Эжен Ионеско (Eugene lonesco) 1912-1994

Лысая певица (La Cantatrice chauve)

Антипьеса (1950)

Буржуазный английский интерьер. Английский вечер. Английская супружеская пара — мистер и миссис Смит. Английские часы отби­вают семнадцать английских ударов. Миссис Смит говорит о том, что уже девять часов. Она перечисляет все, что они ели на ужин, и стро­ит гастрономические планы на будущее. Она собирается купить бол­гарский йогурт, ибо он хорошо действует на желудок, почки, аппендицит и «апофеоз» — так сказал доктор Маккензи-Кинг, а ему можно верить, он никогда не прописывает средства, которые не ис­пробовал на себе. Прежде чем сделать операцию пациенту, он снача­ла сам лег на такую же операцию, хотя был абсолютно здоров, и в том, что пациент умер, он не виноват: просто его операция прошла удачно, а операция его пациента — неудачно. Мистер Смит, читая английскую газету, поражается, почему в рубрике гражданских состо­яний всегда указывают возраст усопших и никогда не указывают воз­раст новорожденных; это кажется ему абсурдным. В газете сказано, что умер Бобби уотсон. Миссис Смит ахает, но муж напоминает ей, Что Бобби умер «два года назад», и полтора года назад они были на

его похоронах. Они обсуждают всех членов семьи покойного —всех их зовут Бобби уотсон, даже его жену, поэтому их вечно путали, и только когда Бобби уотсон умер, стало окончательно ясно, кто есть кто. Появляется служанка Смитов — Мэри, которая приятно прове­ла вечер с мужчиной: они ходили в кино, потом пили водку с моло­ком, а после этого читали газету. Мэри сообщает, что Мартины, которых Смиты ждали к ужину, стоят у дверей: они не решались войти и ждали возвращения Мэри. Мэри просит Мартинов подо­ждать, пока Смиты, которые уже не надеялись их увидеть, переоде­нутся. Сидя друг против друга, Мартины смущенно улыбаются:

кажется, они где-то уже встречались, но никак не могут вспомнить где. Оказывается, что оба они родом из Манчестера и только два ме­сяца назад уехали оттуда. По странному и удивительному совпадению они ехали в одном и том же поезде, в одном и том же вагоне и в одном и том же купе. В Лондоне оба они, как ни странно, живут на Бромфилд-стрит, в доме номер 19. И еще одно совпадение: оба они живут в квартире номер 18 и спят на кровати с зеленой периной. Мистер Мартин предполагает, что именно в постели они и встреча­лись, возможно даже, что это было вчера ночью. И у них у обоих есть очаровательная двухлетняя дочка Алиса, у которой один глаз белый, а другой красный. Мистер Мартин предполагает, что это одна и та же девочка. Миссис Мартин соглашается, что это вполне воз­можно, хотя и удивительно. Дональд Мартин долго размышляет и приходит к выводу, что перед ним его жена Элизабет. Супруги раду­ются, что вновь обрели друг друга. Мэри потихоньку открывает зри­телям один секрет: Элизабет вовсе не Элизабет, а Дональд — не Дональд, потому что дочка Элизабет и дочка Дональда — не одно и то же лицо: у дочки Элизабет правый глаз красный, а левый — белый, а у дочки Дональда — наоборот. Так что несмотря на ред­костные совпадения, Дональд и Элизабет, не будучи родителями одного и того же ребенка, не являются Дональдом и Элизабет и за­блуждаются, воображая себя ими. Мэри сообщает зрителям, что ее настоящее имя — Шерлок Холмс.

Входят супруги Смит, одетые в точности как прежде. После ниче­го не значащих (и совершенно не связанных одна с другой) фраз миссис Мартин рассказывает, что по дороге на рынок видела необы­чайную картину: около кафе один мужчина наклонился и завязывал шнурки. Мистер Мартин наблюдал еще более невероятное зрелище: один человек сидел в метро и читал газету. Мистер Смит предполага-

ет, что, быть может, это тот же самый человек. В дверь звонят. Мис­сис Смит открывает дверь, но за ней никого нет. Как только она снова садится, раздается еще один звонок. Миссис Смит снова от­крывает дверь, но за ней опять никого нет. Когда звонят в третий раз, миссис Смит не хочет вставать с места, но мистер Смит уверен, что раз в дверь звонят, значит, за дверью кто-то есть. Чтобы не ссо­риться с мужем, миссис Смит открывает дверь и, никого не увидев, приходит к выводу, что когда в дверь звонят, там никогда никого нет. Услышав новый звонок, мистер Смит открывает сам. За дверью стоит Капитан пожарной команды. Смиты рассказывают ему о воз­никшем споре. Миссис Смит говорит, что кто-то оказался за дверью только в четвертый раз, а считаются только первые три раза. Все пы­таются выяснить у Пожарника, кто же звонил первые три раза. По­жарник отвечает, что стоял за дверью сорок пять минут, никого не видел и сам звонил только два раза: в первый раз он спрятался для смеха, во второй раз — вошел. Пожарник хочет примирить супругов. Он считает, что оба они отчасти правы: когда звонят в дверь, иногда там кто-то есть, а иногда никого нет.

Миссис Смит приглашает Пожарника посидеть с ними, но он пришел по делу и торопится. Он спрашивает, не горит ли у них что-нибудь; ему дан приказ тушить все пожары в городе. К сожалению, ни у Смитов, ни у Мартинов ничего не горит. Пожарник жалуется на то, что его работа нерентабельна: прибыли почти никакой. Все вздыхают: везде одно и то же: и в коммерции, и в сельском хозяйст­ве. Сахар, правда, есть, да и то потому, что его ввозят из-за границы. С пожарами сложнее — на них огромная пошлина. Мистер Мартин советует Пожарнику наведаться к векфилдскому священнику, но По­жарник объясняет, что не имеет права тушить пожары у духовных лиц. Видя, что торопиться некуда. Пожарник остается у Смитов в гостях и рассказывает анекдоты из жизни. Он рассказывает басню о собаке, которая не проглотила свой хобот потому, что думала, что она слон, историю теленка, объевшегося толченого стекла и родивше­го корову, которая не могла называть его «мама», потому что он был мальчик, и не могла называть его «папа», потому что он был малень­кий, отчего теленку пришлось жениться на одной особе. Остальные тоже по очереди рассказывают анекдоты. Пожарник рассказывает длинную бессмысленную историю, в середине которой все запутыва­ются и просят повторить, но Пожарник боится, что у него уже не осталось времени. Он спрашивает, который час, но этого никто не

знает: у Смитов неверные часы, которые из духа противоречия всегда показывают прямо противоположное время. Мэри просит разреше­ния тоже рассказать анекдот. Мартины и Смиты возмущаются: слу­жанке не пристало вмешиваться в разговоры хозяев. Пожарник, увидев Мэри, радостно бросается ей на шею: оказывается, они давно знакомы. Мэри читает стихи в честь Пожарника, пока Смиты не вы­талкивают ее из комнаты. Пожарнику пора уходить: через три чет­верти часа и шестнадцать минут на другом конце города должен начаться пожар. Перед уходом Пожарник спрашивает, как поживает лысая певица, и, услышав от миссис Смит, что у нее все та же при­ческа, успокоенно прощается со всеми и уходит. Миссис Мартин говорит: «Я могу купить перочинный ножик своему брату, но вы не можете купить Ирландию своему дедушке». Мистер Смит отвечает:

«Мы ходим ногами, но обогреваемся электричеством и углем». Мис­тер Мартин продолжает: «Кто взял меч, тот и забил мяч». Миссис Смит учит: «Жизнь следует наблюдать из окна вагона». Постепенно обмен репликами приобретает все более нервозный характер: «Кака­ду, какаду, какаду...» — «Как иду, так иду, как иду, так иду...» — «Я иду по ковру, по ковру...» — «Ты идешь, пока врешь, пока врешь...» — «Кактус, крокус, кок, кокарда, кукареку!» — «Чем боль­ше рыжиков, тем меньше кочерыжек!» Реплики становятся все коро­че, все орут друг другу в уши. Свет гаснет. В темноте все быстрее и быстрее слышится: «Э-то-не-там-э-то-ту-да...» Вдруг все замолкают, Снова зажигается свет. Мистер и миссис Мартин сидят, как Смиты в начале пьесы. Пьеса начинается снова, причем Мартины слово в слово повторяют реплики Смитов. Занавес опускается.

О. Э. Гринберг

Стулья (Les Chaises) фарс-трагедия (1952)

В пьесе действует множество невидимых персонажей и трое реаль­ных — Старик (95 лет), Старушка (94 года) и Оратор (45—50 лет). На авансцене стоят два пустых стула, справа три двери и окно, слева — также три двери и окно, возле которого находится черная доска и небольшое возвышение. Еще одна дверь находится в глубине.

Под окнами дома плещется вода — Старик, перевесившись через по­доконник, пытается разглядеть подплывающие лодки с гостями, а Старушка умоляет не делать этого, жалуясь на гнилостный залах и комаров.

Старик называет Старушку Семирамидой, она же обходится лас­кательными словами «душенька», «лапочка», «детка». В ожидании гостей старики беседуют: вот раньше всегда было светло, а теперь кругом темень непроглядная, и был когда-то такой город Париж, но четыре тысячи лет назад потускнел — только песенка от него и оста­лась. Старушка восхищается талантами Старика: жаль, честолюбия ему не хватило, а ведь он мог быть главным императором, главным редактором, главным доктором, главным маршалом... Впрочем, он все-таки стад маршалом лестничных маршей — иными словами, при­вратником. Когда Старушка добавляет неосторожно, что не надо было талант в землю зарывать, Старик заливается слезами и громко зовет мамочку — с большим трудом Старушке удается его успокоить напоминанием о великой Миссии. Сегодня вечером Старик должен передать человечеству Весть — ради этого и созваны гости. Соберутся абсолютно все: владельцы, умельцы, охранники, священники, прези­денты, музыканты, делегаты, спекулянты, пролетариат, секретариат, военщина, деревенщина, интеллигенты, монументы, психиатры и их клиенты... Вселенная ждет Вести, и Старушка не может скрыть гор­деливой радости: наконец-то Старик решился заговорить с Европой и прочими континентами!

Слышится плеск воды — явились первые приглашенные. Взволно­ванные старики ковыляют к двери в нише и провожают на авансце­ну невидимую гостью: судя по разговору, это весьма любезная дама — Старушка покорена ее светскими манерами. Вновь плещется вода, затем кто-то настойчиво звонит в дверь, и Старик замирает на пороге по стойке смирно перед невидимым Полковником. Старушка поспешно выносит еще два стула. Все рассаживаются, и между не­зримыми гостями затевается беседа, которая все больше и больше шокирует хозяев дома — Старик даже считает нужным предупре­дить Полковника, что у милой дамы есть супруг. Еще один звонок, и Старика ждет приятный сюрприз — пожаловала «юная прелестни­ца», иначе говоря, подруга детства со своим мужем. Невидимый, но явно представительный господин преподносит в подарок картину, и Старушка начинает кокетничать с ним, как настоящая шлюха, — за­дирает юбки, громко хохочет, строит глазки. Эта гротескная сцена

прекращается неожиданно, и наступает черед воспоминаний: Старушка повествует, как ушел из дому неблагодарный сынок, а Старик скорбит, что детей у них нет — но, может, это и к лучшему, по­скольку сам он был дурным сыном и бросил мать умирать под забо­ром. Звонки в дверь следуют один за другим, и действие убыстряется:

Старик встречает гостей, а Старушка, задыхаясь, выволакивает все новые и новые стулья. Сквозь толпу невидимых приглашенныхуже трудно протолкнуться: Старушка только и успевает спросить, надел ли Старик подштанники. Наконец звонки смолкают, но вся сцена уже уставлена стульями, и Старик просит запоздавших невидимок разместиться вдоль стен, чтобы не мешать остальным. Сам он проби­рается к левому окну, Семирамида застывает возле правого — оба останутся на этих местах до конца пьесы. Старики ведут светский разговор с гостями и перекликаются сквозь толпу между собой.

Внезапно из-за кулис слышатся гул и фанфары — это пожаловал император. Старик вне себя от восторга: он приказывает всем встать и сокрушается лишь тем, что не может подобраться к Его величеству поближе — придворные интриги, что поделаешь! Но он не сдается и, перекрикивая толпу, делится с драгоценным императором пережиты­ми страданиями: враги пировали, друзья предавали, били дубинкой, всаживали нож, подставляли ногу, не давали визы, ни разу в жизни не прислали пригласительного билета, разрушили мост и развалили Пиренеи... Но вот снизошло на него прозрение: это было сорок лет назад, когда он пришел папеньку поцеловать, прежде чем отправить­ся в кроватку. Над ним тогда стали смеяться и женили — доказали, что большой. Сейчас явится оратор, изложит спасительную Весть, ибо сам Старик — увы! — толком говорить не умеет.

Напряжение нарастает. Дверь номер пять открывается невыноси­мо медленно, и возникает Оратор — реальный персонаж в широко­полой шляпе и плаще, похожий на художника или поэта прошлого-века. Никого не замечая, Оратор проходит к эстраде и начинает раз­давать автографы невидимкам. Старик обращается к собравшимся с прощальным словом (Старушка вторит ему, переходя от всхлипов к настоящим рыданиям): после долгих трудов во имя прогресса и на благо человечества ему предстоит исчезнуть вместе с верной своей по­другой — они умрут, оставив по себе вечную память. Оба осыпают конфетти и серпантином Оратора и пустые стулья, а затем с возгла­сом «Да здравствует император!» выпрыгивают каждый в своеокно. Раздаются два вскрика, два всплеска. Оратор, бесстрастно наблюдав-

ший за двойным самоубийством, начинает мычать и размахивать ру­ками — становится ясно, что он глухонемой. Вдруг лицо его светлеет:

схватив мел, он пишет на черной доске большие буквы ДРР... ЩЩЛЫМ... ПРДРБР... Оглядывая с довольной улыбкой невидимую публику, он ждет восхищенной реакции — затем мрачнеет, резко кланяется и удаляется через дверь в глубине. На пустой сцене со сту­льями и эстрадой, засыпанными серпантином и конфетти, впервые слышатся возгласы, смех, покашливание — это невидимая публика расходится после представления.

Е. Д Мурашкинцева

Носороги (Rhinoceros) Драма (I960)