Природное и духовное в человеке

Человек связан с природой своим телом и его потребностями. Как известно, природное начало во многом направляет человеческую психику, однако оно постоянно наталкивается на заградительную функцию культуры. Природа не гарантирует человека, она лишь обусловливает его: не родившись в человеческом теле, нельзя стать человеком. Характерно, что природа обеспечивает не только возможность быть человеком, но и возможность им не быть, деградируя и отступая в животное состояние от трудностей человеческого бытия.

На самом простом уровне человек воспринимается как его физическое тело. Английский материалист XVIII в. Дж. Пристли заявлял, что «мы не должны допустить в человеке чего-либо, кроме тела, которое есть объект наших чувств». Тогда тело выступает как граница между Я и не-Я, естественно представляющая нас реальность. К. Маркс социологизировал понятие телесности, назвав имущество человека его неорганическим телом (столь же близким и дорогим).

Отрицая наивное отождествление человека с его телом, Р. Декарт утверждал прямо противоположное: «Я совсем не то же самое, что мое тело». Для некоторых тело и его потребности значат очень много, для других, например, для святых – очень мало. Наше тело обслуживает нас, и его значимость становится очевидной, когда оно по тем или иным причинам перестает делать это надлежащим образом. Но в любом случае Декарт был прав в том, что человеческое тело не является человеком. Более того, в некотором смысле тело есть действующий антипод человека (когда оно тянет его вниз).

Христианская концепция тела – это его сакрализация, обожествление. У духовного человека и тело духовное, а у плотского – и тело плотское. Отсюда – традиция «нетленных мощей». Как писал немецкий романтик Новалис, «существует только один храм во вселенной, и этот храм – тело человека… Мы касаемся неба, когда возлагаем руку на тело человека».

Влияние природы столь велико, что ею до сих пор пытаются объяснить человека, понимая его фактически как хитрую обезьяну, обнаруживая их сходство и близость. Правда, при этом остается необъясненным одно «небольшое своеобразие», которое является для человека существенным – это его духовность. Она невозможна без причастности к миру, его красоте и гармонии. Зачем цветку пчела – понятно сразу. А зачем человеку цветок, который он выращивает несколько месяцев, чтобы полюбоваться им несколько дней? Многие не умеют радоваться именно потому, что не чувствуют причастности к миру.

В XVII в. понятие духа было выброшено из философии, главным образом усилиями Спинозы, который предложил использовать только понятие ума. Это было поддержано, поскольку мир стали познавать лишь на глубину практического контакта с ним. Зачем говорить о духе, если нужен практический успех? В XIX-XX вв. философия возвращается к духу с отрицательным знаком, т.е. к бездуховности в ее различных формах. Когда место любви занял секс, место доброты – выгода, место радости – удовольствие, стали нарастать разные формы отчуждения людей друг от друга и от мира.

Человеческий дух действует на другом уровне, чем технический интеллект. Проблема последнего может быть такая: у меня сейчас болит рука; как возникла эта боль и как ее снять? Но можно спросить иначе: что такое сама боль, помимо того, что она у меня здесь и сейчас? Так происходит специфически духовный акт образования идеи, включающий в себя способность абстрагирования и проникновения в сущность. Пример такой способности дает история Будды. Царевич встречает на своем пути одного бедняка, одного больного, одного умершего и постигает эти единичные факты как примеры существенных свойств мира; он задумывается над тем, отчего люди страдают и как им помочь.

Реально духовность присутствует в человеке как потенция, которая может быть развита в большей или меньшей степени. Духовная потенция определяется как дистанция от себя сущего до себя должного, т.е. от того, каков человек есть, до того, каким он должен быть. По сравнению с животным, которое всегда говорит «да» действительному бытию, даже если пугается и бежит, человек – это тот, кто может сказать «нет», это вечный протестант против всякой недолжной действительности.

Очевидно, что, став духовным существом, человек не перестает быть живым представителем природы. Более того, высшие духовные проявления и низшие природные необходимы друг другу. В мире осуществляется два противоположно направленных движения: первое – сверху вниз, которое можно понимать как одухотворение жизни, а второе – снизу вверх, как энергетическое обеспечение духовной деятельности.

Энергетический поток течет в мире действительно снизу вверх. Человеку противостоят с гордой независимостью и растения, и животные, причем животное гораздо больше зависит от существования растения, чем наоборот. Животная организация жизни как более высокая и совершенная означает не только достижение, но в известном смысле и потерю по сравнению с растительной организацией. У животного нет того непосредственного сообщения с неорганическим миром, которое есть у растения благодаря его способу питания. Аналогичным образом человек как живое существо более зависим от природы, чем какое-нибудь животное. Эта аналогия может быть продолжена и в самом человеческом обществе: народная масса более сильна и независима по сравнению с интеллектуальной и художественной элитой. В конечном счете, все сложное и прекрасное всегда более хрупко и уязвимо.

Дух управляет силами жизненных влечений, но непосредственная борьба против них невозможна. Человек должен научиться терпеть себя самого, «считаться» со своими природными склонностями. Образно говоря, дух должен быть дипломатом в руководстве жизненными влечениями. Он не может вступить в прямую борьбу с ними, но должен научиться преодолевать их косвенно, направляя их энергию на выполнение более достойных задач. Итак, дух не противостоит жизни с гордой независимостью, а нуждается в ней. Отсюда вытекает вопрос о смысле человеческой жизни.