Пермские мученики, исповедники и подвижники 5 страница
Со времени ареста прошло девять месяцев, предъявленное обвинение было смехотворно, но, похоже, Местоблюстителя не собирались выпускать из одиночки. 25 мая 1931 года он писал председателю ОГПУ Менжинскому: "В настоящее время я настолько изнурен, что затрудняюсь двигаться, стоять и даже говорить. Приступы удушья, иногда совместно с обморочными состояниями, участились, и всякий раз после них делаюсь совершенно разбитым и словно немыслящим. Лишение существенных потребностей слишком велико, и все мои мысли фиксированы на одном вопросе: когда же, наконец, окончатся мои скитания по тюрьмам и ссылкам, продолжающиеся вот уже девять лет... За все время ареста я еще ни разу не видел солнца. Мне приходится положительно подвизаться, сидя в камере. Мои двадцатиминутные прогулки (точнее - сидение у тамбура, ведущего в каменный подвал), по условиям тюремной жизни, обычно совершаются между десятью и половиной двенадцатого ночи, да и то с перерывами. Угнетает также изоляция, лишение права переписываться с родными и получать от знакомых пищу... С особой настойчивостью утверждаю, что контрреволюцией я никогда не занимался, каких-либо противоправительственных деяний не совершал... Обращаюсь в лице Вашем к советской справедливости и убедительно прошу Вас освободить меня из заключения и возвратить на место постоянного жительства, где бы я мог основательно заняться лечением у пользовавших меня раньше профессоров и иметь общение с сослуживцами архиереями - моим заместителем и другими".
23 июля 1931 года Особое Совещание ОГПУ выслушало "дело" митрополита. "Дело" рассматривали в порядке постановления президиума ВЦИК СССР от 9.06.27 года. Постановили: Полянского-Крутицкого Петра Федоровича заключить в концлагерь сроком на пять лет. Считая срок с момента вынесения настоящего постановления". То есть без зачета года, проведенного в одиночке.
19 августа уполномоченные ОГПУ Агранов и Тучков отправили администрации Екатеринбургской тюрьмы служебную записку с рекомендацией, как следует содержать митрополита: "... Полянского (Крутицкого) Петра Федоровича, осужденного к заключению в концлагерь... просьба содержать под стражей во внутреннем изоляторе..."
После объявления приговора следователь Костин посоветовал митрополиту раскаяться и написать покаянное заявление о своем участии в Союзе Русского Народа.
- Я не только не участвовал в такой организации, - ответил Местоблюститель, - но даже и не слышал, чтобы подобная организация существовала в Советском Союзе.
- Тогда вам нужно принести раскаяние за участие в антисоветской организации, - сказал Костин.
- Но я ни в каких подобных организациях не участвовал, - ответил владыка.
Время шло, надежды на освобождение таяли. Удивляло владыку, что мера осуждения по своей тяжести совершенно не соответствовала тому приговору, который ему был зачитан. Он стал просить власти смягчить заключение или освободить его, учитывая отсутствие за ним какого бы то ни было политического преступления. "Я постоянно стою перед угрозой более страшной, чем смерть, как, например, паралич, уже коснувшийся оконечностей правой ноги, - писал он, - или цинга, во власти которой нахожусь свыше трех месяцев, и испытываю сильнейшие боли то в икрах, точно кто их сжимает туго железным обручем, то в подошвах, - стоит встать на ноги, как в подошвы словно гвозди вонзились. Меня особенно убивает лишение свежего воздуха, мне еще ни разу не приходилось быть на прогулке днем; не видя третий год солнца, я потерял ощущение его. С ранней весны вынужден прекратить и ночные выходы. Этому препятствуют приступы удушья (эмфизема), с вечера настолько развивающиеся, что положительно приковывают к месту, бывает, что по камере затруднительно сделать несколько шагов. В последнее время приступы удушья углубились и участились. Неизменно повторяясь каждую ночь, они то и дело поднимают с постели. Приходится сидеть часами, а иногда и до утра, не ладно делается и с сердцем - тяжелые боли в нем доводят до обморочных состояний... Много раз умолял врача исходатайствовать мне дневные прогулки, лечебное питание взамен общего стола, тяжелого и не соответствующего потребностям организма... но все тщетно, неоднократно и сам обращался к начальству с той же просьбой, и также безрезультатно, а болезни все сильнее и сильнее углубляются и приближают к могиле. Откровенно говоря, смерти я не страшусь, только не хотелось бы умирать в тюрьме, где не могу принять последнего напутствия и где свидетелями смерти будут одни стены. Поступите со мной согласно постановлению... отправьте в концлагерь... как ни тяжело там будет, все-таки несравненно легче настоящей одиночки..."
В июне 1933 года условия заключения еще более ужесточились: ему заменили ночные и поздневечерние прогулки в общем дворе на прогулки в крохотном дворике, представлявшем собою подобие сырого погреба, на дне которого постоянно скапливались от дождевой воды лужи, а воздух был наполнен испарениями отхожих мест, соседствующих с двориком. Когда владыка впервые увидел ночью свое новое место прогулок, ему стало жутко, он почувствовал себя скверно, с ним сделался припадок удушья, и, боясь упасть, он едва добрался до камеры и не сразу пришел в себя.
И снова старец пишет властям. Две темы перед ним - бесконечных страданий и своих обязательств перед Церковью: "...неослабно подвергаюсь лишениям даже тех элементарных прав, какие здесь разрешены... с конца лета 1930 года и до сего дня еще ни разу не видел солнца... воздух здесь... пронизан едкой пылью каменного угля, а зимой... дымом и сажей, обильно выбрасываемой из трубы котельной... В общей сложности мое пребывание в тюрьмах, политизоляторах и ссылках продолжается уже более десяти лет... Ввиду изложенных обстоятельств... решаюсь ходатайствовать о сокращении в порядке амнистии срока моего наказания до трех лет, с зачетом предварительного заключения... Для совершения приписываемого мне преступления у меня не только не было никакого желания, но даже и физической возможности... Обвинение по 58 статье было выдвинуто совершенно неожиданно после того... как я высказал противоположное суждение по вопросу об отречении от местоблюстительства.
(Для себя лично, с точки зрения своего естественного эгоизма, я не должен бы в этом вопросе расходиться с представителями власти, но я не мог поступить иначе)
В сущности местоблюстительство лично для меня не представляет интереса, наоборот, оно все время держит меня в оковах гнета... Но я должен считаться с тем обстоятельством, что решение данного вопроса не зависит от моей инициативы и не может быть актом моей единоличной воли. Своим званием я неразрывно связан с духовными интересами и волей всей Поместной Церкви. Таким образом, вопрос о распоряжении местоблюстительством, как не являющийся личным вопросом, не подлежит и личному усмотрению, в противном случае я оказался бы изменником Святой Церкви. Между прочим и в акте о моем вступлении имеется напоминание, что я обязан не уклоняться от исполнения воли Патриарха Тихона, а следовательно и воли подписавшихся к акту архиереев... равно как и воли клира и верующих, девятый год состоящих со мной в молитвенном общении".
Шли месяцы и годы, а в положении Местоблюстителя ничего не менялось, разве что условия становились все жестче и строже: его перевели в одиночку Верхнеуральской Тюрьмы Особого Назначения; надзирателям здесь было запрещено куда-либо его выводить, где он мог бы столкнуться с другими людьми.
В Верхнеуральской тюрьме митрополит Петр пробыл до окончания срока, 23 июля 1936 года. День прошел, но его не освободили. Еще 9 июля 1936 года состоялось заседание Особого Совещания при НКВД СССР (за секретаря - Тучков), на котором было решено продлить срок заключения митрополита Петра еще на три года; было послано ходатайство об утверждении срока во ВЦИК СССР. Состоявшееся 25 августа заседание президиума ВЦИК постановило ходатайство Особого Совещания НКВД о продлении срока тюремного заключения еще на три года удовлетворить. 1 сентября 1936 года Патриаршему Местоблюстителю объявили о продлении срока. Митрополиту Петру было уже семьдесят четыре года, и срок этот, можно было считать пожизненным. Во всяком случае власти решили считать святителя умершим, о чем и сообщили митрополиту Сергию. В декабре 1936 года митрополиту Сергию был усвоен титул Патриаршего Местоблюстителя. А Местоблюститель был еще жив. И так прошел еще год заключения. В июле 1937 года по распоряжению Сталина был разработан оперативный приказ о расстреле в течение четырех месяцев всех находящихся в тюрьмах и лагерях исповедников. В соответствии с этим приказом администрация Верхнеуральской тюрьмы составила против митрополита Петра обвинение: "Отбывая заключение в Верхнеуральской тюрьме, проявляет себя непримиримым врагом советского государства, клевещет на существующий государственный строй... обвиняя в "гонении на Церковь", "ее деятелей". Клеветнически обвиняет органы НКВД в пристрастном к нему отношении, в результате чего якобы явилось его заключение, так как он не принял к исполнению требование НКВД отказаться от сана Местоблюстителя Патриаршего престола".
2 октября 1937 года Тройка НКВД по Челябинской области приговорила Патриаршего Местоблюстителя митрополита Крутицкого Петра к расстрелу. Он был расстрелян через несколько дней, 10 октября в четыре часа дня.
Канонизован Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в 1997 году.
Примечания
1 Смирнову
2 Преображенскому
3 Печатание газетами обвинений против митрополита Петра не было, конечно, действием случайным. Советские власти и ГПУ приняли решение об уничтожении митрополита. 11 ноября 1925 года комиссия по проведению декрета об отделении церкви от государства при ЦК партии большевиков постановила: "Поручить т. Тучкову ускорить проведение наметившегося раскола среди тихоновцев... В целях поддержки группы (архиепископа Григория Яцковского), стоящей в оппозиции к Петру... поместить в "Известиях" ряд статей, компрометирующих Петра, воспользовавшись для этого материалами недавно закончившегося обновленческого собора. Просмотр статей поручить тт. Стеклову И. И., Красикову П. А. и Тучкову. Им же поручить просмотреть готовящиеся оппозиционной группой (архиепископа Григория.) декларации против Петра. Одновременно с опубликованием статей поручить ОГПУ начать против Петра следствие".
4 Будущие григорианцы
5 Страгородский
6 Ермаков
7 Петровых
8 Уже некоторое время епископ Дамаскин искал человека, который мог бы поехать к больному Местоблюстителю для передачи ему материальной помощи, а также и для ухода за ним, так как митрополит Петр часто болел. Летом 1929 года из Чернигова в Стародуб, где жил в то время вернувшийся из ссылки епископ, приехала монахиня Ирина Бурова. Она была родом из Сибири, и ее владыка попросил поехать к митрополиту Петру. Он передал ей письмо к Местоблюстителю, в котором просил ответов на многие вопросы церковной жизни, и, в частности, о границах полномочий митрополита Сергия. Вместе со своим письмом епископ передал и копии писем митрополита Кирилла к митрополиту Сергию, а также письма архиереев, выражавших свои суждения относительно декларации.
9 Объясняя, почему он не может согласиться с предложением ГПУ, митрополит Петр в заявлении Менжинскому 27 марта 1931 года писал: "Прежде всего я нарушил бы установленный порядок, по которому Местоблюститель остается на своем посту до созыва Поместного Собора. Собор, созванный без санкции Местоблюстителя, будет считаться неканоническим и постановления его недействительными... Далее, моя смена должна повлечь за собою и уход моего заместителя митрополита Сергия... К такому обстоятельству я не могу отнестись равнодушно. Наш одновременный уход не гарантирует церковную жизнь от возможных трений, и, конечно, вина ляжет на меня. Поэтому в данном случае необходимо наше совместное обсуждение, равно как и совместное разъяснение вопросов в связи с моим письмом митрополиту Сергию, датированным декабрем 1929 года. Наконец, мое распоряжение, вышедшее из тюрьмы, несомненно, вызовет разговоры, догадки, будет истолковано как вынужденное, с разными нежелательными выводами... Откровенно скажу, что лично о себе я не хлопочу: дней моей жизни осталось немного, да и, кажется, я уже потерял интерес к жизни, скитаясь в общем более восьми лет по тюрьмам и ссылкам. Я только опасаюсь, что распоряжением и деланием наобум могу нарушить свой долг и внести смуту в среду верующих".
10 Оставлению его в тюрьме и новому приговору. Новомученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви, прославленные на Архиерейском Соборе 2000 г.
Священномученик Петр, архиепископ Воронежский (память 25 января по старому стилю в Соборе новомучеников и исповедников Российских)
Священномученик Петр, архиепископ Воронежский (в миру Зверев Василий Константинович) родился 18 февраля 1878 года в Москве в семье протоиерея. После обучения на Историко-Филологическом факультете Московского Императорского Университета, Василий поступил в Казанскую Духовную Академию, где за два года до окончания курса (в 1900-м году) принял монашеский постриг с именем Петр.
По окончании Академии иеромонах Петр преподавал в Орловской Духовной Семинарии, а затем исполнял должность епархиального миссионера при Московском епархиальном доме.
С 1907 года он получает назначение на должность инспектора Новгородской Духовной Семинарии, а с 1909 до 1917 года является настоятелем Спасо-Преображенского монастыря в городе Белев Тульской епархии, в сане архимандрита. В это время он часто посещает расположенную неподалёку Оптину пустынь, проводя многие часы в беседах с Оптинскими старцами. Служения отца Петра очень любили местные крестьяне, поскольку отец Петр, часто служа в их сёлах, отличался ласковым и внимательным обращением с ними. Бывал отец Петр и в Сарове, и в Дивеево, не упуская при этом случая навестить блаженную Прасковью Ивановну. Она и подарила ему холст своей работы, из которого он сшил потом себе архиерейское облачение и которое хранил на собственное погребение. Во время Первой мировой войны в Спасо-Преображенском монастыре был устроен лазарет для раненых. Сам же настоятель в 1916 году служил священником в действующей Армии.
После февральского переворота отец Петр назначается на должность настоятеля Тверского Свято-Успенского Желтикова монастыря. И уже в 1918 году, в Твери, он подвергается кратковременному аресту.
2 (15) февраля 1919 года в Москве Святейшим Патриархом Тихоном архимандрит Петр был хиротонисан во епископа Балахнинского, викария Нижегородской епархии. Сразу после хиротонии Владыка Петр приехал в Нижний Новгород и поселился в Печерском монастыре на берегу Волги. Монастырь находился в упадке, 6ратия была малочисленна, древний Успенский собор пришёл в запустение. Владыка сам принял участие в уборке храма, и ввёл строгую уставную службу. Случалось, что всенощная длилась всю ночь, и тогда Владыка привлекал к службе усердствующих прихожан, поскольку никакие певчие не могли столь долго стоять на клиросе. Акафистов за всенощной он никогда не читал, но требовал, чтобы вычитывались все кафизмы. Сокращений он не допускал ни при служении панихид, ни при отпеваниях. Порой, Владыка с грустью говорил: "Кто отслужит по мне такую панихиду?". А келейнику так говорил: "Во всём твой Петр грешен, только устава никогда не нарушал".
В Печерском монастыре он завёл преподавание Закона Божия для детей и сам учил их. Нижегородцы полюбили Владыку, увидев в нём настоящего духовного наставника. Эта слава не понравилась правящему архиепископу Нижегородскому Евдокиму (впоследствии отпавшему в обновленческий раскол). И вскоре Владыка был переведён в Канавино, за Оку. Там в мае 1921 года его арестовали во второй раз. Рабочие местных заводов по поводу ареста любимого архипастыря устроили трёхдневную забастовку, и местные власти пообещали его выпустить, но вместо этого тайно отправили в Москву.
С декабря он находился в заточении в Московских тюрьмах. Сначала его поместили на Лубянку, но и там Владыка не прекращал проповедь: ему не успевали посылать кресты: обращая людей к вере, Святитель снимал свой крест и надевал на обращённого. "Я хотел бы открыть им и показать своё сердце, как страдания очищают душу".
С Лубянки Владыку перевели в Бутырскую тюрьму, оттуда - в Таганскую. С плачем прощались с ним заключённые, а при переводе из Бутырок его провожали даже надзиратели.
В Таганской тюрьме в это время находилось двенадцать архиереев. Их духовные чада передавали просфоры и облачения, и Святители прямо в камере совершали соборную службу. Там Владыка Петр заболел от истощения и попал в больницу. В конце июля 1921 года он был отправлен по этапу в Петроград, где оставался в заключении до зимы. В декабре Владыка был освобождён и вернулся в Москву, где вскоре получил назначение епископом Старицким, викарием Тверской епархии. Вскоре Святитель вновь был арестован за выпущенное им обращение к Тверской пастве, в котором он объяснял сущность обновленчества. В ноябре 1922 года его доставили в Москву. На допросах он показал, что признаёт Патриарха Тихона главой Русской Православной Церкви, а решениям самозванного обновленческого совета ВЦУ не подчиняется. В марте 1923 года Святитель был отправлен по этапу в Ташкент, а оттуда в посёлок Кызыл-Орду. Жил он в тяжёлых условиях, болел цингой, в результате чего лишился зубов.
Летом 1923 года был освобождён из заключения Патриарх Тихон. Он подал властям списки архиереев, без которых не мог управлять Церковью. В их числе был и епископ Петр. Летом 1924 года он вернулся из ссылки в Москву.
30 марта 1925 года он подписал Акт о восприятии священномучеником митрополитом Петром (Полянским) власти Патриаршего Местоблюстителя.
В июле 1925 года Владыку направили в Воронеж для помощи престарелому митрополиту Владимиру (Шимкевичу). После его кончины Владыка Петр в 1926 году был назначен на Воронежскую кафедру с возведением в сан архиепископа.
Владыка пользовался огромным уважением жителей Воронежа, которые почитали его хранителем чистоты Православия. Храмы, где Владыка служил по Афонскому уставу, были всегда переполнены. Он не любил партесного пения: у него пела вся церковь. Народ шёл к своему архипастырю непрерывно: входившие к нему с грустным видом выходили сияющими и утешенными.
При Владыке началось массовое возвращение из обновленчества. Возвращавшихся священ- нослужителей он принимал в Православие через всенародное покаяние. Верующие, опасаясь, что арестуют их любимого Владыку, устраивали круглосуточные дежурства возле его квартиры, неоднократно выражали массовые протесты. Когда Владыка отправлялся по очередному вызову в милицию или Г.П.У. то по 300 человек мирян сопровождали его, требуя освобождения Святителя. В защиту архипастыря даже была послана телеграмма от имени рабочих в адрес XV-й партконференции.
Рассказывали, какое впечатление производил Владыка на служащих Г.П.У. Входя в комнату следователя, он оглядывался, как бы ища икону. Но не найдя таковой, он крестился на правый угол, делая поясной поклон, и тогда начинал разговор со следователем. Служащие при его появлении невольно обнажали головы.
Однако властям удалось в ноябре 1926 года арестовать Святителя. Его немедленно вывезли из Воронежа и постановлением О.Г.П.У. от 27 марта 1927 года осудили на 10 лет лагерей "за контрреволюцион-ную деятельность против советской власти".
Поздней осенью священномученик после тюрьмы, этапов и Кемского пересыльного лагеря оказался на Соловках. Там он работал счетоводом на продуктовом складе. Владыка и в этих условиях строго соблюдал молитвенное правило, жил по церковному уставу. После отправки из Соловков священномученика архиепископа Илариона (Троицкого) Владыка Петр был избран ссыльными архиереями главой Соловецкого православного духовенства и пользовался среди него высоким авторитетом. Там он возглавляет тайные богослужения, а после того как был отобран антиминс, службы совершались на груди у Владыки. Нравственная высота Святителя была такова, что даже с метлой в руках в роли дворника или сторожа, он внушал благоговейное уважение. Грубые и наглые "вохровцы", привыкшие издеваться над заключёнными, при встрече не только уступали ему дорогу, но и приветствовали его, на что он отвечал, осеняя их крестным знамеиием. Начальники же отворачивались: достойное спокойствие архипастыря принижало их, вызывало раздражение и досаду. Святитель Петр медленно шествовал мимо смущённого начальства, слегка опираясь на посох и не склоняя головы. Вскоре лагерная власть отомстила не сломленному ею человеку. После того, как властям стало известно, что он отпел умершую на Соловках "белую" уборщицу Императрицы Александры Феодоровны Валентину Карловну (по другим сведениям, это случилось после того, как он крестил в Святом озере заключённую эстонку) Святитель с зимы 1928 года был отослан на остров Анзер "в уединённое и пустынное местожительство". Здесь, живя в бывшем Голгофском скиту, в молитвенном горении духа он написал Акафист преподобному Герману Соловецкому.
В конце 1928 года Святитель Петр заболел тифом, и в январскую стужу был помещен в тифозный барак, который открыли в Голгофо-Распятском скиту на (острове Анзер). Святитель проболел две недели, и даже казалось, что кризис миновал, но Владыка был очень слаб и не принимал пищи. Его духовному сыну, в день кончины Святителя, пришло видение: в четыре часа утра он услышал шум, словно влетела стая птиц, он открыл глаза и увидел святую великомученицу Варвару со многими девами. Она подошла к постели Владыки и причастила его Святых Тайн. Вечером священномученик несколько раз написал на стене карандашом: "Жить я больше не хочу, меня Господь к Себе призывает".
25 января (7 февраля н. ст.) 1929 года священномученик Петр скончался. Первона- чально Владыку похоронили в общей могиле, куда опускали всех погибших от тифа. Однако на пятый день заключённые тайно открыли общую могилу и, по рассказу присутствовавшей там монахини Арсении: "Все умершие лежали чёрные, а Владыка лежит... в рубашечке, со сложенными на груди руками, белый как кипельный".
После облачения в архиерейские одежды, духовенством лагеря было совершено отпевание, над могилой поставлен крест. Похоронен был Владыка в отдельной могиле у подножия Анзерской горы Голгофы, напротив алтаря церкви в честь Воскресения Христова. Когда же могилу уже засыпали, над ней появился столп света, в котором увидели Владыку, всех благословившего.
17 июня 1999 года святые мощи священномученика Петра были обретены и сейчас пребывают в соборе Соловецкого монастыря.
Канонизован, как местночтимый святой Воронежской епархии в 1999-м году.
Причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.
Священномученик Пимен, епископ Семиреченский и Верненский (память 3 сентября по старому стилю)
Священномученик Пимен, епископ Семиреченский и Верненский (в миру Пётр Захарьевич Белоликов) родился 5 ноября 1879 года в селе Васильевское Череповецкого уезда Новгородской губернии в большой благочестивой семье священника Захария Ивановича и его супруги Марии Ивановны Орнатской - дочери священника Иоанна Орнатского. Известные санкт-петербургские священники Философ и Иоанн Орнатские приходились ему двоюродными братьями. Через отца Иоанна Пётр Белоликов находился в свойском родстве с великим кронштадтским пастырем - святым праведным Иоанном Кронштадтским.
Окружение святого батюшки, жившее яркой церковно-общественной жизнью, и сам он были той средой, в которой духовно формировался будущий священномученик. Митрополит Новгородский Арсений говорил о Петре как о воспитаннике Кронштадтского пастыря.
В 1900 году по окончании Новгородской Духовной семинарии, Пётр продолжил обучение в Киевской Духовной Академии, которую закончил в числе лучших в 1904 году. В его дипломном сочинении "Отношенье Вселенских Соборов к творениям Церковных Писателей" исследовался догматический вклад святоотеческой литературы в деятельности семи Вселенских Соборов.
Ещё студентом 7 августа 1903 года он принял монашеский постриг с именем Пимен в честь Киево-Печерского преподобного Пимена Многоболезненного, что в Ближних пещерах.
Духовный отец - митрополит Киевский и Галицкий Флавиан (Городецкий) - благословил его на миссионерские труды. 3 июня 1904 года иеродиакона Пимена рукополагают в иеромонаха с назначением в Урмийскую Православную Духовную миссию на Северо-Западе Персии (в городе Урмия). Перед отъездом в Урмию отец Пимен познакомился в Санкт-Петербург с бывшим начальником миссии епископом Гдовским Кириллом (Смирновым, память 7 ноября), который пользовался особой любовью и уважением святого праведного Иоанна Кронштадтского.
Миссионерскому служению было отдано в общей сложности девять лет из недолгой жизни епископа. Миссионер по призванию, он скоро овладел древнесирийским и новосирийским языками, тюркскими наречиями и проповедовал среди сирийских несториан, перешедших в Православие, защищал их интересы перед персидскими властями, преподавал в училище при миссии, находя время и для научных трудов, переводов раннехристианских сирийских текстов, издавал миссийский журнал "Православная Урмия".
В 1911 году игумен Пимен назначается на должность ректора Ардонской Духовной семинарии Владикавказской епархии с возведением по должности в сан архимандрита. В Ардоне в течении года он трудился над духовным просвещением осетин. Однако сожаление об уходе из Урмийской миссии побуждает отца Петра просить начальство вернуть его обратно. В это время отец Пимен начинает свою переписку с известным миссионером, Святителем Николаем (Касаткиным, память 3 февраля), трудившимся в далёкой Японии. Просьба была удовлетворена, и два последующих года служения в должности помощника начальника миссии были отмечены расцветом его миссионерского таланта. Начало Первой мировой войны остановило дело дальнейшего присоединения к Православию сирийцев.
С 1914 года отец Пимен служит в Перми в должности ректора Пермской Духовной семинарии, где становится сподвижником и надёжной опорой во всех начинаниях пламенного поборника Православия, будущего священномученика архиепископа Пермского Андроника (память 7 июня), который надеялся видеть отца Пимена своим викарием.
В одном из пермских выступлений архимандрит Пимен прозорливо предостерегал: "Берегите своё драгоценное достояние - веру Православную и ея священныя воспоминания... Иначе вы воспитаете в народе не душу кроткую и терпеливую, а душу зверя, который принесёт неисчислимые беды и себе и вам". Отец Пимен также руководил трезвенническим движением в городе.
6 августа 1916 года в Петрограде состоялась его епископская хиротония с назначением на приграничную Салмасскую кафедру в Персии. Преосвященный Андроник подарил ему свою панагию, с которой епископ Пимен не расставался последующие два года жизни.
В хронике проводов Владыки Пимена из Перми, на которые пришла вся православная Пермь, указывалось: "Он был истинным пастырем, был безсребреником, помогал направо и налево". Когда Владыка поднялся в поезд, народ, стоявший на перроне, обнажил головы. В оставшиеся минуты люди пели церковные песнопения.
Третий приезд в Урмию уже в качестве епископа принёс много скорбей: обнищание миссии, её вынужденное бездействие в помощи голодающим от неурожая, интриги инославных миссий. Это положение вызывало скорбь в сердце Владыки. Тем не менее командующий Урмийским отрядом отмечал благотворное воздействие епископа на дух русских воинов.
Через год Владыку по его просьбе отозвали из Персии. Последовало его назначение викарием Туркестанским в город Верный (ныне Алма-Ата) на вновь созданную кафедру Семиреченскую и Верненскую. В свой кафедральный город Верный, центр Семиреченской области, Владыка прибыл 11 октября 1917 года.
Там 38-летний епископ возобновил народные чтения и беседы, объясняя присутствующим на них современное положение в России. Владыка давал весьма сдержанные оценки Февральской революции, а с приходом к власти большевиков деятельный, умный, промонархически настроенный архипастырь был обречён на гибель. По воспоминаниям самих большевиков народ шёл к нему с утра до вечера. Его авторитет был так велик, что "соввласть" серьёзно опасалась "двоевластия" в Семиреченске. Миротворческими усилиями он мешал политике разжигания классовой розни между казачеством и крестьянством, осудил декрет о гражданском браке, добивался сохранения преподавания в школах Закона Божия. Часто он занимался в своём доме с детьми, организовал детский духовный кружок. Летом 1918 года Владыка воспрепятствовал изъятию церковных ценностей из кафедрального собора.
Неся ответственность перед Богом за весь народ Семиречья, Святитель утешал и напутствовал раненых и той, и другой стороны в начавшейся гражданской войне. Но на страницах издававшейся в Китае, в Кульдже, и нелегально распространявшейся по Семиречью газеты "Свободное слово" он давал христианскую оценку творившемуся новыми властями беззаконию, поддерживал Белое движение и призывал к участию в его рядах. Об этом же он говорил и в открытых проповедях, призывая народ молиться "об избавлении от супостата".
Уже в августе 1918 года ему стало известно о расстреле Государя и он с амвона Архиерейской церкви осудил это злодеяние. При этом он оставался в Верном в фактическом одиночестве в своём противлении разгулу зла. Цельность и чистота его натуры, твёрдая воля, интеллект ученого, соседствовавшие с привычкой к физическому труду и восприимчивостью к прекрасному талант оратора при полном отсутствии притязания на внешнее самоутверждение, аскетический образ жизни человека, привыкшего к походной жизни рядом с офицерами Кавказского фронта - всё это говорило о глубине духа Святителя. Обстоятельства гибели Владыки таковы. Накануне ареста он вёл в своём доме занятия детского духовного кружка. Вечером, 3 (16 н. ст.) сентября 1918 года, в его покои ворвались красноармейцы из карательного отряда Мамонтова, отозванного с Семиреченского фронта специально для ареста Владыки. Оскорбляя и унижая Святителя, они потребовали ехать с ними. После раздумий Владыка подчинился. Его посадили на тачанку и увезли в загородную рощу Баума. Даже бойцы карательного отряда, вызванного в Верный для "наведения революционного порядка", долго не решались выстрелить в Святителя. Убил же Владыку выстрелом в упор известный в городе бандит, служивший в городской милиции, и, упав с лошади, здесь же сломал ногу.
Духовенство, которому Владыка велел звонить в колокола в случае долгого своего отсутствия, чтобы поднять народ - не выполнило просьбы своего Архипастыря. Согласившись ехать с красноармейцами, Владыка сознательно пошёл на великую жертву: он отдавал свою жизнь для того, чтобы расправа над ним стала сигналом православному народу явить свою сплочённость и силу. Только напрасно слух его ловил звуки набата: духовенство приняло решение не звонить, приводя один довод малодушнее другого... Но известно то, что в городе был митинг с требованием выдать тело убитого и демонстрация протеста, которую разогнали с помощью оружия. Только на следующий день дети, ходившие в рощу за орехами, увидели на поляне убитого епископа. Тело Владыки верующими было глубокой ночью тайно погребено в парке рядом с кафедральным собором в старом семейном склепе Семиреченского генерал-губернатора. На месте, где после расстрела лежало тело Владыки, ещё недавно был виден ровный прямоугольник - размером с человека - красного мха. Такого нигде больше нет во всей старинной роще. Теперь здесь стоит гранитный обелиск.
Рядом с кафедральным собором, недалеко от тайного захоронения святых останков, в 1999 году заложен храм-крестильня имени священномученика Пимена.
Канонизован как местночтимый святой Алма-Атинской епархии Русской Православной Церкви 12 октября 1997 года.
Причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.
Дата добавления: 2016-02-09; просмотров: 620;