Понятие о богодухновенности книг Священного Писания

Богодухновенность (от греч. θεόπνευστος – богодухновенный) – это одно из важнейших понятий православной библеистики. Обыкновенно этот термин обозначает особое воздействие Духа Святого на человека, в результате которого появляется священный текст. Кроме этого, термин богодухновенность указывает на одну из важнейших характеристик самого священного текста. Ниже мы раскроем значение термина богодухновенность, прежде всего, в этих двух его смысловых аспектах.

Во многих местах Библии мы встречаем свидетельства о том, что авторы библейских книг делали свои записи по внушению Бога (см.: Исх. 17:14; Числ. 33:2; Ис. 8:1, 2; Авв. 2:2; Иер. 36:2 и т.п.) Кроме этого само Священное Писание свидетельствует о своей богодухновенности. Так, прямо об этом свидетельствует апостол Павел, говоря: «Все Писание богодухновенно и полезно для научения» (2Тим. 3:16). Об особом статусе ветхозаветных писаний говорится и в Новом Завете Самим Господом, а также апостолами (см.: Мк. 12:36; 2Пет. 1:21; Евр. 1:1).

В истории богословской мысли существовали и существуют различные взгляды на природу того, как именно Бог взаимодействует со священным автором в процессе написания последним священного текста, а также как именно понимать богодухновенность самого текста.

В писаниях ветхозаветных пророков мы можем найти образы, буквальное понимание которых свидетельствует о том, что авторы библейского текста подчас говорили вещи противные их желанию (см. Иер. 20:7-9) и являются лишь орудием в руках Божиих (см. Пс. 44:2). Такой взгляд на природу богодухновенности доминировал в иудейской традиции (в ней прочно утвердилось мнение, что Закон написан еще до сотворения мира и существует как отдельная сущность), а также среди раннехристианских авторов доникейского периода. Так, например, свмч. Иустин, Афинагор и Тертуллиан сравнивали священных авторов с музыкальными инструментами, которые издают звуки в тот момент, когда на них играет музыкант.

Своей крайности этот подход достиг в так называемой теории вербализма (от лат. verbum – слово). Согласно этому подходу, текст Писания был продиктован библейским авторам слово в слово. Их роль в его создании сведена к минимуму и ограничивается лишь чисто механической передачей того, что им сказал/внушил Бог. Отсюда следовало, что сам текст Писания имеет происхождение исключительного божественного характера. Причем речь идет не только о понятиях, а также словах и выражениях, в которые эти понятия облечены, но даже об акцентных знаках и огласовках еврейского текста. По словам П.И. Лепорского, такой подход имеет свой аналог в языческом «ἑνθουσιασμὁς о μανἱα, как состоянии бессознательного экстаза»[1]. Подобное воззрение на богодухновенность автора и текста Писания было распространено в Западных (католической и протестантской) церквах. Так, например, даже на Тридентском соборе (1546 г.) была принята формулировка, которая гласила, что библейские авторы писали «под диктовку Святого Духа».

Такой взгляд приводил к тому, что многие западные (в первую очередь протестантские) богословы отрицали всяческие, какие бы то ни были погрешности (исторического и научного характера) в Библии. Подобное отношение к тексту Писания получило название фундаментализм.

Существует в библейской науке и другой подход, прямо противоположный вышеизложенному. Согласно этому подходу, Бог сообщил библейскому автору лишь начальный импульс, но после самоустранился и не участвовал в процессе написания текста (т.н. психологическая теория). Эта теория имеет аналог в философском учении деизма. Последнее учит о том, что Бог создал мир, установил в нем определенные законы, но после совершенно не вмешивается в его жизнь.

Некоторые исследователи сравнивают вышеизложенные подходы с ересью монофизитства и несторианства соответственно: если для первого характерен антропологический минимализм, то есть делается особый акцент на роли Бога, а роль человека в процессе написания священного текста сведена к минимуму, то для второго напротив – антропологический максимализм: к минимуму сведена роль Бога. Писание превращается в продукт единственно человеческого труда. В первом случае текст Писания абсолютно безупречен и лишен каких бы то ни было неточностей. Во втором, его сакральность ставится под сомнение, и он рассматривается скорее единственно как собрание произведений чисто человеческого характера со всеми присущими им недостатками и противоречиями.

Избегая этих крайностей, Православная традиция решает вопрос о богодухновенности иным способом. С одной стороны никто и никогда из отцов Церкви, следуя библейской традиции, не отрицал активного участия Бога в создании священного текста. Для Православного Предания признание этого факта – незыблемая догматическая истина. С другой стороны отцы Церкви не умаляют и роль человека, который также является активным участником процесса написания библейских книг.

То есть можно говорить о том, что Библия написана в соавторстве Бога и человека. При этом в ходе такого сотрудничества Дух Божий нисколько не подавляет человеческой свободы. Так, свт. Василий Великий в предисловии к толкованию на пророка Исаию пишет: «Некоторые говорят, что они пророчествовали в исступлении, так что человеческий ум затмеваем был Духом. Но противно обетованию наития Божия богодухновенного делать изумленным, так чтобы он, когда исполняется Божественных наставлений, выходил из свойственного ему разума и, когда приносит пользу другим, сам не получал никакой пользы от собственных своих слов. И вообще, сообразно ли сколько-нибудь с разумом, чтобы Дух премудрости делал человека подобным лишенному ума и Дух ведения уничтожал в нем разумность? Но свет не производит слепоты, а напротив того, возбуждает данную от природы силу зрения. И Дух не производит в душах омрачения, а напротив того, возбуждает ум, очищенный от греховных скверн, к созерцанию мысленного. Посему нет невероятного, что лукавая сила, злоумышляющая против человеческой природы, приводит разум в слитность, но нечестиво говорить, что то же самое действие производит присутствие Божия Духа»[2].

Лк.1:3. то рассудилось и мне, по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описать тебе, достопочтенный Феофил,    «Рассудилось и мне». По-видимому, написание Евангелия представляется ему собственным делом, делом его произволения. Но на самом деле, по признанию Церкви, им в этом руководил Святой Дух, и евангелист именно исполнял в этом случае таинственное внушение Духа. Затем, по-видимому, он приравнивает себя к тем «многим», о которых он только что сказал (стих 1). Но на самом деле, несомненно, он решил дать больше того, что дали «многие», иначе ему не нужно бы и приниматься за работу.

В результате сам текст Писания с одной стороны сохраняет свой высокий сакральный статус, с другой – является произведением автора-человека. Как выразился блж. Августин, Бог «через человека… говорит по-человечески»[3]. По этой причине в святоотеческой письменности отмечается жанровое разнообразие различных библейских книг, особенности их языка и стиля. Другими словами, по мысли отцов, каждая из них несет на себе печать индивидуальности своего автора-человека.

Можно даже говорить о степени литературного достоинства тех или иных книг и сравнивать их между собой. Так, например, свт. Дионисий Великий, сравнивая между собою книги Евангелия от Иоанна и Апокалипсис[4], пишет: «Можно отметить также разницу между стилем Евангелия [от Иоанна] и Послания [Иоанна] и стилем Апокалипсиса. В первых – безупречный греческий язык, они красноречивы, убедительны в рассуждениях, хорошо построены; в них не найдешь ни иностранного слова, ни ошибок в языке, ни новых придуманных слов; видно, что Господь одарил их автора двойным даром: даром знания и даром слова. Что автору Откровения даны были и ведение, и знания, и дар пророчества, я не спорю, но вижу, что пишет он по-гречески неправильно, пользуется иностранными словами и делает ошибки в языке. Составлять их список необходимости нет. Я говорю все это не в насмешку (да никто так не подумает), но для того, чтобы ясно показать разницу этих произведений»[5]. В приведенной цитате важно отметить то, что, по мысли свт. Дионисия, формальные характеристики произведения никоим образом не отражаются на той спасительной вести, которую содержат в себе эти писания: автору Откровения, несмотря на то, что его произведения уступает по своим формальным параметрам сочинению Иоанна Богослова, «даны были и ведение, и знания, и дар пророчества».

Таким образом, отцы Восточной Церкви утверждали, «что в составлении книг Священного Писания дар Святого Духа не упраздняет, но, напротив, предполагает самое активное и сознательное участие человека-писателя. Но дальше этого утверждения Церковь – по крайней мере Восточная – не пошла, может быть, именно потому, что догмат о боговдохновенности Священного Писания не только никогда не оспаривался, но и вообще не поднимал никаких острых смежных вопросов»[6].

С опорой на труды святых отцов продолжает развивать учение о богодухновенности православная богословская мысль XIX – XX вв. Подавляющее большинство современных православных библеистов предполагают рассматривать вопрос о богодухновенности Священного Писания в свете Халкидонского догмата (например, П.И. Лепорский, Б.И. Сове, А.В. Карташов, прот. Алексей Князев). Согласно такому подходу, в процессе создания священного текста активную роль играет как Бог, так и человек. Речь идет о соработничестве (синергии) воли человеческой и Божественной, а потому этот подход можно назвать теорией синергизма.

Так, прот. Алексей Князев пишет: «Мы… настаиваем на истине подлинного участия человека-писателя в деле написания Свящ. Писания. Православному сознанию всегда была дорога истина о синергизме, или подлинном сотрудничестве Бога и человека. Православная Церковь распространяет догмат IV Вселенского Халкидонского собора о неразрывном, неразлучном соединении Божественной и человеческой природы в Богочеловеке на весь сложный комплекс отношений Бога и человека. Божество для православного сознания не упраздняет человечества не только во Христе, но всякий раз, когда Бог действует в человеке и через человека, последний сохраняет в своей самобытности всю свою свободу»[7].

В результате текст Писания рассматривается как имеющий богочеловеческий характер. Человеческая сторона проявляет себя в жанровом своеобразии, особенностях языка, стиля, а кроме того в различного рода неточностях (научного и исторического плана), которые в силу своей человеческой ограниченности мог допустить священный автор. Так, например, евангелист Матфей приписывает пророчество пророка Захарии пророку Иеремии (ср. Мф. 27:9 – Зах. 11:12-13; также ср.: Лк. 7:6-8 – Мф. 8:5-13; Мф. 28:2 – Мк. 16:5 – Лк. 24:4 – Ин. 20:12; Мф. 28:8 – Ин. 20:11 – Мк. 16:9; также можно упомянуть о Лев. 11:6, где заяц называется животным, которое жует жвачку, в то время как заяц – грызун).

Говоря о человеческой стороне Писания можно вспомнить о том факте, что тот текст Библии, который дошел до нас, это не ее первоначальный вариант. На протяжении веков в рукописной традиции Священного Писания возникла масса разночтений, зачастую весьма существенных, а порой и прямо противоположных друг другу (так, например, некоторые рукописи Евангелии от Марка содержат в отрывке Мк. 1:41 причастие, которое на русский язык переведено как «умилосердившись», в то время как другие – противоположное ему «разгневавшись»). Однозначно решить вопрос о том, какая версия должна быть принята за исходную, бывает практически невозможно.

Именно по этой причине блж. Иероним говорит: «Евангелие заключается не в словах Писания, но в его смысле»[8]. Непогрешимость Писания (что является важным признаком богодухновенности) – это, в первую очередь, способность выражать истины вероучительного и нравственного характера, значимые с точки зрения домостроительства нашего спасения.

Вот как эту мысль поясняет прот. Александр Князев: «По своему предмету свидетельство Свящ. Писания может быть исключительно религиозным, т. е. относиться только к области, познание которой возможно лишь в порядке откровения свыше. Свящ. Писание свидетельствует о Боге и о Его отношениях к миру, т. е. об истинах религиозных и метафизических; но оно совсем не призвано к свидетельству об истинах научных, т. е. о тех, которые доступны человеку на естественных путях познания»[9].

Таким образом, богодухновенность можно определить как особое воздействие благодати Святого Духа на библейского автора, которое открывает ему истины о Боге и Его отношении к миру, о человеке и домостроительстве Божьем ко спасению человека, а также побуждает священного писателя выразить эти истины в конкретных понятиях, на конкретном языке, в определенных культурных условиях и в конкретной исторической обстановке, с тем, чтобы по возможности полнее раскрыть их народу Божию.

Или же кратко:

богодухновенность – это «особое воздействие Духа Божия на дух человеческий, чрез каковой последний, при полной сохранности всех своих сил и деятельном их проявлении, становится органом сообщения Божественного Откровения, соответственно целям домостроительства»[10]

Литература

1. Добыкин Д.Г. Введение в Священное Писание Ветхого Завета. СПб., 2013. С. 11 – 13.

2. Кашкин А. Священное Писание Ветхого Завета. Саратов, 2012. С. 24 – 31.

3. Леонардов Д.С. Учение о богодухновенности Библии (цикл статей)[11].

4. Мень А., прот. Библиологический словарь. М., 2002. С. 130 – 136.

5. Мень А., прот. Исагогика. М., 2000. С. 22 – 24.

6. Тихомиров Б.А. Богодухновенность // Православная энциклопедия.

7. Юревич Д., прот. Учение о богодухновенности Священного Писания и его актуальность в современных библейских исследованиях.

8. Богодухновенность / Православная энциклопедия. Т. 5. М., 2002. С. 442 – 447.