Тайны жизни ребёнка до рождения. 3 страница

Доктор Моника Люкеш (Monica Lukesch), психолог из Константин Университета во Франкфурте, Западная Германия, в результате наблюдения за двумястами женщинами в течение их беременности пришла к выводу, что отношение матери к ребёнку in utero – самый сильный фактор, влияющий на то, каким получается ребёнок. Все женщины, с которыми работала Моника Люкеш, принадлежали к одной социальной группе, все они имели одинаковый уровень интеллектуального развития, им был предоставлен пренатальный уход одного качества и в одинаковой степени. Единственное, что их различало, было их собственное отношение к ребёнку, которого они вынашивали, которое и сказалось соответствующим образом на их младенцах. Дети тех матерей, которые принимали перспективу рождения ребёнка, ожидали его с желанием, оказались гораздо более физически и эмоционально здоровыми как во время родов, так и впоследствии, чем дети матерей, которые не хотели этого ребёнка.

Доктор Герхард Роттманн (Gerhard Rottmann) из Зальцбургского университета, Австрия, пришёл к тому же выводу. Его исследование особенно интересно, потому что оно демонстрирует, какие тонкие эмоциональные оттенки способен различать ребёнок in utero.

Его испытуемыми были 141 беременная женщина, которых разделили на четыре группы в зависимости от эмоционального отношения к беременности. Здесь не было никаких новых открытий, связанных с общим восприятием ситуации ожидания ребёнка; результаты этого исследования лишь подтвердили данные доктора Люкеш. У женщин, которых доктор Роттманн назвал “идеальными мамами” (потому что психологическое тестирование показало их как сознательное, так и подсознательное стремление к материнству) была наиболее лёгкая беременность, наиболее лёгкие роды и самое здоровое в физическом и эмоциональном плане потомство. Женщины, попавшие в группу “катастрофических матерей”, в общем имели самые серьёзные медицинские проблемы во время беременности, в этой группе было наибольшее количество недоношенных детей и детей с малым весом, а также наибольшее количество эмоционально неуравновешенных младенцев.

Самые интересные сведения дало наблюдение за двумя промежуточными группами. “Амбивалентные мамы” внешне были счастливы по поводу ожидаемого рождения ребёнка. Их мужья, друзья и семьи все в один голос подтверждали страстное желание этих женщин иметь ребёнка. Но их ещё не родившиеся дети знали, что это не так. Они чутко уловили двойственность отношения к беременности, так же как её зарегистрировали психологические тесты доктора Роттманна. Эта группа дала неожиданно большое количество как поведенческих, так и гастроэнтерологических проблем. Дети “холодных матерей” также оказались чутки к двойственному к себе отношению. Их матери имели множество самых разных причин, чтобы не хотеть рождения ребёнка: карьера, финансовые проблемы, психологическая неготовность к роли матери. Но тесты доктора Роттманна показали, что подсознательно все они желали этого ребёнка. На каком-то уровне вся эта информация была принята их детьми и, очевидно, смутила их. Сразу после родов неожиданно большое число этих детей оказались апатичными и сонными.

А какое влияние оказывает на не родившегося ещё ребёнка отец? Как я отмечал уже ранее, всё свидетельствует о том, что качество отношений женщины с мужем или партнёром: чувствует ли она себя защищённой и счастливой или, наоборот, эти отношения приносят ей чувство одиночества и угрозу – имеет решающее значение для её ребёнка. Доктор Люкеш, например, ставит отношения женщины и мужчины на второе место после отношения женщины к беременности по степени их влияния на физическое и эмоциональное состояние ребёнка.

Доктор Стотт также считает отношения в паре решающим фактором. Он называет неудачный брак и плохие отношения между партнёрами одной из основных причин эмоциональных и физических внутриутробных травм. На основании исследований, проведённых с более чем тысячей тремястами маленьких детей и их семьями, он утверждает: женщина, состоящая в браке, где нередки ссоры и скандалы, подвергается риску родить психологически и физически травмированного ребёнка, в 237 раз большему, чем незамужняя женщина, имеющая сексуального партнёра, отношения с которым ровны и приносят чувство защищённости.

Доктор Стотт утверждает, что даже такие общепризнанные опасности, как физические болезни, курение и трудные роды, чреваты меньшими опасностями для ребёнка во чреве, чем проблемы внутри пары. И цифровые показатели его исследований подтверждают это мнение. Он обнаружил, что дети, родившиеся в несчастливых семьях, в пять раз больше страдают от чувства страха, и в пять раз беспокойнее, чем рождённые вне брака, но у счастливой пары. Они проносят проблемы, приобретённые до рождения, через всё детство. Когда доктор Стотт обследовал этих детей в возрасте 4-5 лет, оказалось, что они имеют меньший рост и вес, чем их сверстники, а также сверх нормы стеснительны и эмоционально зависимы от своих матерей. Эти данные не могут не вызвать тревогу. Но одновременно не следует забывать, что сильная, поддерживающая ребёнка в утробе привязанность матери может защитить его даже от самых сильных травмирующих влияний.

Более того, в человеческой психологии нет абсолютных соответствий. То, что ребёнок родится в несчастливой семье или у “холодной”, “амбивалентной” или “катастрофической” матери, не обязательно означает, что во взрослом возрасте он будет страдать шизофренией, алкоголизмом, будет неразборчив в связях или зависимой личностью. Ничего такого нельзя утверждать с точностью о его психическом развитии. Но утроба матери – это первый из миров, в котором человек живёт на этом свете. Каким он для него окажется: дружественным или враждебным – действительно влияет на предрасположенность в развитии его личностных качеств и характера. В утробе матери формируются ожидания человека. Если она была для ребёнка тёплым, любящим окружением, ребёнок скорее всего будет ждать и от остального мира тепла и доброты. Ожидания такого рода создают предрасположенность к доверчивости, открытости, экстраверсии и уверенности в себе. Мир, как и утроба матери, будет для такого человека добрым домом. Если же мир, окружавший человека до рождения, был к нему враждебен, ребёнок будет ждать того же и от того мира, в который он вступает с рождением. Он будет предрасположен к подозрительности, недоверчивости и интроверсии. Отношения с другими людьми будут трудными, сложным будет и процесс самоутверждения. Для него жизнь будет более трудной, чем для человека с положительным опытом жизни до рождения.

Мы можем даже до определённой степени выразить эту предрасположенность конкретно. Застенчивость малышей, которые беспокойно вели себя в утробе, – один из примеров пренатальных характеристик, которые предсказывают дальнейшее поведение. Ещё более показательный пример – исследование, проведённое на подростках в том же центре, исследовательским институтом Феллз в Йеллоу Спрингз, Огайо. Как и следовало ожидать, учёные не нашли точной зависимости между поведением ребёнка in utero и его поведением в подростковом возрасте. Но данные о его отношениях с действительностью оказались важными и интригующими.

Мерным эталоном в этом случае был ритм сердечных сокращений, который, как и двигательная активность, является надёжным показателем личности пренатального “я”. Регистрируя его, мы можем определить, как конкретный ребёнок реагирует на стресс и явления, вызывающие испуг (в данном случае на внезапный громкий звук, раздающийся вблизи его матери), и таким образом узнать кое-что о его индивидуальности. Такими важными исследования института Феллз делает тот факт, что они не просто продемонстрировали, что каждый ребёнок in utero реагирует на стресс по-своему; они показали, что эта реакция даёт нам важную информацию о том, каким будет будущая личность ребёнка.

Возьмём тех детей, которые слабо реагируют, которые, судя по не изменившемуся ритму сердечных сокращений, были мало или совсем не обеспокоены неожиданным звуком. Через пятнадцать лет они чаще всего спокойно реагировали на всякого рода неожиданности. Учёные обнаружили, что им удаётся владеть своими эмоциями и управлять своим поведением. Своя зависимость была найдена и между поведением in utero и в подростковом возрасте и для детей, которые бурно реагировали на резкий звук, находясь в утробе матери, что было зарегистрировано как учащение их сердцебиения. Подростки из этой группы оказались эмоционально неустойчивыми. Различия между двумя группами подростков выявились также и на когнитивном уровне, или в стиле мышления. Те из них, которых я назвал бы бурно реагирующими, рассматривая картину, предъявляемую им исследователями, были склонны к эмоциональной, творческой интерпретации её содержания, они описывали не только то, что изображено на картине, но и то, что, как им кажется, думают и чувствуют изображённые на ней люди: грустны они или радостны, задумчивы или беззаботны. Представители группы сдержанно реагирующих, наоборот, имели тенденцию к конкретизированному описанию. Они рассказывали о том, что видят перед собой. Для их интерпретации воображение играло очень небольшую или вовсе никакой роли.[††]

В следующей главе мы рассмотрим те составляющие, которые влияют на формирование характера ребёнка до рождения.

Глава 3

пренатальное “я”

Предшественницей работ института Фелз по исследованию особенностей подростков была появившаяся в конце 1944 года работа, которая называлась “Война и взаимоотношения между матерью и её ещё не родившимся ребёнком”. Она стала результатом наблюдений её автора, доктора Лестера В. Зонтага (Lester W. Sontag), за процессом влияния сильных отрицательных впечатлений, испытываемых беременными женщинами, на внутриутробное развитие личности их детей. Эти наблюдения показали, что стрессы, испытываемые беременной женщиной в результате постоянной угрозы жизни её мужа не приводят к тому, что женщины, подвергающиеся таким стрессам, обязательно рожают более слабых детей. Доктор Зонтаг считал, что проблемы этих новорожденных имели причины физического характера. В то время, когда война превратила кратковременные страхи и опасности мирной жизни в ежедневные переживания для сотен тысяч беременных женщин, чьи мужья были солдатами, он был обеспокоен благополучием детей, матери которые вынашивали их в это тяжёлое время. Доктор Зонтаг предположил, что испытываемые женщинами стрессы могут оказать пагубное физическое влияние на регуляцию эмоциональной сферы ребёнка in utero, в результате чего поведение их детей будет менее стабильным, в отличие от детей, выношенных в более благоприятное время.

Сегодня работа доктора Зонтага особенно ценна для нас тем, что он совершенно правильно предвидел, что стрессы, увеличивающие секрецию материнских нейрогормонов, действительно повышаютбиологическую подверженность ребёнка к эмоциональной травме. Его расстройства являются результатом не только психологических последствий стресса, но также и его физических последствий. Оба эти фактора обычно бывают одинаково важны для определения направленности и типа развития психики. Но я предполагаю, как и доктор Зонтаг, что ребёнок становится более эмоционально лабильным в результате физических влияний, которым подвергается его тело из-за повышенного содержания нейрогормонов в крови его матери. Он будет продолжать расти и изменяться с течением времени, но его пренатальный опыт будет биологической помехой его способности к росту и изменениям. В результате унаследованных биологических ограничений ему иногда будет сложнее функционировать в обществе, чем тем людям, у которых таких ограничений нет.

Доктор Зонтаг назвал этот феномен соматопсихикой и определил его как “влияние базовых психологических процессов на структуру личности, перцепцию и самовыражение индивидуума”, что является зеркальным отражением психосоматики. Если в психосоматике личностные характеристики предрасполагают тело к образованию язв и высокому кровяному давлению, физические процессы, происходящие в теле человека, предрасполагают его к таким психологическим нарушениям, как тревожность и депрессия. Всё, что мы сейчас узнаём о тех сложных и неразрывных нейрогормональных связях[‡‡] между матерью и ребёнком у неё в утробе, подтверждает теории доктора Зонтага, имевшие только словесную форму всего только поколение тому назад.

Анатомически у матери и ребёнка нет ни общего мозга, ни общей вегетативной нервной системы; каждый из них имеет свой собственный неврологический аппарат и свою систему кровообращения. Нейрогормональные связи между ними так жизненно важны, потому что это один из немногих путей эмоционального общения ребёнка и матери. Обычно диалог начинает мать. Её мозг, регистрируя действие или мысль, мгновенно трансформирует их в эмоцию и посылает телу команду дать соответствующую серию ответов. Сама обработка информации происходит в коре головного мозга, верхнем его слое; в гипоталамусе, расположенном непосредственно под ней, восприятие или мысль получает эмоциональную окраску и соответствующий набор физических ощущений. (Этот процесс происходит также и в обратном порядке. Ощущение, например, боль в руке, сначала будет трансформировано в эмоцию, например, страх, в гипоталамусе, а миллисекунду спустя – в мысль: “Рука сломалась”, уже в коре головного мозга.)

Все физические ощущения, которые мы связываем с такими состояниями, как тревога, депрессия, нервное возбуждение, берут своё начало в гипоталамусе, но физические изменения, которые возникают в результате эмоций, имеют источником две системы, находящиеся под контролем гипоталамуса: эндокринную систему и вегетативную нервную систему (ВНС). ВНС беременной женщины, испытывающей испуг, гипоталамус даёт команду ускорить ритм сердечных сокращений, расширить зрачки, увлажнить потом ладони и поднять кровяное давление; одновременно в эндокринную систему поступает сигнал увеличить секрецию нейрогормонов. Попадая в кровь, эти вещества изменяют химический состав тела женщины и её ребёнка. Я взял для примера испуг, но подобный процесс может быть запущен любой другой эмоцией, которая при высокой интенсивности и большой длительности может нарушить нормальные биологические ритмы ребёнка in utero.

Одним из нарушений подобного рода может стать создание эмоциональной предрасположенности к тревожности. Это более психологический, чем физический процесс, и мы подробно опишем его немного позднее. Другой, более серьёзный процесс – возникновение физическойпредрасположенности к состоянию тревоги в результате изменений в центрах эмоциональной переработки информации. Мы до сих пор не знаем, в какой период мозг ребёнка и его нервная система наиболее чувствительны к повышенному содержанию нейрогормонов в крови, как не знаем точно, какие именно изменения эти нейрогормоны вызывают. Однако свидетельства, полученные нами за последнее время, указывают на то, что гипоталамус плода и подчинённые ему системы могут быть особенно подвержены их воздействию.

Это важная информация, поскольку, как мы уже видели, гипоталамус является эмоциональным регулятором тела человека. Если гипоталамус ребёнка настроен на слишком большую или слишком малую величину, он или механизм, который он контролирует, эндокринная или автономная нервная система, подчиняющиеся ему, не будут функционировать нормально. Свидетельство того, что гипоталамус подвержен воздействию, имеет две формы: прямую и косвенную. К косвенным свидетельствам относится отчёт группы учёных из Колумбийского университета, которая измеряла действие голодания на ребёнка in utero. Этот отчёт имеет непосредственное отношение к нашей теме, поскольку показывает, как на критических этапах беременности внешний фактор влияет на формирование гипоталамуса. (Помимо других функций, гипоталамус регулирует наше потребление пищи.) Учёные наблюдали за физическим состоянием женщин из Голландии и их сыновей, которые пережили голод.[§§] У всех сыновей был обнаружен избыточный вес; степень подверженности отклонениям от нормы зависела от того, на каком этапе внутриутробного развития находились эти люди, когда начался голод. Оказалось, что наибольшее влияние голод матерей оказал на тех детей, которые были в возрасте до четырёх-пяти месяцев от зачатия; для этих мужчин ожидание было особенно частым явлением. Учёные сделали вывод, что недостаточное питание в этот период беременности пагубно сказывается на формировании тех участков гипоталамуса, которые отвечают за приём пищи и рост.

Прямым свидетельством влияния стресса на развитие гипоталамуса стало недавнее исследование финских учёных. Все люди, ставшие его объектами, потеряли своих отцов или будучи ещё в материнском чреве или вскоре после рождения; именно это различие в их судьбах интересовало докторов Матти Хуттунен (Matti Huttunen) и Пекка Нисканен (Pekka Niskanen). Очевидно, что смерть мужа – сильнейший стресс для женщины, влияние которого автоматически сказывается и на ребёнке. Учёные хотели узнать, в каком случае влияние на ребёнка будет большим: когда женщина переживает этот стресс до родов или уже после рождения ребёнка. Один только взгляд на историю жизни этих детей дал им ответ: частота психиатрических нарушений, а именно – случаев шизофрении, была значительно выше в той группе людей, отцы которых умерли до их рождения. Исследователи посчитали, что объяснение этого феномена выходит за рамки психологии. Они объяснили столь необычно часто встречающиеся эмоциональные расстройства следствием биологических нарушений. Поскольку гипоталамус – центр чувств человеческого тела, они заключили, что его развитие было нарушено в результате пережитого матерями стресса.

Важно иметь в виду, что оба эти исследования изучали крайне тяжёлые формы стресса. Голод и смерть партнёра – события, которые беременным женщинам приходится переживать не очень часто. Стрессы и тревоги, которые им приходится переживать, обычно бывают не столь глубокими и, соответственно, влияния, испытываемые их детьми in utero, не так велики. В результате этих меньших стрессов ребёнок может родиться слабым, капризным, у него может быть плохой аппетит, проблемы с пищеварением и жидкий стул. Такому ребёнку обычно ставят диагноз “колики”. Я предполагаю, что поведение таких детей связано с пороком развития гипоталамуса и ВНС, вызванным стрессом матери во время беременности.

Проще говоря, гипоталамус и ВНС заведуют состоянием нашей внутренней среды, бесперебойной и эффективной работой организма без какого-либо участия нашего сознания. Как только я начинаю бежать или выполнять физически тяжёлую работу, эта система автоматически приспосабливает к нагрузке частоту дыхания; если я вхожу в тёплую комнату с мороза, она корректирует температуру моего тела. Она регулирует пищеварительные и выделительные процессы. Если ВНС или контролирующий её центр, гипоталамус, функционируют неправильно, могут возникнуть проблемы с пищеварением и с освобождением кишечника. Поэтому я думаю, что многие трудно диагностируемые расстройства этого рода у новорожденных детей являются результатом расстройства деятельности гипоталамуса или ВНС. Доктор Зонтаг поддерживает меня в этом мнении. Несколько лет назад он отметил в одной из своих работ, что легковозбудимая или гиперактивная ВНС, возможно, “является нарушение тонуса, кинетики и функции пищеварительного тракта”. Или, как он более решительно заявил в другой своей работе, “поскольку раздражительность ребёнка связана с деятельностью его пищеварительного тракта, опорожнение кишечника происходит у него через слишком короткие промежутки времени, он отрыгивает пищу и доставляет массу хлопот”.

В то время как названные условия могут вызывать или не вызывать проблемы с кормлением, они часто становятся причиной проблем с поведением. Ребёнок, имеющий легковозбудимую ВНС, часто бывает нервозен: он беспокоен, капризен, слишком активен. В утробе предвестником такого поведения бывает избыточная подвижность, подобная той, которую проявляли дети, ставшие впоследствии робкими и застенчивыми малышами, а которых я рассказывал в предыдущей главе. В результате постоянного движения in utero эти дети обычно рождаются с несколько меньшим весом; стоит отметить также, что в отчётах о плохой успеваемости детей наблюдается зависимость между малым весом детей при рождении и трудностями в овладении чтением впоследствии, что свидетельствует о том, что проблемы продолжают их преследовать.

Подобно другим академическим навыкам, чтение требует сообразительности; но, помимо того, оно требует и определённой усидчивости и настойчивости для выполнения задания. Поэтому, я думаю, будет справедливым утверждение, что одна из причин, по которым дети, родившиеся с малым весом, сталкиваются с трудностями при обучении чтению, состоит в том, что они слишком беспокойны, слишком легко отвлекаются, и поэтому им трудно долго сидеть на одном месте и учиться читать. Другими словами, проблемы в обучении – отражение их поведенческих проблем. Эта связь очень наглядно прослеживается в широкомасштабном исследовании развития детей, финансированном правительством Великобритании и названном The British National Child Development Study. Оно показало, что дети описываемой нами группы не только читают хуже своих сверстников; учёные обнаружили, что учителя часто относят их к группе “проблемных” или “трудных”. Ещё более важным оказалось то, что в то время как пол ребёнка, количество предшествовавших родов, курение матери и её возраст во время беременности соответствовали или трудностям при обучении чтению или поведенческим проблемам, малый вес при рождении соответствовал обоим видам трудностей.

Рискуя упростить все вышеизложенные сведения, можно было бы свести все открытия, о которых я рассказал, к следующей формуле: повышенная секреция нейрогормонов матери создаёт перенапряжённую ВНС, что приводит к малому весу ребёнка при рождении и/или нарушению пищеварения и/или трудностям при обучении чтению и/или поведенческим проблемам.

На более гипотетическом уровне, основывая своё утверждение на данных новейших исследований, я мог бы добавить к этой формуле ещё один элемент: повышенное содержание в крови матери гормонов прогестерона и/или эстрагенов приводит к неуравновешенности нервной системы плода и дисбалансу развития его мозга, что, в свою очередь, ведёт к нарушениям процесса развития личности ребёнка. В этом случае, однако, личностные проблемы будут связаны не с гиперактивностью, а с сексуально-ролевым поведением человека.

Прогестерон и эстраген оба присутствуют в крови беременной женщины. Количество каждого из них зависит от сложного равновесия сигналов между вегетативной и центральной нервными системами женщины. Влияет на эти сигналы и, следовательно, на количество эстрагена и прогестерона то, что женщина думает, чувствует, делает и говорит. То есть, их секреция, как и секреция других гормонов, определяется её эмоциональным состоянием. Что же вдруг дало этому давно известному факту совершенно новый резонанс? Это были данные, полученные в результате исследований, проведённых Государственным университетом Нью-Йорка (ГУНИ).

До начала семидесятых годов, когда применение этих препаратов было запрещено в Соединённых Штатах с целью предотвращения выкидыша, так как это оказалось небезопасным, эстраген и эстраген в комбинации с прогестероном применялись в случаях угрожающего выкидыша. Женщины с таким диагнозом получали оба эти гормона в количествах, сильно превышающих их нормальное содержание в организме. Основанием к запрету послужили нарушения физического развития, но исследования ГУНИ впервые показали, что применение этих препаратов чревато также опасностями психологического плана. Его данные свидетельствуют о том, что у женщин, которые принимали один или оба гормона во время беременности, родились дети с больше нормы выраженными женскими характеристиками. Наиболее ярко разница прослеживалась у девочек. Но мальчики этих матерей также были более женственными, менее спортивными, проявляли значительно меньше агрессии по отношению к своим отцам, чем мальчики, не подвергавшиеся в утробе матери влиянию этих гормонов. Другим интересным открытием была обнаруженная связь между типом принимаемого матерью препарата и изменениями в поведении ребёнка мужского пола. У мальчиков, подвергшихся влиянию сочетания эстрагена и прогестерона, проявлялось больше женских черт, чем у подвергшихся влиянию одного эстрагена. Но один из учёных осторожно отметил, что то, что было обнаружено – “не нарушение модели поведения, а сдвиг в темпераменте”. К тому же женщины при угрожающем выкидыше получали гормоны в количествах, сильно превышающих их содержание в норме.

Всё же эти открытия демонстрируют то, что я всё время пытаюсь доказать: подвергая ребёнка in utero влиянию специфических материнских гормонов в превышающем норму количестве, мы вызываем у него специфические органически спровоцированные личностные изменения. В данном случае гормоны были введены в организм матери извне; в большинстве же случаев они выделяются в кровь её органами внутренней секреции.

К счастью, физиологическая информация, запечатлевшаяся в мозгу ребёнка, не означает, что ему суждена только единственно возможная, узкая тропинка развития его личности. Процесс, который я только что описал, действительно, влияет на нервную систему индивидуума, которая, без сомнения, очень чувствительна к отклонениям, таким как перегрузка или недостаточная нагрузка. Совершенно очевидно, что такие глубокие чувства, как любовь и отторжение отражаются на ребёнке на самых ранних стадиях его развития in utero. По мере созревания мозга примитивные ощущения и чувства уступают место более сложным состояниям мысле-чувств, на смену которым, в свою очередь, приходят собственно мысли. Будем иметь в виду, что самые достоверные исследования показывают, что проблески сознания у ребёнка появляются не ранее второй половины беременности. Сильный стресс на третьем или четвёртом месяце беременности может серьёзнейшим образом повредить развитию неврологической системы ребёнка, но до шестого месяца его воздействие будет в основном, хотя и не только, физическим. Стрессу на ранних стадиях беременности приписывается малое когнитивное значение, поскольку в это время мозг ребёнка ещё недостаточно зрелый, чтобы перевести информацию, поступающую от матери, в эмоцию. Эмоция включает в себя не только ощущение, но и придание смысла этому ощущению. Злость, например, – это примитивное чувство. Только получив окраску и определение в высших структурах мозга, оно становится сложной эмоцией. Чтобы продуцировать эмоцию, ребёнок должен быть в состоянии воспринять чувство, осмыслить его и ответить соответствующей реакцией. То, есть для трансформации чувства или ощущения в эмоцию необходим перцептивный процесс. Это, в свою очередь, требует способности произвести некоторые мысленные действия на уровне коры головного мозга, которая появляется у ребёнка не раньше шестого месяца развития in utero. Только тогда, когда у него появляется осознание своего “я” и он способен перевести ощущения в эмоции, он начинает формироваться под всё более увеличивающимся влиянием чисто эмоционального содержания той информации, которую он получает от матери.

Его эмоциональное развитие становится всё более сложным по мере развития у него способности дифференцировать и классифицировать. Он похож на компьютер, в который постоянно вводят новые программы. Сначала ему под силу решить только самые простые эмоциональные задачи. Но по мере увеличения памяти и опыта он постепенно приобретает способность проводить более тонкие связи. В возрасте трёх месяцев такая информация, как холодное или двойственное отношение к себе со стороны матери, не может ещё быть воспринята, хотя на примитивном уровне она может ощущаться как дискомфорт. После рождения ребёнок уже достаточно зрел, чтобы отвечать на чувства матери, причём с большой точностью, и делать это на физическом, эмоциональном и когнитивном уровне. Исследования, которые я рассматривал в данной книге, показывают: то, что отверженные дети чувствуют себя несчастными, выражается в необычно большом количестве их физических и поведенческих проблем; о том, что любимые дети счастливы, свидетельствует их относительное спокойствие; двойственность же состояния детей “амбивалентных” и “холодных” матерей выражается в их двойственной реакции: как группа они не могут быть названы больными, но и здоровыми их тоже назвать нельзя.

Любой студент, изучающий биологию, знает, что живое развивается в направлении от простого к сложному. Физически ребёнок превращается за девять месяцев беременности из капельки протоплазмы в высокоорганизованное существо, имеющее сложный мозг, нервную систему и тело; эмоционально он превращается из нечувствительного существа в человека, который умеет улавливать и осмысливать очень сложные чувства и эмоции.

Это развитие называют “формирование эго”. Эго – это то, что человек как индивидуум думает и чувствует по поводу себя самого; его способности, побудительные мотивы, желания, неуверенность и ранимость формируют определённое “я”. Как только ребёнок приобретает способность помнить и чувствовать (другими словами, как только он приобретает опыт), начинает формироваться его эго.

Я уже упоминал о том, что по Фрейду эго начинает формироваться в возрасте между двумя и четырьмя годами, и эта гипотеза, не лишённая оснований, была в своё время подтверждена доступными для того времени доказательствами. Сейчас мы знаем гораздо больше о физиологии, психологии и неврологической системе ребёнка первых месяцев жизни, чем Фрейд мог мечтать. И всё же остаётся непонятным, почему столь малая часть его учения используется в современных теориях эго. Быть может, пройдёт ещё десять или двадцать лет, прежде чем теория формирования эго станет частью общепринятой концепции психиатрии. Механизм формирования эго уже в основном понят; нам осталось только научиться применять наши знания по отношению к периоду внутриутробного развития.