Сущность, формы и функции исторического знания. История России – неотъемлемая часть всемирной истории. 8 страница

В-третьих, пребывание в Новгороде в качестве служилого князя Михаила Олельковича с ноября 1470 г. по март 1471 г. никак не свидетельствует о распространении на республику влияния польского короля и униатства. Кн. Михаил Олелькович, правнук вел. кн. литовского Ольгерда, был человеком православным и к тому же двоюродным братом вел. кн. Ивана III по линии своей мамы. Представители киевской ветви потомков Ольгерда были более близки к московским Рюриковичам, чем к Казимиру IV, который относился к князьям Олельковичам подозрительно. Так, в 1451 г. старший брат кн. Михаила – Семен, согласно московской летописи, был в Москве в гостях «у бабы своея Софии и у князя Василия у дяди своего». На службу московскому вел. кн. Василию Дмитриевичу отъезжал из Киева еще дед кн. Михаила – кн. Владимир Ольгердович. Уже в 1471 г. Казимир IV отказался признать права кн. Михаила Олельковича на Киевское княжество, а в 1481 г. кн. Михаил участвовал в заговоре против короля Казимира и был казнен по его приказу. Важно, что заговорщики рассчитывали на помощь вел. кн. Ивана III. Кроме того, в 1471 г. кн. Михаил покинул Новгород 15 марта, т.е. более чем за два месяца до начала московского похода на Новгород (23 мая).

Как писал Я.С.Лурье: «Видеть главную причину войны 1471 г. в новгородской «измене» и «латинстве» можно, только если следовать тенденциозной и противоречивой версии московского летописания» (Лурье Я.С. 1994. – С. 143). Реальным поводом войны 1471 г., по мнению ученого, были колебания новгородских бояр в том, к какому митрополиту - московскому или литовско-русскому – должен был обратиться за поставлением новый кандидат на новгородскую владычью кафедру в 1471 г. Предыдущий новгородский архиепископ Иона умер в конце 1470 г., его преемником новгородцы выбрали Феофила. Позиции московского митрополита, с 1465 г. – Филиппа, в то время были значительно ослаблены. Как уже отмечалось, в 1467 г. киевский (литовско-русский) митрополит Григорий получил признание константинопольского патриарха Дионисия, бывшего противником унии и находившегося в завоеванном турками Константинополе. Григорий был признан патриархом Дионисием в противовес московскому митрополиту. Еще до этого, в 1465 г., новгородский архиепископ Иона не присутствовал на утверждении московского митрополита Филиппа, т.е не признавал его власть. В связи с этим вел. кн. Иван III посылал к новгородскому владыке Ионе специальную грамоту, в которой утверждал, что «уже православие изрушило» в Константинополе в связи с захватом Византии турками-мусульманами.

Судя по источникам, среди новгородских бояр не было единства во взглядах на отношения с Иваном III. Новгородская летопись отметила, что ряд новгородцев отказался идти в поход против наступавшей московской рати. В итоге новгородское войско было разбито на Шелони и права республики еще раз, после 1456 г., были ограничены договором 1471 г., известным в литературе как Коростынский. По этому документу новгородцы обязались «не отдатися» за короля и вел. кн. Литовского, не просить у него служилых князей и признавали власть московского митрополита над своим архиепископом. Волок и Вологда из состава новгородских земель передавались в состав владений московского вел. князя.

Сразу следует отметить, что вел. кн. Ивана III безусловно не волновали проблемы «чистоты» православной веры, так как уже в марте 1469 г. его послы договорились о браке московского великого князя с воспитанницей папы римского и племянницей последнего византийского императора Зоей Палеолог. Хотя в московском великокняжеском летописном своде о Зое (Софье) было написано, что она «православная христианка», вряд ли летописец не знал, что до свадьбы с Иваном III Зоя была католичкой. Интересны свидетельства итальянских источников о переговорах русских послов с римским папой. Согласно им, посол Ивана III «выразил папе свое благоговение в таких выражениях, которые равносильны были признанию полной покорности», а папа хвалил со своей стороны Ивана Васильевича за принятие Флорентийской унии, неприятие власти константинопольского патриарха и «желание на брак с христианкой, воспитанной под сенью апостольского престола» (Лурье Я.С. 1994. – С. 154). Даже если эти сведения и не точны, то, судя по псковской летописи, жители этого города были крайне удивлены, наблюдая осенью 1471 г. приезд в их город невесты московского великого князя в сопровождении папского нунция Бонумбре, который был «не по чину нашему оболчен» (ПЛ. Вып. 2. – С. 190).

Настоящие интересы вел. кн. Ивана III в Новгородской земле начали хорошо обрисовываться уже в 1475-1476 гг. во время очередного похода в Новгород. Осенью 1475 г. «приехал в Новъгород князь великий московьский Иван Васильевич в силе велице на миру и зая вси манастыри и дворьци монастырьскии … и поима на городищи 6 бояринов новгородцких» (ПСРЛ. Т. 4. – С. 130). В Новгороде Иван III пробыл до середины января 1476 г.

Непосредственным поводом к окончательному завоеванию Новгородской республики послужил вопрос о признании новгородцами за Иваном III титула «государь». Весной 1477 г. в Новгород приехало московское посольство, которое, согласно наблюдениям Я.С.Лурье, «вероятно, действительно выдвинуло версию о новом титуле, якобы дарованном Ивану новгородцами. Но пока «весь Великий Новгород» (т.е. новгородское вече) не высказался по этому вопросу достаточно определенно, эту не слишком убедительную аргументацию не вводили в великокняжескую летопись. Новгородцы могли признать новый титул – и тогда не было бы никаких оснований для войны и московские порядки пришлось бы внедрять «миром», как это будут делать тридцать лет спустя в Пскове. Они могли, напротив, отвергнуть посольство и тем самым дать великому князю хотя бы такой повод к войне, какой был в 1471 г. Не произошло ни того, ни другого – титул не был принят, но гнев веча был обращен только на заподозренных в измене новгородцев, «начаша негодовати на бояр, и посла великого князя отпустили». Великому князю пришлось сделать версию о титуле «государя» предлогом для новой войны, и эта сомнительная история была введена в летописание» (Лурье Я.С. 1994. – С. 156).

Осенью 1477 г. войска Ивана III двинулись в последний поход на республику. Вновь в составе рати присутствовали татарские отряды хана Даньяра. Новгородцы, не приняв боя, капитулировали и согласились на отмену веча, института посадничества и выдачу некоторых бояр. В начале 1478 г. московский вел. князь покинул город, вместе с ним в Москву увезли вечевой колокол. Таким образом были ликвидированы республиканские органы власти.

Уже в 1478 г. вел. кн. Иван III конфисковал в свою пользу 10 волостей из состава владений новгородского архиепископа и половину владений крупнейших монастырей Новгорода. В 1479 г. архиепископ Феофил по приказу Ивана III был арестован и сослан, а из состава его земельных владений великий князь произвел новые конфискации.

Историографическая версия об обширном боярском заговоре в Новгороде в 1479 г. и новом походе на город московских войск впервые возникла под пером В.Н.Татищева и источниками кон. XV – XVI вв. не подтверждается (Лурье Я.С. 1994. – С. 154).

В течение 80-х годов XV в. московский государь конфисковал обширные вотчины всех новгородских бояр. Часть этого земельного фонда была отдана в поместья московским детям боярским. А новгородские бояре, не проявившие себя противниками московской власти, на положении служилых людей великого князя получили поместья в центральных и восточных районах Вел. княжества Московского. Таким образом, на территории бывшей республики была ликвидирована социальная опора возможной оппозиции власти государя «всея Руси».

2.Важнейшим условием формирования Русского единого государства было обретение им политической независимости от Большой Орды - наследницы Золотоордынского государства, распавшегося в конце XIV в. на ряд относительно самостоятельных политических образований. Вопрос этот неоднократно рассматривался в историографии и традиционно связывался с знаменитым «стоянием» на р. Угре, притоке Оки, осенью 1480 г. войск московского вел. кн. Ивана III против войск хана Большой Орды Ахмата (Ахмета). Однако в последние годы исследователи внесли определенные коррективы в изучение указанного сюжета.

Безусловно, находясь в политической зависимости от ордынских ханов, вел. кн. Иван Васильевич не мог рассчитывать на достойное место в ряду европейских правителей, несмотря на значительный объем своих владений и политические претензии. Даже в XVI в. при дворах европейских государств хорошо помнили о былой ордынской зависимости московских государей, при случае указывая на этот факт в неофициальных источниках. Об унизительной церемонии, через которую проходили московские князья при встрече татарских послов, писали польский хронист XV в. Ян Длугош, посещавший Россию в 1517, 1526 гг., посол германского императора Сигизмунд Герберштейн, автор трактата «О нравах татар, литовцев и москвитян» (1550 г.), известный под псевдонимом Михалон Литвин, и Мацей Стрыйковский в своей «Кронике польской, литовской, жмудской и всей Руси» (1582 г.). По информации «Записок о Московии» С.Герберштейна, вторая жена Ивана III – племянница последнего византийского императора Софья (Зоя) Палеолог – впервые столкнувшись с указанным ритуалом, была шокирована и в дальнейшем подвигла своего мужа на освобождение от ордынской зависимости: «Когда прибывали татарские послы, он (Иван III, – А.Ш.) выходил к ним за город навстречу и стоя выслушивал их сидящих. Его гречанка-супруга так негодовала на это, что повторяла ежедневно, что вышла замуж на раба татар …» (цит. по: Горский А.А. 2000. – С. 169-170). М.Литвин писал, что московский князь «выходил навстречу любому послу императора (великого хана, - А.Ш.) и ежегодно приходящему в Московию сборщику налогов за стены города и, взяв его коня под уздцы, пеший отводил всадника ко двору. И посол сидел на княжеском троне, а он сам коленопреклоненно слушал послов. Так что и сегодня заволжские и происходящие от них перекопские (татары) называют князя москвитян своим холопом …» (Литвин М. 1994. – С. 77).

Хотя традиционно российские историки, исходя из патриотических побуждений, отрицали достоверность отмеченных сведений, описанные ритуалы очень хорошо объясняют происхождение достаточно раболепных форм отношений между московскими государями и их подданными (в т.ч. аристократией) в Русском государстве XVI в. Кстати, А.А.Горский считает, что приведенный выше сюжет из «Записок о Московии» был записан С.Герберштейном на основе бесед с Ю.Д.Траханиотом, чей отец Дмитрий возглавлял делегацию с прибывшей в Москву в 1472 г. Софьей Палеолог (Горский А.А. 2000. – С. 170).

В своей работе «Москва и Орда» (М., 2000) А.А.Горский, исследуя вопрос об освобождении Руси от ордынского ига, акцентирует внимание читателя на событиях боле ранних, чем осень 1480 г. – на безуспешном походе хана Ахмата на русские земли в 1472 г. и последовавшем прекращении уплаты дани Иваном III. Летом 1472 г. хан Большой Орды Ахмат двинулся в поход на московские земли. 29 июля ордынцы подошли к г. Алексину, а на следующий день город после упорного сопротивления его жителей и гарнизона был сожжен. Но к левому берегу подошли «полкы великого князя, аки море колеблющися, доспеси же на них бяху чисты велми, яко сребро блистающи, и въоружены зело …, и бе видети татаром велми страшно, такоже и самому царю, множество воа русского. А лучися тогды день солнечныи: якоже море колеблющеся или яко езеро синеющися, все в голых доспесех и в шеломцех с аловци», – по свидетельству русских летописцев (Горский А.А. 2000. – С. 157). В ночь на 1 августа орда Ахмата поспешно отступила от Алексина. Опираясь на свидетельства источников, А.А.Горский достаточно аргументированно считает, что последствием победы над Ахматом в 1472 г. было прекращение уплаты вел. кн. Иваном Васильевичем регулярной дани («выхода») в Большую Орду (Там же. С. 159-161).

Достаточно серьезным свидетельством о последствиях отражения Ахмата в 1472 г. является отмеченное А.А.Горским свидетельство польского хрониста Я.Длугоша, умершего в мае 1480 г. (т.е. до событий осени 1480 г.), о том, что Иван III «свергнув варварское иго, освободился со всеми своими княжествами и землями, и иго рабства, которое на всю Московию в течение долгого времени …давило, сбросил» (Там же. С. 167).

«В целом оказывается, что после конфликта 1472 г. имели место серьезные перемены в отношении к Большой Орде. Они отразились в следующем: 1) перестал выплачиваться выход (последняя выплата – в 1471 г. ...); 2) в отношениях с третьими странами Московское великое княжество стало, во-первых, считать для себя возможным (не позже марта 1474 г.) заключить военный союз против хана Большой Орды, во-вторых, по-видимому, заявлять о ликвидации зависимости от нее (в сношениях с Польско-Литовским государством и Крымским ханством); 3) в документах, регулирующих внутриполитические отношения, Большая Орда была приравнена к другим татарским ханствам» (Там же).

Здесь же следует отметить, что «классический сюжет» о потоптании ногами Иваном III ханской басмы, знаменовавшем освобождение Руси от ига, впервые появляется в источнике 2-й пол. XVI в. – «Казанской истории». Уже Н.М.Карамзин скептически отнесся к достоверности этого сюжета, как несоответствующего осторожному характеру великого князя московского. «Сильно подозрительным» называл рассказ о потоптании басмы С.М.Соловьев, и полностью отвергал его историчность Н.И.Костомаров (Лурье Я.С. 1994. – С. 168, 169). По мнению А.А.Горского, в «Казанской истории» московско-ордынские отношения времен Ивана III изложены в легендарной форме и не расчленены во времени (Горский А.А. 2000. – С. 186).

По-видимому, в 1473 г. в Большую Орду было отправлено московское посольство во главе с Никифором Басенковым. Точно известно о его возвращении в Москву вместе с послом Ахмата летом 1474 г. Басенков возил Ахмату и его сановникам «многу алафу» (дары). Целью этого посольства, вероятно, была задача смягчить впечатление от ордынской неудачи 1472 г. Судя по тому, что с русским дипломатом и татарским послом в Москву приехала большая группа купцов из Орды «с коньми и со иным товаром» (более 40 тыс. «конеи продажных»), цель миссии была достигнута. В августе 1474 г. в Орду было отправлено новое посольство. Оно не было столь удачно, как предыдущее, так как русский посол Д.Лазарев, по сообщению русской летописи, из Орды «прибежал». В 1476 г. Ахмат через своего посла уже вызывал вел. кн. Ивана III в Орду. Последний раз до этого московский князь (Дмитрий Иванович) вызывался к хану лишь в 1382 г. По достаточно аргументированному мнению А.А.Горского, причиной вызова великого князя в Орду была неуплата дани с 1471 г. В Орду Иван Васильевич не поехал, и хан Ахмат стал готовиться к ответной военной акции, которая и состоялась летом-осенью 1480 г. В 1477-78 гг. Ахмат воевал в Средней Азии, затем вел переговоры об антимосковском союзе с королем польским и вел. кн. литовским Казимиром IV.

Хотя многие отечественные историки пытались реконструировать хронологию и ход событий «стояния» на р. Угре осенью 1480 г., сохранившиеся источники позволяют это сделать весьма гипотетично (Назаров В.Д. 1983; Клосс Б.М., Назаров В.Д. 1984; Алексеев Ю.Г. 1989; Лурье Я.С. 1994. – С. 168-195). Дело в том, что даже официальные московские летописи кон. XV – нач. XVI вв. не содержат стройного и целостного описания событий, а наоборот, умышленно о многом умалчивают. Это свидетельствует о том, что о реальном ходе событий осени 1480 г. в «высших кругах» Московского государства предпочитали не вспоминать.

Очевидно, сообщение о походе Ахмата поступило в Москву уже в начале июля 1480 г., так как по великокняжескому летописанию, 8 июля вел. кн. Иван III отправил войска на берега Оки для встречи противника. В это время Иван III находился в состоянии серьезного конфликта со своими братьями кн. Андреем Угличским (Большим) и кн. Борисом Волоцким. Во главе отрядов, посланных на Оку, находились сын Ивана III – Иван Молодой – и брат великого князя кн. Андрей Вологодский (Меньшой). 23 июля к Коломне также на окский рубеж оправился сам Иван Васильевич. Хан Ахмат, узнав, что московские войска* заняли оборону вдоль левого берега серьезного естественного рубежа – р. Оки, двинулся вдоль верхнего течения Оки «по Литовьской земле мимо Мченеск и Любутеск и Одоев и, пришедшее, ста у Воротыньска, ожидая к собе королевы (Казимира IV, - А.Ш.) помочи». Города Мценск и Любутск (городище у совр. с. Троицкое Ферзиковского р-на Калужской обл., почти на границе с Тульской обл.) в то время были центрами наместничества ВкЛ, а Одоев и Воротынск - столицами уделов князей Новосильско-Одоевских – вассалов великого князя литовского. Таким образом, первоначально ордынцы подошли к побережью Оки у г. Любутска, который находился примерно в 50 км к востоку от впадения р. Угры в Оку, и, очевидно, столкнувшись с невозможностью беспрепятственной переправы через реку, хан переправил орду под Воротынском на территории зависимого от великого князя литовского удельного княжества. Воротынск в кон. XV в. находился на р. Выссе, левом притоке Оки. Далее, в первых числах октября, ордынские войска, «опходя реку Оку» по ее левому берегу, подошли к р. Угре, которая и стала окончательным рубежом противостояния ордынских и московских полков вплоть до 11 ноября. Русские войска растянулись «по Оке и по Угре на 60 веръстах», а по Угре «броды и перевозя отняша».

Тем временем вел. кн. Иван Васильевич отправился в Москву для совещания со своим ближайшим окружением – митрополитом, матерью, дядей, духовным отцом ростовским архиепископом Вассианом, боярами – о дальнейших действиях по отношению к Ахмату. Колебания Ивана III по поводу противостояния хану Большой Орды были столь существенны, что даже великокняжеский летописец не смог о них полностью умолчать. Интересно, что официальные летописи срок пребывания Ивана Васильевича в столице указывают с 30 сентября по 3 октября. Неофициальный летописец сообщает о двух неделях пребывания Ивана III в Красном сельце под Москвой. Еще по одной летописи, великий князь вернулся из столицы на Угру 11 октября.

Ряд источников кон. XV в. содержат указания на отсутствие у Ивана III осенью 1480 г. твердой позиции по отношению к ордынской зависимости: непосредственная вина «задним числом» возлагалась на «богатых и брюхатых» бояр, отговаривавших великого князя «со царем битися» (Лурье Я.С. 1994. – С. 190). Характерно, что, сообщая о пребывании Ивана Васильевича в Москве, летопись не упоминает его супругу Софью. И лишь после окончания описания событий на Угре в новой годовой статье 6989 (1481) г. написано о возвращении Софьи Палеолог «из бегов, бе бо бегала на Белоозеро». При этом великокняжеский летописец достаточно нелицеприятно отзывается о пребывании Софьи на севере московских владений в связи с опасностью ордынского нашествия: «А по которым странам ходила, тем пуще стало татар от боярьских холопов, от кровопивцев крестьянских» (Лурье Я.С. 1994. – С. 176). Летописный свод 1518 г., в состав которого вошли фрагменты летописания 80-х годов XV в., оппозиционного Ивану III, прямо сообщает о том, что Софья была послана в Белоозеро вместе с казной в сопровождении бояр Василия Борисовича, Андрея Михайловича Плещеева и дьяка Василия Долматова своим мужем вел. кн. Иваном Васильевичем. Правда, по контексту свода 1518 г., Софья была отправлена «в бега» позднее пребывания Ивана III в Москве, после его возвращения в район боевых действий.

Хотя и вернулся в начале октября великий князь не совсем на берег Угры, а остановился в г. Кременце «с малыми людми, а людей всех отпусти на Угру». Тем временем при посредничестве матери Ивана III, ростовского архиепископа Вассиана и игумена Троицкого монастыря Паисия великий князь заключил союз со своими братьями Андреем и Борисом, которые также отправились в Кременец. Я.С.Лурье отметил, что в первоначальном летописном тексте было указано на крестное целование вел. кн. Ивана III с братьями, фраза о котором в великокняжеском летописании 1490-х годов была опущена, так как в 1491 г. Иван Васильевич это «целование» нарушил, арестовав и заточив кн. Андрея Угличского (Лурье Я.С. 1994. – С. 180).

В октябре русские и ордынские полки вели перестрелку через Угру. При этом летопись отметила использование русскими воинами стрел и пищалей. Ахмат предпринимал попытки переправиться через реку, которые оканчивались неудачей. Одна из попыток переправы произошла под Опаковым городищем (городище у совр. с. Палатки Юхновского р-на Калужской обл.). Правда, по Вологодско-Пермской летописи, под Опаково городище Ахмат посылал не главные силы, а кого-то из своих мурз. Район противостояния вдоль Угры до сих пор точно не локализован. Исходя из ландшафта, исследователи считают, что события в 1480 г. разворачивались либо вдоль приустьевого участка реки с широкой и низкой поймой, либо в ее среднем течении у впадения в Угру р. Вори (Массалитина Г.А., Новиков В.П. 2002. – С. 68-71).

Далее летописный свод 1518 г. сообщает о посылке Иваном III к Ахмату посла Ивана Товаркова «с челобитьем и з дары, прося жалованья, чтоб отступил прочь, а улусу бы своего не велел воевати» (ПСРЛ. Т. 20. Ч. 1. – С. 346). Переговоры затянулись. При этом, с одной стороны, на великого князя «ужас наиде … и восхотеша бежати от брегу», а, с другой – в условиях наступивших холодов ордынцы были «наги и босы, ободралися».

В составе Вологодско-Пермской летописи, в летописях XVI в. и в отдельной рукописи кон. XV в. сохранилось «Послание» архиепископа Вассиана Ростовского на Угру вел. кн. Ивану Васильевичу. В тексте послания указано, что оно было написано уже после приезда Ивана III в Москву и его возвращения в Кременец. Духовник Ивана Васильевича призывал великого князя проявить стойкость духа, не слушать увещевания сторонников подчинения хану и последовать примеру вел. кн. Дмитрия Ивановича, разгромившего Мамая. Вассиан освобождал великого князя от вассальной клятвы хану, так как, с одной стороны, клятва «прародителей, – еже не поднимати рукы противу царя», была дана по принуждению, а с другой стороны, «великому Русских стран христьанскому царю» не пристало подчиняться «богостудному и скверномусамому» хану, потомку Батыя, который был и «не царь сый, ни от рода царьска».

Однако Иван III приказал отрядам, стоявшим по Угре, отступить к Кременцу. Произошло это, «егда стала река» (замерзла Угра). Уже Н.М.Карамзин пытался в этом отступлении московских войск увидеть проявление военной тактики по аналогии с действиями своих современников фельдмаршалов М.Б.Барклая-де-Толли и М.И.Кутузова в 1812 г. Такая оценка действий Ивана III проистекала из общей апологизации великим русским историком «государя всея Руси» (Лурье Я.С. 1994. – С. 168, 169). Присутствует такая оценка и в работах современных историков (Алексеев Ю.Г. 1989. – С. 45-132). Летописные тексты не подтверждают этого. Даже в официальном своде указано, что Иван III отдал приказ об отступлении под влиянием «злых человек сребролюбцев богатых и брюхатых, предателей христианских, а норовников бесерменских», по ростовской летописи – «бояшеся татарского нахождения».

Но когда русская рать отступила, ордынцы, решив, что «берег дааху им Русь и хотять с ними битися», «побежали» от Угры. Произошло это 11 ноября 1480 г. Дата отступления Ахмата – единственная точная дата «угорских» событий в русских летописях. Московские войска, узнав об отходе ордынцев, отступили еще дальше – к Боровску. В летописях кон. XV в., в том числе в великокняжеском своде, о взаимном отступлении от Угры русских и татар написано однозначно: «Едини от других бежаше и никто не женяше (преследовал, - А.Ш.)» (Лурье Я.С. 1994. – С. 175, 178). Поэтому говорить о победе русских войск над Ахматом в ноябре 1480 г. в итоге стратегического гения Ивана III было бы неправильно. Даже итог событий на Угре сложно полностью объяснить результатом единого военного плана русских воевод. Хотя, безусловно, встреча ордынцев на крупных естественных рубежах Московской земли и «удержание» войск Ахмата вдоль Угры в течение месяца следует отнести к достижениям русского военного искусства и достоинствам русских воевод, прежде всего кн. Ивана Ивановича Молодого, кн. Даниила Холмского, кн. Андрея Васильевича Вологодского (Меньшого).

О том, что отступление русских сил не было позитивной частью военного плана, свидетельствует и обвинение в официальной летописи «сребролюбцев богатых и брюхатых», советовавших Ивану III покинуть берега Угры. Это традиционный прием перекладывания вины с «мудрого правителя» на «злых советников». Но вряд ли эти советники были «предателями христианскими», так как мыслили они вполне в стиле традиционной политики московских великих князей, по крайней мере, XV в. – в русле политики компромиссов с ордынской властью.

По Вологодско-Пермской летописи, Ахмат, не дождавшись военной помощи от своего союзника Казимира IV, во время стояния на Угре либо при отступлении разорил «в Литовьскои земле» волости городов Мценска, Белева, Одоева, Перемышля, Старого и Нового Воротынсков, Старого и Нового Залидова, Опакова, Серенеска, Мезецка, Козельска, выведя из них «полон». А сын Ахмата Муртоза при отступлении «приходил» на московские территории Конин (городок и волость в районе с. Спас-Конино и д. Колюпаново Алексинского р-на Тульской обл.) и Нюхово (городок и волость в бассейне р. Нюховки, лев. притока р. Волоть, лев. притока р. Упы, к северо-западу от Тулы). «Пришел в вечере милостью божьею не могы зла створити месту тому и побеже тое же ночи на раннеи зоре» (ПСРЛ. Т. 26. – С. 273, 274).

Как правильно отметил А.А.Горский, неудача хана Ахмата в 1480 г. сразу не могла быть расценена русскими людьми как конец ордынского ига. Временные победы над Ордой случались и до этого. Но уже вскоре ход дальнейших событий показал значение «угорских» событий. В январе 1481 г. Ахмат был убит сибирским ханом Иваком и ногайским мурзою Ямгурчеем. В 1487 г. наследник Ахмата Муртоза прислал Ивану III своего посла, который привез великому князю ярлык. Но в ярлыке уже было написано не о вассальных, а о союзных, дружественных, отношениях между правителями.

Правда, так называемые «ордынские выходы» московские государи платили и в XVI-XVII вв. Но если в 1-й трети XV в. сумма выхода с Московского княжества и зависимых земель составляла 7 тыс. рублей, то по договору 1481 г. Ивана III со своими братьями общая сумма выходов составляла 1 тыс. рублей (Горский А.А. 2000. – С. 178). Безусловно, наследие ига продолжало фрагментарно существовать в сфере внешней политики Московского государства и в XVI в. Так, в духовном завещании Ивана III 1503 г. было записано: «А дети мои, Юрьи с братьею, дают сыну моему Василью с своих уделов в выходы в ординские, и в Крым, и в Азтарахань, и в Казань, и во Царевичев городок (Касимов, - А.Ш.), и в ыные цари и во царевичи, которые будут у сына моего у Василья в земле, и в послы татарские, которые придут к Москве, и ко Тфери, и к Новугороду к Нижнему, и к Ярославлю, и к Торусе, и к Рязани к Старои, и к Перевитску…, и во все татарские проторы, в тысячю рублев …» (ДДГ. № 89. – С. 362). По этому тексту сложно трактовать ордынские выходы только как расходы на дипломатические отношения с наследниками Золотой Орды. Во-первых, обращает внимание уплата выходов касимовскому хану и иным, которые будут «у Василья в земле», т.е. даже служилым ханам московского великого князя. Во-вторых, перечисляется приход татарских послов в города, бывших в XIV-XV вв. центрами сбора дани в Орду с отдельных княжеств-земель.

Г.А.Шебанин обратил внимание, что Тула, которая впервые упоминается как ордынское владение времен царицы Тайдулы, матери хана Джанибека (40 – 50-е годы XIV в.), в XVI в. не упоминается в духовных завещаниях не только Ивана III, но и его грозного внука – царя Ивана IV. При этом уже со второй половины XV в. реально Тула была московским городом, а в 1514-1520 гг. в пределах ее волости был построен каменно-кирпичный кремль. Таким образом, и в XVI в. Тула с юридической точки зрения продолжала оставаться владением наследников Золотой Орды (Шебанин Г.А., Шеков А.В. 2004).

В ходе перипетий московско-литовской войны 1500-1503 гг. в 1501 г. вел. кн. Иван III отправил к одному из сановников хана Большой Орды Ших-Ахмета послание, в котором просил адресата о посредничестве в переговорах с Ших-Ахметом, будучи готовым признать себя «рабом и холопом» хана. В 1502 г. Иван III отправил в Большую Орду посольство с выходом, «чого ж отцу нашому и братьи нашои не давал» (Горский А.А. 2000. – С. 181, 182). Конечно, эти факты были обусловлены событиями военной обстановки, когда вел. кн. Иван Васильевич был вынужден вести войну против сил ВкЛ и Ливонского Ордена.

В июне 1502 г. Большая Орда Ших-Ахмата была разбита Крымской Ордой Менгли-Гирея и прекратила свое существование.

Таким образом, события окончательного освобождения Руси от ордынского ига происходили в период 1472-1502 гг. А.А.Горский считает, что «если ставить вопрос, какую из двух дат – 1472 или 1480 гг. – считать датой начала независимого существования Московского государства, предпочтение следует … отдать 1472 году» (Горский А.А. 2000. – С. 185).

Русские источники кон. XV – 1-й пол. XVI в. не содержат указания на осознание событий кон. XV в. как освобождения от ордынского ига. Впервые это было сделано в источниках 2-й пол. XVI в. – послании Сильвестра (?) Ивану IV и «Казанской истории». Во многом это объясняется борьбой Московского государства с Казанским ханством до 1552 г. и с Астраханским ханством до 1556 г.

По поводу роли вел. кн. Ивана III в событиях освобождения Руси от ордынского ига приведем мнение Я.С.Лурье: «Доказывает ли осуществление того или иного исторического акта величие и правильность политики лица, стоявшего у власти, когда этот акт был совершен? Был ли выдающимся военным деятелем Александр I, чьи войска одержали победу в Отечественной войне 1812 г., или Сталин, «верховный главнокомандующий» в 1941-1945 гг.?… Официальный глава государства, одержавшего победу, далеко не всегда является выдающимся стратегом: успех или неуспех исторического деятеля зависит от множества обстоятельств, среди которых далеко не главными оказываются его личные свойства. … Мы очень мало знаем о личных свойствах великого князя – по всей видимости, он был скорее дипломатом, чем военачальником» (Лурье Я.С. 1994. – С. 194).