Обеспокоенная семья

Среди голых скал внизу видна узкая долина с полосой пышной зеленой растительности. Там сквозь темные стволы ив и тополей проглядывает голубая река. Но как к ней добраться, когда обрывистый берег разделил землю на два мира – бесплодную каменистую пустыню и пышный оазис. Наконец место спуска найдено, я с облегчением начинаю устраиваться на ночлег и неожиданно замечаю загадочных муравьев‑амазонок. Муравьи крутятся большой компанией на голой площадке среди травы и обмениваются быстрыми сигналами: подергивают усиками, ножками и вздрагивают телом. Потом неожиданно выстраиваются лентой и деловито шагают вдоль берега. Картина знакомая: амазонки отправились в грабительский поход.

Нелегко следить за муравьями в густых зарослях шиповника и таволги. Но вот, наконец, через шестьдесят метров показывается гнездо – отверстие в земле, вокруг которого в возбуждении крутятся муравьи Formica cunicularia . К гнезду подоспевают первые воины‑амазонки (Polyergus rufescens ). Сейчас произойдет нападение.

Но все получилось совсем по‑иному. Муравьи миролюбиво встречают амазонок, ощупывают их, быстро обегают вокруг некоторых из воительниц, как бы желая удостовериться, с какой добычей они возвратились из грабительского похода. Я ошибся. Муравьи‑амазонки возвратились в свое собственное гнездо, и ходили они не за куколками, а занимались своеобразной тренировкой. У своего же гнезда их встретили муравьи‑помощники.

Скоро все амазонки скрылись в муравейнике, наблюдать стало не за кем, и я принялся за прерванные дела. Каково же было мое удивление, когда увидел еще одну колонну амазонок. Муравьи шли с другой стороны и вскоре исчезли в том же подземном жилище. Два одновременных выхода двумя колоннами, чтобы это могло значить?

Зеленые тугаи и прохладная речка Чарын так хороши после тяжелого маршрута по горячим скалам, что на следующий день я решил устроить отдых и теперь жду с нетерпением вечера.

Наверное, после тренировочных походов сегодня воинственные амазонки отправятся уже в настоящий грабительский поход. Но на муравейнике спокойно, муравьи‑помощники неутомимо трудятся, выносят наружу из подземных галерей песчинки и камешки, охотятся за насекомыми, а наверху – ни одной амазонки, все они в глубоких залах спят, предаются безделью.

Шесть часов вечера, длиннее стали тени, спала жара, склонилось за прибрежные скалы солнце. У муравейника оживление. Вот появились и амазонки. С каждой минутой их все больше и больше. И ведут себя странно: мечутся, хватают друг друга челюстями, будто кого‑то разыскивают. Беспокойство нарастает с каждой минутой. Иногда кто‑нибудь пробегает кругами, необычно вихляя брюшком, еще сильнее возбуждая своим поведением окружающих. Такой жест мне незнаком, что же он значит?.. Беспокойны и помощники. Один из них, вибрируя головой, постукивает ею амазонок. Это, я знаю, сигнал тревоги. Может быть, так всегда полагается перед походом?

Случайно в отдалении от муравейника замечаю большую красную амазонку‑самку. Она бежит в заросли. Уж не из‑за нее ли такая суматоха? Хватаю беглянку и бросаю на гнездо. За короткое мгновение, ничтожную долю секунды возникает невообразимая свалка. Откуда муравьи так быстро узнали о возвращении самки, как успели собраться такой оравой, кто и каким путем подал сигнал? Наверное, это было какое‑то особенное излучение.

За самкой гонятся, пытаются ее удержать. Но она ловко ускользает и скрывается: челюсти амазонок способны прокалывать головы противников да переносить мягких неподвижных куколок. И снова среди муравьев переполох и тревога! Жаль амазонок. Какую трагедию они переживают! Где им добыть другую родительницу, какова будет без нее судьба муравейника и почему царица общества вдруг вздумала покинуть свою обитель?

И вновь неожиданность! Из зарослей шиповника выскакивает самка и, расталкивая встречных, сама без чьего‑либо принуждения мчится к гнезду и исчезает в нем. Закончила свою таинственную прогулку.

Теперь, наверное, тоже был подан сигнал, так как мгновенно прекратилась суета, все сразу успокоились и вскоре исчезли в муравейнике. Но какой был дан сигнал, узнать мне не довелось. Как бы там ни было, сигнал всех обрадовал…

Пробуждение

Десять лет я не был в ущелье Тайгак, что находится среди гор пустыни Чулак. За это время оно мало изменилось. Все те же скалы, каменистые осыпи, распадки. Все та же изумительная тишина да посвист ветра в острых камнях. Пройдет еще лет десять, быть может, пройдут сотни, тысячи лет, а здесь все останется по‑прежнему.

Не слышно криков горных куропаток‑кекликов и на вершинах гор не видно горных козлов. Год выдался засушливый, и теперь в сентябре вся растительность сухая. Но дорога, проложенная автомобилями, стала значительно торнее. Пылит красная земля.

Ищу муравьев возле стоянки, не нахожу никого. Будто все вымерли. Но вот гнездо муравьев‑жнецов с шелухой от семян. Хозяев муравейника нет, они закрыли все ходы, засели в подземных камерах. Опустели и многочисленные тропинки, отходящие во все стороны.

Слегка разворошил кучку камешков, натасканных на самую середину голой площадки. Под ней открылся вход, из него выглянули блестящие головки и будто спросили: «Что случилось, кто нас беспокоит?»

Жаль нарушать покой муравьев. Заделав вход камешками, оставляю их в покое. Уже поздно, пора на бивак.

Рано утром застаю на муравейнике порядок, брешь тщательно заделана, а сверху, перетаскивая камешки, трудится крошечный муравей‑жнец. Когда все будет закончено, ему будет легче по маленьким щелкам пробраться в жилище, нежели его крупным собратьям. Кладу перед ним несколько зернышек пшена, но он, будто испугавшись, скрывается под землей. Не теряя времени, насыпаю из пшена дорожку и веду ее как можно дальше.

Проходит несколько минут, камешки неожиданно раздвигаются, и на поверхность выбегает целая ватага муравьев. Они хватают зерна и скрываются с ними. Еще через две‑три минуты муравьи пробудились, на поверхности уже дружно убирают неожиданно появившийся урожай. Но что удивительно, все сразу направляются точно к тропинке с пшеном и никто не ищет добычу в других направлениях! Первые носильщики, видимо, указали, в какую сторону нужно ползти. Вот бы узнать, какой это был сигнал?

Сперва муравьи‑носильщики на ходу постукивают головой из стороны в сторону встречных товарищей, приглашая работать. Потом сигнал отменяется, все и без того возбуждены, всем и без того известно, что возле жилища появилась замечательная добыча. Но сколько среди носильщиков неопытных! Они умеют только слепо подражать, хватают что попало: камешки, шелуху от зерен, даже сухие испражнения мелких грызунов и волокут этот ненужный хлам в гнездо. Возбуждение так велико, так заразителен пример заготовки провианта муравьями‑вегетарианцами, что наружу выползают даже два совсем молодых муравья, бледно‑серых, прозрачных, с неокрепшими покровами. Им еще полагается сидеть в подземных ходах и не показываться наружу.

Иногда всеми муравьями, одновременно овладевает беспокойство. Оно хорошо заметно. Отчего? Потом догадался: муравьи‑жнецы улавливают незнакомый запах дыхания человека. Не потому ли вокруг гнезда стали носиться воинственные солдаты? Вот один самый большой и самый храбрый приподнялся на ногах, уставился на меня, широко раскрыл челюсти, принял грозную осанку. Никто не обращает на него внимания, все очень заняты. Но трое рабочих один за другим заметили вояку и на бегу отвесили ему челюстями по удару. Видимо, это означало: «Ищи врага!»

Что тогда стало со жнецом, как он заметался, ударяя челюстями о землю, с какой яростью он сейчас набросился бы на врага и растерзал его на кусочки! Но врага нигде нет, лишь сверху издалека доносится незнакомый запах.

В то время, когда все волокли зерна, одному муравью не понравилась незнакомая добыча, он оттащил зернышко пшена из гнезда наружу. Но у него нашелся противник. Разве можно выбрасывать добро? Два муравья вцепились в одно зернышко, долго сопротивлялись друг другу. Тот, которому не понравилось зерно, был крупнее и сильнее. Зато маленький часто отдыхал, а собравшись с силами, побеждал утомившегося противника. Все же большой постепенно одерживал победу, и зернышко медленно отдалялось от муравейника. Мне надоело следить за драчунами, и я разнял их. Обескураженные, они некоторое время топтались на одном месте, потом схватились челюстями. Но постепенно остыли, успокоились, разошлись.

В самый разгар переноса пшена навстречу потоку носильщиков помчался какой‑то странный солдат. Он приставал ко всем встречным и пытался отнять добычу. Но никто не желал с нею расставаться: по муравьиным обычаям найденное полагалось обязательно самому принести в жилище. Так и полз муравей‑вымогатель все дальше и дальше, пока не добрался до лежащих зерен. Тут ему проще было самому поднять с земли находку.

Пробуждение муравьев сказалось и на других делах. Кое‑кто принялся наводить порядок: убирать с тропинок мусор, расширять входы, оттаскивать в стороны трупы давно погибших собратьев. Может быть, всем этим занялись специалисты своего дела, не умевшие ходить за добычей: если все принялись за работу, то не сидеть же остальным без дела!

Вспоминая ущелье Тайгак, я думаю о том, как муравьи указывают направление, по которому следует спешить за добычей. Впоследствии я не раз убеждался в существовании такого сигнала. Но какой он?

Что за сигнал?

У рыжего лесного муравья существует свой особенный язык, но он очень сложен и расшифровать его трудно: уж очень быстр и тороплив этот житель леса и передает сигналы почти молниеносными движениями.

Меня всегда интересовал разговор муравьев, и не трудность его разгадки была страшна, просто я не имел достаточного свободного времени. И все же при возможности не упускал случая проникнуть в тайны языка этого удивительного народца. Сигналы приходилось видеть часто, но далеко не всегда удавалось их разгадывать. И все же день, когда обнаруживался какой‑либо сигнал, я считал самым удачным, даже если не мог проникнуть в его смысл. Вот, к примеру, такой сигнал.

На вершину муравейника поставлена поилка со сладкой водой. Любителей сладкого ждать не пришлось, они быстро сбежались, жадно прильнули к лакомству, и брюшко сладкоежек раздувается так, что становится прозрачным. Два муравья не выдержали, потеряли сознание, упали в воду. Я спасаю неудачников и кладу их в сторону на белую бумажку. Тут их оближут и приведут в чувство. Вот один утопленник зашевелил члениками лапок, челюстными щупиками, потом потянулся и вскочил на ноги: хворь его мгновенно исчезла. Муравей отвесил несколько тумаков окружающим, потом неожиданно закружился на одном месте. Сперва в одну сторону, потом в другую. Отдохнул немного, обменялся движениями усиков со сбежавшимися на странное представление муравьями и снова завертелся. Движения муравья очень напоминали так называемый круговой танец пчелы‑работницы, сигналящей своим товаркам о том, что найден богатый источник пищи. Танцующий муравей вскоре сполз с бумажки и, сопровождаемый несколькими любопытными, замешался в толпе снующих муравьев. Прежде я никогда не видал такого сигнала, поэтому, желая его разглядеть внимательней, стал вытаскивать других муравьев, потонувших в сиропе. Но никто из них не пожелал повторять круговой танец.

Тонущих было много, и я терпеливо продолжал эксперименты. Вскоре один из утопленников пополз вспять и потом неожиданно начал такой же круговой танец, как и его предшественник. Покрутился, вскочил на ноги и помчался по каким‑то своим делам.