Франция при Карле X

Франция после 1824 г.

Мы видели, что успех испанского предприятия, удавшийся Бурбону лучше, чем некогда Наполеону, при чем войска остались безусловно верны, увеличил силу господствующей партии и главы ее Виллеля. Выборы 1824 года оказались вполне благоприятны и Виллель воспользовался этим положением, чтобы провести новый закон о выборах и вознаграждении эмигрантов. Необходимые для вознаграждений их миллиарды надеялись, при тогдашнем состоянии денежного рынка, легко получить от конверсии ренты; но ловко придуманный закон этот не прошел в Палате пэров. Напротив, прошел закон о выборах, по которому, вместо ежегодно выбывающей и заменяемой новыми выборными одной четверти состава палаты, предлагались общие выборы каждые семь лет. Партия становилась все смелее: через две недели после закрытия сессии, введена была королевским приказом цензура; особенно деятельно было духовенство. В книжных лавках молитвенники и жития святых вытеснили светскую литературу и по всему видно было, что настало время торжества клерикализма. 16 сентября 1824 года совершилось давно ожидаемое событие — смерть Людовика XVIII и восшествие на престол исконного главы партии ультра, графа д'Артуа, под именем Карла X.

Людовик XVIII и начало правления Карла X

Людовик XVIII отдавал себе ясный отчет в своих обязанностях и в трудностях своего положения. Не без основания сравнивал он, за несколько дней до смерти, свое положение с положением Генриха IV, славного предка своего. Известное беспристрастие в делах религиозных было у них несомненно общее. Карл X, вступивший на престол в 67 лет, был в этом отношении не похож на своего предшественника. Пороки юности он оставил и, как это часто случается, сделался набожен: набожен в смысле церковной богомольности, без ханжества, но и без искренности. Как всегда бывает в подобных случаях, он не просветился, а омрачился. Как велик был мрак? У него сохранилось известное добродушие, обворожительная вежливость и много других преимуществ дореволюционного общества. В сущности же он был тот же, что и двадцать пять лет назад.

Карл X, французский король. Гравюра с портрета кисти Шарля Дюшэна, 1824 г.

Годы изгнания, пережитое ужасное время, ничему не научили его. Он не имел никакого понятия о перевороте, произведенном революцией в отношениях собственников и в значении средних классов, третьего сословия, как говорили до 1789 года, буржуазии (bourgeoisie) по современному выражению. Идеалом его было, возможно, полное восстановление старо-французской монархии, хотя он и мирился, до поры до времени, с хартией 1814 года — наследством брата. Он действовал решительно: палате, собравшейся в декабре 1824 года, объявили неотложность изменений в законах, касающихся религии, и некоторых законов, направленных к исцелению ран, нанесенных революцией. Вознаграждение эмигрантов и конверсия ренты прошли в обеих палатах, что было благодетельно, так как этим оканчивалась неизвестность относительно громадной части народного имущества — бывших имений эмигрантов. Предложения, касавшиеся религии, возбудили оживленные прения. Палате пэров предложен был закон против святотатства, который сделал бы честь Филиппу II, и одного закона этого было бы достаточно для оправдания всех последующих событий в нашем столетии, клонившихся к уничтожению клерикального влияния на законодательство и правительство.

Назначалась казнь за осквернение священных сосудов, та же смертная казнь, как отцеубийце — отсечение правой руки, закутывание черным покрывалом — смертная казнь за осквернение опресноков, смертная казнь за взлом или нападение на католическую церковь. В то же время взлом во «храме» другой религиозной общины наказывался каторжными работами. Как самый закон, так же ужасна была защита его фанатиками, окончательно опозорившими себя, свою страну и свою веру — ежели они верили. Министр юстиции Пейронэ с наивностью приводил в пример древних египтян, как они защищали божества свои от непочтительности. Другой ревнитель, виконт де Бональд, передовой боец иезуитов, возражал на христианское замечание об отличающем христиан всепрощении и о повелении молиться за врагов недостойными словами: что Бог не услышал Искупителя, когда Тот на кресте молил Отца «прости их», и наказанию подвергся весь еврейский народ. С другой стороны, безупречный друг свободы и страны своей, Ройэ-Колляр, один из редких людей, которых пошлая посредственность обзывает доктринерами, потому что политическую деятельность они основывают на глубоком научном знании, т. е. на искреннем стремлении к истине, Ройэ-Колляр указывал на неосновательность и в то же время преступность такого закона, доказывая, что здесь догмат возводится в государственный закон, допускается одна римско-католическая религия, и все другие отвергаются, что таким образом священник облекается властью короля. Но настроение это было так сильно, что невероятный закон прошел как в Палате пэров, так и в Палате депутатов: здесь большинством 210 против 95 голосов. Впрочем, его почти не применяли, т. е. ежели и представлялись в судах подобные дела, закон старались обходить.

М. Ройэ-Колляр.

Заимствовано из «Galerie des contemporains illustres», сост. Альфонсом Торлэ в 1844 г.

Правление 1824–1828 гг. Виллель

Клерикальное направление это продолжалось три года, и оно особенно выяснилось при коронации короля в Реймсе, в мае 1825 года. Вспомнили легенду о священном мире, принесенном ангелом при крещении Клодвига, а по другому преданию голубем, прилетевшим с небес. Скляночка с миром была разбита кощунственными руками в революционное время, но в этой области, куда не заходит критика и ничто не смущает верующих, где в случае нужды можно выпутаться новым вымыслом, были находчивы. Нашелся протокол, что спасено было несколько черепков, а при них несколько капель елея, а драгоценная жидкость обладала чудным свойством пополняться… Явление, встречающееся во все периоды истории нынешнего столетия и во всех странах, но придавшее особенно неприятный отпечаток этим годам, была зависимость светских милостей и должностей от показной набожности и от ходатайства духовных лиц — людей, которых особенно легко провести. Вследствие этого всюду разрослось и взяло верх духовное шпионство, переходящие всякую меру церковные церемонии, паломничества, процессии.

Дошедшие до высокомерия клерикалы не обращали внимания на те законы, которые стесняли фанатизм, как, например, закон о запрещении иезуитских заведений. Противная партия сдалась не без борьбы и в сущности она была сильнейшей: на ее стороне были богатства и большие таланты. Сторонники ее с успехом могли противостоять напыщенным произведениям ложного романтизма и риторической неестественности, которыми аббат Ламенэ до последней крайности защищал ультрамонтанизм, как мы называем это теперь. У партии этой не было соперника популярным песням Беранже, где, в сущности, без предвзятого направления, но с легкой, игривой остротой и искренним пафосом соединено все, что нравится сердцу галла; со свежестью и живостью этих песен не могло соперничать искусственное и ложное оживление давно отжившего и в корне погибшего прошлого. Журналистика тоже не бездействовала и либеральная пресса несомненно первенствовала над реакционной. Когда против слишком смелой статьи возбуждалось судебное преследование, то сказанное в листке повторялось еще сильнее и убедительнее перед судом, и случалось, что суд оправдывал резкие выражения печати, ввиду противозаконных действий самого правительства — его неумеренности и потворства религиозным общинам, запрещаемым законом.

Реакционное законодательство не вполне удалось. Палата пэров отвергла закон о первородстве, которым хотели ограничить существенное приобретение революции ради искусственной поддержки дворянских родов. Та же судьба грозила драконовскому закону о печати; но правительство взяло назад закон, уже принятый в Палате депутатов (1826 г.).

Падение Виллеля. Министерство Мартиньяка, 1828 г.

Сопротивление Палаты пэров, причем такие люди, как Шатобриан, были в оппозиции министерству и вообще умеренные роялисты, составлявшие большинство, ставили интересы страны выше временных партийных интересов; все это подало руководящему министру Виллелю пагубную мысль. Он предложил королю очень радикальную меру для устранения раздоров Палаты общин с Палатой пэров. Королевским приказом от 6 ноября 1827 года Палата депутатов была распущена и разом назначено 76 новых пэров, понятно, из сторонников правительства. В Англии всегда избегали такой меры, которая, несмотря на свою законность и основанная на праве короля, в сущности устраняет верхнюю палату и в основе вредит конституции страны. В этом случае следствием ее было то, что все либералы, умеренные и просто разумные, соединились перед выборами и поставили себе программой простую поддержку хартии.

Успех был настолько полный, а поражение правительства так несомненно и велико, что сам Виллель не посмел противиться буре. В 1828 году он вышел в отставку, и Карл X сделал разумную попытку избрать министерство более умеренное, с виконтом де Мартиньяком во главе. Оно состояло из людей, которые, подобно ему, хотели служить стране и ее настоящим потребностям, а не партии и ее пристрастию к прошлому. В короткое время, которое он пробыл у власти, Мартиньяк показал себя человеком вполне государственного ума. Это был человек лет пятидесяти, прошедший всю школу государственной службы; он подкупал своим красноречием. Король не мешал ему некоторое время, утвердил представленного ему палатой Ройэ-Колляра президентом и покорился тому, что в ответном адресе на тронную речь система павшего министерства, которую король явно признавал своей собственной, названа была «достойной сожаления». В обеих палатах прошел закон о печати, которым отменялись все ограничения, и вместо того устанавливалось поручительство в журнальных предприятиях.

Королевским повелением восемь иезуитских школ Франции ставились в зависимость от университета и дозволение открывать воспитательные заведения, духовные или светские, давалось только при письменном удостоверении о непринадлежности ни к какому запрещенному обществу.

Возмущавшиеся этим распоряжением епископы призваны были самим папой к повиновению такому достойному и хорошо расположенному королю. Палата тоже умерила свои притязания. Она оставила без последствий донос на бывшего министра и утверждением щедрого кредита одобрила политику правительства в греческом вопросе. Отношения упрочились, народное благосостояние, сильно увеличившееся за четырнадцать лет мира, стало явственно, и король, при посещении восточных провинций, Эльзаса и Лотарингии, осенью этого года, был принят с восторгом. Тронная речь и ответный адрес, при открытии сессии 1829 года, подавали надежду на совместную плодотворную деятельность правительства и народного представительства.

Правление Мартиньяка

Правительство предложило палатам важные и многообещающие меры, муниципальный и департаментальный законы, чтобы дать больше простора самоуправлению, в противовес чересчур увеличившейся централизации. Франция страдала от нее еще до революции, а во время революции и империи она только усилилась. По новому закону мэр общины назначался правительством, а муниципальный советник, его товарищ, избирался собранием нотаблей прихода. Также по новому департаментальному закону предполагалось избирать членов окружных и департаментских советов, одних в приходе, других в окружном собрании нотаблей. По расчету, 300 000 граждан получали через это важные права, желательную цель благородному самолюбию — полезную и благодетельную деятельность в естественном кругу своем. Совершенно справедливо и со всем красноречием своим Мартиньяк доказывал, что честолюбию надо предоставлять близкие, легко достижимые, разнообразные случаи для полезной деятельности и почетного положения, а не направлять это честолюбие исключительно на высшие государственные должности — места депутатов, префектов, министров. Он указывал верный, спасительный путь, которому, к великому сожалению, Франция никогда серьезно не следовала. Палаты хотели придать этим законам еще более либеральный характер, требовали избираемости департаментских советников в собраниях по кантонам и проч. Напрасно министры предостерегали: король имел некоторое право сам определить границы своей уступчивости, после того как он отказался от важного права назначения в должности, которым всегда пользовался он и его правительство. Большинство не хотело понять намека и подавало голоса за уничтожение окружных избирательных собраний. Министры удалились: король повелел взять обратно оба законопроекта.

Падение Мартиньяка. Министерство Полиньяка, 1829 г.

Быть может, Карл X и желал этой ошибки либералов. Он убедил себя, что попытка с министерством Мартиньяка не удалась, что с этими людьми нельзя иметь дело, и через восемь дней после закрытия сессии, 8 августа, он образовал новое министерство. Главой его был князь Жюль Полиньяк, бывший посланник в Лондоне, а членами — высшие чины правления Виллеля и другие старинные приверженцы партии ультра; это было вполне реакционное министерство и выражало собой последние искренние убеждения Карла X. Все это были люди посредственные, как и сам король, но самым односторонним из них был стоявший во главе князь. Характеристикой его может служить то, что он затруднялся принести присягу на верность хартии, потому что она, в принципе, признает свободу совести. Сильно разгорелась борьба партий при известии об этих назначениях. Заседания палаты возобновились 4 марта и король сообщил ей из новостей иностранной политики об удовлетворении, полученном от дея Тунисского, который нанес истинно варварское оскорбление французскому консулу во время аудиенции, ударив его опахалом по лицу. О делах внутренних он выразился туманно: хартия ставит свободу под охрану короны и обязанность его относительно народа передать ее неприкосновенно преемнику своему. Окончил он, в волнении уронив даже шляпу на пол, такой угрозой: «Ежели бы преступные происки поставили преграду моему правлению, у меня достанет решимости преодолеть их ради поддержания общественного спокойствия…» Этот оборот речи не смягчили и заключительные слова о доверии и любви французов к их королю. В ответном адресе Палаты, после преувеличенной, несправедливой фразы приличия, которую события скоро опровергли («на счастье французского народа, трон Карла X поставлен столетиями на высоту, недосягаемую для бурь»), в заключении без обиняков говорилось, что совместное действие правительства и народа, которое конституция ставит непременным условием для правильного хода дел — оно и есть душа конституционализма — что теперь его нет. «Несправедливое недоверие к чувствам и мнениям Франции составляет отличительную черту настоящего правительства». Он принят был большинством 221 против 181 голоса. На другой день заседания палаты были отсрочены, а 16 мая 1830 года она распущена, после того как колеблющихся членов правительства заменили более энергичными: между ними был и Пейронне, бывший министр юстиции кабинета Виллеля.

Князь Жюль Полиньяк. Литография с портрета XIX в.

Алжирская экспедиция

Ясного плана и установившихся стремлений еще не было, а из-за границы и даже из самодержавной России ободряющих известий не приходило. Полиньяк не пользовался особенным доверием при иностранных дворах, так как, не зная хорошо положения Европы, как он не знал и своего отечества, он носился с невозможными проектами переустройства карты Европы. Несомненно, что все планы, как, например, присоединение Голландии к Пруссии, Бельгии и Рейнских земель к Франции, разделе Турции и подобные нелепости, никуда не годились. Зато теперь он задумал экспедицию на дея Тунисского — 107 военных кораблей, 38 000 человек десанта на 400 транспортных судах. Король и министр надеялись на чудодейственное влияние всего этого на выборы. Действительно все шло хорошо и легко. Единомышленник Полиньяка, генерал Бурмон бывший военный министр, достиг алжирского берега 13 июня; 4 июля взята приступом цитадель, 5-го осадили город. Дей удалился в Неаполь, как частный человек. Казалось, все удалось и можно было надеяться, что североафриканский берег, с седьмого столетия покоренный исламом, теперь возвращен будет христианству и западной культуре.

Бомбардировка Алжира французским флотом. 3 июля 1830 года

Июльские постановления, 1830 г.

Но ни события эти, ни усилия правительственной партии не произвели впечатления на выборы. Из 221 члена, голосовавших за это послание, 202 были вновь избраны, тогда как правая партия потеряла из 181 голоса — 82. Министерству приходились или уйти, что король считал унижением своего достоинства, или упорно держаться духа принципов, вернее партии, которую они представляли. Общество это пришло к заключению, что есть конституционное средство извратить самую конституцию. Параграф 14 гласил: «Король обнародует уставы и постановления, необходимые для утверждения законов и для безопасности государства». В силу этих статей, составили несколько постановлений которые король подписал 25 июля, в летней резиденции в Сен-Клу и которыми в понедельник, 26-го, когда они появились в «Монитере» удивили весь мир.

Великая неделя

Трехдневная борьба

Пять этих постановлений прежде всего приостанавливали свободу периодической печати: для появления журнала требовалось особое королевское разрешение, которое надо было возобновлять каждые три месяца. Не исполнявший предписаний этих, подвергался аресту экземпляров и опечатыванию оттисков. Этими же постановлениями распускали еще не собравшуюся палату, следовательно кассировали выборы; в то же время (№ 3) избирательный закон уничтожался и «даровался» новый в 30 следующих параграфах: число депутатов ограничено до 230; избирательные коллегии в округах назначали или избирали кандидатов, а департаментские избирательные коллегии, состоящие из четвертой части платящих высшие подати департаментских избирателей, выбирали депутатов. Выборы были гласные; все эти разнообразные коллегии, председателя которым назначал префект, должны были собраться в сентябре. Тайна была хорошо сохранена, все это случилось врасплох, а у правительства должно было быть достаточно сил под рукой, чтобы подавить всякое сопротивление. На деле этого не было; министры были уверены, что серьезного возмущения не будет, так как масса народа участия в выборах не принимала. Главное начальство над войсками в Париже, всего около 12000 человек, поручено было крайне непопулярному маршалу Мармону, герцогу Рагузскому. Около полудня невероятная новость распространилась по всему городу: бумаги на бирже пали; собирались толпы, взволнованные группы; журналисты, все существование которых ставилось на карту, подписывали протест, составленный талантливейшим из них, Адольфом Тьером. Находившиеся в Париже члены Палаты депутатов, кассированной постановлениями, собрались у самого значительного из либеральных руководителей, Казимира Перье. Ночью волнение усилилось; теперь только поняли всю силу постановлений, ниспровергавших конституцию. Утром прочитали протест журналов: «законное правление окончилось, началось насилие; в настоящем положении повиновение перестало быть обязанностью». Они, журналисты, решились подать пример сопротивления власти, которая сама лишила себя законного характера. В этот день доходило до мятежных сборищ и стычек перед помещением газеты «Temps», перед Пале-Роялем, где к полудню собралась большая толпа и пролита была первая кровь. Собрание уполномоченных у Перье разошлось, не приняв никакого решения. С своей стороны правительство ничего не предпринимало; ежели волнения возобновятся на следующий день — объявят осадное положение. В среду, с утра, дела приняли серьезный оборот. Толпы на улицах заметно увеличивались, появлялись мундиры национальной гвардии, в апреле 1827 года уничтоженной; в 11 часов на ратуше увидели (Hotel de Ville) развевающееся трехцветное знамя; значит, она была в руках народа, отдельные кучки которого воспользовались небрежной охраной важного пункта.

Маршал очень неохотно принявший поручение к полудню приказал уже серьезно двум колоннам двинуться и соединиться у ратуши. В то время как они, с боями, медленно подвигались вперед, уполномоченные опять собрались и отправили депутацию к герцогу, главная квартира которого была в Тюльери; там же находился и министр-президент. Эти переговоры, а также совещания уполномоченных, к восьми часам, ни к чему ни привели: ни решения, ни руководства; войска, не сделавшие ничего, получили вечером приказ отступить к Тюльери. Король, окруженный плохими советчиками и исполнителями, не понимал возрастающую важность положения: его не смутило письмо Мармона, где говорилось, что бунт переходит в революцию, как не смутили его другие известия, приходившие в течение дня — вечером у него по обыкновению была партия виста.

Положение правительства

Следующий день, четверг, 29 июля, был решительным. Борьба, подготовленная за ночь со стороны народа, началась с раннего утра, а войска, о нуждах которых плохо позаботились и которым не приходило подкреплений, были не вполне надежны. Главнокомандующий играл жалкую роль; осаждаемый со всех сторон, он отдал приказание прекратить огонь, но ему не повиновались; после этого два пэра и князь Полиньяк, поспешили в Сен-Клу, где король, как все ограниченные люди, сначала не поверил дурным вестям, потом оставался в бездействии, пока после обеда известия, принесенные человеком испытанной честности, Витролем, не поколебали его. Министры подали в отставку, и король назначил министром герцога Мортемара, отличавшегося умеренностью. Он был настолько благороден, что принял эту неблагодарную задачу, можно сказать, безнадежную. В пять часов после полудня, войска подходили к Сен-Клу, разбитые, расстроенные, измученные, голодные.

По несчастной случайности, всегда играющей роль, когда так небрежно относятся к исполнению обязанностей, как здесь, когда вооруженный народ ворвался в Лувр, маршал дал приказ отступить к «большой звезде», откуда дороги ведут в Сен-Клу и Нейльи. Народ бился без руководителя; настоящего руководства не было ни на той, ни на другой стороне. Несколько авантюристов низшего разряда воспользовались случаем, проникли в ратушу, писали воззвания и разыгрывали роль правительства: дела грозили принять республиканский характер, ежели либералы будут мешкать долее. Очень легко было воспользоваться популярным именем генерала Лафайета, деятеля 1789 года. Представители либеральной буржуазии, уполномоченные, которых выдвинули на первый план выборы, должны были действовать. В четверг, около полудня, в отеле банкира Лафитта, одного из главных членов партии, приняли решение учредить временное правительство под именем муниципальной комиссии, главным членом которой был Казимир Перье. Со стариком генералом Лафайетом во главе, они расположились в ратуше, захватив по дороге трехцветные ленты. На этот день население должно было довольствоваться программой, заключавшейся в имени Лафайета.

В 8 часов вечера маркиз Семонвилль привез от имени короля известие в ратушу, что «постановления» взяты обратно; но это приняли холодно. Когда же он со спутниками поспешил обратно в Сен-Клу, к ужасу своему они увидали, что здесь ничего не предпринимали: новый министр, герцог де'Мортемар, еще не имел полномочий, а король уже удалился на покой. Было уже утро, когда Мортемар с изготовленными за ночь полномочиями, достиг города, и было 12 часов, когда он явился в Люксембург, место заседаний пэров. Посланного в ратушу уполномоченного всюду встречали крики: «Долой Бурбонов».

Герцог Орлеанский

В пятницу, 30-го, в восемь часов утра, уполномоченные собрались опять у Лафитта и здесь постепенно выяснилось наивыгоднейшее разрешение кризиса для партии, так же мало склонной к республике, как к королевству Карла X или к правлению князя Полиньяка. Надо было найти выход, как в Англии в 1688 году. Как там Вильгельм Оранский, здесь был под рукой глава младшей линии дома Бурбонов, герцог Луи Филипп Орлеанский, в пользу которого служило теперь все, что до сих пор отдаляло его от трона. Сын Филиппа Эгалите, он сражался в битвах при Вальми и Жемаппе, был потом много лет в изгнании, как простой гражданин — под чужим именем, он был некоторое время учителем института в Граубюндене. Женитьба на неаполитанской принцессе хотя и приблизила его к легитимистскому лагерю, но он никогда не подымал оружия против Франции. Во время реставрации он осторожно держался в стороне; занимался приведением в порядок своего имущества, воспитанием детей, вел жизнь доброго буржуа и семьянина, не скрывая при этом своих либеральных убеждений. О ходе дел он знал. Уполномоченные, условившись с заседавшими в Люксембурге пэрами, пригласили герцога в Париж, чтобы предложить ему — дальше этого не шли пока — звание генерал-штадтгальтера королевства. Пока муниципальная комиссия еще занимала народ ничего незначащей прокламацией, он приехал вечером 30-го из своего поместья, недалеко от Парижа, переговорил с доверенными лицами, с Талейраном, мастером в деле перемены правлений, и принял на следующее утро от представителей депутатов генерал-штадтгальтерство, которое давало ему выход и относительно короля. Теперь обнародовали от его имени, что «хартия будет отныне действительна», причем палата, наполнявшаяся, по мере того, как опасность миновала, прибавила еще несколько вольнодумных требований и гарантий, в виде комментариев. В ратуше, напротив, и в толпе, волновавшейся вокруг нее, особенно между молодыми, по преимуществу борцами трех дней, преобладало настроение республиканское.

Луи Филипп Орлеанский, французский король. Гравюра работы Ноэля с портрета кисти Виптергальтера

Старик Лафайет, который сам хорошенько не знал, чего он хочет, и которому только что сообщили о решении депутатов, с трудом сдерживал толпу либеральными словами. При этих обстоятельствах герцог счел за лучшее самому отправиться с депутатами в ратушу, и он немедленно привел в исполнение это умное и смелое решение. Несмотря на демонстрации республиканцев, они благополучно достигли ратуши. Тут Лафайет встретил герцога, который держал себя с твердостью и тактом; он передал ему трехцветное знамя и, развертывая его, герцог и Лафайет подошли к окну: толпа пришла в восторг — дело было выиграно. Вместо муниципальной комиссии образовали министерство, в состав которого, кроме Казимира Перье, Гизо и других из конституционной партии, вошел республиканец Дюпон (de l'Eure), а Лафайету предоставили командование национальной гвардией, как в 1789 году. Ему удалось успокоить республиканских энтузиастов шутливыми остротами, что «герцог Орлеанский» лучшая из республик — что трон окружен будет республиканскими учреждениями.

Бегство Карла X

Заместитель этого трона, Карл X, в прежнее время тоже расточал громкие фразы, но, подобно герцогу Ангулэмскому, он не в силах был действовать теперь энергично и играл жалкую роль. Со своей стороны Луи Филипп лицемерил: когда Карл X удалился в Рамбулье, и оттуда, на следующий день, 1 августа, назначил Луи Филиппа генерал-штадтгальтером, он заговорил озабоченным тоном с герцогом Мортемаром о распространяющемся вокруг королевской резиденции восстании; к королю приступили со всех сторон и уговорили его отречься от короны. Дофин, пятидесятидевятилетний герцог Ангулэмский, присоединился к этому отречению, и состоялось оно, понятно, в пользу следующего легитимного наследника, десятилетнего герцога Бордосского, Генриха V. Луи Филипп получил сообщение об этом 2 августа, после полудня, одновременно с приказом обнародовать восшествие на престол Генриха V.

Восшествие на престол Луи Филиппа

От этого пока уклонились. Как в 1688 году присутствие Иакова II в Лондоне, так теперь пребывание Карла X в Рамбулье, было неудобно. Удалить его удалось несколько грубым образом. В духе первой французской революции собрали шествие добровольцев из разного сброда и для виду несколько батальонов национальной гвардии, и таким образом, трем комиссарам: фон Шонену, Одилону Барро и генералу Мезону удалось убедить Карла к отъезду. В то время, как экипаж короля медленно удалялся, сопровождаемый комиссарами и охраняемый лейб-гвардией, никто и рукой не шевельнул за павшего короля; в Париже, без всяких теперь затруднений, совершилась перемена или, вернее, захват трона. В тот самый день, когда Карл дал запугать себя и бежал от мнимого революционного войска в 60 000 человек, 3 августа, в Париже, открывались палаты: около 200 депутатов и 40 пэров.

Генерал-штадтгальтер известил их об отречении короля и сына его: что это было сделано в пользу внука — он умолчал. Решающее заседание было 7 августа. Со стороны немногих легитимистов не было недостатка в красноречивых напоминаниях о присяге, а также и неприкосновенности прав на корону Генриха V. Либералы настаивали на необходимости сильного правительства, а от присяги считали себя освобожденными после того, как войска Карла стреляли по народу. Ловкий оборот речи освобождал на этой почве и при таких обстоятельствах от присяги. Подобно тому, как в Англии в 1689 году, трон объявили свободным, вследствие событий 26–29 июля, и оскорблений хартии; на этот свободный трон призвали герцога Орлеанского. Хартию оставили и признали основой законов, с несколькими изменениями в либеральном духе. Параграф, относящийся к государственной религии, заменен был просто выражением существующего — «большинство французского народа исповедует римско-католическую религию». Отменена цензура, отменены чужеземные войска без особого закона. Параграф 14 оказался безвредным, благодаря новой редакции; уменьшение возрастного ценза депутатов с 40 до 30 лет, возраста избирателей с 30 до 25 лет, сокращение выборного периода с 7 до 5 лет; всеобщие выборы каждые 5 лет; распространение на Палату депутатов права предлагать законы; трехцветное знамя и множество обещаний.

Закон, касавшийся призвания герцога на королевство, вотировался не устным или письменным голосованием, а баллотировкой — 219 белых шаров против 33 черных и 39 воздержавшихся от голосования. Герцог принял избрание: с президентом палаты, его банкиром Лафитт и с Лафайетом он вышел на балкон Пале-Рояля и представился собравшейся толпе уже королем. Вечером 114 собравшихся пэров подтвердили избрание, и 9 августа, в понедельник, «июльская революция» окончилась торжеством принесения присяги в зале заседаний Палаты депутатов новым «королем французов» — такой народный титул принят был Луи Филиппом. Лишенный престола король отплыл из Шербурга в Англию 16 августа; советники его не были так счастливы: князь Полиньяк, министры Пейронне, Шантелозе и Ранвиль — были схвачены.

Июльская революция в Париже: принесение присяги Луи Филиппом, 9 августа 1830 г. Гравюра работы Фриллея с картины кисти Э. Девериа

 

 

ГЛАВА ПЯТАЯ








Дата добавления: 2016-02-16; просмотров: 2433;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.018 сек.