Дисциплина «физика» как инструмент освоения

Методы научного познания

В формировании

Информационной компетентности студента

Учебно-методическое пособие

Уфа 2012

Пособие предназначено для студентов всех форм обучения всех специальностей, изучающих курс «Философия». Пособие включает конспекты лекций, раскрывающих основные теоретические положения темы и примеры использования основных научных методов при изучении дисциплины физика.

Составитель Исхакова Г.И., канд.филос.наук

Мукаева Г.Р., канд. физ.наук

Рецензент Авдонин А.Н., проф., д. филос.наук

©Уфимский государственный нефтяной технический университет, 2012

Содержание

Конспект лекций

Теория познания . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Чувственный и рациональный уровни познания . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Спор эмпириков и рационалистов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Субъект и объект познания . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Проблема истины. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Внерациональные формы познания. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Научное познание . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . .14

Наука современного типа. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Наука как предмет философского исследования. . . . . . . . . . . . . . . .

Эмпирический и теоретический уровни научного познания. . . . . . .

Прогресс научного знания. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Дисциплина «физика» как инструмент освоения научных методов познания. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 26

Конспект лекций.

Теория познания

Цели гносеологии. Чувственный и рациональный уровни познания. Спор эмпириков и рационалистов. Внерациональные формы познания. Спор рационалистов и иррационалистов. Активность познающего субъекта и проблема объективности. Проблема истины.

Цели гносеологии. Философская теория познания или гносеология представляет собой одну из старейших и фундаментальных философских дисциплин. Гносеология изучает виды, уровни, механизмы познания. Познанием же мы называем процесс приобретения человеком достоверных знаний о бытии, природе, самом себе, обществе.

Чувственный и рациональный уровни познания.Чувственное познание, как явствует из самого его названия – это познание при помощи органов чувств. Под чувствами в философии понимаются не любовь, ненависть, зависть и т.п., а зрение, слух, обоняние, осязание и вкус. Чувственное познание имеет следующие формы: ощущение, восприятие, представление.

Всякое познание начинается с живого созерцания. Предметы воздействуют на наши органы чувств и вызывают в них ощущения, которые воспринимаются мозгом. Чувственное познание обеспечивает непосредственнный контакт с объектом познания и является каналом связи нашего сознания с внешним миром. Занимает очень важное место, даёт много информации, но она поверхностна, неглубока. Рациональное познание базируется на анализе того материала, что даёт чувственное познание.

Формы чувственного познания:

· Ощущение – психически идеальный образ одной из сторон объекта познания. Фиксирует отдельные качества предметов. Ощущения субъективны по форме и способу осуществления, но объективны по своему источнику и содержанию.

· Восприятие создаёт целостный образ предстоящего в данный момент перед сознанием объекта. Зависит не только от свойств и отношений предмета, но и от накопленного человеком опыта.

· Представление – это образ ранее воспринятого предмета или явления (представление памяти, воспоминание), а также образ, созданный продуктивным воображением; форма чувственного отражения в виде наглядно-образного знания.

Рациональное познание – это познание при помощи рассудка (латинское слово «рацио» и значит: ум, рассудок). Оно имеет следующие формы: понятие, суждение и умозаключение.

Благодаря выработке способности к свободным представлениям, связанным со словом, а также способности к сопоставлению представлений, их анализу, выделению общих признаков предметов и их объединению (синтезу) в определённые классы, стало возможным формирование особого рода представлений – понятий, фиксирующих общие признаки вещей.

Формы рационального познания (абстрактного мышления):

· Понятие фиксирует существенные признаки отдельного предмета или класса однородных предметов. По степени общности понятия могут быть: предельно общими, более общими, менее общими. Понятия в языке выражаются отдельными словами («город», «ромб») или словосочетаниями («студент университета», «симфонический оркестр»).

· Суждение посредством связи понятий утверждает или отрицает что-либо о предметах, их свойствах или отношениях. Суждение выражается в форме повествовательного предложения: «Речка подо льдом блестит», «Чем человек умнее и добрее, тем больше он замечает добра в людях»(Б.Паскаль).

· Умозаключение посредством связи одного или нескольких суждений (посылки) по определённым правилам выводит заключение. Все углероды горючи.

Алмаз – углерод.

Алмаз горюч.

Опосредованно, с помощью многообразных видов умозаключения, опираясь на истинность посылок и соблюдая правила вывода, мы можем получать новые знания.

Спор эмпириков и рационалистов. Еще с древних времен между философами завязался спор: какой вид познания выше – чувственный или рациональный? Философы, которые утверждали – чувственное познание первично, а рациональное – вторично получили название эмпириков (от латинского слова «эмпирио» - опыт). Эта точка зрения была известна еще в античности (например, ее высказывал греческий философ V века до н.э. Протагор – глава школы софистов или философ IV века до н.э. Эпикур), но наиболее последовательное развитие она получила в Новое время у английский философов Френсиса Бэкона, Томаса Гоббса, Джона Локка, Джорджа Беркли и Дэвида Юма (британская эмпирическая школа). Ее суть Д. Локк выразил посредством лозунга: «нет ничего в наших чувствах, чего бы прежде не было в ощущениях». Выходит, согласно эмпиризму человеческое сознание – «чистая доска». Пока органы чувств не получили никаких ощущений от предметов внешнего мира, сознание пусто. Затем, по мере получения опыта, оно наполняется ощущениями, которые организуются в восприятия и представления, а затем, на основе их ум строит понятия, суждения и умозаключения. Получается, что каждое, даже самое абстрактное понятие (например, «бытие»), так или иначе восходит к каким-нибудь данным чувственного опыта. В этом и смысл высказывания: «нет ничего в уме (среди понятий), чего бы прежде не было в ощущениях (в опыте)».

Эта позиция кажется естественной многим людям, не особо искушенным в философии, но на самом деле она очень уязвима. Если все рациональное знание, а значит, и все научное знание, опирается лишь на опыт, но оно тогда, увы, малодостоверно. Ведь сама логика говорит, что суждения, выведенные из опыта или индуктивные суждения, не могут быть полностью достоверными, если только мы не имеем полную индукцию (то есть если не охвачены все предметы опыта; так, рассуждение: «Иван – студент, Петр – студент, Павел студент, все трое названных людей – студенты» - пример полной индукции). А так как в большинстве случаев индукция неполная – опыт ведь может повторяться и повторяться, то индуктивное знание, как правило, лишь вероятностно. Скажем, все значения физических величин являются приблизительными, полученными в ходе обобщения ограниченного множества экспериментальных данных.

Итак, философия эмпиризма не может обосновать точное знание (а оно объективно существует, например, таково математическое или логическое знание). Эмпиризм обречен на вечный уклон в сторону скептицизма, неуверенности в существование объективной, общезначимой истины. Это показало и историческое развитие эмпиризма. Еще в древности эмпирики или сенсуалисты (от латинского «сенсус»- чувства), развивая свои взгляды, приходили к отрицанию истины. Видимо, первыми европейскими сенсуалистами были древнегреческие софисты (Протагор, Горгий и другие). Они совершенно правильно замечали, что чувства изменчивы, противоречивы и субъективны – значит, делали они вывод, истины не существует, есть лишь мнения. Такая позиция называется в философии релятивизм (от латинского «релатив» - относительный). Скажем, для простуженного летний ветерок - холодный, для здорового – теплый, нельзя утверждать, что простуженный не прав, а здоровый прав. Источником познания являются ощущения, у каждого они свои (человек есть мера всех вещей – говорит об этом Протагор). Мы не имеем права предпочитать ощущения одного человека, ощущениям другого человека – ведь в самих ощущениях нет ничего совершенно неизменного, что бы послужило критерием при сравнении. Более того, один и тот же предмет одному и тому же человеку кажется и маленьким, если он вдали, и большим, если он вблизи. Примечательно, что не только античный, но и любой последовательный сенсуализм приходит к отрицанию познаваемости внешнего мира: английские эмпирики Нового времени тоже начали с утверждения, что лишь чувства – источник достоверного знания, а разум играет второстепенную роль (Бэкон, Гоббс, Локк), но, развивая эту мысль, пришли к выводу, что чувства принадлежат человеку, то есть субъективны, и значит – любое наше знание субъективно и мы ничего не можем узнать относительно объективной реальности (Юм), а то, что мы привыкли таковой считать – видимый мир есть не что иное как порождение человеческого сознания. Эта позиция получила название субъективный идеализм.

Как видим, эмпиризм исходит из внешне вполне убедительного тезиса, что всякое знание должно опираться на опыт. Развивая этот тезис, он приходит к вполне абсурдному выводу: мы не можем знать: есть ли мир вне нашего сознания, мы можем в это только верить. Таков тупик эмпиризма.

Другое разрешение проблемы предлагает рационализм (от латинского «рацио» -ум) – направление в гносеологии, которое умственное познание считает первичным, а чувственное вторичным. Основы его были заложены еще в античности – великими Платоном и Аристотелем (хоть, они, конечно, не были рационалистами в новоевропейском смысле слова, потому что ставили превыше чувств не индивидуальный, человеческий, а космический Ум, лишь частью которого, по их мнению, является разум каждого из нас). Наивысшего развития рационализм получил в Новое время в трудах философов Рене Декарта, Бенедикта Спинозы и Готфрида Вильгельма Лейбница (континентальная рационалистическая школа). Не случайно почти все они были математиками. Рационализм своеобразно разрешает проблему, перед которой остановился эмпиризм. Источник точного (например, математического) знания, согласно рационализму - сам наш ум. Он не пуст, в нем изначально, еще до того, как мы получим ощущения, есть некоторые идеи и принципы. Это называется доопытное знание (или «врожденные идеи» по Декарту). Феномен доопытного знания открыл еще Платон. В диалоге «Федон» он предлагал такое примерно рассуждение. Перед нами два бревна. Мы говорим, что они равны. Но на самом деле, они, конечно, отличаются от идеального равенства. Если быть совсем точными, они напоминают собой идеальное равенство, глядя на них, мы вспоминаем идеальное равенство. Но вспоминать можно только то, что уже известно (например, глядя на прохожего, я вспоминаю своего друга, на которого прохожий похож, но ведь для этого нужно знать друга до встречи с прохожим). Воспринимать же мир мы начали с рождения. Значит, еще до рождения в нашей душе было понятие абсолютного равенства.

Рене Декарт доказывал тоже самое несколько иначе. К примеру, он предлагал рассмотреть вопрос: можно ли вывести из опыта законы логики? Очевидно, чтоб выводить их из опыта, нужно уже правильно мыслить, а правильное мышление – это мышление, опирающееся на законы логики. Значит, эти законы доопытны. Декарт считал, что они даны нам с рождения самим Богом. Английский философ Локк критиковал Декарта и замечал: если у каждого из нас с рождения есть знание о законах логики, то никого не нужно учить логике в школе, все и так ее знают, а это не так. А это немецкий философ Лейбниц остроумно отвечал, что подобные идеи есть у нас как бы в свернутом состоянии, для того, чтоб их раскрыть и нужно обучение и образование.

Пред нами не некие отвлеченные и интересные лишь теологам рассуждения, а актуальная философская проблема. Доопытное знание реально существует и его необходимо постулировать даже в рамках материализма. Об этом писал советский философ-материалист Э.В. Ильенков. Правда, он указывал, что с точки зрения материализма оно – никакие не врожденные, Божьи идеи, более того оно не доопытно вообще, а таково лишь для каждого человека в отдельности. Для общества же оно вполне опытно, так как связано с накопленными прежними поколениями знаниями, выраженными например, в языке. И правда, каждый из нас не выводит ведь самостоятельно понятие пространства, мы получаем его при воспитании из языка и культуры, в недрах которых формируемся и уже от этого зависит наше индивидуально восприятие. Пример тому – непонимание аборигенами Африки фотографий, нужно вырасти в условиях европейской культуры, чтобы соотносить эти фигурки с реальными людьми – соответственно нам статуэтки аборигенов кажутся непропорциональными. (обычно, сенсуалисты возражают рационалистам таким образом: если не будет ананасов, данных нам в восприятии, то не будет и понятия «ананас», но им можно и вернуть их возражение: если бы не было понятия «фрукт», то мы не могли бы и в полной мере воспринимать ананас, мы бы не понимали, что он такое, а ведь фрукт как таковой не дан в непосредственном опыте. И если понятие «фрукт» еще каким-либо образом и можно вывести из индивидуального опыта, то, скажем, понятия «пространство», «тождество», как мы уже замечали – нет, а ведь без них невозможно сравнивать те же фрукты).

Но абсолютизация роли рассудка тоже приводит к тупику, ведь тогда получается, что мы не нуждаемся ни в каких контактах с реальностью (как бы ее не понимать – как материальную, или как идеальную). Тут рационализм подверг жесткой критике Кант, который замечал, что из того факта, что не все можно вывести из индивидуального опыта человека (например, это нельзя сделать с понятием пространства, потому что для оно – не факт, а условие опыта, мы не можем видеть предметы иначе как в пространстве), еще не следует, что познание вообще может обойтись без материала ощущений.

Как видим, позиция крайнего, абсолютного сенсуализма является столь же безвыигрышной и бесплодной, как и позиция крайнего, абсолютного рационализма. Выход из этого кризиса предлагает диалектическая теория познания, которая в новоевропейской традиции была высказана Гегелем и которая развивается в марксизме. Согласно ей следует говорить о единстве чувственного и рационального уровней познания. Мы воспринимаем предмет целостно – сразу чувствами и умом, но свойства нашего рассудка таково, что он, для того, чтобы познать должен мысленно разделить целое на части (такая операция называется анализ). Единство же нашего видения обеспечивается тем, что чувственное восприятие и мышление не являются абсолютными противоположностями, как считали эмпирики и рационалисты. В основе своей они едины: восприятие неотделимо от мышления, мы ведь не просто воспринимаем предметы, но и понимаем: что они такое. Восприятие человека отличается от восприятия животных именно тем, что оно человечно, то есть осмыслено и осознано, интеллектуально.

Внерациональные формы познания. Еще в древности философы обнаружили, что познание при помощи ума также ограничено. Причем, речь идет не об уме каждого конкретного человека, который очевидно, несовершенен и способен ошибаться. Речь об умственном познании вообще. Существуют объекты, которые в принципе непознаваемы посредством мышления. Например, такова актуальная, то есть реальная, уже существующая бесконечность. Особенность рационального познания состоит в том, что оно постигает предметы, определяя их, то есть ставя им предел, обнаруживая границу, за которой кончается этот предмет и начинается другой. Но бесконечность по природе своей не имеет границ, следовательно неопределима. С другой стороны при рациональном познании вещей мы обязательно сравниваем их с другими вещами, указываем на их сходства и отличия. Но бесконечность всего одна, двух бесконечностей быть не может, потому что тогда они бы друг друга ограничивали и не были бы бесконечностями. А если бесконечность одна, ее не с чем сравнивать и она непознаваема для ума.

Поэтому древние философы-мистики (Платон, Плотин, Прокл) и вслед за ними мистики христианские (Дионисий Ареопагит, Максим Исповедник, Иоанн Скот Эриугена) и мусульманские (аль-Газали, аль-Араби, Руми) утверждали, что бесконечность, которую они понимали как Божество, постигается лишь при помощи срверхрациональных средств, прежде всего мистического экстаза. Как правило, мистики утверждают, что полученный ими таким образом опыт либо совсем невозможно выразить словами, либо можно описать лишь условно, метафорически.

Но древних и средневековых философов мистиков следовало бы назвать, скорее, сверхрационалистами, так как они вообще-то не отрицали действенности рационального познания. Мир, который раскрывается нам через рациональное познание, мир идеальный, для этих философов – истинный мир, он обладает даже большей реальностью, чем мир, данным нам в чувствах, природа (это мир эйдосов по Платону, Космического Ума по Аристотелю, замыслов Божьих о вещах согласно христианской средневековой философии). В XIX же веке появились философы-иррационалисты, или антирационалисты, которые отвергали разум, утверждали, что он обращен к неистинному, иллюзорному миру, и что истину дают нам лишь иррациональные средства – интуиция, эстетическое созерцание. Французский философ Анри Бергсон – создатель философии интуитивизма. Он учил, что ум способен постигать лишь неподвижные, неизменные вещи, подобно фотоаппарату, который выхватывает и «останавливает» отдельные «срезы» жизненных процессов. А в настоящей реальности наличествует движение, которое непостижимо для ума (вспомним, что еще греческий философ Зенон в своих апориях, к примеру, в апории о летящей стреле, доказал, что попытка помыслить движение приводит к логическим противоречиям: с одной стороны стрела вроде должна лететь, с другой стороны, она каждое мгновение занимает в пространстве место, равное своим размерам, в котором покоится, значит лететь не может). Движение и основывающуюся на нем настоящую жизнь Бергсон предлагает познавать при помощи иррационального средства – интуиции. Интуицией называют мгновенное проникновение в суть вещи, без рассуждений. Наука же, опирающаяся на разум, по Бергсону, обречена исследовать не настоящий, живой мир, а мертвые логические схемы, которыми она подменяет мир.

Другие философы-иррационалисты (Ницше, Сартр, Камю) ставят выше разума искусство, то есть эстетическое созерцание. Эстетическое созерцание – это раскрытие в предмете его истинной сущности через красоту, полученное не при помощи рассудочного анализа, а в мгновенном акте восприятия. Их аргументы схожи с аргументами Бергсона: искусство «схватывает» жизнь в ее многогранности, противоречивости и движении, тогда как разум якобы упрощает ее, втискивает в схемы и модели.

Позиции иррационалистов противостоит позиция современных рационалистов, которые считают, что напротив, разум якобы может познать все. Яркий представитель таковых – немецкий философ Г.-В.-Ф. Гегель, в заочной полемике с которым первые иррационалисты – Шопенгауэр, Ницше, Кьеркегор и оттачивали свою аргументацию. Гегель утверждал, что разум якобы способен даже постичь бесконечное или само Божество. Поэтому Гегель называл мистику лишь формой мышления, определяя ее как позитивно-разумное мышление. Однако важно помнить, что Гегель различал рассудок и разум. Рассудок – это мышление, строящееся на законах формальной логики, прежде всего на запрете противоречия. Такое мышление, по Гегелю, действительно, не может постичь бесконечность, осознать движение и т.д. Например, для рассудочного мышления жизнь и смерть – это полные противоположности: если человек жив, то он не мертв, если мертв – в нем нет жизни.

Но есть и высшая форма мышления; Гегель называет ее разумным мышлением, а современные философы именуют диалектическим (хотя у самого Гегеля диалектика – это лишь часть разумного мышления, так называемое негативно-разумное мышление, которое указывает на ограниченность вещи ее противоположностью, но не показывает синтез этих противоположностей). Это высшее диалектическое мышление позволяет мыслить противоположности, которые реально существуют в бытии, а значит мылить само бытие в его многообразии и подвижности. Так, жизнь и смерть с точки зрения диалектики не существуют друг без друга (иначе они не могли бы переходить друг в друга, например, жизнь в смерть). Жизнь предполагает смерть (мы живем, потому что в нашем организме ткани постоянно отмирают и заменяются новыми). Точно также и бесконечность мы мыслим через конечные категории, скажем, через категорию границы, которая постоянно отодвигается и отодвигается.

Рационалистами являются и марксисты, они тоже не согласны с иррационалистами в том, что разум бессилен. Аргументы марксизма также сводятся к утверждению диалектики как метода постижения противоречивой подвижной реальности (это неудивительно, ведь Маркс во многом был последователем Гегеля, хоть и отказался от его идеализма). Только реальность эта – не Абсолютный Дух, как у Гегеля, а бесконечная материальная природа.

Высокое достоинство разума и силу диалектического мышления отстаивают и классические религиозные философы, например русские христианские платоники (Соловьев, Булгаков, Флоренский, Лосев). Но они, как мы уже указывали, все же признают ограниченность разума сверхразумным, сверхбытийным началом, что не мешает им утверждать, что все остальное – бытие, то есть умопостигаемый мир и природу, то есть мир чувственный разуму вполне доступны.

Субъект и объект познания. Не менее важной для гносеологии является проблема соотношения объекта и субъекта познания. Объект познания – это предмет или группа предметов, на которые направлено познание. Субъект познания – тот, кто познает (как правило, под таковым понимается человек, хотя иногда в религиозной философии речь может идти и об ангелах или о Боге). С первого взгляда тут тоже нет никакой особой проблемы – человек познает мир, отображая в своем сознании реально существующие предметы (порождая в сознании их идеальные аналоги – ощущения, представления, понятия). Но это выглядит так, если только мы не будем глубоко задумываться над процессом познания, если же задумаемся, то окажется, что и здесь подтверждается древняя истина, известная еще Сократу – труднее всего понять и определить то, что большинство считает элементарным. Ведь сразу же возникает вопрос: если познание есть процесс, участники которого – субъект (например, человек) и объект (например, вещь), то как же они не могут влиять друг на друга? Мы ударяем по стене молотком и деформируется не только стена, но и молоток. А тогда, как же мы можем утверждать, что вещь, образ которой есть в нашем сознании, была совершенно такова же до того, как мы ее начали познавать. Скорее, дело должно обстоять также, как если бы кому-нибудь завязали бы глаза, дали в руки пластилиновую фигурку и сказали: определи на ощупь ее форму! Эта мысль приходила философам в голову издавна, еще древние, например, Платон, учили, что мы воспринимаем не вещи, а «идолы» - образы, которые получаются от взаимодействия «тонких истечений» из самих вещей, и лучей, льющихся из наших глаз (все древние считали, что наш глаз не только воспринимает, но и излучает свет и как бы ощупывает им предметы – мнение, которое нашим современникам кажется наивным, но в котором есть глубокая догадка – об активности познающего субъекта, на что указывал Гете). И тот же Платон, кроме того, связывал познание с наличием доопытного знания или знания неизменных и совершенных идей, без которого невозможно как-либо разобраться в мире изменчивых, материальных вещей, не имеющих в самих себе критерия своего познания. Тут мы с ним должны по существу согласиться – признание активности познающего субъекта невозможно без доопытного знания и это ничуть не умаляет творческого характера процесса познания, творить из ничего, во всяком случае человеку, невозможно, должны быть какие-нибудь образцы (это, как мы уже говорили самые фундаментальные категории, организующие восприятие – пространство, время, тождество, различие, причина, следствие и т.д.). Другое дело, как их понимать – либо как потусторонние идеи, либо как регулятивы нашего разума, либо как формы культуры. Если же мы отрицаем доопытное знание как таковое, то получается - сознание человека пусто и лишь при восприятии оно наполняется материалом ощущений, а поскольку этот материал сам по себе не организован, как мы это уже показывали, непонятно: как получается наличное видение мира.

Но обычно все же эту позицию, отстаивающую активность и творческую силу человека при познании мира связывают с именем Иммануила Канта. Он говорил про себя, что совершил коперниканский переворот в философии, если раньше философы и все остальные люди считали, что мир совершенно таков, каким мы его видим и мыслим (Кант называет такую точку зрения догматизм, подчеркивая, что тут мы имеем некритическое отношение к средству познания – разуму и результатам познания), то он показал, что в действительности, видимый мир есть мир сугубо человеческий, организованный и созданный общечеловеческими принципами разума, а какой мир на самом деле мы знать не можем, для этого нужно перестать быть людьми (такую позицию Кант называл критицизм, подчеркивая, что здесь имеет место попытка критически отнестись к разуму и определить границы его возможностей). Канта много и справедливо критиковали за полный разрыв объективной реальности (вещь сама по себе) и феноменов нашего сознания (явление), то есть за уклон в субъективизм, но сама подобная постановка вопроса, нельзя не признать, очень глубока. Итак, подобно тому как в первом случае мы видели противостояние эмпиризма и рационализма, во втором перед нами другая дихотомия – объективизм и субъективизм. Объективизм объявляет, что мир совершенно таков, каким мы его видим, эту точку зрения вслед за Кантом можно определить как крайний догматизм, критиковать который излишне (даже при поверхностных рассуждениях понятно, что возможности человеческого познания ограничены). Субъективизм, напротив заявляет, что мир вне нашего сознания вообще непознаваем, и мы должны удовольствоваться лишь феноменами сознания, эту точку зрения назовем крайний скептицизм и агностицизм, и она также не нуждается в опровержении (ведь тогда совершено непонятно, откуда взялись сами феномены). Решение этой проблемы гносеологии связано с прохождением мимо Сциллы объективизма и Харибды субъективизма, то есть нахождением некоего третьего пути. Такую попытку мы находим опять- таки у философов диалектической традиции - у Гегеля и Маркса в новоевропейской традиции и у русских философов всеединства (Соловьев, Флоренский, Лосев) в отечественной. Согласно диалектике субъект не может существовать без объекта, а объект без субъекта, они друг друга определяют, делают возможным существование другого. Допустим, нет никакого объекта, а есть один субъект. Поскольку субъект по определению – тот, кто мыслит, то он должен мыслить, а поскольку кроме него ничего нет, то он мыслит сам себя. А то, на что направлена мысль и есть объект. Значит, он и субъект, и объект. И наоборот: предположим, что есть только объект, и нет субъекта. Значит, объект вместил в себя все качества, а среди них обязательно есть и сознание, способность мыслить. Значит, объект уже и субъект. То есть действительно, объект и субъект е существуют друг без друга. Отсюда следует, что субъективистская философия ошибается, пытаясь представить, что есть один только субъект – творческий человеческий дух, а мира вне него нет, если бы мира не было, не было бы и духа. А объективистская философия ошибается, считая, что есть лишь материальные объекты, а сознания и самосознания как таковых нет. Должно существовать и сознание, и материальное, объективное бытие. Гегель истолковывает это так, что мир и есть порождение, «инобытие» мыслящего духа, только не человеческого, а Божественного. Марксизм предлагает другое истолкование – что мир дан нам через призму нашей, человеческой общественно-производственной деятельности, практики, в которой и проявляется сознание человека, в этом смысли бытие и сознание едины или как говорили Маркс и Энгельс бытие существует как осознанное бытие.

Проблема истины. Истина есть цель любого познания, поэтому проблема истины - также одна из важнейших проблем гносеологии. Классическое определение истины гласит, что истина есть соответствие нашего знания реальности. Об этом же говорит само русское слово «истина», которое происходит от слова «есть»: истина – это то, что есть на самом деле. Примером истинных утверждений являются, например, утверждения: «снег белый», «солнце встает на востоке», «февраль – зимний месяц».

Точка зрения «наивной метафизики» (греческие философы-досократики, Декарт, Гоббс и т.д.) состоит в том, что все эти истины - абсолютные и неопровержимые, остающиеся истинами везде и всегда. Данная точка зрения часто приводит к впадению в догматизм, некритическое, стереотипное мышление. Это происходит тогда, когда берутся положения или принципы, порожденные конкретной обстановкой и воспринимаются как общезначимые. Например, некоторые европейцы надсмехались над традиционными монголами за то, что те не умывались водой, а для того, чтоб собрать грязь с кожи, мазали себя животным жиром. Эти насмешки строились на убеждении, что только европейский способ избавления от грязи правильный и что он должен быть универсальным, действовать у всех. При этом не учитывалось, что он пригоден только там, где есть много воды и ее можно тратить бесконтрольно, не опасаясь, что ее не хватит для питья. Монголы же жили в степи, где воды как раз хватает лишь на то, что напоить животных и утолить жажду самим.

Наивной метафизической теории истины противостоит скептическая или релятивистская теория (Протагор, Пиррон, Юм). Она представляет собой шаг вперед в понимании природы истины, так как она указывает на относительность всех истин нашего познания. Это значит, что все истины, которыми мы располагаем, не абсолютны, не общезначимы, они зависят от конкретных обстоятельств, и в одних обстоятельствах они остаются истинными, в других нет. Так, в одних случаях нужно умываться водой, в других – соскабливать грязь животным жиром. Или возьмем пример с высказыванием «снег белый». На самом деле ведь снег не белый, каждый раз он имеет множество оттенков, он может быть, синеватым, розоватым. Художники, которые, как правило, обладают более острым цветовосприятием, чем обычные люди, это подтвердят. Снег предстает нам как белый, потому то мы – жители каменного города, где основной цвет пейзажа – серый. Северные народы же живут в белой пустыни, ничего кроме нее не видят, поэтому в их языке около 200 слов для обозначения цвета снега.

Однако, скептики и релятивисты правильно указывая на относительность истин нашего опыта, при этом отрицали вообще существование абсолютной, общезначимой, верной всегда и везде, исчерпывающе объясняющей сущность вещей истины.Это было шагом назад по отношению к наивной метафизике, которая истину все-таки признавала. Ведь если такой истины нет, то всякое познание само по себе лишается смысла, тогда можно говорить, и доказывать что угодно и не будет никакого объективного научного знания. Более того, тогда сам релятивизм будет бессмысленным. Еще раннесредневековый философ Августин Аврелий обратил внимание на следующий факт: скептик, отрицающий существование истины, сам при этом считает, что все-таки одна неопровержимая истина существует – это истина о том, что истины нет. Если он отвергнет и эту истину, тогда он не сможет ничего высказать.

Выход из этого тупика предоставляет традиция диалектической философии (Гегель, Маркс, Соловьев). Согласно ей абсолютная истина и относительные истины не есть полные противоположности, к абсолютной истине только и можно прийти через истины относительные. Нет абсолютно ошибочного или ложного знания, всякая ошибка и ложь несет в себе искаженный и односторонний момент истины. Например, фраза: «в этой комнате есть слон» ложная, но в ей содержатся истинные утверждения: что есть эта комната и что существуют на свете слоны. Реальный процесс познания и представляет собой восхождение через ряд относительных истин к истине абсолютной, путем преодоления односторонности, искаженность относительных истин. Абсолютная истина есть не конечный пункт, или одна из ряда истин, но самая последняя, а сам этот процесс. Познание, вся история мировой философии и науки и есть самораскрытие абсолютной истины.

Научное познание

Наука современного типа. Наука как предмет философского исследования. Эмпирический и теоретический уровни научного познания. Проблема соотношения эмпирического и теоретического познания. Проблема прогресса в науке

Наука современного типа. В древности наукой называли любое рациональное знание о природе, человеке, обществе, а также сверхъестественных явлениях (об этом говорит и само русское слово «наука», означающее «то, чему можно научить, что можно объяснить»). Система наук тех далеких времен не вполне совпадала с современной. Наряду с существующими до сих пор науками – астрономией, арифметикой, геометрией, философией, в ней были и те, которые многие современные люди относят не к науке, а к религии, например, богословие и его частные дисциплины, а также те, которые многие сейчас вообще считают лженауками – астрология, алхимия, хиромантия, сакральная география и т.д. (противники этих дисциплин не могут отрицать за ними определенное положительное историческое значение).

Главные особенности древней или как еще говорят традиционной науки (ведь она существовала в традиционном обществе) были связь с религией, умозрительный характер, отрыв от практики и восприятие познания истины как самоцели.

Соответственно, долгое время учение о науке и совпадало с учением о разуме, и было прерогативой философского учения о познании. Однако в Новое время произошла гносеологическая революция и возникла наука нового типа – экспериментальное, математическое естествознание. Оно было не просто одной из научных дисциплин среди множества других, оно несло в себе определенные идеалы рациональности и научности. Благодаря очевидным успехам этого естествознания в объяснении явлений природы, а также значительным практическим последствиям научного прогресса, выразившимся в возникновении технической цивилизации, это естествознание стало пользоваться огромным авторитетом в обществе и превратилось в образец для всех остальных наук. Так, уже в 19 веке появляется особая наука об обществе – социология, которая, в отличие от традиционной социальной философии, стремится подражать естественным и точным наукам и использует экспериментальный метод, математический аппарат и т.д. Подобные попытки предпринимались в языкознании, литературоведении и в других гуманитарных дисциплинах. Таким образом, изменяется сам облик науки, появляется наука нового, нетрадиционного или современного типа. Для нее стали характерны:

- освобождение от религии и философии, стремление опираться только на опыт и на разум (хотя, естественно, гипотезы философского порядка проникали и проникают даже в модернистские научные теории);

- стремление к получению нового знания, а не к интерпретации уже имеющегося;

- высокий уровень формализованности знания (то есть знание выражается здесь не при помощи естественного языка, а с помощью формул, переменных схем и мало доступно для людей, не имеющих специальной подготовки);

- стремление к объективности знания, то есть независимости от исследователя, его симпатий, антипатий, черт характера;

- использование, где это возможно, приборов и экспериментального метода;

- и, наконец, практическая нацеленность научного познания.

Изменились и социальные институты науки. Если традиционная средневековая европейская наука развивалась в рамках университетов – корпораций преподавателей и студентов, где обучали комментированию Священного Писания, богословских или философских трудов древности, то социальным институтом новой науки стали академии наук (Королевская Академия наук в Англии, Французская академия наук и другие). Они объединяли пионеров науки Нового времени, которые рассматривали свои занятия наукой как личное частное предприятие. В рамках академий они обменивались полученными знаниями, спорили. Впоследствии из их переписки и семинаров выросла культура научных журналов и регулярных научных конференций. Вскоре сформировался особый список этических принципов науки нового типа. Они таковы:

- ученый должен быть беспристрастен, он не имеет права подгонять результаты исследования под политические, философские взгляды, которым он симпатизирует, свои взгляды он оставляет вне лаборатории

- ученый не имеет права по своей воле скрывать полученное знание от коллег и тем самым тормозить развитие данной научной отрасли (исключение составляют случаи, когда результаты засекречены государством), знание принадлежит всем, наука – коллективное предприятие, не знающее политических границ

- любой член научного сообщества может высказывать свое мнение, спорить с другими, невзирая на их статус в научном сообществе, научное сообщество признает лишь научный авторитет

- ученый должен заботиться о следующем поколении специалистов, искать учеников и передавать им полученные знания и опыт.

Естественно, это идеальные требования, в реальном научном сообществе зачастую от них отходят.

Наука как предмет философского исследования. Наука нового типа сразу же превратилась в объект исследования со стороны философии. Основоположник немецкой классической философии И.Кант, например, одним из главных вопросов своей философии сделал вопрос: как возможно чистое естествознание? Он пытался объяснить точность и строгость ньютоновской науки тем, что основные ее категории – пространство, время, закон - изначально присущи человеческому разуму. Кант разрешал неочевидный, но существенный парадокс: природа текуча и изменчива, и, как это заметили еще древние, о ней возможно лишь вероятностное знание, тем не менее, новая наука о природе – ньютоновская физика, в отличие от старой натурфилософии, не только претендует на получение такого точного знания, но и успешно его добывает.

Французский философ 19 века О.Конт видел в экспериментальной, положительной науке венец развития человечества и даже утверждал, что подобно тому, как в древности обществом управляли жрецы, в скором будущем во главе человечества станут ученые, так как именно они с развитием наук о человеке и обществе сумеют приобрести знания, позволяющие управлять общественными процессами.

Однако отдельным предметом исследования наука стала лишь в ХХ веке, когда возникла особая философская дисциплина – философия науки. Будучи одним из главных подразделений гносеологии, современная философия науки своей задачей считает изучение структуры, развития, закономерностей научного знания, исследование современной науки как особого социального института, анализ взаимоотношение науки и других форм культуры. За прошедшее время возникло несколько теорий или моделей науки. Самые крупные среди них - логический позитивизм, критический рационализм, теория научных революций, «эпистемологический анархизм», марксистская модель науки. Изменились ориентиры философии науки: если сначала ученых-науковедов интересовали сами научные теории, то теперь наблюдается больший интерес к социальным аспектам научного познания. Разумеется, различные теории науки во многом не согласны между собой, зачастую они стоят на совершенно противоположных позициях, так одни, признают прогресс науки, другие его отрицают. В то же время нельзя отрицать и того, что современное понимание проблем научного познание более глубоко, чем, допустим, сто лет назад. Так, теперь безапелляционные заявления о полной независимости научного познания от социо-культурного окружения звучат достаточно наивно, даже те, кто разделяет эту точку зрения, не могут не считаться с множеством веских контраргументов, выдвинутых представителями противоположной точки зрения. Обратимся же к основным проблемам, рассматриваемым при исследовании научного знания и науки как особого института, продуцирующего это знание. Одна из главных среди них – проблема соотношения эмпирического и теоретического уровней научного исследования.

Эмпирический и теоретический уровни научного познания.Большинство современных наук имеют эмпирический и теоретический уровни познания. Эмпирический уровень познания – это сбор непосредственных или косвенных данных о явлениях изучаемой реальности. К эмпирическим методам или методам эмпирического познания относятся научное наблюдение, измерение, эксперимент.

Научное наблюдение отличается от обычного тем, что предполагает четкую постанову цели наблюдения, выбор методов, планомерность, систематичность, контроль за надежностью результатов. Научное наблюдение может производиться непосредственно или с использованием приборов – специальных искусственных средств, цель которых - регистрировать происходящее, усиливать познавательные возможности органов чувств человека. Очень важно изложение результатов научного наблюдения на специальном формализованном языке («языке наблюдения»), что исключает вариативность и субъективность толкований произошедшего. Только в этом случае можно говорить о фиксации в процессе наблюдения научного факта.

Измерение - это процедура фиксации количественных аспектов изучаемых объектов и явлений. Измерение предполагает наличие масштаба (единиц измерения), правил процедуры измерения и измерительного устройства (прибора). В ходе измерения одна величина устанавливается при помощи другой, принятой за эталон, например, 1 килограмм – это вес 1 кубического дециметра дистиллированной воды в вакууме при температуре 4 градуса по Цельсию в месте, находящееся на уровне моря на широте 45 градусов. Измерение используется и при научном наблюдении, и при эксперименте.

Эксперимент – это искусственная ситуация, создаваемая ученым при помощи специальных приборов и материалов для того, чтобы либо проверить имеющееся предположение, либо исследовать те или иные параметры объекта и связь между ними. В соответствие с этим эксперименты бвыают проверочные и исследовательские. К эксперименту прибегают, когда в естественных условиях изучаемое или проверяемое свойство проявляется недостаточно ярко.

Эксперимент проводится в несколько этапов: 1) генерация замысла эксперимента; 2) создание необходимой искусственной ситуации; 3) наблюдение за поведение объекта или процесса в данной ситуации.

В сущности, эксперимент – совокупность операций, переводящих логику понятий в логику вещей. Для этого нужно располагать: 1) теорией и логически выводимыми из не следствиями, которые можно проверить; 2) идеализированной картиной поведения объектов; 3) отождествлением идеальной модели с материальной конструкцией хотя бы в некоторых аспектах.

Эксперимент – основное оружие познания в таких науках как физика, химия, биология, считается, что благодаря применению экспериментального метода они достигли таких успехов в объяснении явлений природы.

Теоретический уровень познания - это осмысление эмпирических, опытных данных, выстраивание на основе их общих выводов, концепций, теорий.

К основным теоретическим методам научного познания относятся идеализация, формализация, математическое моделирование, рефлексия.

Идеализация – это процесс отвлечения от некоторых свойств реальных объектов и выделении других свойств, которые для данного исследования представляются существенными, важными. Результатом чего является идеальный объект, который обладает несколько иными свойствами, чем объекты реальные. Примеры идеальных объектов – материальная точка, идеальный газ, абсолютно черное тело. В сущности наука, начиная с Галилея, изучает не реальные предметы, а идеальные объекты.

Формализация – процесс превращения теории, выросшей на обобщении эмпирических данных, в формальную систему, в результате чего каждое утверждение теории либо начинает представлять собой аксиому, либо может быть сведено к ней в результате логических операций. Итог формализации – представление теории как системы логически связанных символов, отражающих соответствующие материальные объекты. Формализация позволяет отвлечься от значения понятий теории и обратиться лишь к ее логическим особенностям. Разделяют частично полно формализованные теории. В частично формализованных теориях язык и логические средства явным образом не фиксируются, в полностью формализированных теориях имеется явная аксиоматически дедуктивная форма с известными логическими средствами. Большинство теорий (физические, химические и т.д.) частично формализованы, полная формализация характерна лишь для теорий формальной логики.

Математическое моделирование – это метод, предполагающий создание математических моделей. Математическая модель – это абстрактная система, состоящая из набора математических объектов, то есть множеств, и отношений и элементов. Простейшая математическая модель – математический объект или формальная структура, помощью которой можно от эмпирических значений одних параметров материального объекта перейти к другим без обращения к эксперименту. Например, зная скорость и время движения, полученные при помощи измерения, можно определить пройденный путь при помощи уравнения, не измеряя этот путь в реальности. Для работоспособности математической модели нужна согласованность, изоморфизм между моделью и отображаемым ею фрагментом реальности.

Рефлексия - это метод чистого теоретического познания, обращенного не к предметам, а к умственным конструкциям. Выделяют три типа рефлексии: 1) рефлексия над результатами познания; 2) рефлексия над средствами и процедурами познания; 3) рефлексия над общими установками, нормами, идеалами познания. Первый тип свойственен начальному этапу познания, второй и третий – углубленному познанию.

Проблема соотношения эмпирического и теоретического уровней познания. Это, как уже говорилось, наиболее важная проблема философии науки. Ее формулировка проста: что является основой научного познания: факт или теория? По сути дела эта проблема является частным случаем проблемы основания знания, разделившей философов на эмпириков и рационалистов.

Первый вариант разрешения этой проблемы: эмпирический уровень – база для теоретического и все теоретические положения, в конце концов, сводимы к опыту. При этом процесс познания мыслится, будто обобщение фактов порождает теории. Так считали позитивисты (Конт, Спенсер, Милль) и логические позитивисты (Рассел, Карнап, Витгенштейн). В частности, логические позитивисты выделяли так называемые протокольные или атомарные предложения, которые описывали бы только факты и не содержали в себе общих утверждений. На основе их уже должны строиться теории – совокупность общих высказываний. С этой точки зрения основной метод науки – индукция (от латинского «индукцио» - возбуждение), то есть логический переход от частного к общему, от фактов – к обобщениям. Собирая множество фактов, мы их обобщаем и выводим гипотезу – общие положения, частные выводы из которых можно проверить на опыте. Такая проверка, приводящая к положительным результатам, называется верификация (от латинского слова «веритас» - истина). Опытное опровержение гипотезы есть фальсификация (от латинского «фальсификаре» - подделывать). Верифицированная гипотеза становится общепризнанной теорией.

Таков позитивистский, стандартный взгляд на научное познание и соотношение эмпирического и теоретического уровня познания. В философии науки он был популярен в 19 – первой половине 20 веков, а затем подвергнут разрушительной критике и практически вытеснен другими позициями (хотя, конечно, и до сих пор есть науковеды-позитивисты, правда, и они уже не так просто и наивно видят процесс научного познания). Однако, в среде ученых, особенно естественников этот взгляд распространен по сей день и кое-где считается даже чуть ли не самоочевидным и единственно верным. Это следствие того, что иные представители частных наук, увы, мало интересуются современной философией и, бравируя своим пренебрежением к философии сами не понимают, что попадают в довольно комичную ситуацию: ведь их «самоочевидные убеждения» не что иное, как осколки устаревших философских теорий.

Одной из влиятельных альтернатив позитивистской позиции является критический рационализм К.Р. Поппера. Критический рационализм подверг критике принцип индукции, который лежит в основе стандартной позитивистской точки зрения на соотношение теории и эмпирии. Согласно Попперу, принцип индукции логически не обоснован. Поппер рассуждал таким образом: на каком основании мы осуществляем переход от частных высказываний (типа «этот камень падает с ускорением 9,8») к общим высказываниям (типа «все тела в поле тяготения Земли падают с ускорением 9,8»)? Ведь сколько бы мы не провели экспериментов с точки зрения логики, они не подтверждают этого. Слабость индукции в том и состоит, что она не дает полностью достоверного знания, если не охвачены все случаи, а в подобных ситуациях количество случаев равно бесконечному множеству (то есть так называемая «полная индукция» практически недостижима). Конечно, для практических нужд такой степени вероятности, которую дает большое, конечное количество экспериментов достаточно. Но ведь мы говорим не о практической, а о логической, теоретической обоснованности научных теорий, полученных при помощи индуктивного метода. Очевидно, в то же время, что, сколько бы ни было экспериментальных подтверждений теории, ни одно из них не является окончательным: где гарантия, что следующий эксперимент не окажется отрицательным? Но достаточно всего одного опровержения, чтобы признать ложность теории. Итак, эксперимент не позволяет окончательно доказать теорию, но позволяет окончательно ее опровергнуть. Так может основным методом науки должна стать не индукция, а дедукция – выведение из общих положений частных проверяемых следствий? Тогда критерием принятия теории должна стать не доказуемость (мы ведь выяснили, что полной доказуемости не бывает), а ее принципиальная опровержимость, фальсифицируемость. К такому выводу и приходит Поппер. Именно поэтому он и называет свою теорию науки критический рационализм: научное знание, по Попперу, характеризуется не экспериментальным характером, а критичностью. Задача науки – не искать подтверждения своим и чужим гипотезам, а критиковать и ставить все более и более глубокие проблемы.

Как видим, К. Поппер тоже сторонник эмпиристского разрешения проблемы соотношения эмпирического и теоретического уровней научного познания. Иначе говоря, Поппер, как и логические позитивисты, тоже считает, что эмпирия, опыт основа для теоретических выводов. Только это не позитивистский верфикационистский эмпиризм, а иной фальсификационистский эмпиризм. Однако существует настоящая альтернатива этой позиции – рационалистическое разрешение проблемы. Суть ее - теория является базой для факта, то есть не факты, будучи обобщенными, порождают теорию, а наоборот, теория, путем выведения из нее интерпретаций порождает то, что мы называем «фактом».

Наиболее ярко эта позиция представлена у американского философа австрийского происхождения Пола Фейерабенда - основателя школы «эпистемологического анархизма». Он согласен с К. Поппером в том, что при помощи эксперимента нельзя окончательно доказать научную теорию. Но согласно Фейерабенду, эксперимент не позволяет и окончательно ее опровергнуть. Дело в том, что не существует «чистого факта», любой факт несет с собой уже особую интерпретацию, которая в свою очередь вписывается в определенную теорию. Таким образом, данный «факт» принципиально не может опровергнуть теорию, через призму которой он и интерпретирован. При достаточно широком спектре интерпретаций теория становится неуязвимой для критики.

Приведем пример. Механика Ньютона исходит из того, что существует инерционное движение, то есть движение без воздействия внешней силы. Механика Аристотеля напротив – из того, что любое движение обусловлено воздействием силы. Обычно подтверждением правоты Ньютона считают факт инерционного движения (например, полет брошенного вверх камня). Здесь, однако, можно было бы заметить, что перед нами не «чистый факт», а факт, который интерпретируется как инерционное движение. В рамках аристотелевской физики тот же факт интерпретировался иным образом, а именно при помощи теории импетуса (суть её в том, что при движении без видимых причин тело толкает внутренняя «движущая сила» - импетус). Более того, в вышеприведенном «доказательстве» правоты Ньютона есть логическая ошибка, которая называется «предвосхищение основания»: тот тезис, который требуется доказать, уже используется как несомненный в самом доказательстве. А именно – еще требуется доказать, что телам присуща инерция, как это считает ньютоновская механика, а мы сразу же интерпретируем данное движение как инерционное, как будто это нам заранее известно. В действительности, понятие инерция предполагает бесконечное однородное пространство, в котором могло бы происходить бесконечное равномерное, идеально-инерционное движение (как этого требует первый закон Ньютона). Однако доказать методами самой физики, то есть при помощи опыта, что пространство бесконечно также невозможно, как и то, что пространство конечно (из чего исходила аристотелевская физика, отрицавшая инерцию). Выходит, что аристотелевская и ньютоновская физика – две равноценных и недоказуемых гипотезы, каждая из которых имеет право на существование.

Возникает вопрос: как тогда объяснить то обстоятельство, что ученые отбрасывают старые теории и принимают новые, если теория принципиально неопровержима? Так, например, эксперимент Майкельсона-Морли, не обнаруживший «эфирный ветер», заставил ученых отказаться от механистической волновой оптики в пользу новой эйнштейновской оптики. Однако по Фейерабенду, ученые принимают новую теорию не потому что старая опровергнута, а новая лучше объясняет данный факт (в принципе, были убедительные попытки объяснить неудачу Макельсона и Морли и с позиций теории мирового эфира), а потому что новая теория отражает изменения в мировоззрение, культуре, философии данного общества. Например, эйнштейновская оптика и теории относительности вообще с их парадоксальностью больше были по душе людям 20 века – эпохи авангарда в искусстве, философии, критикующей разум, политических экспериментов.

Основной недостаток такой трактовки отношений эмпирии и теории – это вытекающий из нее релятивизм, утверждение, что нет истинных и ложных научных теорий, все они равноценны и отражают не объективную реальность, а наличные исторические формы культуры. В таком случае научное познание фактически теряет смысл.

Имеется и третья позиция, пытающаяся примирить две названные, это диалектическая концепция научного познания. Согласно ему правильно утверждать, что теория строится на обобщении фактов, то есть что так сказать, теория эмпирична. Но также правильно утверждать, что сами факты уже несут в себе некоторые теоретические интерпретации, что так сказать, факт теоретичен. Это - две стороны одной и той же истины и одновременное их утверждение просто неизбежно, ведь очевидно, что факт и теория связаны, а как эта связь могла бы возникнуть, если бы между ними не было чего-то общего? Но совершенно необязательно считать, что факт интерпретируется в рамках той же самой теории, в основу которой его и кладут. Такое «замыкание цикла» как раз и приводит к логическому пороку релятивизма, которым страдает узкорационалистическое разрешение проблемы соотношения эмпирии и теории. Факт интерпретируется в рамках боле широкого мировоззренческого образования общественно-исторической практики, под которой понимается особого рода отношения человека, как части общества и реальности. Отношения эти характеризуются тем, что происходит своеобразное слияние, проникновение друг в друга субъекта и объекта. Потому факт действительно, в определенной мере может служить средством доказательства и опровержения теории, но только в случае правильного истолкования этого факта.

Прогресс научного знания. Проблема прогресса научного знания может быть выражена вопросом: наличествует ли в науке постоянный прирост достоверного истинного знания? Стандартная позитивистская концепция науки отвечает на этот вопрос однозначно положительно. Казалось бы, такой ответ, действительно, очевиден. Мы ведь знаем о небесных телах больше, чем древние греки, считавшие Землю – центром конечной, сферичной Вселенной. Однако этот ответ базируется на довольно шатких теоретических основаниях – положении об индуктивном характере научного познания. Мы уже говорили, что это положение подверг справедливой критике К. Поппер. Какой же ответ на вопрос о прогрессе научного знания предлагает в таком случае Поппер? Поскольку по мысли английского философа, эксперимент никогда окончательно не подтверждает теорию, то истинных и совершенно достоверных теорий не существует. Всякая теория в той или иной степени гипотетична, представляет набор в той или иной степени вероятных предположений. И более того, любая теория будет рано или поздно опровергнута и заменена новой теорией, которую нельзя будет рассматривать как еще больше приблизившуюся к абсолютной истине, так как эту истину Поппер отвергает. Эта теория - тоже лишь только набор предположений. Казалось бы, ни о каком прогрессе научного знания тут говорить не приходится, но это не так. К. Поппер заявляет, что нет прогресса в содержание научных теорий, но есть – в глубине постановки научных проблем. Процесс научного познания Попер рисует следующим образом: сначала ученые ставят научную проблему – затруднение, связанное с объяснением некоего феномена. Затем выдвигают гипотезу – предположение, объясняющее феномен. Гипотезу подвергают экспериментальной проверке, которая дает либо отрицательный результат (фальсификация), либо положительный результат (верификация). Во втором случае гипотеза становится теорией, но и она существует лишь до тех пор, пока экспериментальный контрпример ее не опровергнет. Тогда ставится новая научная проблема, уже на гораздо более высоком уровне, чем прежняя. Снова повторяется цикл, пока не будет поставлена еще одна научная проблема, еще на более глубоком уровне и т.д. Схематически это выражается так:

П (1) – Г (1) – Эв (1) - Т (1) – К (1) – П (2) – Г(2) - Эв (2) – Т (2) – К (2)-

- П (3) – Г (3) - Эв (3) – Т (3) – К (3)- (П (4))…… П (n)

где П (1), П (2), П (3) … П (n) – научные проблемы, все возрастающей глубины;

Г (1), Г (2), Г (3) – гипотезы;

Эв (1), Эв (2), Эв (3) – экспериментальные проверки гипотез, приводящие к верификации;

Т (1), Т (2), Т (3) – теории;

К (1) – контрпримеры, опровергающие теории.

Рассмотрим это на примере из истории физической оптики. На рубеже Нового времени возникла проблема объяснения таких простейших законов оптики как законы отражения и преломления света (П (1)). Была выдвинута гипотеза (Г (1)), что свет представляет собой поток мельчайших частиц – корпускул. Экспериментальные проверки (Эв (1))казалось бы подтверждали эту гипотезу и она стала широко распространенной теорией (Т (1)). Однако в 19 веке были обнаружены явления интерференции и дифракции (К (1)), которые невозможно было объяснить при помощи корпускулярной теории света. Возникла новая проблема (П (2)): как объяснить эти явления? Была выдвинута гипотеза (Г (2)), что свет – это поток волн, распространяющихся в невидимой жидкости с малым весом и сопротивлением – эфире, заполняющей мировое пространство. Экспериментальные проверки (Эв (2)) подтвердили ее и она стала теорией (Т (2)) – волновой теорией света или теорией мирового эфира. Эксперимент Майкельсона-Морли (К (2)) поставил на ней крест и породил новую проблему (П (3)). Ее разрешила гипотеза о корпускулярно-волновом характере света, которая после проверок (Эв (3)) стала теорией, существующей до сих пор. Обратим внимание, что согласно Попперу, между корпускулярной (Т(1)), волновой (Т (2)) и корпускулярно-волновой (Т (3)) нет сущностной связи, поэтому их нельзя рассматривать как ступени на пути к абсолютной истине природе света. Корпускулярная и волновая теории прямо противоречат друг другу, а корпускулярно-волновая объединяет их только на первый взгляд, в действительности, согласно современной оптике свет не частицы и не волны в том смысле, как их понимали соответственно классические механистические корпускулярная и волновые теории, это микрообъекты со специфическими свойствами. Зато глубина проблемы, очевидно, возрастает: теперь мы уже не столь наивны в понимание природы света, как ученые 18 века, которые считали, что свет – поток частиц, ничем не отличающихся от макрообъектов, кроме размеров. Мы точно знаем, что свет – не механистические частицы, ни механистические волны, хотя, что он есть на самом деле или нет, мы точно не знаем, и, как убеждён Поппер, вряд ли когда-нибудь узнаем.

Американский философ науки Т. Кун тоже отвечает на вопрос о прогрессе научного знания неоднозначно, но не так, как Поппер. По Куну в развитии науки можно выделить два периода: первый – период «нормальной науки», второй – период «научной революции». На протяжении периода «нормальной науки» все ученые придерживаются одной фундаментальной теории парадигмы (от греческого «парадейгма» - образец) и дорабатывают ее частные проблемы. В этот период в науке наличествует прогресс, как его описывали позитивисты: круг объясненных фактов расширяется и расширяется. Но наступает период научной революции, парадигма рушится из-за изменений в мировоззрении всего общества, ей на смену приходит иная парадигма, которая несет с собой новый, принципиально иной взгляд на мир. Следующие друг за другом парадигмы, по Куну, несоизмеримы, поэтому если брать не отдельные периоды, а всю историю науки, то никакого прогресса, ни в содержании научных теорий, ни в постановке научных проблем, нет. Следует подчеркнуть, что здесь Кун отвергает точку зрения Поппера. По его мнению, о глубине постановки проблем мы можем судить лишь по критериям, внутренних для каждой парадигмы. В рамках другой парадигмы такая постановка вообще теряет смысл.

В качестве примера несоизмеримости парадигм Кун приводит соотношение специальной теории относительности и классической механики. Казалось бы, при определенных граничных условиях (а именно: при скоростях, гораздо меньших скорости света) уравнения СТО превращаются в уравнения механики Ньютона. Но это означает лишь математическую сводимость друг к другу уравнений Эйнштейна и Ньютона. Но под значками «t» - время, «l» - длина, «m»-масса на самом деле у Ньютона и у Эйнштейна скрываются разные смыслы. Масса у Ньютона – неизменна величина, если тело весит 1 кг, то оно в любой системе отсчета весит 1 кг. У Эйнштейна масса – это переменная величина, тело имеет определенную массу лишь при определенной скорости движения. Перед нами две физические картины мира, которые, по Куну, несводимы друг к другу.

Американский философ науки Пол Фейерабенд довел эту логику до завершения. Он завил, что вообще никакой «нормальной науки» по крайней мере, быть не должно. Наука – это творческий процесс, порождающий множество несоизмеримых и равноценных теорий (так как нет единого критерия, по отношению к которому они становились бы истинными или ложными), соответственно, нет никакого прогресса в науке, кроме количественного роста любых, даже самых абсурдных теорий (ведь и абсурдная теория может пригодиться в определенной ситуации).

Противостоит стандартной модели позитивистов с одной стороны и релятивистским концепциям Поппера, Куна, Фейерабенда - с другой диалек