Участие СССР в войне против Японии. Атомные бомбардировки США японских городов. Капитуляция Японии. Конец Второй мировой войны. 4 страница
Не менее важная трансформация происходит в эти годы в распределении функций и, следовательно, реальной власти внутри правящего класса. Уже к концу хрущевского «великого десятилетия» возникли многочисленные корпоративные структуры со своими интересами и рычагами власти.
14 октября 1964 г. на Пленуме ЦК КПСС Н.С. Хрущев был смещен со всех государственных и партийных постов и отправлен на пенсию. По существу, его смещение отвечало глубоким интересам и потребностям общества. Однако сделано это было тайно от народа, без гласного обсуждения и анализа уроков реформ. Главным результатом противоречивого десятилетия стало утверждение в стране более свободной атмосферы, в жизнь вошло поколение людей, не знавших тотального страха.
Официально провозглашенный после октября 1964 г. курс нового руководства на дальнейшее развитие социалистической демократии, освобождение партии от несвойственных ей хозяйственных функций, на научное руководство обществом был заранее обречен на неудачу. Назначенный первым секретарем ЦК КПСС Л.И. Брежнев представлял собой полную противоположность Хрущеву своей смелостью, жаждой новизны и перемен. И по характеру, и по интеллекту Брежнев не обладал качествами руководителя великой державы, необходимыми для реализации коренного обновления общества.
Брежнев не был теоретиком, не задумывался глубоко над стратегией и перспективами развития страны. Он, по отзывам ближайшего окружения, не любил, когда ему предлагали слишком «теоретизированные» фрагменты в проектах его речей и выступлений. Отсюда и такие качества нового лидера, как исключительная осторожность при принятии серьезных решений, постоянная потребность выслушивать советы. Брежнев оказался у руля Советского государства в результате сложного переплетения политических сил. Многие в руководстве страны рассматривали его как временную фигуру.
В стране ощущалась усталость от нововведений Хрущева. Слабость Брежнева как руководителя открывала широкие возможности для всевластия партийно-государственной бюрократии. Ее социальный заказ состоял вовсе не в том, чтобы в интересах народа «строго соблюдать ленинские нормы партийной жизни и принципы коллективного руководства», устранить волюнтаризм и субъективизм, а в обеспечении ей режима наибольшего благоприятствования. Выдвинутый Брежневым лозунг «стабильности» означал отказ от всяких попыток радикального обновления общества. В руководстве республик и областей, министерств практически прекратились перемещения. Глубинные причины кризисных явлений продолжали действовать.
Встав во главе партии и советского общества, Брежнев и сформированная им «команда» на первых порах вынуждены были продолжать курс XX и XXII съездов КПСС. Вновь был провозглашен принцип коллективного руководства. На смену поспешным реорганизациям народу были обещаны научно обоснованные долгосрочные комплексные программы.
Выбор дальнейших путей развития страны происходил в условиях противоборства мнений в верхнем эшелоне власти. Одна его часть во главе с А.Н. Шелепиным ориентировалась на консервацию сложившихся методов руководства, другая (секретарь ЦК КПСС Ю.В. Андропов и др.) предлагала достаточно емкую программу преобразований, включавшую в себя и экономическую реформу, и развитие демократии и самоуправления, и прекращение бессмысленной гонки вооружений, и выход СССР на мировой рынок с целью приобщения к новым технологиям.
В конечном счете победил умеренно-консервативный курс, который разделял и Брежнев. Новый курс опирался на настроение тех слоев общества, чьи ожидания не оправдались в хрущевское десятилетие и которые теперь требовали наведения «твердой рукой» порядка.
2. Технологическое отставание не позволило СССР быстро наладить выпуск нового поколения ЭВМ — персональных компьютеров. В течение долгого времени работа советской промышленности оценивалась главным образом по количественным показателям. В таких условиях промышленность и наука мало нуждались друг в друге, с одной стороны, предприятия не предъявляли постоянного спроса на научные разработки. С другой стороны, ученые, не имея спроса на свою «продукцию», часто занимались никому не нужной тематикой. Вследствие этого, несмотря на рост расходов на научные разработки из государственного бюджета, советская наука неуклонно теряла позиции даже в таких областях, где ранее лидировала. Высадка в июле 1969 г. на поверхность Луны американских астронавтов во главе с Н. Армстронгом покончила с лидерством Советского Союза в освоении космического пространства. За весь послевоенный период советские ученые получили в 14 раз меньше Нобелевских премий, чем американские ученые, хотя в научной сфере СССР было занято почти в два раза больше сотрудников.
Мировой кризис обнажил (пока главным образом для внешних наблюдателей, поскольку внутри страны симптомы кризиса, а тем более необходимость смены общественного строя мало кто ощущал) односторонность, а в конечном счете тупиковость советской модели модернизации, во многом повторявшей черты и формы дореволюционных, имперских моделей модернизации, в ряде принципиальных моментов углублявших их недостатки.
Как и до революции, государство, власть, «верхи», а не общество, народ являлись главным инициатором и проводником реформ. Необходимость догнать Запад диктовала более высокий темп индустриализации, огромные инвестиции в тяжелую индустрию. Это в конечном счете оборачивалось неразвитостью социальной сферы и общественных сил, заинтересованных в переменах, закрывало всякую легальную возможность формирования и деятельности оппозиции.
Советская система могла быть и была эффективной до тех пор, пока внутренняя потребность в свободе для советских граждан была минимальной и вполне замещалась потребностью в равенстве, пусть даже и в нищете. Пока свобода граждан и экономики не была фактором выживания системы.
Ситуация кардинально меняется к началу 70-х гг. Многократное подорожание энергоносителей заставило развитые государства мира быстро осуществить структурную перестройку промышленности, перейти на новую организацию производства, освоить ресурсосберегающие и так называемые «высокие» технологии.
Экономическая реформа 1957 г. не улучшила положение в народном хозяйстве. Оно развивалось экстенсивно, ресурсоемкость экономики нарастала, а эффективность падала. Серьезных структурных изменений также не произошло. Главным предметом экспорта по-прежнему оставались нефть и другие виды сырья.
Уже в конце 50-х гг. отчетливо обозначился спад темпов экономического развития. Замедлился рост национального дохода. В 1961—1965 гг. он вырос всего на 5,7%. Это было намного меньше, чем в предыдущую пятилетку, и недостаточно для решения основных социально-экономических задач. В эти же годы за счет роста производительности труда было получено лишь 62% прироста промышленной продукции, а 38% — за счет быстро возрастающей численности рабочих. Все это свидетельствовало об отсутствии заинтересованности предприятий в эффективном использовании основных и оборотных фондов, во внедрении достижений научно-технического прогресса.
К началу 60-х гг. экономистам и руководителям производства стало ясно, что хозяйственный механизм устарел. Для преодоления «временных» трудностей требовались иные методы управления экономикой, иные принципы планирования. Необходимость перемен ощущало и советское руководство.
Итоги общественных дискуссий подвел сентябрьский (1965) Пленум ЦК КПСС, поставивший задачу существенно изменить соотношение между административными и экономическими методами управления в пользу последних. Таким образом, изначально речь шла о полумерах. Реформа не меняла основ административно-командной системы. Адресное директивное планирование не устранялось, но ограничивалось всего несколькими показателями (вместо 30—9), среди которых были объем реализации продукции, фонд заработной платы, прибыль, рентабельность и др. Выполнение плана теперь выражалось не в валовых показателях, а в объеме реализованной продукции, т.е. учитывалось только то, что действительно было продано.
Предприятия получали небывалую свободу: они могли самостоятельно планировать темпы роста производительности труда, снижение себестоимости, устанавливать величину средней заработной платы.
Руководители предприятий получили возможность более свободно распоряжаться имеющейся у них прибылью — можно было использовать эти средства и на повышение заработной платы рабочим. Все это создавало заинтересованность предприятий в рентабельной работе и улучшении экономических показателей.
Процесс освоения нового хозяйственного механизма затянулся на годы. Еще до начала реформы в промышленности были ликвидированы совнархозы, руководство отраслями перешло к вновь созданным министерствам. Были организованы единый Госплан СССР, Госснаб и Госкомцен СССР. Вслед за этим весной 1965 г. была проведена реформа в сельском хозяйстве. Мартовский (1965) Пленум ЦК КПСС принял новый порядок планирования в сельскохозяйственном производстве. Вновь были повышены закупочные цены, сокращены налоги, снимались ограничения с личных подсобных хозяйств, введенные при Хрущеве. Планы закупки стали устанавливать сразу на пять лет. Имея твердый план закупки на длительный срок, предприятия могли самостоятельно составлять производственный план, определять наиболее рациональную специализацию. На первых порах эта мера способствовала росту сельскохозяйственного производства.
Осенью 1965 г. 43 предприятия легкой и пищевой промышленности были переведены в порядке эксперимента на новые условия хозяйствования. По мере накопления опыта их число расширялось, и лишь к 1972 г. удалось перевести около 90% промышленных предприятий на новые условия работы. Не удалась попытка реформировать строительство. Номенклатуру вполне устраивал такой замедленный ход реформ. Министерства и ведомства работали по-старому. Их аппарат увеличился, возникали новые главки. Но принимать важное решение без согласия с соответствующим отраслевым отделом ЦК КПСС они не могли. В Политбюро часть его членов, включая Председателя Президиума Верховного Совета СССР Н.В. Подгорного, полагали, что условия для реформ еще не созрели.
Тем не менее, даже медленное, частичное реформирование промышленности дало неплохие результаты. Восьмая пятилетка (1965 — 1970), совпавшая с началом реформ, оказалась лучшей за все послевоенные годы. По официальным (завышенным) данным, валовой общественный продукт увеличился на 43%, национальный доход — на 45%, продукция промышленности выросла на 50%. Происходившее три предыдущие пятилетки снижение темпов роста производства было на время приостановлено.
Инициатору реформ А.Н. Косыгину не удалось осуществить их до конца. В силу многих причин она потерпела крушение, «ушла в песок». В чем же причины неудачи? Их несколько. Прежде всего, даже небольшое расширение самостоятельности позволило предприятиям занижать плановые задания, выбирать более легкие для себя варианты решений. В итоге начался опережающий рост заработной платы по сравнению с ростом производительности труда. А.Н. Косыгину пришлось пойти на временное, как тогда казалось, заимствование средств для покрытия бюджетного дефицита из фондов предприятий.
Кроме того, реформам, даже крайне умеренным, эволюционным, противостояли реальные силы — старые производственные отношения, сложившийся аппарат управления, закостеневшее экономическое мышление. Попытка изменить принудительную мотивацию труда на материальную недвусмысленно показала, что это ведет к немедленному разрушению всей плановой системы, и от этой идеи тут же отступили.
Реформа была обречена и по другой причине. Преобразования в экономике страны не были поддержаны преобразованиями в политической и социальной сферах.
На рубеже 70 — 80-х гг. в мире начинается новый этап научно-технической революции (НТР), получивший название «микроэлектронная революция». С этого момента уровень развития той или иной страны определяется уже не количеством выплавленной стали, добытого угля, а использованием микроэлектронной техники.
По этому показателю СССР отставал не только от западных стран, но и от новых индустриальных стран (Южной Кореи, Тайваня) на десятилетия. Экономика продолжала развиваться экстенсивно, в ее основе по-прежнему находились устаревшие, традиционные отрасли по производству продукции, в которых Советский Союз уже к 1970 г. был «впереди планеты всей». СССР производил больше всех в мире стали, чугуна, кокса, железной и марганцевой руды. Устаревшие отрасли требовали колоссальных природных ресурсов — электроэнергии, металла, которые к тому же использовались нерационально, поэтому сырьевой сектор работал с перегрузками. Ресурсы страны все больше истощались. Лишь небольшую часть советской экономики составляли наиболее современные производства высокой технологии, которые полностью работали на военные заказы, а в производстве современной бытовой техники СССР также отставал на десятилетия.
В 70-е гг. экономика страны была предельно милитаризована, «работала» в основном на ВПК. В общем объеме продукции машиностроения производство военной техники составляло более 60%, а доля военных расходов в валовом национальном продукте — около 23%.
Долгие годы существования ВПК как сверхведомства, интересам которого была подчинена вся советская экономика, создали у военных определенный потребительский менталитет. ВПК не располагал стратегией развития военной экономики.
По данным зарубежных источников, в начале 80-х гг. заводы СССР в год выпускали танков в 4,5 раза больше, чем США, БТР — в 5 раз, артиллерийских орудий — в 9 раз, атомных подводных лодок — в 3 раза. При этом в оборонной промышленности США работало 2,2 млн. человек, в советской в эти же годы — 5—8 млн.
Чрезмерная военная нагрузка на народное хозяйство привела к колоссальным диспропорциям. Из-за огромной разницы издержек в разных отраслях экономики покупательная способность рубля также была различной (в «оборонке» она равнялась 4—6 долларам США, в других отраслях — значительно ниже).
В стране практически не было единой денежной системы, а потому не срабатывали бюджетные методы регулирования экономики. Госплан не мог реально поддерживать баланс инвестиций и материальных ресурсов. Планируемые цифры увеличения добычи нефти, угля, производства электроэнергии были по существу фикцией.
Министерства и ведомства, распоряжающиеся ресурсами, а с 1965 г. наделенные и государственной властью, стали крупной экономической силой, монопольно господствовавшей в своей отрасли. Практически они подчинили себе государственный аппарат.
В 70-е гг. министерства предпочитали строить новые предприятия, а не переоснащать действующие. Следствие такой политики — в стране ручным и малоквалифицированным трудом было занято более половины работников материального производства — свыше 50 млн. В годы девятой пятилетки (1971 — 1975) экономический рост фактически прекратился. Видимость благополучия народного хозяйства, сохранявшаяся все 70-е гг., обеспечивалась за счет «нефтяного допинга».
Именно экспорт нефти, цены на которую на мировом рынке выросли в эти годы почти в 20 раз, позволял стране относительно безбедно существовать, «решая» продовольственную, космическую и другие «комплексные» программы. Главным образом за счет экспорта невосполнимых природных ресурсов в 60—70-е гг. шло интенсивное освоение восточных районов страны, формировались и развивались крупные народнохозяйственные комплексы — Западно-Сибирский, Саянский, Канско-Ачинский. За эти годы появились соответствующие мировому уровню ВАЗ и КамАЗ, новые нефтехимические комплексы и предприятия оборонной промышленности.
В 70-е гг. в принципе еще были возможны другие варианты дальнейшего развития страны. Однако «пражская весна» 1968 г. всерьез напугала советское руководство. Оно увидело, что экономические формы неотделимы от политических. Поэтому даже А.Н. Косыгин, реалистичнее других членов брежневского Политбюро представлявший истинное положение в экономике, не был склонен к принятию каких-либо радикальных мер. Тем более к этому не был расположен сменивший его на посту Председателя Совмина СССР в 1980 г. Н.А. Тихонов. После 1968 г. вместо реальных реформ проводились затяжные эксперименты с расширением хозрасчета на предприятиях (бригадный метод строителя Николая Злобина; на комбинате «Азот» в Щекино близ Тулы) и введением показателя условно чистой продукции.
Этот показатель, по замыслу его создателей, должен был исправить недостатки централизованного планирования и в первую очередь блокировать стремление производителей выпускать продукцию по высоким ценам.
В начале 70-х был нанесен удар по всем концепциям поворота к рыночной экономике. Само слово «рынок» стало критерием идеологической неблагонадежности. Со второй половины 70-х гг. начала меняться организация промышленного производства. Появились производственные и научно-производственные объединения (НПО). Практическим результатом подобных мер стал лишь гигантизм. Желаемого же слияния науки и производства не произошло. Зато в эти годы быстро и успешно шло слияние, переплетение официальной экономики с теневой — разного рода полузаконной и незаконной производственной и торговой деятельностью, в которую были втянуты целые предприятия. Доходы теневой экономики исчислялись многими миллиардами. К началу 80-х гг. стала очевидна неэффективность попыток ограниченного реформирования советской системы. Страна вступила в период глубокого кризиса.
3. Советская модель хозяйствования, лишенная гибкости и внутренних импульсов саморазвития, не смогла ответить тем же: обеспечить в новых условиях высокую эффективность и социальную направленность экономики. Идеологические догмы и непосредственно связанные с ними ограничения на свободу слова, передвижения (в секретной части постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 28 августа 1974 г. «О мерах по дальнейшему совершенствованию паспортной системы в СССР» имелись статьи, запрещавшие, в частности, политическим заключенным возвращаться на прежнее место жительства, и т.п. ограничения), индивидуальный выбор по своей сущности противоречили главному императиву НТР — наличию в обществе инициативной, самостоятельной, думающей личности.
Преобладание в советском обществе «спартанского» типа личности, ориентированной на указания «сверху», строгое выполнение санкционированных государством ролей, вопреки всем партийным установкам блокировало «разворачивание НТР», современных гражданских производств в стране. Закрытость советской системы, недемократичность, отсутствие в ней обратных связей между властью и народом неотвратимо вели ее в тупик. Уже в 60-е гг. начинается медленное, но верное саморазложение системы. Прежде всего, меняется социальный вектор развития. Сутью своеобразного, молчаливого соглашения между брежневским режимом и населением СССР становится ориентация общества на потребительские стандарты, «потребительское» общество. Ко времени провозглашения «эпохи развитого социализма» в Советском Союзе происходит становление нового типа личности с иной, чем прежде, иерархией ценностей. На смену «спартанскому» типу с потребностями «ссыльнопоселенца», с четким делением людей на своих и чужих, человеку-винтику приходит человек, нуждающийся в целом мире вещей, ценностях семьи, самоуважении.
Внутренние потребности общества в большей свободе граждан в плюрализме мнений и деятельности находят в 70-е гг. отражение в появлении новых параллельных структур и в экономике, и в социальной организации советского общества, и в идеологии. Наряду с «плановой» централизованной экономикой укрепляются «цеховики», разрастается «теневая экономика», дающая возможность распределения продукции и доходов в соответствии с предпочтениями потребителей; рядом с официальной атеистической коммунистической идеологией возникает разноликое диссидентство, наряду с рабочим классом, колхозным крестьянством — предпринимательские слои, номенклатура.
Вялая борьба брежневского режима с этими «чуждыми социалистической системе элементами» придает им уродливый, криминальный характер, но не останавливает разложение системы.
Важнейшим следствием хрущевской либерализации становится резкое возрастание в советском обществе критического потенциала, кристаллизация независимых от государства ростков, разрозненных элементов гражданского общества. Начиная с конца 50-х гг. в Советском Союзе образуются и заявляют о себе различные идейные течения, неформальные общественные объединения, оформляется и крепнет общественное мнение. Именно в духовной сфере, наиболее устойчивой к тотальному государственному вмешательству, в эти годы происходит быстрый рост элементов и структур гражданского общества.
Другая важная особенность этого процесса, обусловленная стремлением Советского государства к полной управляемости, контролируемости, планируемости общественной жизни, — быстрая эволюция независимых общественных сил — от попыток улучшения советской системы, борьбы с отдельными ее недостатками к различным формам сопротивления диктату государства и, наконец, отрицанию в целом «социалистического» общественного строя.
Нелегитимность альтернативных официальным отношений, структур, форм поведения заранее лишала их широкой общественной поддержки, обрекала зарождающиеся гражданские структуры на однобокость, конфликтность, маргинальность. Противостояние брежневскому режиму в 70-е гг. — удел отдельных личностей или крайне малочисленных групп граждан.
В основе позиции большинства людей, причислявших себя к «детям XX съезда», лежало искреннее убеждение, что открытая конфронтация с властями — удел одиночек, ненужная бравада. Свое предназначение они видели в повседневной конструктивной работе на пользу отечества. Одной из распространенных форм критического осмысления действительности, демократизации советской системы становятся письма в различные правительственные инстанции, прессу, на радио. Их авторы требовали введения конституционных гарантий против нового культа личности, права «безбоязненно мыслить и высказывать свое мнение».
В 70-х — начале 80-х гг. вновь возрождающееся гражданское общество делало лишь первые, робкие шаги. Укорененность в народе советских реалий, мощь репрессивной государственной машины сдерживали процесс становления независимых от государства институтов. Как следствие этого, советское общество на рубеже 80-х в массе своей еще не переросло старые социокультурные рамки. Для кардинального, революционного перехода общества в новое состояние требовалась внешняя сила. Такой силой стал правящий класс.
Объективная необходимость кардинальных, революционных, а не эволюционных перемен в советской экономике назрела уже к концу 50-х — началу 60-х гг. Оторванность планирования от жизни, отраслевого управления от регионального, монополия производителя в условиях всеобщего дефицита, незаинтересованность предприятий в научно-техническом прогрессе — все это требовало коренных преобразований уже тогда.
Многообразие общественных интересов, складывавшееся в советском обществе на рубеже 60-х гг., требовало кардинального обновления политической системы, признания теории разделения властей, парламентского характера демократии, ликвидации монополии одной партии на власть, обеспечения уважения и расширения гарантий прав человека. Догматическая теоретическая установка партийных идеологов рассматривать советскую политическую систему полностью тождественной общественному строю, а любые попытки ее обновления трактовать как покушение на социализм не позволили осуществить изменения в политической системе в годы брежневского правления. Социальный заказ правящего класса в 1965 — 1984 гг. состоял в том, чтобы любой ценой сохранить существующее положение, статус-кво. Поэтому внешне советская политическая система в эти годы изменилась мало. Но именно курс на стабильность требовал от властей укрепления «властной вертикали», которую в эти годы упорно разъедали ведомственный монополизм и падающая политическая активность, апатия советских людей. В то же время поворот нового руководства к более жесткому, более консервативному курсу во многом был продиктован инстинктивным стремлением правящего класса восстановить разрушенную хрущевской «оттепелью» целостность советской системы.
В 60 — 70-е г. на партийных съездах, Пленумах ЦК КПСС принимались многочисленные резолюции о дальнейшей демократизации общественной жизни, об ограничении влияния бюрократического аппарата. Укрепление Советского государства, и прежде всего Советов, рассматривалось как главные вопросы официальной внутренней политики. В соответствии с этими решениями, главным образом до середины 70-х гг., были предприняты определенные практические шаги. Прежде всего, были расширены полномочия сельских Советов: в их ведение перешли вопросы, бывшие ранее в компетенции районных Советов. В сентябре 1972 г. был принят закон о полномочиях депутатов всех уровней. Однако на практике повысить роль местных Советов не удалось. Они по-прежнему не имели собственных источников финансирования и целиком зависели от средств центра. В целом Советы всех уровней оставались бессильными и безгласными. Верховный Совет СССР по существу был декоративным органом, призванным «единогласно» одобрять подготовленные аппаратом решения. Важнейшие решения, такие, как ввод войск в Афганистан в 1979 г., принимались без ведома Верховного Совета. Высший законодательный орган практически не контролировал правительство, расходы отдельных министерств и ведомств (как это принято в парламентской практике). С середины 70-х гг. сессии представительных органов всех уровней становились все короче, а заседания депутатских комиссий собирались все реже. Советы мало влияли на реальную жизнь общества.
С завершением процесса формирования номенклатурной системы фактически утрачивает свой элитный статус Коммунистическая партия. Формально она остается стержнем советской политической системы. Все крупные государственные и хозяйственные вопросы решались в партийных «инстанциях».
Правящий класс был заинтересован в стабильности высшего политического руководства, жесткой централизации управления, позволяющей на деле контролировать общество и саму номенклатуру. По этой причине в 1965— 1984 гг. кадровые перестановки в высших эшелонах власти были сведены к минимуму. В составе ключевого органа власти — Политбюро ЦК КПСС — большинство его членов находилось более 15 лет, в ЦК КПСС — более 12 лет. При этом некоторые члены его находились в ЦК от 34 лет (Б.Н. Пономарев, М.В. Зимянин) до 25 лет (М.С. Соломенцев, А.А Громыко, Н.А. Тихонов). К началу 80-х гг. средний возраст членов Политбюро достиг 70 лет. Заседания его нередко длились лишь 15 — 20 минут.
Одним из средств консолидации правящего класса становится формирование клановых структур. Л.И. Брежнев продвигал тех, кто работал с ним в Днепропетровске, а позднее в Молдавии и Казахстане. В свою очередь окружение Брежнева делало все, чтобы раздуть его авторитет и несуществующие таланты.
Номенклатура непрерывно наращивала бюрократический аппарат. За брежневское двадцатилетие число общесоюзных и союзно-республиканских министров выросло с 29 в 1965 г. до 160 к середине 80-х гг. Тогда же общая численность управленцев составила 18 млн. человек (на 6—7 работающих — один управленец), из них около 1,6 млн. человек работало в высших и средних звеньях министерств, 11,5 млн. человек составляли управленческий аппарат предприятий и организаций, а еще 3,5 млн. — технический и обслуживающий персонал (машинистки, водители, охрана). Быстрый рост бюрократии обеспечивался многочисленными льготами и привилегиями. На содержание такого аппарата к середине 80-х гг. ежегодно расходовалось более 40 млрд. рублей, или 10% государственного бюджета.
К началу 80-х гг. только в управлении народным хозяйством накопилось до 200 тыс. различных приказов, инструкций и других подзаконных актов, которые регламентировали каждый шаг хозяйственников, сковывали их инициативу.
4. Между тем, внешне номенклатура старалась создать видимость дальнейшего развития советской демократии. В 1977 году после длительного всенародного, хотя и очень формального, обсуждения была принята новая советская Конституция, соответствовавшая демагогии «развитого социализма». Всенародное обсуждение привело к внесению в неё массы мелких поправок и одной статьи. В преамбуле Конституции провозглашалось, что советское государство стало теперь «общенародным». В связи с этим, Советы депутатов трудящихся были переименованы в Советы народных депутатов. Социальная однородность советского общества стала официальной идеологией. Однако, в формально «народных» органах власти по-прежнему всё определяли партийные и государственные чиновники. Политических свобод в стране как не было ранее, так и не появилось с введением новой Конституции, не прибавилось ни свободы художественного творчества, ни свободы совести. Население воспринимало принятие новой Конституции как очередную формальную пропагандистскую кампанию.
5. В области внешней политики на период середины 60-х – начала 80-х гг. падают как важнейшие достижения, так и крупные неудачи, отражавшие общее кризисное развитие советского «социализма». Отношения со странами Восточной Европы характеризовались развитием сотрудничества стран СЭВ в области экономики и военной организации ОВД в области обороны. К сожалению, престиж СССР у населения восточноевропейских стран неуклонно падал, особенно с 1968 года, когда советские войска и войска ряда стран ОВД были введены на территорию Чехословакии ради предотвращения её выхода из советской сферы влияния и отказа от «социализма». Крайне неудачно развивались отношения с восточным соседом СССР – «социалистическим» Китаем. Маоистское руководство Китая выдвинуло даже огромный реестр территориальных претензий к СССР, летом 1969 года Китай спровоцировал около 500 инцидентов на границе, но до крупномасштабной войны дело всё-таки не дошло. Крупнейшим успехом «социалистических» государств и апогеем наступления «социализма» в мире стала победа вьетнамского народа в борьбе с американской агрессией. Американцы убрались из Вьетнама в 1974 году, север и юг страны воссоединились и весь Вьетнам был провозглашён социалистическим государством. Поражение США в войне с Вьетнамом привело к тяжелому кризису в американском обществе и на какое-то время агрессивность американского государства меньше стала сказываться на развитии международных отношений.
Дата добавления: 2016-03-05; просмотров: 529;