Преграды расселению
Сразу возникает вопрос, давно ли так стало и что, собственно, мешает сегодняшнему ушастому тюленю последовать примеру белого прибыловского кота из сказки Р. Киплинга и обшарить оба полушария в поисках безлюдного и безопасного места для лежбища или хотя бы просто немного расширить существующие границы на юг и на север. То есть не ясны соотношения потенциально возможного сегодня ареала и того, который реализован в данный момент. С реализуемым ареалом сравнительно просто – собирай сведения и наноси на карту. Вот только побольше бы наблюдений в океане и получше бы знать связи между отдельными стадами, было бы на карте меньше тумана. А как узнать потенциальный ареал?
Многочисленные связи соединяют каждый из живущих на планете видов (соответственно и каждого из десятка или полутора десятков ушастых тюленей) с широким кругом видов, поставляющих ему необходимые компоненты атмосферы, доступную воду, пищу и разнообразную информацию о происходящем вокруг, а также с видами, для которых он сам – пища или источник чего‑либо другого, необходимого. Одновременно морфологические и поведенческие возможности зверя лимитируют набор пригодных для него климатов и рельефов.
Поскольку то же можно сказать о любом из нескольких миллионов существующих ныне видов, то в целом получается сложное, тесное и прочное переплетение нескольких миллионов компонентов друг с другом и геосферой в единую целостную конструкцию, где каждый вид имеет свое четко очерченное и устойчивое место, видовую экологическую нишу.
Это многомерное место в системе, проецируясь на двумерную поверхность, очерчивает потенциально пригодную для данного вида зону (т. е. то, что он мог бы заселить, если бы перед расселяющимися особями не вставали бы барьерами непроходимые или бескормные места, заслоны из хищников и нехватка собственных рекрутов для заселения пустот). Ко всему и с самой нишей может случиться что‑либо, меняющее ее размеры.
Все же очень заманчиво исходя из видовых характеристик оценить экологическую нишу данного вида и, прикинув сегодняшние факторы в климате и структуре земной поверхности, рассчитать, где именно и до каких пределов должен наш зверь обитать сегодня. А коль его нет в предназначенных районах, то на наших глазах происходит либо разрушение популяций, либо разрушение экологической ниши.
Посчитав все это, можно было бы заранее знать, куда расселятся в Евразии ондатра или колорадский жук, где еще сохранились места, потенциально пригодные для исчезающих мадагаскарских лемуров, и какой уровень промысла трески еще не повреждает ее ареала. Но быстро оказывается, что для таких прогнозов нужен другой уровень знаний. Для ушастых тюленей же все расчеты осложняются тем, что они в отличие от медведя и дельфина живут в двух мирах.
Но попробуем прикинуть, что может остановить ушастого тюленя в воде, кроме сплошных льдов, слишком горячей (или слишком холодной) воды, бескормного пространства, невыносимого давления хищников и отсутствия рекрутов для освоения далеких от дома акваторий.
Плавучие льды (родной дом для отариидной родни – моржей), по‑видимому, непреодолимы для ушастых тюленей. Об этом говорят и прямые наблюдения, и совпадение самых полярных встреч этих зверей в водах обоих полушарий с означенными на картах летними границами льдов. Поскольку теплоизоляция ушастых тюленей настолько надежна, что позволяет месяцами (а то и годами) находиться в неограниченном по теплоемкости теплопроводнике, Мировом океане, без переохлаждения, то трудно представить, что это можно делать только при температурах воды в 10–20° и нельзя в акваториях, остуженных до 0°. Так что даже для тех отариид, которые явно не идут в воды, близкие по температуре к точке замерзания, как, например, калифорнийский, южноамериканский, австралийский и новозеландский морские львы, это нельзя списать на переохлаждение в воде. Тем более, что наиболее теплолюбивый (или теплоустойчивый) калифорниец как раз на зиму откочевывает от согретой Калифорнии к холодному Ванкуверу.
Скорее можно ожидать в теплой воде препятствия к расселению хорошо изолированных от рассеивания тепла зверей. Тем более, что прямые наблюдения как будто однозначно показывают приуроченность заходов в теплые воды к ветвям соответствующих холодных течений. Легко представить себе трудности, возникающие у преследующего рыбу на большой скорости в воде, близкой по температуре к температуре тела, если тело укрыто надежной шубой. Но неразрешимы они лишь при наличии в конструкции чего‑то, мешающего перегревшемуся в воде зверю снизить мышечную активность и соответственно теплопродукцию или, наоборот, увеличить кроветок в больших по поверхности и лишенных теплозащиты четырех ластах и благополучно сбросить избыток тепла в безграничный по теплоемкости океан, если, конечно, окружающая вода хоть на несколько градусов холоднее тела. Такого препятствия в конструкции как будто нет хотя бы у калифорнийского морского льва. Он, по всей видимости, вполне благоденствует в водах Калифорнийского залива, где поверхностный слой воды прогревается до 30° и не остывает ниже 15°. То есть общая для всех членов семейства конструкция тела позволяет достаточно длительные теплые ванны. Как будто об этом же свидетельствуют морские львы и коты в теплой летней воде зверинцев и океанариумов в тропических и субтропических странах.
Бескормное пространство, способное остановить зверя, который может проплыть в день километров двести и долго обходиться без еды, должно быть достаточно большим и лишенным широкого набора кормовых объектов, так как ушастый тюлень не слишком привередлив в выборе и готов проглотить все соразмерное глотке. Акватория должна быть настолько бедной, чтобы при скоростях плавания 10–15 км/ч и освоенной стометровой толще нельзя было собрать пяти‑десятикилограммовый суточный рацион из рыб, кальмаров или планктонных беспозвоночных.
Низкопродуктивные зоны Мирового океана представляют собой пятна в центральных, далеких от континентальных шельфов районах трех океанов и в общем приурочены к обоим тропикам, примыкая с севера и юга к высокопродуктивным экваториальным районам. Как будто все эти голодные места можно обойти по сытным шельфам, да и сами голодные зоны низкопродуктивны по сравнению с высокопродуктивными, обильными жизнью Субарктикой и Субантарктикой.
В 1852 г. появилась «Меркаторская карта пяти частей света, изображающая: ход, временное и постоянное местопребывание различного рода китов, с показанием удобнейшего времени года для их ловли. Издана Российско‑Американскою Компанией по новейшим сведениям». На этой карте отчетливо видно, что еще во времена Г. Мелвилла интересовавшие промысловиков скопления усатых китов и кашалотов заходили глубоко в эти низкопродуктивные районы. Сегодняшние ареалы океанских дельфинов, например, такой обычной и сходной по размерам и разнообразию кормовых объектов с ушастыми тюленями формы, как дельфин‑белобочка, вполне равномерно охватывают просторы всех трех океанов от умеренной полосы одного полушария до умеренной полосы другого полушария (см. карты видовых ареалов океанских дельфинов во II томе сводки «Млекопитающие Советского Союза» под редакцией В. Г. Гептнера (М., 1976)). Ресурсы низкопродуктивных океанских зон оказываются достаточными и для некоторого количества обитающих там рыбоядных птиц, т. е. и на бескормицу нельзя списать полное отсутствие любых отариид в тех или иных местах, если, конечно, не говорить о вторичной бескормице в результате нерегламентированной человеческой активности.
Крупные морские хищники, скажем, акулы, несомненно могут как‑то влиять на численность и плотность распределения тех или иных видов ушастых тюленей в море. Но полностью блокировать освоение какого‑либо района им не под силу из‑за надежной обратной связи между численностью добычи и потребителя. Это под силу, однако, совсем мелким хищникам. Так, муха це‑це блокирует проникновение рогатого скота во многие районы экваториальной Африки (но не блокирует зебр и крупных антилоп), но и на это у природы есть свои обходные пути. Быстрый рост возможностей человека с его оружием и зверобойными шхунами может сделать то, что было не под силу львам и акулам. Но развитый морской промысел был лишь в северной части Тихого океана и начал довольно рано подвергаться регламентации. Теперь, правда, появилась другая опасность: неумеренным промыслом или загрязнением вод подорвать численность служивших отариидам кормом объектов. Но это уж проблемы сегодняшнего, а не вчерашнего дня.
Остаются внутренние проблемы стада, привязанность к месту рождения, склонность к оседлости и нехватка рекрутов для выхода в дальние воды. Но привязанность к своему лежбищу не мешает уходить на несколько тысяч километров, и даже принимаемый обычно за оседлого калифорнийский морской лев идет зачем‑то па зиму на две тысячи километров к северу. Можно предполагать, что запечатление на местность происходит еще в раннем детстве, а на подвижность молодых влияет степень легкости их вписывания в структуру стада.
В качестве предварительной гипотезы можно было бы предположить, что чем меньше и компактнее стадо, тем меньше у него шансов выделить рекрутов для освоения дальних окрестностей, тем теснее (особенно рано взрослеющие самки) и раньше его молодежь приковывается к месту рождения. Можно полагать, что оседание молодежи более надежно в стадах с менее выраженной сезонностью событий. Тогда более приближенные к тропикам стада одного и того же вида отариид будут существенно более оседлы, чем удаленные к полярным широтам. Но пока это только спекуляции, для проверки которых нужно длительное наблюдение меченых зверей. Крайне важно было бы узнать характер миграций (если они есть) наиболее южного из наличных стад северных морских котов – сан‑мигельского.
Таким образом, сейчас можно лишь говорить, что если и существуют факторы, препятствующие ушастым тюленям плавать от одного полярного круга до другого, как дельфины или белый кот из сказки, то это скорее особенности структуры стад, привязывающие потенциальных первопроходцев к месту, чем гипотетическая возможность перегрева в воде или малокормные акватории.
Посмотрим теперь на помехи в освоении побережий, перебрав тот же набор из риска перегрева и переохлаждения, бескормицы, напора хищников и неспособности стада продуцировать достаточное число колонистов.
На первый взгляд трудно представить, как может ушастый тюлень, избегая переохлаждения в воде, опасаться его на воздухе. Но вот – неравномерность распределения береговых лежбищ и морских львов и морских котов на приполярных островах. Так, котовые лежбища на обоих Командорских островах последние два века располагались таким образом, как если бы прятались от чего‑то неблагоприятного, идущего с севера, или, напротив, ориентировались на что‑то благоприятное, идущее с юга. Так же неравномерно освоены берега и более северных островов Прибылова, и на одном из них, действительно, северной и западной сторон коты избегают, но на другом что‑то меняет ситуацию на прямо противоположную. В Южном полушарии отсутствие котовых лежбищ на обращенных в сторону Антарктиды побережьях можно увидеть, скажем, на о‑ве Херд (53° ю. ш.) и на острове Элефант (61° ю. ш.), но вот на Южной Георгии все нынешние лежбища открыты на юг. Зато вся юго‑восточная сторона Фолклендских (Мальвинских) островов свободна от лежбищ южноамериканских морских львов.
При всей противоречивости этих наблюдений несомненно одно: в приполярных стадах различных видов ушастых тюленей действует какой‑то четко ориентированный по сторонам света фактор, надежно исключающий образование береговых лежбищ на как будто вполне пригодных для этого и легко доступных пляжах. Неизвестный фактор ориентирован по‑разному в разных местах и для разных видов. Это вряд ли опасность перегрева, так как речь идет о приполярных, а не о субтропических частях соответствующих ареалов. Скорее можно подозревать опасность переохлаждения (не с ней ли, кстати, связано отчетливое убегание взрослых морских котов от дождя в воду), хотя бы для щенков с их несовершенной теплоизоляцией (их часто можно видеть сбившимися в кучу и дрожащими), или опасность появления способных блокировать подходы к береговому лежбищу плавучих льдов.
Напротив, если возможность переохлаждения на суше проблематична для взрослого ушастого тюленя, риск перегрева и теплового шока висит над ним летом даже на нежарких Командорских островах, где в ясный день не выдерживают и сходят в воду даже стойкие гаремные секачи. Та же проблема и на других островах Субарктики и Субантарктики. Но универсальный способ – сойти при перегреве в воду или только зайти в лужу холодной воды и намочить ласты – позволяет жить и на раскаленных берегах Калифорнийского залива, где даже вода залива прогревается до 30°. Еще показательнее Галапагоссы с морскими котами и двумя формами морских львов. Обычно вспоминают о холодном течении, омывающем берега архипелага и влияющем на микроклимат пляжа, но забывают о ясной погоде и экваториальном солнце в зените.
Получается рискованная игра: легко получить смертельный тепловой удар на берегу (треть сан‑мигельских котовых щенков погибает в отдельные годы от перегрева, хотя это только 34° с. ш. и песок при воздухе в 19° нагревается до 35°) или его избежать, найдя возможность в критический момент остудиться в воде. Можно прятаться не только в воду, а просто поселиться в прохладных гротах, как гваделупские морские коты. Нужны бы специальные исследования тепловыносливости ушастых тюленей, но и так ясно, что поведенческими находками можно многое компенсировать. Так что, глядя на климатическую карту океанов и видя необжитой отариидами лишь одну климатическую зону (см. рис. 24), было бы преждевременно списывать ее неосвоенность только на невыносимую жару на суше. Но зато можно уверенно говорить об отсутствии климатических барьеров для рассредоточения береговых лежбищ в пределах зоны, включающей климат Галапагоссов, т. е. зона неосвоенного сегодня климата оказывается неширокой экваториальной полосой.
Естественно, что миллион котов может существовать на одном острове только при наличии в ближайших окрестностях, в одном‑двух дневных переходах, угодий, обеспечивающих на протяжении хотя бы летних месяцев стабильный ежедневный сбор примерно 5 тысяч тонн корма, учитывая, что основной потребитель – кормящая самка, холостяки могут сплавать и в дальний район, секач постится, щенок – на молочной диете. Полагая, что колония из тысячи голов обеспечивает каждому виду ушастых тюленей достаточно прочную структуру лежбища, получим величину ежедневного сбора урожая в три‑пять тонн, т. е. столько, сколько нужно для прокорма примерно пятитысячной колонии некрупных морских птиц (олуша, баклан, кайра), а такие колонии есть или еще недавно были в каждом районе Мирового океана. То есть бескормица, делая тот или иной остров непригодным для отариид, одновременно сделала бы его непригодным для рыбоядных птиц. Так что вроде и кормность наличных в океане угодий может лишь ограничить численность прокармливаемых отариид, а не исключить их из сообщества нацело.
Наземные хищники и эпизоотии должны бы разгуляться в переуплотненных береговых скоплениях ушастых тюленей. Но роль паразитарных болезней не изучена и для больших стад. Правда, одна из форм гельминтоза признается ответственной за существенную детскую смертность на благоприятных для ее распространения песчаных пляжах, но истребить полностью какое‑либо лежбище, а тем более целое стадо паразитам вряд ли под силу.
Неизвестно, как происходило (если происходило) взаимодействие лежбищ ушастых тюленей с крупными и средними наземными хищниками африканских, азиатских и американских побережий. Насколько бы могли повредить структуру лежбищ медведи или стаи собак при малой связи щенка с родителями и неспособности ушастых тюленей к групповой защите или нападению на берегу. Ведь даже командорский песец время от времени одолевает то одного, то другого котового щенка на глазах у взрослых обитателей лежбища. Сейчас контакт ушастых тюленей с наземными хищниками сведен к минимуму из‑за сосредоточения лежбищ на труднодоступных островах и островках. Исконна ли эта изоляция или приобретена недавно, может ли колониальный морской зверь вписаться в материковое сообщество с малоспециализированными стайными хищниками и противостоять их напору, нельзя сказать без прямых наблюдений таких контактов или их результатов. А тем временем как раз такой эксперимент происходит на побережье Южной Африки, где морские коты начинают с мелких прибрежных островков заселять оставленные несколько веков назад берега континента в запретных для людей районах. Роль наземных хищников в динамике стад ушастых тюленей, вероятно все же, вполне сравнима с ролью морских хищников в морском расселении.
Рис. 25. На этой фотографии из журнала прошлого века хорошо видна техника забоя морских котов на берегу и экипировка промысловиков, вполне доступная и в каменном веке и сохранившая рациональность до наших дней
Обратите внимание на поведение диких сильных зверей, не делающих никаких попыток группового отпора
Эффективности же человеческого морского и берегового нерегламентированного промысла различаются радикально. Хорошо известна и документирована способность небольшой группы людей, вооруженных только палками, т. е. с экипировкой возрастом по крайней мере в сотни тысяч лет, очистить лежбище за ограниченное время (см. рис. 25). Вспомните морского волка из предисловия, инструктирующего новичка‑зверобоя, как за два‑три сезона полностью вычистить найденный остров. Это ставило судьбу каждого конкретного лежбища в прямую зависимость от его доступности для людей и способности этих людей соразмерять промысел с необходимостью сохранять ресурсы. Чем разнообразнее ресурсы острова и чем меньше зависят прибывшие на остров от отдельного продукта, тем меньше у тамошних ушастых тюленей шансов пережить встречу с пришельцами.
Через какое‑то время о прошлых стадах, возможно, пожалеют и попытаются сохранить остатки. Но произойдет это не при первом знакомстве, а позднее, и то, если не появится волна новых колонистов, не имеющих местного опыта.
Эти простые доводы как будто легко объясняют приуроченность котовых лежбищ в момент их обнаружения европейцами к необитаемым, необжитым индейцами, алеутами или курильцами островам. Опасность новой волны колонистов наглядно показали происходившие затем события. Первобытные морские охотники к этому времени использовали добычу очень полно. Так, шкура убитого сивуча шла на обтяжку байдары, мясо и жир – в пищу, кишки – на водонепроницаемую одежду, зубы и кости – на поделки. Новая волна переселенцев‑европейцев интересовалась больше товарной стоимостью меха и ворвани, емкость рынка была большой, и лежбища быстро пустели одно за другим. Понадобилось почти двести лет, чтобы осознать необходимость выработать и внедрить простейшие правила регламентации промысла. И теперь нам приходится по крупицам восстанавливать картину размещения и жизни отариид до начала широкого промысла. Действенность человеческого пресса на современное распространение морских львов и котов несомненна, надо лишь оценить его реальное действие.
Остается поискать, нет ли и в структуре берегового лежбища чего‑либо способного замкнуть его население и воспрепятствовать продуцированию переселенцев в соседние и дальние страны. С одной стороны, чтобы сделать расстояние между двумя пригодными пляжами непреодолимым препятствием для колонизации, нужно либо удалить их друг от друга дальше, чем на пять тысяч километров (расстояние между источником колонистов – островами Прибылова и местом колонизации – о‑вом Сан‑Мигель), либо вводить дополнительные ограничения вроде предположения о большей изолированности лежбищ в более теплых районах ареала вида. С другой же стороны, вероятнее всего, именно особенности связей внутри стада мешают подвижным и не самым малочисленным фолклендским морским львам преодолеть тысячу километров по течению и вдоль той же параллели и присоединиться к морским котам Южной Георгии.
Существование замкнутого стада должно предполагать, что приплод только покрывает убыль в стаде, и вся молодежь, по крайней мере все самки, легко вписывается в существующую структуру лежбищ данного стада, не имея возможностей и позывов покидать надолго родимые берега. Рост крупного лежбища, по‑видимому, с неизбежностью должен сопровождаться чередованием фаз изоляционизма и открытых дверей. Но возможно, в монотонных субэкваториальных условиях при стабильном и ограниченном количестве доступного корма и при ограниченности термально безопасных мест на берегу можно, сократив рождаемость и увеличив оседлость, получить небольшие замкнутые и стабильные группировки. Тогда, если по каким‑нибудь причинам погибнет одна или несколько таких группировок, в видовом ареале надолго образуется прореха с пригодными землями и отсутствием желающих туда вселиться.
Таким образом, помех в расселении ушастых тюленей по берегам заметно больше, чем преград в океане, и они существенно заметнее. При этом в субполярных частях ареалов граница зоны береговых лежбищ значительно не доходит до границ освоенных акваторий, в субтропических же частях обе границы совпадают. Резкое возрастание теплового риска по мере приближения лежбищ к экватору сокращает количество пригодных пляжей и ставит возможность существования береговых лежбищ в зависимость от поведенческих уловок, т. е. придает еще больше значения внутренней структуре стада в вопросе о возможности заселения того или иного теплого района. Наконец, очевидным и очень мощным ограничителем в береговом расселении отариид служит активность людей, способных перемещаться от острова к острову.
Получается, что потенциальным ареалом семейства ушастых тюленей в первом приближении можно считать всю акваторию Мирового океана, от одной полярной шапки до другой, в пределах которой распределение определяется возможностью наличной формы ушастых тюленей образовывать береговые лежбища. А для них существует зона повышенного риска в области экватора, которая в сочетании с большей оседлостью субэкваториальных стад по сравнению с субполярными превращает экватор в преодолимый, но действенный барьер между отариидами Северного и Южного полушарий.
Так что проблемы конфликта белого котика, могущего проплыть от Берингова пролива до мыса Горн, и его соплеменников, не желающих сдвинуться с места, не ограничиваются только сказочной ситуацией, придуманной Р. Киплингом.
В пределах потенциального ареала семейства возможно несколько вариантов соединения отдельных стад в единый, реализуемый видовой ареал: 1) члены каждого стада рассеиваются по всему видовому ареалу в те или иные периоды индивидуальной жизни, разделяются же стада лишь привязанностью особей к разным лежбищам; 2) члены каждого стада рассеиваются лишь в ближних окрестностях своего лежбища, ограничивая контакты с соседними стадами своего вида не только привязанностью к разным лежбищам, но и использованием разных акваторий.
Первый вариант наглядно показывают сегодняшние северные морские коты, второй вариант вероятен, но нуждается в подтверждении прямыми наблюдениями. Если реальны оба варианта, то сочетать их можно либо как видоспецифичные и приуроченные к разным видам, либо как приполярный и притропический варианты в пределах одного вида, либо как отдельные фазы в истории каждого стада одного вида (время прохождения может либо совпадать, либо не совпадать у разных стад одного вида).
Вернемся снова к карте (см. рис. 24) с очерченной зоной, в которой сегодня можно встретить ушастого тюленя. По самым умеренным прикидкам получается, что климат, кормовые ресурсы и миграционные способности допускают значительно более широкое расселение ушастых тюленей, чем то, кажущееся сейчас золотым веком отариид, с которым столкнулись землепроходцы позапрошлого века. Особенно удивительна пустота пригодной по всем параметрам Северной Атлантики, чью пригодность для заселения подтверждают все более частые встречи беглых из неволи калифорнийских морских львов, прижившихся на воле. То есть реализуемый ареал семейства не только сегодня, но и до начала массового европейского промысла оставлял в пределах потенциального ареала много места незаполненным, и этот зазор не удается списать на достоверно известные барьеры расселению.
История семейства
А если попробовать поискать причины сегодняшних проблем с расселением ушастых тюленей глубже тех очень недавних времен, когда европейские зверобои начали обшаривать Мировой океан. Ушастые тюлени современного облика, хорошо вписывающиеся в современные рамки этого семейства, обитали у берегов Калифорнии, т. е. в пределах современного ареала семейства, еще 10 млн лет назад и, следовательно, имели некоторое время пообжиться в пределах ниши семейства. Для неспециалиста рискованно спускаться на зыбкую почву реконструкций даже близкого геологического прошлого (разные варианты изменений объема Земного шара, разные модели перемещений тектонических плит и уж совсем разные у разных авторов реконструкции климата и географии конкретных эпох). Но все же на фоне меняющейся географии и перераспределяющихся климатов большинство исследователей видят некоторое количество вех, отмечающих радикальные и глобальные перестройки, хотя степень радикальности и глобальности всегда дискуссионна.
Для разговора о наших зверях надо помнить уж во всяком случае три последние такие вехи. Порядка 60 млн лет назад какие‑то катаклизмы с заметным похолоданием, расползанием ледников и полярных шапок и понижением уровня Мирового океана сочетались с исчезновением со сцены многих групп чудовищных рептилий и широким расселением по Земле разнообразных крупных млекопитающих, в том числе и не менее чудовищных. Следующие тридцать миллионов лет все вроде выравнялось, если не считать тектонических подвижек и миграций полюсов, полярные шапки отступили. Уровень Мирового океана приблизился к современному. На месте нынешней Прибалтики среди сосновых лесов можно было встретить среди насекомых современные виды, но о ластоногих известные нам куски геологической летописи молчат (о китообразных базилозаврах и морских коровах они же кое‑что рассказывают).
25 млн лет назад – снова похолодание с сопряженными переменами в Мировом океане и распределении климатических поясов. О существенности этой вехи говорит геологическая терминология, именующая время до нее палеогеном, после нее – неогеном. Двадцать с лишним миллионов лет последующих событий (миоцен – плиоцен) проходили, по‑видимому, на фоне климатической обстановки, близкой к современной, и вывели на сцену в начале этого промежутка медведеобразных эналиарктид и тюленеобразных аллодесмид, а в середине – у калифорнийских берегов видны предшественники командорской морской коровы и несомненные ушастые тюлени, в Северной Атлантике разнообразны настоящие тюлени, а где‑то в Африке уже ходят (или вот‑вот пойдут) двуногие приматы.
Полтора миллиона лет назад – последняя веха, начало протянувшейся до нашего времени череды ледниковых и межледниковых эпох с последним отступлением холода всего лишь десять тысяч лет назад. Эти события в отличие от миоценовых и плиоценовых даже таких важных для расселения ушастых тюленей, как образования 5–7 млн лет назад сплошного ледяного панциря зеленой до этого Антарктиды с сопутствующим 50‑метровым понижением уровня океана, захватывали циркуляцию атмосферы и гидросферы всей планеты. Размах этих глобальных событий определяется по‑разному разными авторами, но большинство склоняется к тому, что в периоды максимального развития полярных шапок они покрывали до трети поверхности Земли (против примерно одной шестой сейчас), понижая океан, по разным оценкам, на 80– 130 м к современному уровню.
Сложнее с температурным режимом, особенно между тропиками, так как по одним расчетам в тропической Пацифике средние температуры опускались на 3° (т. е. тропические условия заменялись на субтропические), а в тропической Атлантике – даже на 5–6°. По другим же, не менее авторитетным (реконструированные на август 18 тысяч лет назад климатические карты, международный проект «CLIMAP») раскладкам выходит, что максимальное развитие полярных шапок больше влияло на климат умеренных зон по сравнению с тропическими и материковых областей по сравнению с океаническими, хотя и в океанских тропиках сказывается глобальное охлаждение поверхностных вод и локальные языки холодных течений проникают к экватору у западных берегов Африки, Австралии и Южной Америки.
Так или иначе, сто тысяч лет начавшейся полтора миллиона лет назад ледниковой эпохи сменились двумя сотнями тысяч лет межледниковья с условиями, близкими к современным. Потом сто двадцать пять тысяч лет следующей ледниковой эпохи – и новый возврат к современным климатам на шестьсот с лишним тысяч лет, новое похолодание на пятьдесят тысяч лет и новое трехсоттысячелетнее потепление. Последнее перед нашим временем пятидесятитысячелетнее похолодание сменяет наша оттепель, длящаяся уже (или еще только) десять тысяч лет.
Такую историю читают по океанским осадкам, и трудно представить, чтобы ушастые тюлени не заметили происходивших на планете перемен.
Но перемены происходили не только в географии, менялось и разнообразие форм млекопитающих. Простой подсчет числа семейств млекопитающих, выходящих на сцену и уходящих с нее в каждом действии, сделанный Н. Н. Каландадзе и А. С. Раутианом, обнаружил довольно хорошее постоянство общего известного палеонтологам числа участников на протяжении всего послемелового времени (130 семейств в палеоцене, 150 – в миоцене, 120 – в плейстоцене). За это время отмечено появление 250 новых семейств и исчезновение 160 старых, причем если исчезновение выглядит довольно равномерным и постоянным, то появление новых семейств, достаточно бурное в начале (в эоцене половина семейств неизвестна для предшествующего периода), редеет в середине (в миоцене новых – меньше трети) и практически прекращается в последние десять миллионов лет. То есть нас, гоминид, объединяет с отариидами и то, что обе группы успели на сцену как раз перед тем, как выход новых актеров прекратился. Да и со старыми участниками не все ладно: после плейстоцена их осталось на треть меньше, чем было в миоцене (а ведь мы заведомо знаем не всех миоценовых). А среди оставшихся положение многих семейств такое же, как у некогда процветавших слонов, жирафов и носорогов. Так что Красные книги лишь отмечают современное состояние процесса, начавшегося для млекопитающих по крайней мере в плейстоцене, если не раньше. И, вероятно, это звериное отступление нельзя списать на климатические перемены в ледниковые эпохи последних 60 млн лет (это ведь не первые глобальные перестройки климата на их веку).
Опять частный вопрос о расселении ушастых тюленей оказывается пробным камнем наших знаний, на этот раз представлений о глобальных перестройках климатов и животного мира в преддверии наших дней, в плейстоцене, и степени взаимосвязанности этих событий.
Дата добавления: 2016-01-26; просмотров: 762;