Общественно-политическая и культурная жизнь страны.

Состояние дел в общественно-политической области вызывало самое серьезное беспокойство И. В. Сталина и его окружения, ибо там явственно обозначились процессы, подтачивавшие устои ре­жима личной власти.

Война отчасти разрядила удушливую общественную атмосферу 30-х годов, поставила многих людей в условия, когда они должны были критически мыслить, инициативно действовать, брать ответ­ственность на себя. К тому же миллионы советских граждан — уча­стники освободительного похода Красной Армии (до 10 млн.) и ре­патрианты (5,5 млн.) — впервые лицом к лицу столкнулись с «ка­питалистической действительностью». Разрыв между образом и уровнем жизни в Европе и СССР был столь разительным, что они, по свидетельству современников, испытали «нравственный и психологический удар». И он не мог не поколебать утвердившие­ся в сознании людей социальные стереотипы.

Историки, изучая сейчас архивы ЦК ВКП(б) и органов госбезо­пасности, выявили немало документов, где фиксировалось устрашавшее власти «брожение умов». Среди крестьянства ходили слухи о роспуске колхозов и расширении свободы хозяйствования. Ин­теллигенция надеялась на смягчение политического режима. В ря­де городов (в Москве, Воронеже, Свердловске, Челябинске и др.) возникли молодежные антисталинские группы. Ситуация усугуб­лялась очагами открытого вооруженного сопротивления Советской власти (в присоединенных накануне войны республиках Прибалти­ки и западных областях Украины и Белоруссии).

Напор свежих общественных настроений нашел отклик даже в среде обновившейся за годы войны номенклатуры. В 1946— 1948гг. при составлении и обсуждении в узком кругу проектов новых Конституции СССР и программы ВКП(б), в письмах, посту­павших в ЦК партии, номенклатурными работниками были выска­заны предложения, способные вывести страну на путь известной демократизации: об ограничении срока пребывания в партийных и советских органах, о выдвижении нескольких кандидатов на вы­борах депутатов в Советы и т. п.

Столкнувшись с симптомами политической нестабильности, нараставшего общественного напряжения, сталинское руководство предприняло действия по двум направлениям.

Одно из них включало меры, в той или иной степени адекват­ные ожиданиям народа и направленные на оживление обществен­ной и культурной жизни в стране.

Одновременно мерами, носившими в части демократи­зации политического режима чисто внешний, декорационный ха­рактер (выборы в Советы всех уровней, съезды общественных и политических организаций – комсомола, профсоюзов, Союза композиторов, создание Академии художеств и т.д.) сталинская администрация наращивала наступление на другом, главном направлении. Суть его заключалась в борьбе с вольномыслием в обществе, укреплении личной власти дик­татора.

В августе 1946 г. по инициативе И. В. Сталина было принято постановление ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград», а затем серия других «идеологических» постановлений («О реперту­аре драматических театров и мерах по его улучшению», «О кино­фильме «Большая жизнь», «Об опере Мурадели «Великая дружба» и др.). Они дали сигнал к публичной травле многих выдающихся деятелей культуры: писателей А. А. Ахматовой, М.М.Зощенко, Э. Г. Казакевича, Ю. П. Германа, композиторов В. И. Мурадели, С.С.Прокофьева, А. И. Хачатуряна, Д.Д.Шостаковича, киноре­жиссеров Г.М.Козинцева, В.И.Пудовкина, С.М.Эйзенштейна и др. Вся эта кампания имела своей целью «приструнить» интелли­генцию в целом, втиснуть ее творчество в прокрустово ложе «пар­тийности» и «социалистического реализма». Аналогичные цели преследовали развернувшиеся с 1947г. погромные «дискуссии» по философии, биологии, языкознанию, политэкономии. В обла­сти естественных наук насаждались лженаучные представления. Была разгромлена генетика, искусственно тормозилось развитие кибернетики.

В 40-х годах началась новая кампания: по борьбе с «космополи­тизмом» и «низкопоклонством перед Западом». Власти пытались усилить идейно-политическую и культурную изоляцию страны, разжечь шовинистические и антисемитские чувства. Нечто похо­жее происходило и в США, где в те же годы нагнеталась антиком­мунистическая истерия. Но в сталинском варианте «охоты на ведьм» решалась более широкая задача: наряду с воссозданием пошатнувшегося в войну образа внутреннего врага идеологически обеспечить вторую (после середины 30-х годов) волну социального террора. С 1948 г. возобновляются массовые репрессии. Фабрику­ются новые судебные «дела» («Ленинградское дело», «Дело врачей» и др.). Жертвами террора стали тогда от 5,5 до 6,5 млн. человек.

5 марта 1953 г. умер В. И. Сталин. К концу жизни этот человек достиг зенита своего могущества. Но уже тогда выпестованныйимсоветский тоталитаризм столкнулся с двумя вызовами капитали­стического мира, адекватный ответ на которые он, как показало бу­дущее, не смог дать.

Первый — экономический. Ведущие западные страны на рубеже 40-х — 50-х годов вступили в эпоху научно-технической револю­ции, что вскоре вывело их на новую, постиндустриальную ступень развития. Наметился стремительно прогрессирующий разрыв в технологическом качестве потенциалов рыночной экономики и советской директивной экономики. В середине 50-х гг. административно-бюрократическая система управления, сложившаяся в 20-е – 30-е г. начала давать сбои. Рассчитанная на мобилизацию всех средств для решения какой-либо одной задачи. эта система н могла функционировать в условиях норамальной экономики. Попытки тотального планирования и централизованного распределения были обречены на неудачу

Последняя в силу присущих ей органических свойств — сверхцентрализованности, отсутствию инициативы и предприимчивости в многочисленных структурных звеньях хозяйственного управления, слабой материальной заин­тересованности работников в качестве труда—оказалась невос­приимчивой к внедрению в производство в общенациональном масштабе (за исключением приоритетного военно-промыш­ленного комплекса) новейших достижений научно-технической мысли.

Второй вызов — в области общественно-политической и соци­альной. Он выражался в том, что развитые капиталистические го­сударства продолжали стабильно поднимать и без того высокий, несопоставимый с советскими стандартами, уровень жизни населе­ния, обеспечивать широкие демократические права и свободы.

Строго говоря, давление этого вызова ощущалось и в предшествующие десятилетия. Именно для нейтрализации «демонстрацион­ного эффекта» Запада (или, пользуясь языком партийных идеоло­гов, его «тлетворного влияния») над СССР фактически уже с 20-хгодов был опущен «занавес» — сначала относительно легкий, про­ницаемый, затем поистине «железный». Он казался незыблемым. Но то было обманчивое впечатление.

Изнутри «занавес» в основном подпирала репрессивная маши­на, давившая своими тяжелыми катками все ростки вольномыслия и критического отношения к реалиям советского образа жизни. Между тем ресурсы этой машины, как будет показано ниже, оказа­лись практически полностью выработанными и власти после смер­ти диктатора были вынуждены приступить к ее демонтажу. Извне «железный занавес» поддерживался традиционно изоляционист­ской политикой в области культурного обмена, общественных и личных связей с капиталистическим миром. В годы холодной войны она еще более усилилась, охватывая все новые сферы между­народных отношений. Резко сократилась торговля с Западом (на 35% в 1950 г. по сравнению с первыми послевоенными годами), что болезненно сказывалось на советской экономике, лишенной притока передовых технологий и оборудования. Руководству СССР и здесь в скором времени пришлось пересмотреть свою позицию и встать на путь развития всесторонних отношений с западными государствами.

В этой ситуации «железный занавес» начал медленно, но неот­вратимо ржаветь. С каждым годом, не говоря уже о десятилетии, он все больше утрачивал способность ограждать население от «тлет­ворного влияния» Запада. И как закономерный результат — насаж­давшиеся коммунистической пропагандой стандарты «социалисти­ческого народоправства» и равенства в нищете утрачивали некогда имевшую для немалой части населения привлекательность и маги­ческое воздействие, уступая место растущим сомнения в правиль­ности «выбранной» старшими поколениями модели общественного развития. В народе постепенно, десятилетие за десятилетием, на­капливался критический потенциал. И никакие действия властей не могли остановить этот процесс, ибо в рамках существовавшей модели было невозможно обрубить питающие его социально-эко­номические и политические корни.

Исторический опыт показывает, что любая общественная сис­тема, неспособная эффективно реагировать на принципиальные вызовы времени и внешней среды, рано или поздно входит в поло­су своего общего кризиса и разложения. Вопрос, когда такая полоса началась в истории СССР, является дискуссионным. Одни иссле­дователи торопятся датировать это серединой 50-х годов, другие — концом 70-х или серединой 80-х годов.

Но как бы то ни было, очевидна особенность общего кризиса со­ветской модели тоталитарного «государственного социализма» (кстати, крайне затрудняющая датировку начальной грани этого процесса) — его затяжной, вялотекущий характер. Это объяснялось и многовековыми российскими традициями (мощной государст­венностью, несформированностью гражданского общества, укоре­нившейся в народной психологии стихийной тяги к уравнительной справедливости), так и огромными размерами страны, ее исклю­чительными по масштабам природными богатствами, которые в нараставших количествах безжалостно бросались в топку затратной директивной экономики и поддерживали в ней огонь жизни. На этой основе власти обеспечивали функционирование, хотя и на низком уровне, системы социальных гарантий (бесплатное медицинское обслуживание и образование, пенсии и т п.), что позволяло избегать сколько-нибудь серьезного народного недо­вольства.

ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ РЕФОРМЫ В ССССР В 50-Е – СЕР. 60-Х ГГ.

ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ.

После смерти диктатора бразды правления страной сосредото­чила в своих руках небольшая группа политиков: преемник И.В.Сталина на посту председателя Совета министров Г.М.Ма­ленков, министр объединенного МВД (куда вошло и министерство госбезопасности) Л. П. Берия и секретарь ЦК КПСС Н. С. Хрущев. Внутри этого «триумвирата» сразу же началась борьба за лидерство.

В конечном счете исход этой борьбы определялся тем, кого из претендентов на верховную власть поддержит партийно-госу­дарственная и военная номенклатура. Основу этого господствую­щего слоя советского общества составляли люди, занявшие руково­дящие посты после «великой чистки» 30-х годов, а также в период Отечественной войны. За прошедшее время их положение заметно окрепло, они обрели немалый опыт и авторитет как непосредствен­ные организаторы борьбы народа против фашистской агрессии. К тому же номенклатура успела обрасти взаимопроникающими связями, которые цементировали этот слой, поддерживали его внутреннюю устойчивость и солидарность. На первое место там выдвинулся советский эквивалент дореволюционных генерал-гу­бернаторов — секретари ЦК республиканских компартий, обкомов и крайкомов (их удельный вес в ЦК КПСС поднялся с 20% в 1939 г. до 50% в 1952 г.). Они были лояльны Центру, но требова­ли большей самостоятельности в решении местных дел и, главное, личной безопасности. Расширения участия в реальном осуществле­нии власти и гарантий от возобновления репрессии в собственной среде жаждали и другие отряды номенклатуры. Ее стремление к ре­формированию тоталитарных структур питалось и событиями, ко­торые развернулись сразу после смерти И. В. Сталина и грозили выйти из-под контроля (восстания в советских концлагерях, мас­совые антикоммунистические и антисоветские выступления в ГДР и Чехословакии, брожение в других странах «народной демок­ратии»).

Вместе с тем, номенклатура ясно осознавала предел в предстоя­щих реформах, дальше которого она не хотела, да и не могла идти:

- им надлежало подтолкнуть развитие производства (особенно в ра­зоренном аграрном секторе экономики);

- снять явное перенапряжение и усталость общества от искусственно подстегиваемой «мобилизационной готовности» к отражению происков все новых «внутренних и внешних врагов»;

- коренным образом реорганизовать систему ГУЛАГа, изжившую себя и все более превращавшуюся в пороховую бочку;

- несколько улучшить жизнь простых людей, влачивших нищенское существование.

- С другой стороны, реформы никак не должны были ущемлять социально-политиче­ских интересов партократии и прочих привилегированных групп населения.

Каждый из кандидатов на верховную власть поспешил заявить о своей готовности к изменению порядка вещей, освященных сум­рачным гением И. В. Сталина. Так, Г. М. Маленков высказывался в общей форме, не называя имен, против «политики культа лично­сти», за смещение акцента в экономике в сторону удовлетворения непосредственных материальных и культурных потребностей наро­да, за мирное сосуществование с капиталистическими государства­ми как альтернативы неизбежной гибели цивилизации в ядерной войне. Л. П. Берия, в свою очередь, ратовал за объединение Герма­нии и ее нейтралитет, примирение с Югославией, за расширение прав республик СССР и выдвижение там в руководство националь­ных кадров, выступал против русификации в области культуры.

И все же выбор пал на Н. С. Хрущева. Причины следует искать в том, что этот политик в прошлом был в меньшей степени, чем многолетний шеф госбезопасности Л. П. Берия и один из вдохно­вителей послевоенных «чисток» Г. М. Маленков, замешан в крова­вом «перетряхивании» руководящих кадров, а в настоящем— не контролировал карательные органы. В глазах номенклатуры это делало фигуру Хрущева не столь одиозной и опасной в будущем.

События на советском политическом «Олимпе» развивались стремительно. В июне 1953 г. по вздорному обвинению в «сотруд­ничестве с империалистическими разведками» и «заговоре с целью восстановления господства буржуазии» был арестован Л. П. Берия (расстрелян в декабре того же года). В январе 1955 г. подал в вы­нужденную отставку председатель Совмина Г.М.Маленков. По­следний акт верхушечной борьбы пришелся на лето 1957 г. Тогда из партийно-государственного руководства была полностью изгна­на как «антипартийная» группа политиков (в числе того же

Еще в 1948 г., в обстановке общей нехватки рабочей силы из-за понесенных в войне колоссальных потерь, власти распорядились использовать заключенных более «экономно» — надеясь этим сократить их массовую гибель. Была введена грошовая зарплата «ударникам», добавлены пайки. Но подобные меры не дали ре­зультатов. На рубеже 40-х—50-х годов произошли первые в истории ГУЛАГа вос­стания узников. Советское руководство оказалось перед альтернативой: или резко увеличить довольствие заключенным, радикально изменить весь уклад их работы и «жизни», или распустить лагеря, где отбывали наказание за мифические преступ­ления многие миллионы трудоспособных людей. Первое, однако, делало нерента­бельным само существование системы подневольного труда: она могла функцио­нировать только при работе «на износ» и постоянном пополнении свежим «челове­ческим материалом» через массовые репрессии. Под давлением послевоенного дефицита рабочей силы в стране, преобладавших настроений в разных слоях насе­ления, включая номенклатуру, был избран второй путь.

Г. М. Маленкова, Л. М. Кагановича, В. М. Молотова и др.) из-за их открытого сопротивления курсу, проводимому партократией во главе с ее ставленником — первым секретарем ЦК КПСС (с сен­тября 1953г.) и председателем Совмина СССР (с марта 1958г.) Н. С. Хрущевым.

Следует, однако, подчеркнуть: новый советский лидер, обладав­ший недюжинным умом и большой хитростью, тонким знанием специфических законов аппаратной борьбы, сумел довольно быст­ро подмять под себя верхние эшелоны партократии и получил про­стор для проявления собственной колоритной индивидуальности (заметим попутно — за счет потенциала великой державы). В реша­ющей степени тому способствовали и впечатанная кровью в созна­ние старых аппаратчиков жесткая сталинская схема управления (непогрешимый вождь — послушные исполнители), и сама поли­тическая атмосфера в стране, едва вступившей на путь избавления от тоталитарных структур.

Обратимся теперь к анализу номенклатурной «либерализации» в ее главных аспектах: общественно-политическом, экономиче­ском, внешнеполитическом.