Дополнительная информация.

Важнейшей особенностью экономической политики российского государства являлось стремление к установлению монополии на внутреннем рынке. С этой целью использовались разнообразные средства. Важнейшим из них было изъятие у частных лиц доходных отраслей и превращение их в государственную монополию. В 1635 г., например, правительство взяло себе торговлю льном в ущерб отечественному купечеству. Подобная государственная политика проводилась специальными органами власти – приказами, обладавшими огромными полномочиями. С деятельностью приказов связано создание государственно-казенного предпринимательства в России. Государство руководило торговлей и само вело ее, выступая в роли предпринимателя. Многие товары находились в ведении государственных органов, и такими товарами другие предприниматели торговать не имели права. Эти товары получили название заповедных или указных, их список определялся царским указом. При Алексее Михайловиче такими товарами являлись пенька, смола, юфть, соль, соболиные меха, шелк. Свои торговые операции казна осуществляла через специально назначенного члена Гостиной сотни.
Весьма ярким примером русского предпринимательства являлась хозяйственная деятельность монастырей. Первоначально монастыри выполняли чисто религиозные функции. Но уже с XIV в. происходит перемена в деятельности монастырей, появляются монастыри- «пустыни», монастыри-колонии. Под влиянием разнообразных факторов сформировались монастыри со «сложным хозяйством», с многообразными житейскими заботами, на которых работали сотни и тысячи крестьян. В итоге длительного развития общая церковная и монастырская земельная собственность достигла внушительных размеров. К началу XX в. церковь в России располагала более 2,6 млн десятин земли, в том числе монастыри – около 740 тыс. десятин.
Ярким примером монастырского предпринимательства может служить Соловецкий монастырь в Беломорском крае. Монастырю удалось на новых территориях развить хорошее хозяйство: была налажена работа соляных варниц, осуществлялась рыбная и звериная ловля, шло освоение лесов и пашен, построено много дворов, амбаров, лавок и мельниц. К концу XVII в. количество монахов и работных людей в монастыре превышало 2 тыс. человек. Кроме того, на содержании монастыря находилось свыше 1 тыс. ратных людей. Настоятель монастыря Митрополит Филипп (вторая половина XVII в.) с полным правом может считаться крупнейшим предпринимателем Руси. Хороший архитектор и механик, он создавал машины для монастырского хозяйства, спроектировал водопровод, начал добычу железа, построил мельницы и кирпичный завод, завел домашний скот, организовал разработку слюды в Корецкой слободе и построил крупный железоделательный завод близ Сумского острога. Монастырь превратился в крупнейшего производителя соли Поморья. Важной особенностью монастырского предпринимательства являлось его независимость от государственной казны, постоянно испытывавшей финансовые затруднения, порожденные, в основном чрезмерными военными расходами.
При характеристике российского предпринимательства нельзя не учитывать связь между его развитием и процессом колонизации русскими людьми гигантских пространств, составивших новую Россию. Колонизация послужила мощнейшим стимулятором предпринимательской деятельности на Руси, в процессе ее формировался новый тип предприимчивого человека, чья отвага, упорство, хозяйственная сметка сочетались с пониманием высших материальных и духовных интересов народа и государства.

В послепетровский период усилились злоупотребления в сфере экономики со стороны членов правительства и их приближенных. Чиновники захватывали наиболее прибыльные предприятия, учреждали компании по эксплуатации рыболовных, китобойных, звероловных промыслов, становились «содержателями» казенных фабрик, горных заводов. Их «предпринимательская» деятельность имела значительно больший размах, нежели активность купеческих товариществ. При этом частые смены правительств каждый раз приводили к власти новую группу желающих обогатиться за государственный счет, рос темп обогащения. Каждый хотел воспользоваться выпавшей удачей, не задумываясь о ближайшем будущем, что, конечно, никак не могло способствовать производственным инвестициям.
Большие «аппетиты» продемонстрировал при Анне Иоанновне некто барон фон Шемберг, приглашенный фаворитом императрицы Бироном и назначенный генерал-берг-директором Берг-директоризума, учрежденного вместо Берг-коллегии. Привлекала Шемберга возможность приватизации уральских казенных заводов, получение земель в Лапландии с целью устройства там новых заводов, к которым следовало приписать крестьян; предполагалось освобождение заводов от всякого рода налогов и пошлин. Робкая попытка комиссии о горных делах напомнить об Указе Петра 1714 г. «вступать в торги и подряды» по месту службы не была услышана, так как негласными компанейщиками Шемберга становились Бирон и сама императрица. При Елизавете в 1742 г. Шемберг был заключен под стражу, ему удалось, дав взятку, не только скрыться за границу, но и переправить туда огромные по тем временам капиталы – до 372 тыс. руб. История Шемберга отнюдь не была единичной.
Один из приближенных императрицы Елизаветы Петровны граф П. Шувалов получил монополию на эксплуатацию поморских промыслов. Ему же всего за 40 тыс. руб. были проданы Г орноблагодатские заводы на Урале, которые реально оценивались в 182 тыс. рублей. Шувалов фактически заплатил только 6 тыс. руб. Все таможенные сборы в конце 1750-х гг. были отданы на откуп купцу Н. Шемякину, обширные лесные угодья в бассейне реки Онеги на правах монополиста-концессионера разрабатывал английский коммерсант В. Гом. И тот, и другой являлись доверенными лицами тех же Шуваловых.
Пагубные последствия монополий, хищений и злоупотреблений стали очевидными уже к концу правления Елизаветы Петровны. Петр III Указом 1762 г. начал борьбу с монополиями, упразднив привилегии некоторых мануфактур на исключительное производство и разрешив заводить фабрики даже крестьянам. При этом Петр III лишает фабрикантов права покупать крестьян и нанимать за плату лишь наемных рабочих. Но в стране с крепостническим режимом рынок наемного труда отсутствовал. Многие фабриканты в срочном порядке оставляли мануфактурные дела и возвращались к привычному делу, благо тот же Петр III неделей раньше (23 марта 1762 г.) подписал указ, разрешающий свободную торговлю в России. Екатерина II, возведенная на трон в результате дворцового переворота 28 июня 1762 г., оставила этот указ в силе.
В условиях укрепления крепостного права расширяется применение подневольного труда на крупных предприятиях. В 1736 г. все находившиеся на заводах работные люди были объявлены «вечноотданными», т. е. прикрепленными к предприятию со всеми своими потомками. На этом настояли все ведущие заводовладельцы и мануфактуристы. Подневольный труд казался им выгоднее, так как был дешевле. Незаинтересованность такого работника в результатах труда компенсировалась внеэкономическим принуждением. Условия работы на тогдашних предприятиях, особенно на уральских заводах, были тяжелейшими, многим представлялись хуже каторжных. Страх народного бунта вошел в сознание предпринимательских кругов России и в годы пугачевского восстания купечество выступило в «единой силе» с властями и дворянством. Но рынок рабочей силы оставался еще недостаточно устойчивым, и наличие крепостных работников, при их дешевизне, имело свои преимущества. С помощью палки и кнута нельзя было добиться высокой эффективности и качества труда, к тому же продукция большей частью имела гарантированный сбыт в казне (где, правда, существовали определенные требования к качеству).
Даже «просвещенная императрица» Екатерина II (1729–1796 гг.) считала, что «Российская империя есть столь обширна, что, кроме самодержавного государя, всякая другая форма правления вредна ей». Именно с эпохи правления Екатерины II начинается подлинное развитие промышленного предпринимательства в России. Парадокс, что 34 года Россией правила немка, сумевшая сделать свое царствование одним из самых благополучных в русской истории. Молодая императрица неспешно, последовательно и целеустремленно осуществляла реформирование социальных и экономических основ российской жизни. К числу ее несомненных заслуг в плане развития российского предпринимательства следует отнести:
1) уничтожение государственных монополий в сфере торговли и промышленности; легализация частной собственности на средства производства (по современному – приватизация);
2) формирование «среднего сословия» в России, т. е. отечественной буржуазии;
3) предоставление третьему сословию полной экономической свободы в предпринимательских начинаниях;
4) переориентация промышленности с удовлетворения военных заказов на народное потребление, как сказали бы сегодня – конверсия;
5) расширение емкости внутреннего рынка вширь (за счет завоеванных громадных территорий) и вглубь (за счет возросших потребностей населения).
Екатерина II отказалась от петровского регламентирования промышленной деятельности, считая, что только в частных руках фабрика заработает с пользой для государства. В эти годы постоянно усиливается влияние дворянства. Монархи и правительства, сменявшие друг друга, неизменно предоставляли дворянам все новые льготы и права. Главная черта – расширение границ дворянского предпринимательства. Используя труд крепостных крестьян, дворяне устраивают у себя в имениях небольшие предприятия – мельницы, сукновальни, различные мастерские. По мере развития внутреннего рынка в него вовлекаются многие крестьяне. Помещики не препятствовали этому, так как значительная часть прибыли торговых крестьян в виде оброка доставалась их владельцам. Вообще же вторая половина XVIII в. была отмечена высокими темпами роста крупных промышленных предприятий. Так, если в 1760 гг. их было около 600, то к концу века – не менее 1200, всего же в России в это время насчитывалось около 2300 заводов и фабрик. Россия занимала первое место по выплавке чугуна, обгоняя даже Англию. В 1750 г. Россия имела 41 домну, на которых производилось 2 млн пуд. чугуна, тогда как Англия производила 0,3 млн пуд. К 1800 г. в России действовало 111 доменных печей с выпуском 9,9 млн пуд. Англия, уже завершавшая промышленный переворот, достигла к тому времени 9,5 млн пуд. чугуна. Российское железо очень ценилось за рубежом. Продукция уральской металлургии была лучше по качеству, чем во Франции, Англии. В конце XVIII – начале XIX в. Франция была вынуждена ввести импортные пошлины на российский металл.
Состав представителей промышленного капитала конца XVIII – начала XIX вв. весьма разнообразен: здесь находится место и государству, и аристократии, и купцам, и «капиталистым» крестьянам, и иностранцам. Причем, государственная собственность временами то приватизировалась, как свидетельствуют примеры Шемберга и Шувалова, то возвращалась в казну.
К концу века Россия имела самые различные отрасли промышленности, обеспечивающие почти полностью важнейшие потребности страны. На экспорт шла разнообразная промышленная продукция – железо, льняное полотно, парусина, канаты, постепенно развивалась совсем новая отрасль для России – хлопчатобумажное производство. К концу столетия имелось почти 250 хлопчатобумажных мануфактур, на которых большой удельный вес составляли наемные работники – до 90 %.
Российская техническая мысль была одной из передовых в мире. За 20 лет до Д. Уатта была изобретена первая в мире универсальная паровая машина И. Ползунова. А. Нартов изобрел токарный станок еще при Петре I, тогда как в Англии он появился только в 1797 гг. На несколько десятилетий раньше, чем в Западной Европе, на Уральских заводах в 1720-х гг. применялись токарные станки с водяным приводом, прокатные станы и валы. Однако широкого применения на практике эти изобретения не имели. Общая рутинность хозяйства, незаинтересованность государства во внедрении технических новшеств в производство приводили к тому, что в конце XVIII в. Россия стала постепенно отставать от передовых государств, уже завершивших промышленный переворот (таких как Англия, Голландия).
Понятие экономической свободы с юридической точки зрения предполагало два условия:
1) устранение монополий, препятствующих лицам заниматься предпринимательством (торговлей и промыслами);
2) отсутствие излишнего правительственного контроля, государственной регламентации, стесняющей частную инициативу (предприимчивость).
Беспошлинно дозволялся сбыт продуктов сельской промышленности (лен, скот, пенька, птица, лес), а также соли, шерсти, волоса, щетины, пуха, шкур, дров и т. д. Все прочие виды промышленных и торговых действий требовали наличия свидетельств, которые делились на купеческие, гильдейские, промысловые. Право на открытие определенного промышленного или торгового заведения предоставлялось билетом, который требовался для открытия купеческих, банкирских, страховых и др. контор, магазинов, лавок, бань, мануфактур, заводов, ремесленных и трактирных заведений.
К началу царствования Екатерины II, после свержения с помощью гвардии Петра III, в России насчитывалось 984 фабрики и заводов, к концу царствования их число составило 3161. О народном хозяйстве России того периода высказывались полярные точки зрения в записках, поданных на имя императрицы: «Государственные доходы пребедные и в крайнем беспорядке…слабое управление, никакой непосредственной коммерции с иностранными государствами; никакого учреждения для развоза на российских судах товаров. народ, страждущий от притеснения и бедности за неимением промыслов и способов к рукоделиям». В других записках – более оптимистичный взгляд на ситуацию в России, отсюда следовал совет императрицы: никаких резких перемен! С середины XVIII в. на смену теории меркантилизма приходит концепция физиократов.
Физиократы считали самым важным занятием для человека земледелие; торговля и промышленность – лишь дополнение к земледелию. Физиократы на первый план выдвигали требования экономической свободы, неограниченной конкуренции, отсутствие привилегий и монополий. Мотивом экономической деятельности физиократы считали собственный интерес. Симпатии Екатерины II к физиократизму выразились в учреждении Вольного экономического общества (1765 г.), цель которого – приведение земледелия и домостроительства в лучшее состояние. Императрица признавала право частной собственности, но только за дворянством, что и было закреплено в знаменитой Жалованной грамоте дворянству (1785 г.).
Императрица внешне признавала преимущество свободной работы над трудом крепостным, но была убеждена, что в некоторых державах сделать землевладельцев свободными нельзя.
Исходя из того, что торг есть дело вольное, а вольность есть главное к распространению коммерции средство, Екатерина II считала необходимым отдавать все отрасли в свободное течение: «Никаких дел, касающихся до торговли и фабрик, не можно завести принуждением, а дешевизна родится только от великого числа продавцов и от вольного умножения товара».
Императрица провозглашает, что занятие промыслами отныне доступно для каждого, и подтверждает свое стремление к развитию внутренней конкуренции отменой учрежденной еще Петром I Мануфактур-коллегии и Коммерц-коллегии.
С 1739 г. начинается массовая передача казенных заводов в частные руки. Происхождение Алапаевского, Сысертского, Верх-Исетского посессионных округов связано с раздачей казенных заводов в начале второй половины XVIII в. (и с позднейшими прирезками земель). Вообще правительство охотно шло на «пособие землями и людьми» для заводов. Всего в России в первой половине XVIII в. построено 105 металлургических заводов, в том числе в Европейской России (31 частный и 9 казенных) и 65 на Урале и в Сибири (40 частных и 25 казенных). Необходимо отметить, что по смыслу действовавших в XVIII в. законов владение поверхностью земли еще не означало закрепления за владельцем и ее недр. Закон 1719 г. («Берг-Привилегии») формально был отменен в 1782 г. В рамках же периода отчетливо наблюдается эволюция в сторону установления исключительного права владельца земли как на поверхность, так и на недра земли. В 1782 г. система монопольного обладания недрами получает юридическое оформление, что было затем подтверждено горным Положением 1806 г. Принцип горной свободы был вновь установлен на казенных землях только в 1887 г.
Эпоха после Петра I характеризуется как чрезвычайным возрастанием роли и политического влияния дворянства, так и укреплением купеческого капитала.
Этапным стал Указ Анны Иоанновны от 26 июня 1739 г. (так называемый Берг-Регламент). Подтвердив обязательность отвода под завод 250 саженей, Указ в то же время предписывал «охочим людям отводить места по усмотрению, сколько к которому заводу запотребно признано будет…»; заводы разрешалось строить на дворцовых, синодальных, помещичьих, монастырских и землях государственных крестьян, уплачивая владельцу земли 2 % от стоимости произведенного металла.
По ведомости Мануфактур-коллегии из 328 российских фабрик 66 принадлежали дворянам, дворянству предоставлялась и привилегия заниматься винокурением. На первый взгляд, 66 – это немного, но это были самые крупные фабрики с оборотом, составляющим почти треть оборота всех промышленных предприятий.
Многие дворяне стали прибирать к рукам наиболее доходные отрасли промышленности и горного дела. В противоборстве с купечеством помещики одержали победу, так как именно в их руках находились два из трех основных факторов производства – земля и труд (крепостных крестьян), а многие из них не уступали купечеству и по третьему фактору – капиталам. Так появилась в России дворянская буржуазия или дворянское промышленное предпринимательство.
Попытка Петра I подтолкнуть дворянство к торгово-промышленной деятельности принесла определенные результаты, но в целом успешной ее назвать нельзя. Помимо некоторых царедворцев, о которых упоминалось ранее (князь А. Меньшиков, графы П. Толстой и П. Шафиров), а также отдельных представителей дворянской элиты (князья П. Черкасский, П. Дашков, П. Голицын, графы П. Шувалов, Н. Шереметев и некоторые другие), массового включения дворян в решение общенациональной задачи не произошло. Причины этого видятся в том, что, во-первых, у дворян не было очевидных экономических стимулов (государственная служба или землевладение обеспечивали им вполне безбедную жизнь), а, во-вторых, в российском дворянстве прочно утвердилось высокомерно-презрительное отношение к «плебейским» занятиям, особенно к торговле.
Заметный перелом во взглядах дворянства на торгово-промышленную деятельность произошел во второй половине XVIII в., хотя Екатерина II относилась резко отрицательно к предпринимательским увлечениям дворянства, запретив специальным указом (1790 г.) записываться ему в купеческие гильдии. Более терпимо относилась Екатерина II к занятиям дворян промышленным предпринимательством, тем более что своими указами она открыла широкие возможности для этого.
Россия отнюдь не первая столкнулась с проблемой «дворянство и предпринимательство», ранее она коснулась Англии, Франции.
Передовая часть высшего российского сословия все решительнее порывала со стародворянским идеалом замкнутого натурального хозяйства и все активнее включалась в промышленное предпринимательство. При этом наметилась ориентация на новые сферы фабричного производства. Так, если мануфактурщики петровской генерации (Голицыны, Шаховские, Лазаревы. Всеволожские, Репнины, Шереметевы, Черкасские и др.) «обзаводились» предприятиями военного назначения (суконные мануфактуры, металлургические заводы, рудники и пр.), то в последнюю треть XVIII в. дворянское предпринимательство взяло на прицел наиболее прибыльный «рынок народного потребления». Доходнейшей отраслью стало производство самого «народного» товара – водки.
Таким образом, опоре крепостнического режима предоставлялся монопольный доступ к самой «золотоносной жиле», разработка которой не требовала ни значительных инвестиций, ни особых трудовых затрат, ни передовых технологий. Необходимое для винокурения сырье – хлеб и дрова – у помещиков было свое, рабочая сила – своя; несложное оборудование для возгонки водки не требовало капитальных вложений, не было никаких проблем и со сбытом, так как вся «продукция» шла по подрядам в казну или по прямым поставкам в кабаки. Только за четыре года – с 1766 по 1769 гг. – питейный доход в России составлял в среднем 16 899 917 руб. в год. Такую сверхприбыльную сферу промышленного предпринимательства прибрали к рукам в первую очередь те, кто стоял поближе к трону. По данным на 1765 г. среди крупнейших винокуров России значились 38 действительных тайных советников, генерал-фельдмаршалов, генерал-аншефов, но «самыми-самыми» были представители титулованной знати: на первом месте – главный директор Ассигнационного банка граф А. П. Шувалов (перенявший предпринимательскую жилку от своего сиятельного родителя П. И. Шувалова), на втором – обер-прокурор Сената Л. И. Глебов, на третьем – генерал-фельдмаршал С. Д. Апраксин (а после его смерти – вдова фельдмаршала). При этом винокурни графа Шувалова «выбрасывали» на рынок народного потребления свыше 250 тыс. ведер водки в год (старинная мера «ведро» равнялась 12,3 литра).
Кроме названных выше, крупнейшими винокурами считались графы А. Нарышкин, П. Чернышев, Н. Вяземский, князья Трубецкие, А. Голицын, И. Одоевский, М. Шаховской и др. К концу XVIII столетия дворянское винокурение прибавило оборотов в поступательном развитии; только в 17 губерниях европейской России денно и нощно курили 567 дворянских заводов.
Менее впечатляющими оказались успехи дворянской буржуазии в развитии других видов промышленного предпринимательства. Вплоть до отмены крепостного права широкого включения дворянства в предпринимательство, как это было на Западе, не произошло. Идеология дворянской буржуазии затронула лишь небольшую часть дворян.
Рассматривая промышленность в качестве важного, но побочного источника доходов, российские помещики не проявили заинтересованности в том, чтобы лично участвовать в ее развитии, перепоручив это дело своим крепостным. Так зародилось и окрепло поистине феноменальное явление в истории российского предпринимательства – крепостная буржуазия.
Крепостное предпринимательство в XVIII в. имело место и в Силезии, но нигде оно не приобрело такого огромного экономического значения, как в России. Этот капиталистический дух зародился среди оброчных крестьян центральных губерний России.
Оброчная система, предоставляя крестьян самим себе, возбуждала в их среде конкуренцию, дух поиска и предпринимательства. Оброчные крестьяне, по сравнению с барщинными, имели большую свободу в поисках источников средств для уплаты оброков. Помещики хорошо понимали, что чем больше в их вотчинах будет зажиточных крестьян, тем значительнее окажется размер оброка, ибо богатые крепостные платили не только за себя, но, согласно общинному праву, и за неимущих односельчан.
Комбинируя временные и трудовые ресурсы своей семьи, оброчные крестьяне проявляли чудеса предприимчивости, развивая кустарные и отхожие промыслы, участвуя в посреднической торговой деятельности. Екатерина II в 1766–1767 гг. издала ряд указов, разрешающих создание текстильных мануфактур без регистрации, и наиболее энергичные и дальновидные из оброчных крестьян, нажившие участием в промыслах некоторые капиталы, проявили кипучую деятельность по организации больших фабрик в помещичьих вотчинах. Из обшей массы крепостных крестьян особую изобретательность в предпринимательских начинаниях проявили российские староверы. Их религиозные воззрения (гордый дух свободы, аскетизм, искупление греха каждодневным всеочищаюшим трудом, абсолютная честность, неприятие алчности и др.) в наибольшей степени соответствовали духу подлинного («чистого») капитализма.
Крепостная буржуазия быстро росла количественно, успешно осваивая все более сложные виды промышленного производства. В своей предпринимательской деятельности она ориентировалась на крестьянский спрос, на рынок городских предместий. Фактически полностью в руках крепостных промышленников оказалась целая отрасль промышленного производства – текстильная, столицей которой стала вотчина графов Шереметевых – село Иваново, выросшее через полсотню лет в город Иваново-Вознесенск – «русский Манчестер», как именовали его англичане. Известны имена выходцев из крепостных крестьян – Бурылиных, Зубковых, Гандуриных, Полушковых, Гарелиных, Грачевых, Куваевых.
Одним из основателей хлопчатобумажной промышленности Костромской губернии стал Петр Кузьмич Коновалов, крепостной помещика А. П. Хрущева. О популярности Петра Кузьмича упомянуто в романе П. И. Мельникова-Печерского «В лесах»: «А как дело-то зачиналось? Выискался смышленый человек с хорошим достатком, нашего согласия был, по древнему благочестию, Коноваловым прозывался, завел небольшое ткацкое заведение, с легкой руки дело и пошло, да пошло» (кстати, правнук П. К. Коновалова, последний владелец фирмы, Александр Иванович Коновалов (1875–1948 гг.) известен как министр торговли и промышленности и заместитель Председателя Временного правительства в марте 1917 г.). В конце XVIII в. в Москве основана Трехгорная мануфактура крестьянином В. И. Прохоровым, доходы текстильных предприятий помогли крестьянину С. В. Морозову выкупиться за 17 тыс. руб. и т. д. Несколько иначе, чем в текстильном производстве, обстояло дело с деловыми начинаниями в тяжелой промышленности, где оборот капиталов был медленнее и для организации предприятия требовался большой начальный капитал. Однако рост наблюдался и здесь: к концу XVIII в. число домен выросло примерно в 2,5 раза, а выпуск чугуна – в 5 раз. В отраслях тяжелой промышленности преимущественно применялся труд приписных крестьян.
Так как крепостные предприниматели по закону не имели права владеть фабриками, то во многих случаях они записывали фабрики на имя своих помещиков, выплачивая тем крупные проценты с прибыли. В обмен на это крепостные фабриканты получали полную экономическую свободу, которую они использовали для развития промышленного производства и умножения собственных капиталов. На рубеже XVIII и XIX вв. в России сложилась оригинальная форма оброка, при которой крепостные фабриканты, получая от помещиков крепостных же рабочих, уплачивали за каждую пару рабочих рук своим хозяевам по 100 руб. годового дохода. Существовала парадоксальная ситуация, когда крепостной владел крепостными, причем сотнями и тысячами: у графа Шереметева были крепостные фабриканты, имевшие по 600–700 крепостных. Цена свободы крепостных российских предпринимателей колебалась в зависимости от времени и места сделки, а также от размеров капиталов, рвавшихся на волю. При среднем по России размере годового оброка 5–7 руб., цена «вольной» в Костромской губернии в начале XIX в. колебалась в пределах 200–650 руб., в Ярославской – 219–266 руб.; в Вологодской – 142–500, в Тверской – 270–575 руб.

Екатерина II стремилась провести идею западноевропейского среднего сословия, которое, как считала императрица, выдвинется из недворянской массы людей трудолюбием, добронравием на поприще городских промыслов, в том числе науки, торговли, ремесла. Доступ к занятиям этими видами был юридически свободен: крестьянин, оставаясь крепостным, мог заниматься в городе любым промыслом, предоставив в местный магистрат увольнительное свидетельство от помещика и записавшись в одну из гильдий.
Речь шла об отказе от действовавшего со времен Петра I деления по роду деятельности и переходу к имущественному принципу. Зачисление в гильдии производилось в зависимости от размера объявленного самим купцом капитала: для 3-й гильдии минимум составлял 500 руб.; для 2-й гильдии – 1 тыс. руб.; для 1-й гильдии – 10 тыс. руб. Имущественный ценз впоследствии неоднократно повышался. Так, в 1785 г. в «Городовом положении» он был установлен в размере 1 тыс. руб. для 3й гильдии и 5 тыс. руб. для 2-й, а для 1-й он остался на прежнем уровне. Столь резкое повышение ценза для низших гильдий было связано со стремлением ограничить переход из мещанства в купечество, а также малосостоятельных предпринимателей – в высшие разряды. Еще раз повышение произошло в 1794 г. и было связано, скорее всего, с инфляционными процессами в экономике. Для 3-й гильдии ценз был определен в размере от 2 до 8 тыс. руб.; для 2-й – от 8 до 16 тыс. и для 1-й – от 16 до 50 тыс. руб. Следует отметить, что изменения менее всего затрагивали 1-ю гильдию, а ее привилегированное положение сохранялось. Правительство осознавало, что столь высокий имущественный ценз должен быть подкреплен соответствующими преимуществами как одной гильдии перед другой, так и всего купечества в целом. Это нашло отражение в «Плане о выгодах и должностях купечества и мещанства» и в «Жалованной грамоте городам». Главной привилегией купечества становилась монополия торговли. Кроме того, записавшиеся в купечество получали освобождение от тяжелой рекрутской службы при условии уплаты 360 руб. (с 1785 г. – 500 руб.), а купцы 1-й и 2-й гильдий освобождались от телесного наказания. Принадлежность к той или иной гильдии давала право на определенную сферу деятельности, что стимулировало накопление капитала, которое превращалось в условие расширения свободы предпринимательства. Купцам 1-й гильдии разрешалось вести внешнюю и внутреннюю торговлю и иметь фабрики, заводы, морские и речные суда; купцы 2-й гильдии имели право на внутреннюю оптовую и розничную торговлю, могли иметь речные суда; 3-й гильдии разрешалась мелочная торговля в рамках города и уезда. Существовали и особые знаки социального статуса. Так, например, купцам 1-й гильдии разрешалось ездить по городу в карете парой, а купцам 2-й гильдии – в коляске парой, а купцы 3-й гильдии – в возке и только на одной лошади, и лишь в распутицу (весной и осенью) они могли подпрягать вторую. Нарушение этого порядка каралось весомыми штрафами. Чтобы взобраться на более высокую гильдейскую ступень, купцы заявляли резко завышенные размеры своих капиталов. Талантливый публицист того времени князь М. М. Щербатов назвал это явление «чинобесием».
Появился также статус именитый гражданин, позволивший выделить верхушку городской буржуазии и интеллигенцию (ученых и художников). Звание именитого гражданина давало право на получение в третьем поколении дворянского звания.
По всей видимости, все это было недостаточным стимулом, так как некоторая часть купечества указывала лишь близкую к необходимой для поддержания гильдейского статуса сумму капитала, чтобы платить меньше налогов.
Трехступенчатая гильдейская система продержалась в России до 1863 г., когда 3-я гильдия была упразднена (из-за ее многочисленности), а 1-я и 2-я формально просуществовали до 1917 г., но практически уже задолго до этого потеряли прежнее значение, особенно после того, как в 1874 г. была отменена рекрутская повинность и введена обязательная всесословная служба в российской армии.
Реформы Екатерины II также значительно расширили социальную базу предпринимательства, позволив даже в условиях крепостного права активным людям с выгодой заниматься экономической деятельностью. Не случайно родоначальники многих «новых» (первой волны) предпринимательских династий начинали свою деятельность в конце XVIII в., находясь в крепостной зависимости, – те же Морозовы, Прохоровы, Губонины.
В условиях бурно развивающегося во второй половине XVIII в. промышленного предпринимательства вес и устойчивость купеческой фамилии стали определяться не столько торговыми операциями, сколько помещением капиталов в производственную сферу. Не удивительно, что наиболее прочные роды из состава первой гильдии будут представлены к концу века именно владельцами фабрик и заводов. Судьбы купцов гостиной сотни также показывали, что самыми крепкими и устойчивыми из них оказались те, кто сумел перевести капиталы из торговли в промышленность: Еврейновы, Турчаниновы, Старцовы, Шмаковы, Тележниковы. Деятельность торгового купечества основывалась на умении «оборачиваться», которое складывалось из рыночной конъюнктуры, личных способностей торговца и его связей. Чаще всего эти компоненты делового успеха не передавались по наследству. Со смертью родителя детям оставались порой лишь долги, и нужно было обладать большими способностями, чтобы удержаться хотя бы на прежнем уровне. Вот почему из 31 крупного купеческого рода, «дотянувшего» до конца XVIII в., 18 фамилий, занимавшихся в Москве торговлей, вообще выбыли из торгового сословия, перейдя в мещане, а еще 7, хотя и числились во второй-третьей гильдиях, были обречены на такой же конец.
Правительственные указы, направленные на стимулирование конкурентной борьбы между купцами не только в торговой, но и в промышленной сфере, при одновременном введении для них новых льгот, благоприятствовали развитию деловой инициативы в купеческой среде. К концу царствования Екатерины II укрепляется положение, прежде всего, предпринимательских структур: если полуказенная металлургия была представлена 167 действующими предприятиями, то сугубо частная текстильная промышленность – 1082 предприятиями. В дальнейшем эта тенденция сохранится. В период с 1815 по 1860 гг. число промышленных предприятий возрастет с 4189 до 15 388, а число рабочих на них – соответственно с 172,8 до 565,1 тыс. Вместе с тем, обозначившаяся при Екатерине тенденция к возвращению металлургических заводов в казну (особенно после «пугачевщины») самым печальным образом скажется на развитии частного предпринимательства в этой отрасли. Конкурировать купеческим предприятиям с казенными становилось все труднее, и со временем в металлургии сложилась фактически государственная монополия. Средств же для поддержания производства, его модернизации и расширения у правительства постоянно не хватало. Уже на рубеже XVIII–XIX вв. размеры до этого постоянно возраставшего экспорта чугуна начали снижаться. Появился признак опасного отставания русской тяжелой промышленности от западной.
Однако несомненно, что Екатерина II сделала то, чего не посмели сделать ее предшественники на российском троне: она расширила личные и индивидуальные права купечества, освободила его от «презрительной подушной» подати, а главное, Екатерина II предоставила купцам реальные «свободы» и «вольности» в их предпринимательских делах. Составленный императрицей «Наказ» содержит поистине мудрое суждение: «Торговля оттуда удаляется, где ей делаются притеснения, и водворяется там, где ее спокойство не нарушают».
Екатерина II решением «сверху» довершила то, что давно уже созрело «внизу», – учредила третье сословие в России.
Исторической заслугой российского торгового предпринимательства является прежде всего то, что именно оно обеспечило России материально-экономическое развитие: «Русские фабрики были построены и оборудованы русским купечеством. Промышленность России вышла из торговли. И если результаты говорят сами за себя, торговое сословие было в своей массе здоровым».

Экономическая политика правительства Екатерины II способствовала существенным сдвигам в развитии отечественного народного хозяйства во второй половине XVIII в., хотя на этот раз, в отличие от эпохи Петра I, гораздо большее значение имела естественная эволюция, нежели поддержка государства. Именно во второй половине XVIII в. завершается становление предпринимательства в сфере промышленности, основанной на наемном труде и ориентированной на широкий рынок. В дальнейшем оно неуклонно и необратимо развивается в условиях сохранения в стране крепостнической системы. В этом смысле последние десятилетия XVIII и первая половина XIX вв. представляют собой единый этап в развитии российского промышленного сектора экономики.

Социально-экономическое развитие России в первой половине XIX в. можно охарактеризовать как предкризисное, поскольку в экономике переплелись самым сложным образом старые, феодальные формы хозяйства и новые, рыночные отношения. В эти годы стало ясно, что страна не может двигаться вперед не модернизируя сферу традиционного народного хозяйства, но сделать радикальные шаги в этом направлении оказалось очень трудно.
Новый виток промышленного предпринимательства был связан с событиями политическими, когда из-за вынужденного присоединения к континентальной блокаде (система мер – экономических и политических, направленная против Англии) Россия прекратила торговые отношения с этой страной. В результате Россия лишилась сбыта чугуна, в страну перестали поступать английские станки, ткани, расстроилась российская финансовая система.
В этой ситуации России оставалось рассчитывать на собственные силы. Именно в годы континентальной блокады (до 1814 г.) в России произошло увеличение численности заводов и фабрик.
Во второй четверти XIX в. в России начался промышленный переворот. Это произошло несколько позднее, чем в передовых странах Европы, что наложило отпечаток на сроки и характер данного технического и социально-экономического явления.
Предпосылки промышленного переворота в России сложились к началу XIX в., т. е. немного позднее, чем в Англии, модель которой считается классической.
К 1800 г. Россия вышла на первое место по выплавке чугуна, высокое качество и дешевизна обусловили высокий спрос на него в других странах. Россия имела богатые сырьевые ресурсы, не случайно серьезных успехов она добилась в текстильной промышленности, причем, мануфактурное производство не было отсталым и до промышленной революции на Западе: создана И. Ползуновым паротепловая установка, построены паровые машины в Петрозаводске и на Урале. Механик Е. Берд, выходец из Голландии, стал основателем механическо-литейных заводов в Петербурге и первого пароходства на Неве, где было построено около 200 паровых машин за первые 30 лет XIX в. (Кстати, у питерцев существовала характеристика точности и высокого качества: как у Берда на заводе).
В целом к 1860 г. в России насчитывалось около 100 машиностроительных предприятий, а производство машин выросло только за 50-е гг. в 16 раз.
Значительными был другие достижения отечественной технической мысли; чесальные и прядильные машины Р. Глинкова, оригинальные станки А. К. Нартова различных конструкций, в том числе токарно-винторезный станок. К. Д. Фролов в 1780-х гг. создал на Алтае комплекс сооружений и гидросиловых установок для механизации ряда трудоемких производственных процессов, его сын П. К. Фролов построил там же первую чугунную рельсовую дорогу на конной тяге, ввел ряд усовершенствований металлургического процесса.
Черепановы, крепостные Демидовых, построили в 1833–1834 гг. первый в России паровоз и железную дорогу длиной 3,5 км на одном из тагильских заводов. Хотя многие из этих изобретений были сделаны практически одновременно или даже раньше английских разработок, большая часть замечательных достижений русских мастеров и изобретателей не получила распространения. В условиях посессионной и дворянской мануфактуры рабочая сила оставалась дешевой, отсутствовали всякие стимулы для капиталовложений в основные фонды и усовершенствования технологии производства.
Промышленный переворот в особенных народнохозяйственных условиях России приобрел затяжной характер. Выделяют два его этапа: до и после падения крепостного права. Таким образом, первый этап промышленного переворота в России принято датировать началом второй четверти XIX в. – 1861 г., а второй – 1861–1880-ми гг. При этом следует понимать, что промышленный переворот сложно ограничить строгими временными рамками, тем более в случае России. Естественно, что в условиях особенностей традиционного уклада жизнедеятельности и сложной геополитической обстановки первый этап промышленного переворота оказался длительным.
Для первого этапа промышленного переворота в России характерна быстрая механизация текстильной промышленности, в первую очередь, молодой хлопчатобумажной отрасли, в чем прослеживается повторение опыта технической революции западных стран. Вместе с тем, это объективное явление, поскольку текстильное производство имело как на Западе, так и в России глубокие традиции и широкий рынок сбыта.
В первой половине XIX в. основная часть промышленной продукции выпускалась не крупными предприятиями, а мелкими промыслами. Особенно это было характерно для обрабатывающей промышленности, производящей потребительские товары. В 1850-х гг. на их долю приходилось до 80 % общего объема выпускаемой продукции.
После восстановления русско-английской торговли отечественные бумаготкацкие мануфактуры продолжали развиваться, потребляя ввозную пряжу. В 1822 г. был издан очередной таможенный тариф, который устанавливал высокие пошлины на ввоз готовых тканей и низкие – на пряжу. В результате сбыт продукции отечественных мануфактур был надежно защищен от конкуренции импортных тканей. Наконец, предприниматели переходят к производству пряжи, закупая хлопок. Так возникает бумагопрядильная мануфактура – последнее недостающее звено во всем цикле.
Самые предприимчивые русские промышленники устанавливают у себя прядильные машины, поступление пряжи из Англии резко сокращается, расширяется ввоз хлопка. На российских мануфактурах начинается промышленный переворот, они становятся фабриками в полном смысле слова, т. е. крупными предприятиями, основанными на применении машин. Завершается этот переворот уже в пореформенную эпоху.
Текстильное производство развивается во многих городах и селах нечерноземного центра. Но особо выделяются Москва и ее окрестности, а также Владимирская губерния, а в ней – Шуйский уезд. К этому времени восходит и история крупнейших предприятий данной отрасли, истоки многих торгово-промышленных династий, знаменитых в XIX и начале XX вв. – Прохоровых, Морозовых.
1830–1840 гг. характеризовались постепенным переходом от мануфактуры к фабрике. Это означало, что в промышленности стали создаваться крупные предприятия, основанные на машинной технике. Переход к фабричному производству означал появление совершенно новых социальных групп населения: предпринимателей и наемных работников. Этот процесс начался ранее всего в хлопчатобумажной промышленности, где уже в 1825 г. 94,7 % рабочих были наемными, а позже всего – в горнодобывающей; текстильные предприятия быстрее всех стали оснащаться различными машинами, для обслуживания которых нужны были более подготовленные работники, не связанные узами крепостничества с сельским хозяйством.
Остальные отрасли промышленности оказались готовы к восприятию технического прогресса в разной степени, что было связано с особенностями сырья, технологии и, главное, исторически сложившихся в отрасли предприятий.

Во второй четверти XIX в. суконная промышленность быстро развивается, догоняя по темпам роста хлопчатобумажную. Значительные успехи в суконной промышленности привлекли в отрасль «новых» предпринимателей – выходцев из крестьян, мещан, мелких третьегильдейских купцов, определенную заинтересованность стали выказывать и иностранцы.
Развитие шелкового производства также началось в XVIII в., однако в отличие от суконного оно не опиралось на собственную сырьевую базу, а поэтому было весьма зависимым от импортного сырья.
Значительных успехов на первом этапе промышленного переворота добилась сахарная промышленность, тоже относительно новая отрасль в России. Дело в том, что до начала XIX в. Россия употребляла исключительно тростниковый сахар, который ввозился с Вест-Индских островов в виде сахарного песка не всегда удовлетворительной степени очистки. Чтобы довести товар до нужного качества, приходилось его очищать, что и делалось на сахаро-рафинадных заводах, первый из которых начал работать на привозном сырье в Петербурге еще в 1719 г.
Машиностроение на первом этапе промышленного переворота не получило большого развития из-за сильной конкуренции английского производства. Вместе с тем на этом этапе появился ряд заводов, ставших первенцами отечественного машиностроения, например литейные заводы в Петербурге. В отсутствие глубокой специализации они выпускали пароходы, паровозы, паровые машины, вагоны, промышленное оборудование. В целом к 1860 г. в России было уже около 100 машиностроительных заводов, причем только за 50-е гг. производство машин возросло в 16 раз.
В металлургической промышленности аналогичного динамичного роста производства не наблюдалось. В конце XVIII в. Россия выплавляла столько же чугуна, сколько и Англия – около 8 млн пудов. В 1840-х гг. производство достигло 11 млн пудов, в конце 1850-х – 16 млн пудов. Англия же, произведя реконструкцию отрасли с переходом на каменный уголь, в 1850 г. довела выплавку чугуна до 234 млн т. Удельный вес России в мировой металлургии сократился с 12 % в 1830 г. до 4 % в 1850 г. Российская металлургия выживала только благодаря системе таможенных тарифов на ввоз черных и цветных металлов. К 1860 г. Россия по выплавке чугуна занимала лишь 8-е место, выплавляя металла в 13 раз меньше, чем в Англии. Причины – господство крепостного труда в отрасли: 80 % российской металлургии в отличие от текстильной промышленности было сконцентрировано на Урале, где много земли, а государственных крестьян ничто не заставляло наниматься в рабочие. К тому же занятие это требовало определенной выучки.
Отрасль находилась под покровительством государства. Здесь было много казенных заводов, которые, в случае нерентабельности, государство поддерживало дотациями, а от конкуренции с заграницей – высокими пошлинами.
Изменился и состав уральских заводчиков, первых – предприимчивых и талантливых – сменили их потомки, для них заводы были лишь источником доходов. Например, один из Демидовых, Анатолий, родился в Италии, русского языка не знал, гордился тем, что К. Брюллов написал по его заказу «Последний день Помпеи», но мало занимался делами; Павел Строганов принимал участие во французской революции и т. д. Управление находилось в руках приказчиков, процветали приписки и воровство. Такую ситуацию можно назвать кризисом металлургической промышленности.
В литературе редко описывают состояние русской химической промышленности до эпохи промышленного капитализма. Вместе с тем, достижения этой отрасли уже в первой половине XIX в. были значительны. Они не только опирались на традиции русских промыслов (поташное, кожевенное производство), но и отражали поиск новых методов производства красителей, производства серной кислоты и т. д.
Необходимость ускоренного развития промышленности была очевидной. Относительно либеральный поначалу режим Александра I предпринял нечто дотоле невиданное: были учреждены и поддерживались журналы, призванные знакомить предпринимателей и всех заинтересованных лиц с постановлениями правительства в соответствующей сфере деятельности, а главное – со сведениями о состоянии промышленности и торговли в России и за границей, о новых изобретениях и т. д. («Журнал мануфактур и торговли», «Горный журнал»). Был основан и ряд специальных школ, как, например, Горный кадетский корпус.
К этому периоду относится и попытка правительства содействовать самоорганизации предпринимателей, заключавшаяся в инициировании им создания обществ заводчиков и фабрикантов, как, например, общества горных заводчиков и некоторых других. Мера эта оказалась явно преждевременной – промышленники ею не заинтересовались. Существенное значение для роста российской промышленности имела покровительственная таможенная политика, которой в целом придерживалось правительство, за некоторыми колебаниями как в сторону запретительства («Положение» 1810 г.), так и в сторону либерализации (Тариф 1819 г.). Выражением этой политики стал Манифест 12 марта 1822 г.
Правительство использовало и другие меры для поощрения промышленников. В 1802 г. на средства Госказначейства образуется так называемый «мануфактурный капитал» для выдачи весьма льготных ссуд фабрикантам, в 1806 г. местным горным правлениям было позволено субсидировать горнозаводчиков из казны под небольшие проценты. С 1809 г. правительство специально занимается поощрением суконных мануфактур, предоставляя их владельцам льготные субсидии, повышая цены по поставкам в казну, содействуя в приобретении фабрикантами машин и т. д.
Государственная же, в основном военная промышленность, испытывала воздействие и крепостничества, и административной регламентации. Казенные предприятия были вне сферы рыночной конкуренции, финансировались за счет госбюджета, их производственные мощности не всегда использовались в полную силу. В военные годы производство оружия увеличивалось, в мирное время – сокращалось. В 30–40-е гг. военные заводы работали в половину своей мощности, наверное, и в этом надо искать сложности с которыми столкнулась Россия в Крымской войне. Аналогичная картина наблюдалась в развитии военного судостроения.
Государству принадлежала часть горных заводов, первая железная дорога также была государственной, но темпы роста производства в государственной промышленности были самыми низкими.
В начале XIX в. происходит довольно резкое изменение состава купечества. Это было связано с рядом причин – с отказом правительства от протекционистской политики по отношению к купеческой промышленности, внешнеполитическими факторами. Наличие нескольких сыновей в семье зачастую приводило к распылению капиталов, накопленных трудом предшествовавших поколений. Так произошло с известным родом Докучаевых, представители которого в начале века после раздела либо вообще вышли из купечества, либо перешли в 3-ю гильдию или в мещане.
Обновление делового мира России в начале XIX в. сопровождалось упадком прежних крупных купеческих родов и приходом им на смену предприимчивых людей из крестьян, мещанства, мелкого купечества.
Чтобы быть купцом той или другой гильдии, необходимо было иметь минимум капитала, который определялся указами правительства. Этот минимум равнялся следующим суммам: в 1775 г. для первой гильдии – 10 тыс. руб., второй гильдии – 1 тыс., третьей гильдии – 500 руб.; в 1807 г. для первой гильдии он возрос до 50 тыс. руб., второй – 20 тыс., третьей – 8 тыс. руб. Одновременно в царствование Александра I было значительно повышено обложение объявляемых «по совести» капиталов с 1 до 4,75 %. В результате налоги на купцов первой гильдии возросли к 1812 г. до 3462 руб. 50 коп., второй гильдии – 1445 руб., третьей гильдии – 478 руб. Помимо резко увеличившегося налогового бремени, немалую роль в «оскудении» купечества первой и второй гильдий сыграли наполеоновские войны. Континентальная блокада и Отечественная война 1812 г. ударили прежде всего по купцам, занятым внешней торговлей, и промышленникам, чьи предприятия находились непосредственно в Москве и Московской губернии.
Однако в правление Николая I (1825–1855 гг.) наблюдается подъем купеческой деловой активности, так как падение численности гильдейского купечества выполнялось крепостными крестьянами, включившимися в торговые операции.
Огромную роль в деловой жизни России играли ярмарки. По-прежнему значительной была знаменитая Макарьевская ярмарка: на ней в конце века было 196 купцов с иностранными товарами, еще больше – с отечественными. В 1802 г. на территории ярмарки насчитывалось более 500 лавок и 650 шалашей. К середине XIX в. в России было уже 6000 ярмарок, в том числе, более 30 – с оборотом свыше 100 млн руб. Лавочная торговля шла по пути трансформации в магазинную торговлю: число лавок в Москве в 1804 г. сократилось с 8521 до 4993, однако за это же время появилось 278 магазинов, в основном промтоварных. Довольно устойчивой оставалась провинциальная лавочная торговля. Право, полученное предприимчивыми горожанами (крестьяне такое право получили в 1804 г.) на устройство торгового заведения в любом удобном месте, дало сильный толчок развитию частного предпринимательства в стране. Новые лавки и лавочки росли как на дрожжах, привлекая покупателей дешевизной своих товаров. Прежние монопольные цены нескольких купеческих семей оказались сокрушены массовой деловой предприимчивостью и конкуренцией.

Отечественная война 1812 г. с самого начала приняла ясно выраженный экономический характер, и русскому купечеству пришлось смотреть на нее как на источник возможного экономического обогащения или разорения. К тому же армия Наполеона была нацелена в самое сердце купеческой Руси. В Москве бился пульс торгово-промышленной жизни всей России, и из нее по всей стране «разливалась» экономическая энергия.

Сильный патриотический подъем, вызванный в русском обществе Отечественной войной, был как нельзя более на руку российскому купечеству. Развитие и усиление русской национальной торговли и промышленности было объявлено делом патриотическим и рассматривалось как крупный козырь в борьбе с Наполеоном. Правительство осыпает русских купцов и промышленников знаками милости и внимания. Журнал «Северная пчела» с восторгом пишет, что купцы теперь не стыдятся своего «русского торга» – не только не выдают, как делали раньше, отечественные товары за заграничные, но, наоборот, выставляют и подчеркивают, что они торгуют только русскими товарами.
В высшем обществе становится признаком хорошего патриотического тона покупать только русские товары и только в русских лавках. Иноземным товарам и купцам объявляется бойкот.
Важнейшей оставалась проблема кредитного обеспечения деловых операций.
В 20–30-е гг. XIX в среди отечественных экономистов все еще довольно широко было распространено мнение, что Россия крайне скудна свободными денежными средствами и что основным источником пополнения средств банков могут быть лишь государственные вклады. Отсутствие значительных денежных накоплений и недоверие к кредитным установлениям считались главным препятствием для развития в стране банковского кредита. Даже такой глубокий знаток финансового положения России, как граф М. М. Сперанский, весьма скептически относился к возможности привлечения русскими банками сколько-нибудь значительных вкладов, считая, что русские купцы и помещики привыкли получать на свои капиталы неизмеримо большие барыши (до 20 %), чем им может дать банк, и отсюда делал вывод, что вклады в русские банки «большей частью временные и случайные». Однако практика банковского дела второй четверти XIX в. обнаружила ошибочность этого предположения.
Еще в годы царствования Александра I в стране стало налаживаться частное банковское дело. Один из первых коммерческих банков был основан в 1809 г. в г. Слободском (Вятская губ.) К. А. Амфилатовым – любопытным и своеобразным человеком в среде делового мира. Выходец из черносошных крестьян, он вырос до купца, делавшего миллионные обороты (преимущественно на экспортных операциях). На волне своих коммерческих успехов Амфилатов и основал в городе банк. По уставу, который стал типовым для всех городских кредитных учреждений, основанных до 1857 г., банк получил право выдавать ссуды под залог недвижимости и товаров, а также производить учет векселей. В Петербурге появляется ряд частных кредитных учреждений, среди которых важную роль стал играть банкирский дом Штиглицов. Братья Николай и Бернгард Штиглицы перебрались в Россию из западногерманского княжества Вальдек в царствование Павла I. Первый основал в Петербурге торговый дом, второй – занялся винными откупами в Кременчуге. В 1803 г. в Россию приехал и третий брат – Людвиг, унаследовавший дело Николая и особенно разбогатевший в результате разного рода сделок во время войны с Наполеоном. Скончавшись в 1843 г., Людвиг Штиглиц оставил своему сыну Александру состояние в 18 млн руб. серебром. А. Штиглиц способствовал дальнейшему процветанию семейного банкирского дома, являясь постоянным участником всех крупных финансовых операций русского правительства на внутреннем и внешнем рынках вплоть до конца 50-х гг. XIX в.
Усиливающаяся потребность в кредите вызвала появление такого весьма любопытного явления, как помещичьи банки для крепостных крестьян. Один из таких банков был основан в 1820 г. в поместье графа А. А. Аракчеева. Первоначальный капитал, внесенный владельцем вотчины, составил 10 тыс. руб. По уставу Аракчеевский банк имел право осуществлять следующие операции: финансирование заготовки муки и продажи ее крестьянам, принудительная ссуда на обзаведение лошадьми и коровами, прием вкладов. Ссудные операции банка включали выдачу бедным крестьянам беспроцентных кредитов, «не считающимся бедными» – до 200 руб. из 6 % (при наличии двух поручителей на каждые 50 руб. ссуды), крестьянам-предпринимателям – до 2 тыс. руб. из 12 %. Аракчеевский банк продолжал существовать и позднее, когда поместье оказалось в собственности казны. Собственный банк учредил в 1820 г. в своем имении декабрист и известный экономист Н. И. Тургенев. Основной капитал созданной им «Вспомогательной кассы для крестьян» состоял из 500 руб. Предполагалось выдавать ссуды крепостным из 6 % годовых. На приращение средств «кассы» обращались, помимо прочего, штрафы с крестьян. В царствование Николая I было положено начало сберегательным кассам для приема мелких вкладов.
Удачливые и трудолюбивые выходцы из крепостных начинали иногда с ткачей, набойщиков, владельцев кустарных предприятий, превращаясь в фабрикантов с огромными капиталами – «капиталистах людей». Они управляли имениями, покупая их на имя помещика, а фактически для себя, развивали промышленность. Заветной мечтой таких крестьян было получить «вольную». Отдельные случаи выкупа «вольной» в XIX в. стали нередким явлением, чему в немалой степени способствовал Указ Александра I «О вольных хлебопашцах». При Александре I выкупалось на волю 28 944 души мужского пола: некоторые из них заплатили 900 рублей, а другие – 200, 300, 400, 700, 1000 и т. д. Савва Морозов, родоначальник династии купцов и фабрикантов, выложил в
1820 г. своему помещику Н. Рюмину огромную сумму – 17 000 рублей! Сумма действительно грандиозная: по ценам того времени парная говядина стоила 2 руб. 10 копеек за пуд (16 кг.); мешок муки (5 пудов) – 8 руб. 40 копеек; годовая плата за квартиру в 5–6 комнат – 110 руб.; годовой доход среднего помещичьего хозяйства – 10–30 тыс. руб.; удойная корова-трехлетка – 5–8 руб.; крестьянская изба – 8–15 руб. и т. д. Немудрено, что капиталистые крестьяне скрывали истинные размеры своих капиталов. Характерен такой эпизод: «У одного из помещиков был богатый крестьянин, пожелавший откупиться. Мы поторговались и согласились на 16 тыс. руб., но мужик-каналья – перехитрил меня: он оказался после в 200 тыс. Я мог бы взять с него тысяч пятьдесят. Вот сестра моя была умнее: она не иначе отпустила одного из своих крестьян, как взяв с него 30 тыс. руб. и взяла славно, потому что капитала (у него) оказалось только 45 тыс. руб.».
Именно так получили свободу родоначальники многих предпринимательских династий: Гучковы, Губонины, Зимины, Абрикосовы, Алексеевы и др.
Таким образом, формирование капиталистического предпринимательства в первой половине XIX в. шло двумя путями:
1) развитие купеческой промышленности – обычный путь развития капитализма;
2) преобразование крепостной промышленности в капиталистическую; к крепостной промышленности относились предприятия помещиков, казенные предприятия, связанные крепостническими отношениями и жесткой административной регламентацией.
Накануне 1861 г. почти четверть российской промышленности оставалась вне сферы рыночных отношений.