Рабство после рабства: кули и пеоны

Двести лет назад происходила последовательная отмена прямого рабства в разных странах мира, возник большой дефицит дешевой рабочей силы. Одним из способов преодоления этого дефицита стал импорт дешевой рабочей силы из экономически отсталых стран. В 1833 году Англия приняла закон об упразднении рабства на территории всех колоний Великобритании. Уже в 1839 году колониальные власти на острове Маврикий (вблизи Мадагаскара) начали заменять бывших черных рабов, которые после освобождения отказывались работать на плантациях, индийскими работниками по контракту ‑ так называемыми «кули» (слово «кули» на тамильском языке означает «наемный работник»). Этим работникам агенты работодателей лгали, обещая «золотые горы», или же людей просто похищали и насильно отправляли за море. На острове был построен особый порт для приема рабочей силы, который получил название «Пристань кули». Фактически кули превращались в рабов, поскольку сразу же попадали в долговую зависимость от работодателей, выставлявших им счета за доставку на остров. Указанные суммы счетов были для кули откровенно «неподъемными». По истечении срока контракта мало у кого из работников оказывались деньги для того, чтобы оплатить обратную дорогу. Многие работники умирали еще при переезде из Индии на Маврикий, другие умирали от непосильного труда (вредная для здоровья добыча гуано ‑ помета морских птиц) и ужасных условий проживания на острове.

В 1842 году Китай потерпел поражение в «опиумной войне», после чего европейцы получили право вербовать китайцев для работы в других странах. Их тоже стали называть «кули». Китайские кули направлялись в Перу, где в 1854 году было отменено рабство. Затем китайских кули поставляли на Кубу, где рабство еще не было отменено, но уже возник дефицит дешевой рабочей силы на сахарных плантациях из‑за запрещения работорговли.

Были еще кули‑полинезийцы, которых вербовали для работы в Австралии и в Перу. Впрочем, на вербовку это было похоже мало, скорее можно говорить об охоте на туземцев (у западных вербовщиков этот процесс назывался «охотой на черных дроздов»).

Использование дешевой рабочей силы в виде «кули» можно назвать «контрактным» рабством, которое широко используется и сегодня, в XXI веке, только вот новых рабов уже не называют «кули». Впрочем, как говорится в восточной пословице: «Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе». Сегодня уже нет особой необходимости в транспортировке «контрактных рабов» из одной страны в другую. По той простой причине, что современные транснациональные корпорации (ТНК) переводят свои производства в те страны, где рабочая сила особенно дешева. Речь идет прежде всего о трудоемких производствах (например, швейное, обувное, автосборочное и т.д.). Контракты заключаются с работниками прямо на месте их проживания. Такие работники по уровню оплаты и условиям жизни мало отличаются от кули XIX века. Западные страны продолжают импорт «контрактных рабов» лишь для тех отраслей, которые по тем или иным причинам нельзя вынести за пределы ареала обитания «золотого миллиарда». Это прежде всего сфера услуг (которая сегодня занимает основное место в экономике большинства западных стран). В XX веке слово «кули» использовалось (и продолжает использоваться) для обозначения любых низкооплачиваемых неквалифицированных работников (чернорабочие, рикши, грузчики, поденщики, носильщики) в Китае, Индии, других странах Восточной и Юго‑Восточной Азии.

Другая разновидность «рабства после рабства» ‑ пеонаж. Обычно пеонаж квалифицируют как форму долгового рабства, которая появилась в XIX веке в странах Америки (в том числе в Соединенных Штатах). Вот какое определение дает энциклопедия: «Пеонаж (франц. peonage, от исп. peon ‑ поденщик, батрак), форма феодально‑крепостнической эксплуатации непосредственных производителей (преимущественно крестьян), основанная на превращении их в наследственных должников ‑ пеонов, находящихся в кабальной зависимости от помещика или предпринимателя. Характеризуя П. как скрытую форму рабства, К. Маркс указывал, что “посредством ссуд, которые должны быть отработаны и обязательства по которым переходят из поколения в поколение, не только отдельный рабочий, но и вся его семья становится фактически собственностью другого лица и его семьи” (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., 2 изд., т. 23, с. 179, прим.). П. зародился в испанских колониях в Америке во 2‑й половине 16 в., широкое распространение получил в 17 и особенно в 18 вв. В видоизмененной форме система П. продолжает сохраняться как один из феодальных пережитков во многих странах Латинской Америки»^[854]. Бывшие черные рабы, получив свободу, сразу же прекратили работу. Однако необходимость как‑то существовать заставила их брать ссуды, которые они, естественно, не могли погасить. Таким образом возникло большое количество зависимых работников. Такие долговые рабы были лучше прежних рабов, поскольку не бунтовали, и лучше кули, поскольку были привычны к местным условиям и их не надо было привозить издалека как иностранных контактных рабочих. Пеоны были опутаны «неподъемным» долговым бременем, поэтому статус долгового раба переходил от одного поколения к другому. С пеонажем боролись, его периодически запрещали в США, Мексике, Перу, других странах Центральной и Южной Америки, однако, по мнению специалистов, пеонаж сохраняется и до наших дней.

Современное прямое рабство в странах «третьего мира»

Помимо «замаскированных» рабов, о которых мы сказали выше (кули и пеоны), в странах, находящихся за пределами обитания «золотого миллиарда», сохраняется в наши дни и прямое рабство. Обратимся к специалистам. Например, к тому же Бейлзу (на которого мы уже ссылались раньше)^[855]. По его мнению, основными странами, где сегодня существует прямое рабство, являются Таиланд, Бразилия, Индия, Пакистан. Где‑то рабство существует нелегально, где‑то ‑ полулегально.

Так, исследователь подробно пишет о рабстве в Таиланде. Источником «живого» товара является север этой страны, где население живет крайне бедно. Одним из дополнительных источников существования для жителей севера является продажа своих детей (чаще девочек, но и мальчиков тоже) в услужение, т.е. фактически в рабство (в Таиланде ‑ это почти исключительно так называемое «сексуальное» рабство). Рабство усилилось в Таиланде в связи с тем, что «цивилизация» стала активно проникать в северные районы страны. Люди стали проявлять желание больше потреблять, причем речь не только о продуктах, но и промышленных товарах. Согласно опросам общественного мнения, семьи, продавшие одну или несколько дочерей, в 60% случае могли бы избежать этого, если бы воздержались от покупки телевизора или видеотехники. Телевизор оказывается родителям дороже ребенка!

Косвенно правительство Таиланда стимулирует развитие рабства в своей стране. Еще в конце 80‑х г. прошлого столетия вице‑премьер Таиланда для улучшения экономической ситуации в стране призвал губернаторов провинций создавать больше учреждений по оказанию сексуальных услуг. Началось бурное развитие сексуального туризма, а этот вид бизнеса невозможен без сексуального рабства. Как отмечает Бейлз, в конце 90‑х гг. доходы Таиланда от секс‑индустрии в 13 раз превышали доходы от сборки и экспорта компьютеров (отрасли, которая официально объявлялась ведущей отраслью экономики Таиланда). Образно выражаясь, экономика Таиланда оказалась на игле рабства.

Другой пример современного рабства ‑ Мавритания. В этой стране мавры‑мусульмане, как правило, живут большими семьями и взрослые мужчины владеют рабами, которые также входят фактически в состав этих семей в качестве пожизненных слуг. Рабы там крайне редко продаются, они передаются по наследству мужчинам‑хозяевам. Живут рабы в доме хозяина, за свою работу платы не получают, свободы передвижения не имеют. Очевидно, что подобное рабство является достаточно «мягким», отношения между хозяевами и рабами носят достаточно «семейный» характер.

В 1980 г. в стране был принят закон, запрещающий рабство, однако и после этого оно никуда не исчезло. Дела против рабовладения рассматриваются в судах, однако чаще всего решения выносятся в пользу сохранения существующего статус‑кво. При этом делаются ссылки на то, что такое рабство является неотъемлемой чертой мусульманской культуры. Да и сами рабы не желают покидать своих хозяев, так как найти работы за пределами хозяйства «рабовладельца» крайне трудно. Освобожденные или освободившиеся рабы становятся париями общества. Как отмечает Бейлз, насилие над человеком в Мавритании завуалировано и освящено традицией, поэтому непосвященный может даже не заметить фактически существующего здесь рабства. Впрочем, если сравнивать Мавританию и Таиланд, то в первой из этих стран рабство носит патриархальный характер, а во второй ‑ капиталистический, т.е. более жесткий.

В Бразилии рабство имеет преимущественно долговой характер. Жители трущоб бразильских городов в последние десятилетия охотно завербовывались для «постоянных» работ по «освоению» амазонских джунглей. На местах работ они очень быстро попадали в долговую зависимость от вербовщиков. Эксплуатация новых рабов самая беспощадная, шансов убежать из охраняемых лагерей, расположенных в тысячах километров от городов, нет никаких. Рабы используются в основном для обжига древесного угля, используемого в сталелитейной промышленности. В 1996 году только в трех графствах штата Мату Гросу в 200 угольных лагерях содержалось около 10 тысяч человек, включая женщин и детей. А ведь это только один штат! Как правило, работники выдерживают нечеловеческие условия работы не более одного‑двух лет. После этого они уже никому не нужны. Поистине они представляют собой «одноразовых людей»!

В Индии, по оценкам Бейлза, из 950 млн человек, населяющих страну, к рабам можно отнести от 10 до 20 млн. В индийской деревне на протяжении многих веков сохраняется патриархальное рабство. Оно дополняется долговым рабством в городах, причем последнее быстро росло после Второй мировой войны. Бейлз отмечает, что Индия является, пожалуй, единственной страной, где предпринимаются хоть какие‑то практические шаги по искоренению долгового рабства. Правительство разрабатывает и проводит в жизнь программы «реабилитации»: долговым рабам предлагаются беспроцентные ссуды, ведется переквалификация бывших рабов, они обеспечиваются рабочими местами. Ссуды могут выдаваться в денежной форме или в виде земельных участков и скота.

В Пакистане «питательной почвой» для процветания рабства является процесс обезземеливания крестьян. Кроме того, в сельском хозяйстве крупные землевладельцы при государственной поддержке проводят модернизацию, последовательно вытесняя наемных рабочих техникой. Эти два взаимосвязанных процесса обусловили резкое увеличение численности безработных и нищих в стране. Многие семьи оказались в серьезной долговой зависимости от кредиторов. Люди целыми семьями стали продавать себя в рабство владельцам заводов по обжигу печей. По сути, это форма долгового рабства: на всех работниках кирпичных заводов «висит» неоплатный и растущий долг, заработная плата им устанавливается на уровне прожиточного минимума, статус долгового раба вместе с долгами переходит от одного поколения к другому. Долговые рабы в Пакистане образуют низшую касту общества.

Весьма развито рабство и во многих странах Африки. Именно к ним особенно подходит термин Бейлза «одноразовые люди». Там «живой товар» стал очень дешевым, предложение на таком африканском рынке с лихвой превышает спрос. Вот что пишет Бейлз про ситуацию в Кот д’Ивуар: «В Кот д’Ивуар, где выращивается основной урожай какао‑бобов, большинство владельцев плантаций использует рабский труд. Как только человеческое сырье оказывается отработанным, его отбрасывают прочь и заменяют новым: восьмилетний ребенок в Кот д’Ивуар не стоит и тридцати евро. Погибает он обычно через пару лет»^[856].

С нашей точки зрения, Бейлз очень узко подходит к определению современного рабства, включая в его состав лишь наиболее одиозные формы эксплуатации работников в странах «третьего» мира. Бесплатное использование труда наемных работников в странах Запада выпадает из поля зрения этого исследователя. По его оценкам, общее количество рабов в мире в конце XX века составляло лишь 27 млн человек. Международная организация труда (МОТ) в 2005 году опубликовала доклад, согласно которому в мире принудительным (т.е. рабским) трудом занималось 12,3 млн человек. Некоторые правозащитные организации дают большую цифру ‑ до 100 млн человек. А организация «Anti‑Slavery» оценивает численность рабов в 200 млн человек (то есть примерно в 3 процента всего населения нашей планеты). Но и в этих подсчетах не фигурирует население стран Запада.

Оценки роли и места рабского труда в мировой экономике, встречающиеся в публикациях международных организаций, явно занижены. Чистая продукция, созданная рабами в 2001 году, оценивается в скромную цифру 13 млрд долл^[857]. Но даже эта цифра не так уж мала. Косвенное влияние рабского труда в странах «третьего мира» на мировую экономику весьма существенно. Например, на древесном угле, производимом рабами в джунглях Амазонии, выплавляется почти вся сталь в Бразилии (косвенное использование рабского труда в смежной отрасли). Далее из этой стали производится продукция машиностроительной отрасли. И так до производства конечного продукта, который мы с вами покупаем в супермаркете ‑ причем по ценам более низким, чем цены продукции компаний, рабским трудом не пользующихся. Такие компании рано или поздно терпят крах, и с рынка труда исчезают рабочие места ‑ в том числе и наши с вами.

Жесткие законы конкуренции (непременный атрибут капитализма) заставляют рано или поздно все компании прибегать к использованию рабского труда ‑ сначала косвенному, а затем и прямому.

Рабство давно отменено и запрещено. Но законы капитализма таковы, что капитал пойдет на использование прямого рабства, если оно окажется более рентабельным, чем рабство наемное. Достаточно вспомнить в этой связи строки Маркса из «Капитала»: «Капитал боится отсутствия прибыли. Но раз имеется в наличии достаточная прибыль, капитал становится смелым. Обеспечьте 10% ‑ и капитал готов на всякое применение. При 20% он становится оживленным. При 50% положительно готов сломать себе голову. При 100% он попирает почти все человеческие законы. При 300% нет такого преступления, на которое он не рискнул бы, хотя бы под страхом виселицы»^[858].