинства; когда же он избыточен, тред-юнионы обнаруживают, что они могут использовать названные механизмы для защиты тех уступок, которых удалось добиться ранее. Искушение отказаться от корпоративистских методов сильнее всего в верхней и нижней точках цикла. И все же подобные экстремальные варианты институционального ответа реализуются весьма редко, что объясняется не только отмеченной выше «вязкостью» институтов, но и развитием доверия между ведущими торг классовыми ассоциациями. Стороны «недоиспользуют» преимущества момента в обмен на будущие уступки или же руководствуются рациональным расчетом — ведь в противном случае, как только (согласно законам цикла) развитие пойдет в обратном направлении, те, кто в настоящее время находится в невыгодном положении, возьмут реванш еще на более разорительных условиях.
В настоящее время в Западной Европе влияние неокорпоративизма на макроэкономическом уровне заметно уменьшилось. И действительно, нынешняя фаза развития цикла деловой активности такова, что капиталисты не видят особой (или какой-либо вообще) пользы в том, чтобы связывать себя консенсуальными критериями. Даже в Швеции, где корпоративистская практика пережила все прежние спады экономической
314 Раздел 11. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ
конъюнктуры и, казалось, прочно укоренилась, переговоры между трудом и капиталом переместились на отраслевой, или мезоуровень. Неокорпоративистскими в изначальном, т.е. макроэкономическом, смысле можно назвать сегодня только Австрию и — в меньшей степени — Норвегию и Финляндию. Но и в этих странах многие вопросы, бывшие ранее предметом переговоров между «социальными партнерами», решаются теперь на уровне отдельно взятых фирм и предприятий. Конечно, если теория цикла деловой активности верна, можно предположить, что как только будет восстановлена полная занятость, современное наступление капитала на все формы планирования, политику доходов, корпоративистские механизмы и тред-юнионизм как таковой (по крайней мере в некоторых странах) ослабнет. [...] Кроме того, в той мере, в какой некие институциональные уловки, извлеченные из опыта одного цикла, переносимы на следующий, можно постепенно преодолеть крайние проявления конфликта интересов — видимо, даже путем асимптотического движения, конечной точкой которого станет формирование совокупности обычаев и порядков, менее чувствительных к циклическим изменениям и более терпимых к потребностям и стремлениям каждой группы.
Этот оптимистический сценарий представляется мне, однако, неудовлетворительным. Конечно, не исключено, что (нео)корпоративизм включает в себя компонент, реагирующий на изменения в рамках цикла деловой активности, но наличия такого компонента недостаточно даже для того, чтобы объяснить сегодняшнюю жизнеспособность корпоративизма, не говоря уже о том, чтобы гарантировать его сохранение в развитых капиталистических демократиях в отдаленном будущем. Мне кажется сомнительным, что эвентуальный возврат к полной занятости (даже в том случае, если он будет сопровождаться возрождением политической значимости социал-демократии) автоматически откроет новую эру макрокорпоративизма. Одна из причин подобного скептицизма состоит в том, что под покровом происходящих примерно с 1973 г. количественных сдвигов в темпах роста, уровне занятости, ценах, международной торговле и т.п., похоже, произошли серьезные качественные структурные изменения в производственном процессе, отношения найма и направленности интересов граждан. Здесь не место подробно анализировать литературу, где рассматриваются названные тенденции, но на основе ряда высказываемых там соображений можно прийти к нескольким (умозрительным) заключениям, каждое из которых
Глава 6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ 315
крайне неблагоприятно с точки зрения перспективы использования корпоративистских решений.
Во-первых, переговоры, направленные на введение стандартных общенациональных макроэкономических параметров, постепенно утрачивают свою релевантность, а иногда даже оказываются контрпродуктивными, прежде всего в тех случаях, когда требуется выработать политику, которая была бы в силах увеличить производительность и повысить конкурентоспособность на мировых рынках конкретных секторов экономики, особых отраслей производства и даже отдельных предприятий.
Во-вторых, и члены, и контрагенты посреднических институтов начали по-иному, чем раньше, оценивать роль такого рода структур (в особенности профсоюзов и предпринимательских объединений): как одни, так и другие ищут новые, более дифференцированные формы представительства интересов.
В-третьих, сущностное содержание конфликта интересов (а следовательно, и основное внимание субъектов политики) определяется уже не столько классовыми расколами, сколько широкой палитрой дискретных интересов, как-то: защита прав потребителя, качество жизни, экология, отношения между полами, этические и иные проблемы, причем каждый из этих интересов представляет особое движение.
Трудности, с которыми столкнулся макрокорпоративизм, первоначально казались не более чем следствием устойчивого падения темпов роста и вялых рынков труда, равно как и усиливающегося финансового кризиса государства. Просто не было излишка для того взаимного взноса сторон, который облегчал достижение классовых компромиссов в прошлом, и посредники с явной неохотой шли на то, чтобы делить ответственность за управление сокращающимися ресурсами. Постепенно, однако, возникли новые сложности, и их появление говорило о том, что изменение описанных выше обстоятельств не обязательно приведет к возврату к прежнему положению дел (status quo ante). Перемещение занятости из традиционного «ядра» производства в сферу услуг и, в некоторых случаях, в общественный сектор оказало серьезное воздействие на процесс рекрутирования членов профсоюзов. В тех странах, где уж сложилось относительно много корпоративистских структур, представительность профсоюзов не упала, однако начали происходить существенные изменения в ее «характере»: крупнейшими в национальных конфедерациях стали профсоюзы работников сферы обслуживания и государственных служащих. Деиндустриализация нанесла
316 Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ
серьезный удар по крупным стандартизированным группам квалифицированных и полуквалифицированных рабочих (в частности, в металлургии), которые ранее играли ведущую роль в коллективных переговорах, а те, кто пришел им на смену (если они вообще вступают в профсоюзы), более рассредоточены территориально и выполняют более индивидуализированные задачи в рамках более неопределенных иерархий власти и вознаграждения. Иными словами, подверглись эрозии, а затем и вовсе рассеялись те самые социальные категории, которые ранее служили основой макроэкономических компромиссов. Сложились крайне неблагоприятные условия для централизованных переговоров относительно заработной платы, пособий и условий труда. В некоторых странах (например, в Швеции) корпоративистская система сохранилась только благодаря переходу на отраслевой уровень.
Более того, новые производственные технологии, основанные на микроэлектронике, перечеркивают традиционные формы разделения труда и привычные профессиональные квалификации, создавая возможность организации гибкого производства в рамках относительно небольших производственных единиц. В каком-то смысле все эти процессы усиливают потребность в «активном согласии» рабочих — и, соответственно, увеличивают заинтересованность предпринимателей в переговорах по качеству, а также количеству трудового вклада. Однако обстановка, в которой осуществляется трудовой процесс, настолько различна, что достигнутые соглашения нелегко свести к стандартному договору и контролировать через посредников. Вот почему профсоюзы и предпринимательские объединения все чаще исключаются из подобных переговоров.
Обострившаяся международная конкуренция и резко возросшая транснациональная мобильность капитала не только дали толчок развитию многих описанных выше процессов, но и играют в них самую непосредственную (и весьма опасную) роль. Неприкрытая угроза того, что производство будет перенесено в другое место или же полностью остановлено, оказывает сильное воздействие на рабочих и вынуждает их к уступкам на уровне предприятий, которые подрывают договоренности, достигнутые ранее на общенациональном или отраслевом уровне. Аналогичным образом жесткая конкуренция между фирмами затрудняет выработку предпринимательскими объединениями общей позиции и единых обязательств. Правительство и государственные органы, чутко реагирующие на эти тенденции в международной обстановке вследствие их влияния на платежные балансы, под давлением со стороны
Глава 6. СОЦИАЛЬНЫЕ СУБЪЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ 317
определенных групп интересов увеличивают субсидии и налоговые льготы некоторым отраслям, а иногда и отдельным фирмам.
Результатом развития названных тенденций, с точки зрения их влияния на корпоратизм, стало перемещение корпоративистских структур С макро— на мезоуровень. Основной вопрос заключается в том, остановится ли данный процесс на этом уровне или будет развиваться и дальше, пока «систематический диалог» между трудом и капиталом не будет перенесен полностью на уровень фирм или отдельных населенных пунктов. Вопреки ожиданиям как либералов, так и марксистов, капиталистическая экономика не движется неумолимо ко все более интегрированным национальным рынкам со сходными коэффициентами стоимости по отдельным отраслям производства и отдельным территориальным единицам. В ответ на международную конкуренцию и технические новшества разнообразные политические вмешательства из многочисленных источников «секторизируют» и «регионализируют» эту стоимость. Во имя чего бы такие вмешательства ни осуществлялись — будь то «промышленная политика» или «региональное развитие», — их следствием может оказаться значительная согласованность позиций различных групп интересов относительно финансовых и фискальных стимулов, не говоря уже о таких вопросах, как прямое обеспечение инфраструктуры, обучение и т.п. Неясно, правда, на каком уровне будет осуществляться торг: будет ли он направлен на выработку соглашений между фирмами в рамках целой отрасли производства или же он будет вестись в рамках промежуточных административных единиц, таких как регион или провинция. Профсоюзы и предпринимательские объединения (в особенности последние) уже начали приспосабливать свои внутренние структуры к новым реалиям, но когда уровень, на котором проходит взаимодействие, опускается ниже определенной черты, их посреднические навыки и способность добиваться общего согласия теряют свою релевантность. Межорганизационное корпоративистское согласие становится ненужным; его место занимают динамика межличностных отношений и переговоры между малыми группами.
Твердолобым макрокорпоративистам, убежденным, что корпорати-вистские структуры великолепно приспособлены для регулирования классовых, отраслевых и профессиональных конфликтов капиталистической экономики и демократической политии, будущее представляется весьма мрачным. Небольшая часть из них — и, прежде всего, Ж. Делор — видит новые и многообещающие возможности для развития корпоративизма в создании сети соответствующих механизмов ведения
318 Раздел II. ОБЩЕСТВО И ВЛАСТЬ
торга на уровне Европейского Сообщества/Союза. Однако пока что все попытки подобного рода кончились ничем, и система посредничества в выражении интересов, которая складывается вокруг ЕС, особенно после принятия Единого Европейского акта 1985 ¾ 86 гг., напоминает скорее некое подобие неуравновешенного плюрализма и политики давления, характерных для Соединенных Штатов, нежели более упорядоченные, монополистические и иерархические структуры, которые еще присущи большинству входящих в Союз государств.
Печатается по: Шмиттер Ф. Неокорпоративизм // Полис. 1997. №2. С. 14—22.
Р а з д е л III
Дата добавления: 2016-04-06; просмотров: 556;