Личностная культура диалектического познания
Миропонимание и мировоззрение как компонента миропонимания представляют собой конечную совокупность информационных модулей, каждый из которых характеризуется:
· границей, выделяющей его из фона, возникающей вследствие того, что 1) информация не существует без соответствующей системы кодирования, а также вследствие того, что 2) вся первичная информация на уровне сознания психики индивида впервые появляется в результате озарения Различением и предстаёт как некое «это», разграниченное с фоном — «не это»;
· системой взаимосвязей с другими информационными модулями в составе мировоззрения и миропонимания, а так же и с Жизнью в целом.
Развитие мировоззрения и миропонимания, выявление и исправление в них ошибок, выработка новых знаний и навыков, по своему существу представляют разрешение неких неопределённостей (а равно — выработку определённостей) как в пределах этой субъективной системы разграничений и взаимосвязей дискретных информационных модулей друг с другом, так и в системе её взаимосвязей с жизнью.
На уровне сознания в психике индивида неопределённости выражаются эмоционально как недоумение, а в процессе их осознания — в форме вопросов; и их разрешение — в форме ответов на вопросы. Соответственно этому обстоятельству и вопросы, и ответы должны быть определёнными по своему смыслу и некоторым образом взаимно соответствовать друг другу. При этом сознание и бессознательные уровни психики должны работать во взаимодействии друг с другом. Однако процесс познания и творчества может протекать в двух режимах:
· В одних случаях его полностью несут бессознательные уровни психики, ставя сознание перед готовыми результатами и в большей или меньшей степени не предоставляя ему самόй последовательности вопросов и вырабатываемых ответов на них. Сознание при этом может не ценить, пренебрегать, почитать ложными и вздорными даже вполне адекватные Жизни результаты бессознательной познавательно-творческой активности, а может спустя некоторое время признавать успехи познавательно-творческой деятельности бессознательных уровней психики в целом.
· В других случаях диалог (информационный обмен) сознания и бессознательных уровней психики подчинён осмысленной (целенаправленной) воле индивида, и сознание в этом варианте опирается в своей познавательно-творческой активности на бессознательные уровни психики и обязательно оценивает полученные результаты.
На наш взгляд для человека нормален второй вариант организации своей познавательно-творческой активности, а первый — представляет собой выражение либо некоторой задержки в личностном развитии, либо выражение патологии («юродствование», одержимость, более или менее ярко выраженная расщеплённость психики). Но если осознанно-волевой вариант организации познавательно-творческой деятельности стал для человека нормой, то первый вариант в большинстве случаев органично дополняет, поддерживает его поскольку мощность бессознательных уровней психики как системы обработки информации многократно превосходит возможности сознания в его обычном состоянии.
Понятно, что если процесс выработки нового знания и навыков как разрешение неких неопределённостей путём постановки вопросов и выработки ответов на них — объективно генетически запрограммирован для человека, то встают два вопроса:
· первый — чисто исторический по своему существу: Осознавался ли этот процесс людьми в прошлом и как?
· второй — какие объективные и субъективные факторы обеспечивают безошибочность действий индивида в процессе постановки вопросов и нахождения ответов на них, подтверждаемую в конкретике жизни принципом «практика — критерий истины»?
Ответ на первый вопрос состоит в том, что всё описанное выше в главе 5, в действительности не является чем-то содержательно новым. Так «Советский энциклопедический словарь» (1987 г.) в статье, посвящённой Сократу (древнегреческий философ, годы жизни: около 470 — 399 гг. до н.э.), характеризует его следующими словами: «один из родоначальников ДИАЛЕКТИКИ, КАК МЕТОДА ОТЫСКАНИЯ ИСТИНЫ ПУТЁМ ПОСТАНОВКИ НАВОДЯЩИХ ВОПРОСОВ».
Т.е. в древней Греции описанный в начале этого раздела главы 5 метод выработки нового знания путём разрешения неопределённостей осознавался, именовался термином «диалектика» и был предметом изучения и совершенствования.
И здесь мы соприкасаемся с проблемой разграничения:
· диалектики как метода осознанной выработки новых знаний и навыков путём построения последовательности вопросов, определённых по смыслу, и нахождения адекватных жизни ответов на каждый из них (или сети, т.е. набора такого рода последовательностей вопросов — ответов, пересекающихся в некоторых узлах и взаимно дополняющих друг друга);
· логики как метода выработки новых знаний на основе:
Ø определённых исходных данных, характеризующих некую проблему,
Ø некоторой аксиоматики[205] и набора правил, определяющих допустимые и недопустимые операции с исходными данными и промежуточными результатами;
· и так называемой «дьявольской логики», с помощью которой в чём угодно можно убедить всякого, кто не владеет ещё более изощрённой «дьявольской логикой» либо не владеет диалектикой.
«ЛОГИКА — наука о способах доказательств и опровержений» («Советский энциклопедический словарь», 1987 г.). Все функционально специализированные разновидности логики по-своему отвечают на вопрос: как от истинных суждений-посылок (исходных данных) прийти к истинным суждениям-следствиям (решениям, ответам на вопросы) и отличаются друг от друга функциональным предназначением, аксиоматикой, набором правил, определяющих допустимые и недопустимые операции с исходными данными и промежуточными результатами.
Для логики характерна обусловленность каждого из последующих суждений суждениями предыдущими и исходными данными. При этом все вопросы в логической процедуре проистекают из предшествующих суждений, аналогично тому, как в начальных классах школы все решали задачи по арифметике по вопросам, переходя от ответа на один вопрос к ответу на следующий вопрос в ходе решения задачи.
Так называемая «дьявольская логика» от нормальной логики во всех её разновидностях отличается тем, что она исходит из следующих принципов:
· аксиоматика и правила, оглашённые при начале процесса логических рассуждений, могут без объявления заменяться другими;
· одни понятия — скрытно подменяться другими, т.е. с одними и теми же лексическими (или иными символическими) формами отображения логики на разных этапах «логической» процедуры могут связываться разные субъективно-образные представлении и объективно разные явления;
· под видом определённостей могут предлагаться скрытые неопределённости, которые в последующем позволят подвести внимающего «дьявольской логике» к вполне определённым выводам и невозможности обосновать другие выводы в пределах границ предложенной ему «логической» процедуры;
· набор исходных данных, необходимых для адекватного восприятия проблемы и её разрешения может искусственно сужаться, а также в него могут включаться данные, к рассматриваемой проблеме отношения не имеющие, но, возможно, имеющие отношение к другой проблеме, что позволяет в ряде случаев навязать под видом решения одной проблемы — решение или псевдорешение какой-то иной проблемы;
· могут предлагаться по своему существу «туннельные сценарии» рассмотрения проблематики, в которых заранее предопределены вход и выход на заранее известные желательные выводы, а переход к другим сценариям рассмотрения проблематики будет пресекаться тем или иным способом и т.п.
Уход мышления индивида в «дьявольскую логику» может быть вызван:
· Либо злым умыслом, проистекающем из стремления убедить кого-то персонально либо общество в целом в истинности заведомой лжи.
· Либо следствием одержимости, т.е. следствием искажения психической деятельности в целом (включая и деятельность интеллекта) воздействием на индивида эгрегоров, других людей или психотропных веществ.
Один из признаков проявлений дьявольской логики — сокрытие принципиально значимой для понимания жизни лжи в больших объёмах достоверной информации. Так в ряде случаев (если соотноситься с объёмом текста или продолжительностью речи) принципиально значимая ложь может составлять менее 1 % от общего объёма текста, вследствие чего сознание, оценив общий смысл как достоверный, способно принять в качестве достоверной и незначительную (по продолжительности своего воздействия на сознание) деталь. В других случаях на принципиально значимую достоверную информацию навешивается много сопутствующей ей лжи, примером чего является Библия в её исторически сложившемся виде: Бог есть — это факт, подтверждаемый Жизнью, но неоднократному провозглашению этого факта в Библии сопутствует столько лжи, что, чем более индивид убеждён в истинности Библии, — тем больше у него проблем во взаимоотношениях с Богом по жизни.
ДИАЛЕКТИКА — не логика. Диалектика объемлет логику в том смысле, что вопросы по ходу диалектического процесса познания (и созидания) и ответы на них могут проистекать:
· из исходных данных и предыдущих суждений, как это имеет место в логике;
· из каких-то догадок, обоснованных как-то иначе, а не логически;
· «браться с потолка» — т.е. из никак не обоснованных (в логике на это «имеют право» только аксиомы) интуитивных предположений и понятийно неясного ощущения не выявленных формально причинно-следственных связей разных, казалось бы не связанных друг с другом явлений.
В силу двух последних обстоятельств диалектика является неформализуемым искусством, психическим навыком, возможность освоения которого генетически заложена в человеке, но который невозможно освоить формально алгоритмически: делай «раз», делай «два», делай «три», …, — поздравляем Вас и вручаем Вам квалификационный сертификат «диалектик-бакалавр» («диалектик-магистр» и т.д. вплоть до степени «президента Академии диалектики и всех наук» включительно).
Поэтому, если искусство диалектики не освоено, то человеком задаются «не те вопросы» и не в той последовательности, и даже, если на них даются в общем-то верные соответствующие этим вопросам ответы, то последовательность «вопрос — ответ, вопрос — ответ, …» (или сеть «вопросов — ответов» в их некоторой взаимосвязи) оказывается жизненно несостоятельной и не приводит к истине.
Вследствие этого диалектика отсутствием в ней формализованных алгоритмов и формально-логических законов внешне — формально — похожа на так называемую «дьявольскую логику», в которой законы и правила вырабатываются, утверждаются и отменяются (в том числе и по умолчанию) по ходу дела соответственно целям и потребностям заправил процесса убеждения кого-либо в чём-либо на основе «дьявольской логики», что делает «дьявольскую логику» похожей на шизофрению[206].
В отличие от «дьявольской логики» процесс диалектического познания и созидания содержательно иной и потому ведёт к Правде-Истине, а не к ошибкам и шизофрении.
Также необходимо пояснить неформализованность законов диалектики и алгоритмики диалектического познания. Законы диалектики существуют и выражаются в тех или иных языковых формах, но они не формальны. Их формы требуют внесения в них адекватного жизни содержания, что далеко не во всех случаях поддаётся формализации и «автоматизации», вследствие того, что в жизни познание всегда конкретно. То есть:
Общие принципы познания объективно существуют, но нет универсальных рецептов (процедур, алгоритмов) осуществления познания, поскольку познание и творчество всегда конкретны.
Соотношение между принципами и конкретными рецептами осуществления познания таково, что:
· общие принципы формализовать можно, выразив их в лексике или какой-то символике;
· а вот конкретные рецепты осуществления познания тех или иных явлений жизни на основе осознания общих принципов необходимо вырабатывать самостоятельно.
Иными словами, если для успеха логической процедуры достаточно большей частью левополушарного (дискретно-абстрактно-логического) мышления, то для успеха диалектического процесса требуются, во-первых, определённая культура чувств и, во-вторых, соответствующая организация психической деятельности в целом, включая взаимодействие абстрактно-логического, процессно-образного и ассоциативного мышления.
Причины сбоев диалектического процесса познания (в том числе и перехода его в «дьявольскую логику») состоят в порочной нравственности, в ошибочности мировоззрения и неадекватной жизни организации психики в целом.
——————
В основе личностной культуры диалектического познания лежит способность индивида решать две главные задачи организации собственной психической деятельности, о которых речь шла в предыдущих разделах главы 5:
1. Осмысленно волевым порядком поддерживать устойчивость цепочки: «Озарение Различением от Бога Þ Внимание самого индивида Þ Волевое решение об осмыслении обретённого в озарении Различением Þ Интеллект в работе с мировоззрением и миропониманием Þ Изменившиеся мировоззрение и миропонимание Þ Осмысленно волевые действия в конкретике течения событий в Жизни Þ Подтверждение или опровержение адекватности осмысления на основе принципа «практика — критерий истины» в конкретике жизненных обстоятельств».
2. Осмысленно волевым порядком поддерживать обработку информации в психике в соответствии с третьей схемой (раздел 5.4), в которой выработка линии поведения основывается на мировоззрении в целом и защите процесса выработки линии поведения от включения в него недостоверной информации.
При признании принципа «практика — критерий истины» и включения его в процедуру выработки новых знаний и навыков, названное — тот минимум, на основе которого можно взрастить в себе эффективную личностную культуру диалектического познания и творчества.
——————
Однако этот минимум — ещё не всё, что обеспечивает адекватность процесса диалектического познания: он только обеспечивает предпосылки к тому, чтобы на его основе сформировалась эффективная личностная культура диалектического познания.
Идрис Шах в книге «Суфизм» (М.: «Клышников, Комаров и КО», 1994, с. 184) приводит высказывание суфия Аль-Газали (1058 — 1111 гг.):
«Смесь свиньи, собаки, дьявола и святого — это не подходящая основа для ума, пытающегося обрести глубокое понимание, которое с помощью такой смеси обрести будет невозможно».
Как видите, Аль-Газали соотнёс черты психики изрядной доли особей вида «Человек Разумный» по существу с теми же категориями, что и мы, когда рассматривали типы строя психики в разделе 4.7, хотя и назвал их другими именами:
· Свинья — в его высказывании олицетворяет животный тип строя психики, полностью подчинённый инстинктам.
· Собака, хотя и животное, но одно из тех, что хорошо поддаются дрессировке, иными словами, — целесообразному программированию поведения, и олицетворяет собой строй психики биоробота, зомби, автоматически служащего своим хозяевам, на основе отработки в ситуациях-раздражителях заложенных в него алгоритмов поведения и исполнения прямых команд, отданных хозяином.
· Дьявол — первоиерарх среди некоторой части демонов, соответствует демоническому строю психики вообще.
· Святой — соответствует нормальному человечному строю психики, поскольку согласно Корану предназначение Человека (биологического вида и каждой личности) — быть наместником Божьим на Земле (аяты: 2:28 (30), 27:63 (62), 35:37 (39)).
Т.е. возможность взращивания эффективной личностной культуры познания и творчества Аль-Газали прямо связал с типом строя психики претендента в исследователи, иносказательно-метафорически давая понять, что только носитель человечного типа строя психики может быть не только эффективно познающим субъектом, но и безопасным для себя самого, окружающих и потомков.
Однако определение человечного типа строя психики, данное в разделе 4.7, — для носителей атеистического миропонимания предстаёт как некая умозрительно выведенная гипотеза, которая в жизни (по их мнению) ничем не подтверждается; а для многих из них утверждение о бытии Бога неприемлемо даже в качестве гипотезы, вследствие власти над ними некоторых специфических для атеистов предубеждений. И поскольку различие демонического и человечного типов строя психики выявляется из взаимоотношений личности с Богом, то для атеистов обусловленность эффективности личностной культуры познания религиозностью индивида представляется утверждением, не имеющим никаких оснований в жизни.
При этом мировоззрение и миропонимание подавляющего большинства людей, их личностная культура познания, включая и представления о критериях истинности тех или иных утверждений, таковы, что в их психике просто нет основы для того, чтобы они могли от абстрактно-логического отрицания факта бытия Бога обратиться к рассмотрению гипотезы о бытии Бога по её жизненному существу.
Поэтому, неоднократно упоминая гипотезу о бытии Бога в предшествующих главах в порядке уведомления о её существовании и о различиях, которые свойственны атеистическому и религиозному миропониманию, мы не могли рассмотреть её по жизненному существу до тех пор, пока не были рассмотрены структура психики личности, её взаимосвязи с Жизнью, организация обработки информации в психике, и на этой основе — методология познания, включая и вопрос о критериях истинности тех или иных утверждений.
Гипотеза о бытии Бога и практика жизни: вера как составляющая мировоззрения и миропонимания, нравственно-этическая обусловленность результатов познавательно-творческой деятельности
Для существования атеизма в современной культуре есть объективные (в смысле объективности социальной статистики и исторических фактов) основания. Под воздействием межконфессиональных разногласий по богословско-догматическим и социологическим вопросам многие люди, не вдаваясь в существо разногласий, отрицают жизненную состоятельность веры и религии в принципе, объясняя наличие веры и религии в культуре человечества невежеством, субъективными заблуждениями, слабостью и неустойчивостью психики людей.
Мотивация их отказа от веры и религии проста и может быть выражена словами: «Если Всевышний — один единственный, и Он — не шизофреник, не интриган, не садист, то этот «плюрализм» взаимно отрицающих друг друга конфессионально-канонических мнений — не от Бога. Если Бог действительно есть, то Он бы пресёк существование этого «плюрализма» мнений и пресёк бы злодейства, которые на основе этого «плюрализма» во имя Его творятся на протяжении всей памятной истории. А раз Он не пресекает всего этого, то, стало быть, Он и не существует».
— Тем самым на Бога возлагается миссия быть верховным полицейским и инквизитором. Однако это — пример логики, близкой к «дьявольской», но не диалектичность познания жизни, поскольку:
Возможность того, что этот «плюрализм» мнений о Боге и Его взаимоотношениях с людьми, который люди породили сами, сами же люди и должны изжить методами познания Жизни и просвещения, а не путём возлагания по своему произволу на Бога — вопреки нормам этики — миссии полицейско-инквизиторского характера, — такого рода атеистами не рассматривается…
В результате «успехов» материалистической науки в области методологии познания на основе такой логики мы живём в такое время, когда в русскоязычной культуре большинству вопрос о доказательствах бытия (а равно и небытия) Бога известен по его освещению в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»[207] в завязке сюжета — в беседе Воланда с Берлиозом и поэтом Иваном Бездомным на Патриарших прудах:
«— Но, позвольте вас спросить, — после тревожного раздумья заговорил заграничный гость, — как же быть с доказательствами бытия Божия, коих, как известно, существует ровно пять?
— Увы! — с сожалением ответил Берлиоз, — ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и человечество давно сдало их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования бога быть не может.
— Браво! — вскричал иностранец, — браво! Вы полностью повторили мысль беспокойного старика Иммануила Канта по этому поводу. Но вот курьёз: он начисто разрушил все пять доказательств, а затем, как бы в насмешку над самим собою, соорудил собственное шестое доказательство!
— Доказательство Канта, — тонко улыбнувшись, возразил образованный редактор, — также неубедительно. И недаром Шиллер говорил, что кантовские рассуждения по этому вопросу могут удовлетворить только рабов, а Штраус[208] просто смеялся над этим доказательством».
После чего Берлиозу было предъявлено «седьмое доказательство» бытия Божиего от противного[209] — отступник от Бога, вопреки предостерегающей лекции по вопросам богословия и практики управления, которую ему и «поэту» прочитал Воланд, попал под трамвай.
Действительно: все интеллектуально-рассудочные доказательства, а равно опровержения бытия Божия — вздорны. Разум всякого индивида ограничен, ограничены и знания: это — следствие ограниченности непосредственного мировосприятия человека на основе его собственных органов чувств (как вещественного тела, так и биополевых). Вследствие этого всегда есть то, что остаётся познавать не непосредственно чувствами, а опосредованно — интеллектуально-рассудочно, осмысляя обретаемое в чувствах и даваемое в Различение Свыше, — и принимать на веру свои собственные умозаключения и интуитивные озарения, а также и сведения, сообщаемые другими (по крайней мере на тот период времени, пока не сложится ситуация, в которой сработает принцип «практика — критерий истины»).
Отказ от составляющей веры в мировоззрении и миропонимании влечёт за собой их ущербность, т.е. неполноту, ограниченность:
По существу принцип «я никому, ничему и ни во что не верю» обязывает (т.е. это вопрос этики) всякого, кто его провозглашает, единолично воспроизвести в очищенном от ошибок и заблуждений виде всю совокупность достижений культуры человечества в его историческом развитии, — но никто не способен подменить своей персоной всё человечество во всей череде поколений и переплетении жизней индивидов. Поэтому все люди обречены очень многое принимать на веру, даже если и провозглашают свою приверженность принципу «я никому, ничему и ни во что не верю».
Вера же позволяет расширить мировоззрение и миропонимание до границ Объективной реальности, будучи способной объять всё. Однако при таком подходе сразу же встаёт вопрос об истинности принимаемого на веру.
Принятие чего-либо на веру обладает своей спецификой: принятие на веру в качестве истины, а равно и отказ принять на веру в качестве истины ту или иную определённую информацию, определённый смысл — в конечном итоге (так же как и интеллект и интуиция, выражением которой на уровне сознания является вера) обусловлены в психике индивида его истинной нравственностью, поскольку информация, относимая к вере, и информация, относимая к интеллектуально обоснованной, не изолированы одна от другой, а взаимно дополняют одна другую в нравственно обусловленной алгоритмике психики личности, включающей в себя и интеллектуальную деятельность на уровне сознания индивида.
Однако бытие Бога — это не предмет веры. Это — предмет непрестанно подтверждаемого Богом в жизненном диалоге с человеком знания — показательного, а не доказательного по характеру своего происхождения, если соотноситься с методами выработки знаний в культуре человечества.
Бог даёт доказательство Своего бытия человеку на веру, а не на разум:
Доказательство бытия Божиего носит по его существу нравственно-этический характер и состоит в том, что Всевышний отвечает молитве верующего Ему тем, что обстоятельства его жизни изменяются соответственно смыслу его молитв тем более ярко и явственно, чем более он сам нравственно праведен и отзывчив Богу, когда Бог обращается к нему персонально через его совесть, сокровенный внутренний мир, через других людей, через памятники культуры или как-то иначе на языке жизненных знамений.
По сути дела доказательства бытия Бога, даваемые Им каждому, кто об этом попросит, подтверждают кораническое обетование, которое уже приводилось ранее: «А когда спрашивают тебя рабы Мои обо Мне, то ведь Я — близок, отвечаю призыву зовущего, когда он позовёт Меня. Пусть же они отвечают Мне и пусть уверуют в Меня, — может быть, они пойдут прямо!» (Коран, 2:182 (186)).
Но единожды данное человеку Богом доказательство Его бытия — своеобразное, соответствующее неповторимости каждого человека, обстоятельствам именно его жизни, должно обязывать человека к выбору продолжения жизни в русле Промысла в диалоге с Богом по жизни. А кроме того, оно ставит его перед вопросами:
· верит ли он Богу как личности (субъекту), т.е.:
Ø доверяет ли он Ему свою жизнь и посмертное бытиё?
Ø доверяет ли он Богу судьбы своих близких, человечества, Мироздания?
· как он желает строить свою дальнейшую жизнь и взаимоотношения с Богом как личностью (субъектом)?
Понятно, что все эти и проистекающие из них другие вопросы носят нравственно-этический по их существу характер. Понятно, что перед убеждёнными атеистами в жизни они не встают.
Но они не встают и перед множеством из тех, кто считает себя истинно верующими в Бога на том основании, что они — приверженцы той или иной традиционной массовой конфессии или какой-то секты. Своими же делами в жизни они показывают всем, что в бытие Бога они верят, но этот факт не является для них подтверждаемым каждодневно Жизнью знанием; а вот Богу как личности (субъекту) они не верят и не доверяют.
Если по получении ответа на свой запрос «Бог, Ты есть?» нравственно-этические по их сути вопросы типа тех, что приведены выше, перед индивидом не встают, то, следуя своим атеистическим предубеждениям, — вопреки здравомыслию — он относит соответствие событий в жизни смыслу его тестового обращения к Богу к беспричинным случайным совпадениям или проявлениям его собственной «мистической мощи» над течением событий. Однако Бог и в этом случае предоставляет человеку возможность убедиться в том, что он ошибся в своём осмыслении полученного доказательства. И вопрос состоит только в том, как и когда на языке жизненных обстоятельств выразится принцип «практика — критерий истины», и как к его проявлению отнесётся человек.
Отрицание же жизненной состоятельности доказательств бытия Божиего после того, как они предъявлены индивиду сокровенным образом (что исключает возможность их фальсификации), действительно протекает вопреки здравомыслию:
Сначала индивид задаётся вопросом «Бог, Ты есть?» и получает ответ, суть которого связана с его сокровенным — с тем, что может знать только он сам и Бог и не может знать никто из других субъектов[210]; получив ответ в смысле «Да, Я существую и отвечаю тебе на твой сокровенный вопрос сокровенным образом», — субъект, начинает измышлять разное на тему: «Да я вовсе и не спрашивал; да этот «ответ» просто вздор, не достойный «величия Божиего» (как я его себе представлял и представляю); да и вообще это всё — «шутка природы» — случайное совпадение, а никакого Бога нет, это так мне привиделось…»
Всё подобное проистекает не из здравого смысла, а из нравственной неприемлемости для индивида факта Божиего бытия и осуществления Им Вседержительности, вследствие чего индивид впадает в «дьявольскую логику», с помощью которой можно обосновать любые выводы вопреки фактам жизни Объективной реальности.
Но реально, в Жизни имели место — и вопрос индивида: «Бог, Ты есть?», и ответ Божий на него: «Да, Я есть — живой, сущий». Однако после отказа признать ответ — общаться с таким лицемером, отрекающимся от самого себя, до той поры пока он не образумится, у нравственно-этически здравого субъекта желание пропадает, хотя в жизни с ним возможно и приходится общаться «по долгу службы». Возможно, что и Бог с такими типами общается разве что только по нравственно-этическому долгу принятой Им на Себя миссии Вседержительности…
До понимания нравственно-этической обусловленности ответа на вопрос «Есть ли Бог?» — приверженцы требования повторяемости результатов научных экспериментов не доросли ни в интеллектуальном отношении, ни в нравственно-этическом.
А освоенные ими методы изучения живых существ (поймать, посадить в клетку, анатомировать, выставить в музее скелет и чучело, а потом написать диссертацию и стать «выдающимся биологом») — далеко не во всех случаях оказываются работоспособными, не говоря уж о том, что при определённых обстоятельствах можно и самому стать экспонатом в чьём-то «зоопарке» или чучелом[211].
Тем не менее, свою убеждённость в бытии Бога на протяжении истории выражали многие выдающиеся деятели науки. Подборку высказываний некоторых из них привела «Комсомольская правда» (30.10.2007 в статье Светланы Кузиной «Бог живёт в другой вселенной?»):
«Исаак НЬЮТОН (1643 — 1727), физик и математик:
«Чудесное устройство космоса и гармония в нём могут быть объяснены лишь тем, что космос был создан по плану всеведущего и всемогущего существа. Вот моё первое и последнее слово».
Чарльз ДАРВИН (1809 — 1882), естествоиспытатель:
«Объяснить происхождение жизни на Земле только случаем — это как если бы объяснили происхождение словаря взрывом в типографии. Невозможность признания, что дивный мир с нами самими, как сознательными существами, возник случайно, кажется мне самым главным доказательством существования Бога. Мир покоится на закономерностях и в своих проявлениях предстаёт как продукт разума — это указывает на его Творца».
Луи ПАСТЕР (1822 — 1895), химик, биолог:
«Ещё настанет день, когда будут смеяться над глупостью современной нам материалистической философии. Чем больше я занимаюсь изучением природы, тем более останавливаюсь в благоговейном изумлении пред делами Творца. Я молюсь во время своих работ в лаборатории».
Макс ПЛАНК (1858 — 1947), физик:
«Как религия, так и наука в конечном результате ищут истину и приходят к исповеданию Бога. Первая представляет Его как основу, вторая — как конец всякого феноменального представления о мире».
Альберт ЭЙНШТЕЙН (1879 — 1955), физик:
«Каждый серьёзный естествоиспытатель должен быть каким-то образом человеком религиозным. Иначе он не способен себе представить, что те невероятно тонкие взаимозависимости, которые он наблюдает, выдуманы не им. В бесконечном универсуме обнаруживается деятельность бесконечно совершенного Разума. Обычное представление обо мне как об атеисте — большое заблуждение. Если это представление почерпнуто из моих научных работ, могу сказать, что мои работы не поняты... Напрасно перед лицом катастроф XX века многие сетуют: «Как Бог допустил?» Да, Он допустил: допустил нашу свободу, но не оставил нас во тьме неведения. Путь познания добра и зла указан. И человеку пришлось самому расплачиваться за выбор ложных путей».
Вернер фон БРАУН (1912 — 1977), физик, один из основоположников космонавтики, руководитель американской космической программы[212]:
«Я не могу понять учёного, который не признавал бы Высшего Разума во всей системе Мироздания, равно как и не мог бы понять богослова, который отрицал бы прогресс науки. Религия и наука являются сёстрами».
Из лекции нейрофизиолога Джона ЭККЛЗА (род. 1903) во время получения им Нобелевской премии:
«Я вынужден думать, что существует нечто подобное сверхъестественному началу моего уникального, сознающего себя духа и моей уникальной души... Идея сверхъестественного творения помогает мне избежать очевидно нелепого умозаключения о генетическом происхождении моего уникального «Я».
Андрей САХАРОВ (1921 — 1989), физик:
«Я не могу представить себе Вселенную и человеческую жизнь без какого-то осмысляющего начала, без источника духовной «теплоты», лежащего вне материи и её законов. Вероятно, такое чувство можно назвать религиозным».
(…)
МНЕНИЕ СКЕПТИКА
Нобелевский лауреат Виталий Гинзбург[213]:
«Вера или, наоборот, атеизм — интуитивные понятия. Нельзя здесь ничего доказать математически. Я ни в какой мере не считаю, что вера в Бога несовместима с наукой. Но только нужно сугубо различать религию и веру во «что-то такое вне нас, что не сводится к природе». Это нельзя опровергнуть, но я не разделяю эту точку зрения. Это мне совершенно не нужно, непроверяемо и ничего не даёт. Это сведение чего-то неизвестного к другому неизвестному. Совершенно иное дело — религия, то есть следование какой-то конфессии. Как известно, в христианстве, иудаизме и мусульманстве полагают, что есть активный Бог и что он вмешивается в дела людей, и это называется теизмом. Я считаю, что теизм совершенно несовместим с научным мировоззрением. Христианин верит в святость Библии, в непорочное зачатие и сатану, а это всё чудеса, которые противоречат науке. Когда зарождались религии, состояние науки было таким, что можно было верить и в непорочное зачатие... Эйнштейн подчёркивал, что верит не в Бога, который управляет делами людей, а во что-то высшее, в Бога Спинозы, а это природа. Ну и назовите Бога природой, это вопрос терминов. А если есть Бог, почему же он допускает такие дикие вещи — геноцид, убийства? Где логика? Я не понимаю, как человек может верить во всемогущего Бога, который с этим со всем мирится.
Но, если честно, то я завидую верующим. Мне почти 90 лет, я человек трезвый и понимаю, что могу в любой момент умереть. Можно заболеть, мучиться, а у меня есть семья. Если бы я был верующим, мне было бы легче, я был бы этому рад...»(http://www.kp.ru/daily/23993/77475/).
— Последнее признание В.Л. Гинзбурга по сути своей аналогично описанному Ф.И. Тютчевым в стихотворении «Наш век»:
Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует…
Он к свету рвётся из ночной тени
И, свет обретши, ропщет и бунтует.
Безверием палим и иссушён,
Невыносимое он днесь выносит…
И сознаёт свою погибель он,
И жаждет веры — но о ней не просит…
Не скажет ввек, с молитвой и слезой,
Как ни скорбит пред замкнутою дверью:
“Впусти меня! — Я верю, Боже мой!
Приди на помощь моему неверью!..”
Однако ограниченные и неадекватные представления о методологии познания и критериях истинности не позволяют многим людям, а не только нобелевскому лауреату В.Л. Гинзбургу, преодолеть конфликт научного знания и конфессиональных мнений, конфликт веры и лично пережитого. И как следствие такого рода внутренних личностно-психологических конфликтов — по вопросу об обусловленности работы интеллекта человека и её результатов нравственностью — существуют разные мнения.
Одно из них состоит в том, что интеллект и результаты интеллектуальной деятельности нравственно не обусловлены. Оно свойственно материалистической науке. В её видении интеллект аналогичен функционально специализированной машине, конструкция которой определяет тип задач, которые она может решать, и производительность в решении каждой из них. По сути это мнение выразил математик-прикладник академик Н.Н. Моисеев (1917 — 2000) на круглом столе в «Горбачёв-фонде» ещё в 1995 г.:
«Наверху (по контексту речь идёт об иерархии власти — наше пояснение при цитировании) может сидеть подлец, мерзавец, может сидеть карьерист, но если он умный человек, ему уже очень много прощено, потому, что он будет понимать, что то, что он делает, нужно стране» («Перестройка. Десять лет спустя». Москва, «Апрель-85», 1995 г., тир. 2 500, с. 148).
Нравственность в той дискуссии тоже была упомянута — представительницей так называемого «гуманитарного» знания, но как «нечто», не поддающееся пониманию и не относящееся к рассматриваемой проблематике общественного развития. И это игнорирование проблематики нравственной обусловленности результатов деятельности людей произошло даже после того, как академик Н.Н. Моисеев огласил приведённое выше мнение. В названном сборнике на странице 159, искусствовед И.А. Андреева сумбурно (её самооценка, см. с. 156), высказывает следующее:
«Нравственные основы — это высоко и сложно[214]. Но элементы этики вполне нам доступны».
Исключающе противоположное воззрение известно всем в редакции А.С. Пушкина: «гений и злодейство — две вещи несовместные»[215], — однако А.С. Пушкин не стал его обосновывать, и потому большинство не связывает его с реальной жизнью. Но это всё ещё в древности изъяснил царь Соломон, вошедший в историю с эпитетом премудрый:
«1. Любите справедливость, судьи земли, право мыслите о Господе, и в простоте сердца ищите Его, 2. ибо Он обретается не искушающими Его и является не неверующим Ему[216]. 3. Ибо неправые умствования отдаляют от Бога, и испытание Его силы обличит безумных. 4. В лукавую душу не войдёт премудрость и не будет обитать в теле, порабощённом греху, 5. ибо Святый Дух премудрости удалится от лукавства и уклонится от неразумных умствований, и устыдится приближающейся неправды. 6. Человеколюбивый дух — премудрость, но не оставит безнаказанным богохульствующего устами, потому что Бог есть свидетель внутренних чувств[217] его и истинный зритель сердца его[218], и слышатель языка его. 7. Дух Господа наполняет вселенную и, как всё объемлющий, знает всякое слово» (Библия, Синодальный перевод, Ветхий завет, Премудрость Соломона, гл. 1).
Это воззрение поясняет Новый завет: Дух Святой — наставник на всякую истину (Иоанн, 14:26, 16:13). Из Корана можно понять то же самое («Если вы будете благоговеть перед Богом, Он даст вам Различение и очистит вас от ваших злых деяний и простит вам» — 8:29), что в терминологии современной информатики можно выразить так: способность к выделению в темпе развития ситуации сигнала, несущего новую информацию, из фона — даётся человеку непосредственно Богом, и это обусловлено нравственностью человека и его верой Богу.
И ещё раз повторим слова царя Давида:
«Сказал безумец в сердце своём: “Нет Бога”» (Библия, Псалтирь, 13:1).
И кроме того, если обратиться к житиям людей, почитаемых в качестве святых во всех конфессиях (например, в православии — Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Иоанн Кронштадский), то для всех них бытиё Бога было не предметом веры и предубеждений, а достоверным знанием, истинность которого на протяжении всей их жизни подтверждалась Богом этически в их молитвенном общении со Всевышним в том числе и тем, что события в жизни текли в соответствии со смыслом их молитв.
Именно в силу того, что Бог отвечает молитвам верующих Ему, религиозность в культуре неискоренима и воспроизводится снова и снова даже в условиях организованного тотального насаждения атеизма и искоренения веры либо в условиях насаждения культа сатанизма.
5.8. Ещё один аспект проявления принципа «практика — критерий истины»: «по вере вашей да будет вам»
На основе миропонимания, отрицающего интуицию индивида и Вседержительность Бога как объективные явления, — принцип «практика — критерий истины» работает только в режиме осознания уже полученных результатов.
По отношению к научным теориям это означает, что если теория, на основе которой моделируется развитие ситуации, утверждает, что в перспективе — неприятность или катастрофа, то в реальной жизни следует не предпринимать тех действий, которые ведут к этой неприятности или катастрофе.
Однако все теории носят характер знания, практическое применение которого ограничено конкретными обстоятельствами. Т.е. в одном диапазоне параметров теории работоспособны, а при выходе за его пределы они дают недостоверные результаты. Так закон Гука, согласно которому деформация пропорциональна приложенной силе, неработоспособен в тех случаях, если после прекращения действия силы наличествует некоторая остаточная деформация.
В ряде случаев теории и модели, в которых учтены факторы, не учитываемые в других теориях и моделях, снимают запреты, налагаемые более простыми теориями и моделями. Тем не менее все теории «приблизительны», и реальные процессы в жизни несколько отличаются от их описаний в теориях и построенных на их основе моделей. Поэтому несоответствие теорий и экспериментальных результатов, полученных на тех или иных моделях, может приводить к катастрофам и более мелким неприятностям.
Так первый советский реактивный истребитель-перехватчик Би-1 разбился в ходе испытаний; погиб лётчик Г.Я. Бахчиванджи (1908 — 1943), которому посмертно (только в 1973 г.) было присвоено звание Героя Советского Союза.
Анализ причин катастрофы показал, что аэродинамическая компоновка Би‑1 была выбрана на основе аэродинамики низких скоростей, при которых воздух, обтекающий самолёт, можно считать несжимаемым газом. Однако в одном из полётов Би-1 достиг скорости близкой к скорости звука, а в этом диапазоне скоростей воздух нельзя считать несжимаемым газом, вследствие чего теории и экспериментальные методы аэродинамики низких скоростей утрачивают работоспособность. На скоростях, близких к скорости звука, вследствие реальной сжимаемости газа в набегающем потоке, аэродинамические характеристики Би-1 изменились так, что он втянулся в пикирование, из которого его невозможно было вывести. Т.е. лётчик-испытатель был обречён на гибель самой конструкцией Би‑1.
Явление сжимаемости газов ко времени начала работ по проекту Би‑1 было известно, и можно было догадаться, что:
· изменение картины обтекания и распределения давления по внешней поверхности самолёта в условиях ощутимо проявляющейся сжимаемости воздуха повлечёт изменение его аэродинамических характеристик (аэродинамические силы и моменты в их математическом представлении — интеграл от давления набегающего потока по поверхности летательного аппарата);
· это изменение аэродинамических характеристик на скоростях полёта, при которых параметры обтекания далеки от получаемых на основе теоретической модели несжимаемого газа, может быть опасным для обеспечения управляемости самолёта;
· соответственно для обеспечения безопасности полёта на скоростях, при которых сжимаемостью воздуха нельзя пренебречь, необходимы работы по развитию аэродинамики больших скоростей.
Настаивал ли конструктор Би‑1 — В.Ф. Болховитников (1899 — 1970) — на решении этих проблем в процессе проектирования самолёта, но получил отказ вышестоящих инстанций, либо сам положился «на авось», — нам неизвестно. Известно, что аэродинамическая труба больших скоростей Т-106 ЦАГИ была введена в эксплуатацию в 1943 г. — уже после гибели Би-1. «В ней сразу же начали проводить широкие исследования моделей самолетов и их элементов при больших дозвуковых скоростях. Была испытана и модель самолета «БИ» для выявления причин катастрофы. По результатам испытаний стало ясно, что «БИ» разбился из-за неучтенных при проектировании самолета особенностей обтекания прямого крыла и оперения на околозвуковых скоростях и возникающего при этом явления затягивания самолета в пикирование, преодолеть которое летчик не мог»[219].
Но реально катастрофа Би‑1 стала выражением принципа «практика — критерий истины» в том смысле, что аэродинамика низких скоростей, при которой сжимаемостью воздуха можно безопасно пренебрегать, и аэродинамика высоких скоростей, при которых сжимаемость воздуха изменяет и картину обтекания, и аэродинамические силы, — разные аэродинамики, что должно выражаться и в различии теорий, и в различии экспериментальной базы.
Этот и многие другие примеры приводят к вопросу: Можно ли избежать таких ситуаций, в которых принцип «практика — критерий истины» срабатывает как стимул к тому, чтобы выявить и понять причины реально свершившейся катастрофы или более мелкой неприятности?
Ответ на этот вопрос субъективен и тесно связан с вопросом о признании либо непризнании объективности существования таких явлений как интуиция индивида и Вседержительность Божия. Однако при любом варианте ответа (интуиция и Вседержительность — объективные явления, либо интуиция и Вседержительность — выдумки) принцип «практика — критерий истины» выразится в практической реализации другого принципа — «по вере вашей да будет вам» (Библия, Новый завет, Матфей, 9:29) — в отношении приверженцев каждого из двух видов субъективизма, т.е.:
· отвергающие интуицию и Вседержительность в качестве объективных явлений — будут гарантированно попадать в ситуации, в которых принцип «практика — критерий истины» будет обнажать несостоятельность тех или иных теорий в неприятностях и катастрофах, свершившихся по причине следования этим теориям;
· признающие интуицию и Вседержительность в качестве объективных явлений — будут практически убеждаться в том, что интуиция (если она в ладу с Божьим Промыслом), а также и Вседержительность упреждающе указывают им на реальные опасности и грядущие беды, тем самым позволяя им миновать их или подготовиться к тому, чтобы их успешно преодолеть.
Эти утверждения проистекают не из доказательного метода выработки знаний и навыков, а из описательного. Ключ к пониманию этого объективного явления — различия судеб носителей двух видов субъективизма — даёт достаточно общая теория управления (ДОТУ — ей посвящена последующая глава 6), которая тоже является порождением большей частью описательного, а не доказательного метода выработки знаний.
Первое обстоятельство, понимаемое на основе ДОТУ, состоит в том, что с точки зрения теории и практики управления, значимость информации, характеризующей процесс управления как таковой, убывает в следующем порядке:
· информация о процессах, течение которых способно привести к открытию возможностей того, что течение процесса управления в будущем может отклониться от нормальных параметров;
· объективно открылись (возникли, появились[220]) возможности того, что течение процесса управления в будущем может отклониться от нормальных параметров;
· возможности начали реализовываться и наметились тенденции к тому, что течение процесса управления отклонится от нормальных параметров;
· течение процесса отклонилось от нормальных параметров, но ещё находится в пределах допустимого;
· отклонение параметров процесса на грани допустимого;
· процесс вышел за допустимые пределы, но ещё есть некоторое время для того, чтобы предпринять меры к возвращению процесса в допустимые пределы и избежать катастрофы — окончательной, либо последствия которой придётся потом преодолевать и компенсировать нанесённый ею ущерб.[221]
И практически нулевой управленческой значимостью обладает информация о том, что всего названного ранее нет, вследствие чего процесс управления протекает нормально.
При этом следует пояснить ещё один аспект учёта возможностей и тенденций в выработке управляющего воздействия. Открываться могут не только неблагоприятные возможности, но и возможности благоприятные, реализация которых позволяет ощутимо повысить качество управления. То же касается и учёта тенденций.
Второе обстоятельство, понимаемое на основе ДОТУ, состоит в том, что управление всегда носит концептуально определённый характер, т.е. цели, пути и средства их достижения — определённы.
Оба эти обстоятельства относятся и к тому, как индивид или общество вписываются в процесс Вседержительности:
· если они действуют в русле Промысла Божиего, то заблаговременно по отношению к возможным неприятностям им даётся в русле Вседержительности информация об этом и оказывается иная информационно-алгоритмическая поддержка, позволяющая избежать неприятностей или их успешно преодолеть;
· если они действуют в пределах Попущения Божиего, позволяющего им ошибаться и творить отсебятину вопреки Промыслу Божиему, то такого рода информация им не даётся и для них принцип «практика — критерий истины» работает постфактум по отношению к неприятностям и катастрофам, что является основанием для того, чтобы подумать о причинах «невезения».
И это обстоятельство ставит нас перед необходимостью понимать различие интуиции, воображения и памяти.
Практически каждый может вспомнить ситуации, когда «внутренний голос» или некое предощущение предупреждало его, что не надо делать что-то конкретное, или возникала убеждённость в безальтернативной необходимости сделать нечто конкретное[222]. Такого рода ситуации для большинства людей соотносятся с ситуациями-продолжениями, которые относятся к двум взаимоисключающим классам:
· в тех случаях, когда индивид следовал рекомендациям «внутреннего голоса» и предощущениям, каких бы то ни было неприятностей не происходило;
· в тех случаях, когда он отвергал рекомендации «внутреннего голоса» и предощущений, то происходили неприятности либо ему едва-едва удавалось их избежать, подчас по не зависящим от его воли причинам.
Но также многим памятны ситуации, когда их воображение рисовало кошмары, которые якобы уже произошли за пределами их восприятия либо якобы могут произойти в будущем, а потом оказывалось, что эти кошмары были плодом их вымыслов, т.е. реально за пределами их восприятия события протекали достаточно благополучно (а если и не благополучно, то без какой бы то ни было сюжетной общности с их кошмарами) и опасения в отношении будущего оказывались напрасными.
Но воображение может не только рисовать мнимо происходящие кошмары в прошлом, настоящем и будущем, но и в большей или меньшей мере подменять реальную память о действительно происшедших событиях, участником которых был сам индивид. Этот порок психики (вследствие неправильного воспитания) свойственен подавляющему большинству людей. Единственно эффективное средство избавления от него — научиться вызывать в сознание тот поток чувств, которые реально имели место в период, когда индивид был участником событий, о которых он пытается вспомнить. В русском языке это явление в психике индивида характеризуется словами «пережить заново»[223].
Если вызвать в сознание самоощущение — настроение, — которое было свойственно индивиду в то время, когда его о чём-то предостерегали «внутренний голос» и предощущения; а потом и настроение того времени, когда его воображение рисовало кошмары, то придётся признать, что это были два качественно различных типа самоощущений — настроения, а точнее — эмоционально-смыслового строя.
И это приводит к вопросу о наилучшем (в смысле обеспечения безопасности и эффективности деятельности) эмоционально смысловом строе психики личности.
Дата добавления: 2016-04-06; просмотров: 645;