ТЕМА 6. ПРАВОВОЕ БЫТИЕ. ПРАВОСОЗНАНИЕ.

1. Правовое бытие. Правовое воспитание Понятие, формы и методы правового воспитания

Правовая жизнь :

Философские и общетеоретические проблемы /
А. В. Малько, А. Е. Михайлов, И. Д. Невважай.

Аннотация: Опубликовано : Научно-аналитический журнал ¨Новая правовая мысль¨. - 2002. - № 1. - С. 4 - 12.

Правовая жизнь : философские и общетеоретические проблемы[1]

В нашей стране юридические науки долго находились под известным идеологическим влиянием. Это, в частности, выразилось в ограниченности методологических ресурсов, применявшихся в исследовании фундаментальных аспектов правовой реальности. Отечественная философия и теория права в значительной мере все еще продолжают опираться на философские парадигмы, сформированные в рамках классической философии. Свою задачу мы видим в том, чтобы показать необходимость использования новых методологических ресурсов для осмысления таких явлений жизни общества, на которые раньше почти не обращалось внимания. Мы имеем в виду, прежде всего, существование особой сферы социальной жизни – правовой. На наш взгляд, основанием для постановки такого вопроса и разработки концепции правовой жизни являются следующие три обстоятельства: существование сферы бессознательного в социальной жизни, наличие плюрализма культур и особого статуса прав и свобод человека. Учет в теоретическом анализе, по крайней мере, этих трех обстоятельств заставляет нас обратить внимание на необходимость разработки новой методологии в исследовании явлений правовой жизни.

Наиболее распространенные и устоявшиеся предрассудки в отношении феномена правовой жизни в отечественной теории государства и права связаны, на наш взгляд, с абсолютизацией сознательного тотального контроля жизни социума, с абсолютизацией единства правовых культур различных его слоев и недооценкой значимости института прав человека в жизни государства и общества.

Обыденное понимание правовой жизни сводится к представлению о той сумме явлений общественной жизни, которые имеют юридически определенные форму и содержание. В том случае, когда мы говорим о правовой жизни, не уточняя смысла понятия жизни, ничего нового в понятии правовой жизни мы не обнаружим.

Исследуя природу правовой жизни общества, по нашему мнению, необходимо руководствоваться принципом «философии жизни», который позволяет понять повседневную жизнь как органическую, динамическую систему, способную к самоорганизации, к продуцированию норм рационального поведения, социальной деятельности. Это положение осознается многими учеными. Так, например, А.Б. Венгеров замечает, что «в правовой жизни общества в кризисных ситуациях могут возникать состояния неопределенности, неустойчивости, и тогда субъективное, случайное, самоорганизующееся задает подчас самые неожиданные направления развития, перемен, формирует определяющие тенденции, переходы общества из одного правового состояния в другое…»[2].

Классическая философия от античности до Гегеля и Мар­кса опиралась на веру в силу разума и считала некие предельные абсолютные сущности определяющим моментом действительности. Однако классиче­ские построения не удовлетворяли многих филосо­фов, как они считали, из-за «потери» в них человека. Определенная ограниченность классической философии в понимании жизни из-за признания разума как господствующего начала человеческого бытия, безусловно, существует.

Начиная с середины XIX в., в философии произошли существенные новации, давшие основания в противо­вес рационализму ввести понятия неклассической философии, в которой в качестве первичной и не сводимой к другим реальности стали представлять жизнь («философия жизни»), существование челове­ка (экзистенциализм). Специфич­ность, многообразие субъективных проявлений человека, как пола­гали представители неклассической философии, не «схватываются» методами разума, нау­ки. Один из родоначальников «философии жизни» Фридрих Ницше видел сущность жизни в «воле к власти»; сама жизнь есть вечная борьба воли за власть, за господство, как внутри человека, так и внутри общества. Представители «философии жизни» ставят жизнь в основу всего, в центр мирового целого и представляют её «ключом ко всем дверям знания». Из понятия жизни они выводят природное и интеллектуальное начала, причем трактовка данного определения неоднозначна. Диапазон семантики категории «жизнь» весьма широк: от биологического (Ницше) и космологического (Бергсон) до историко-культурного (Дильтей, Зиммель, Шпенглер). Общим для всех доктрин «философии жизни» является стремление или устранить разум из мира, или, по крайней мере, лишить его того центрального места, которое он занимал в классической философии. Отсюда тенденция не просто дополнить или усовершенствовать традиционные системы мысли, а принципиально изменить сам подход к мировосприятию, выработать свой стиль мышления[3].

Проблема правовой жизни начинается в философском смысле с вопроса о том, что есть жизнь вообще. Жизнь пчелиного роя или жизнь термитника характеризуется высокой степенью порядка, и иногда служат образцом общества с идеальным порядком. В каком смысле мы говорим, скажем, о жизни термитника? Это совокупность всех форм действий, организации, присущих термитнику. Или проще: это все, что с ним и в нем происходит. Никому в голову не придет говорить о правовой жизни термитников. Причина видится простой: отсутствие сознания и свободы воли у «населения» термитника. Отсюда, казалось бы, следует вывод, что правовая жизнь существует только там и тогда, где и когда действия свободны и сопровождаются контролем со стороны сознания. Иначе говоря, всякую общественную жизнь, и правовую в том числе, мы мыслим как совокупность осознанных актов. Но после того как Марксом, а затем и К. Юнгом была открыта сфера коллективного бессознательного, сводить общественную жизнь и жизнь отдельного индивида к совокупности сознательных поступков было бы методологической ошибкой. Такую ошибку нередко допускают те теоретики и практики права, которые видят правовую жизнь только со стороны юридически оформленных и официальным образом признанных сознательных актов. Поэтому фактически признается не жизнь (правовая) людей, а жизнь официальных идей и соответствующих им институтов. Подобное, по сути, идеологически ангажированное видение правовой жизни является устаревшим в свете тех реальных процессов, которые мы наблюдаем в жизни современного общества. Следствием такого идеологического подхода, который скорее отражает желаемое, чем действительное, является установка на признание единства правовой жизни, обусловленного одной системой права и законодательства, существующего в каждой данной стране. Отсюда вторая ошибка, состоящая в том, что не признается факт гетерогенности правовой жизни общества. Как отмечал еще Н.И. Крылов, «жизнь народная, и в особенности жизнь юридическая, слишком разнообразна, многосложна, неуловима»[4].

Обращая внимание на особый статус правовой жизни в социуме и говоря о необходимости ее признания, мы имеем в виду, во-первых, ее относительную самостоятельность и независимость от других форм общественной жизни, и, во-вторых, что более существенно, она имеет принципиально субъектный характер. Это означает, что жизнь есть реальность, которой живут, которую проживают. Она не может быть чем-то внешним по отношению к субъекту правовой жизни. Жизнь – это не то, в чем живут, но сам способ существования в мире субъекта деятельности, познания, оценки, переживания, мышления. В этих простых соображениях заключается главный пафос той философии, которая нам известна под названием «философии жизни».

Таким образом, если мы ставим вопрос о признании особой сферы правовой жизни, то это означает признание субъектного (а не только объектного) характера правовых форм жизни. Иначе говоря, если кто-то живет правовой жизнью, то она ему принадлежит как субъекту, это его – субъекта – собственная жизнь. Здесь человек, выражаясь словами Канта, обязательно выступает в качестве цели, но никогда только как средство правовой жизни. С этой точки зрения, например, система функционирующих в обществе юридических норм не может рассматриваться в качестве атрибута жизни, если она не является способом субъектного целеполагающего бытия человека или определенной группы людей.

Первое выделенное нами обстоятельство – относительная самостоятельность правовой жизни – является следствием второго: если правовая жизнь имеет субъектный характер, то она в самой себе заключает основание, принцип своего существования и свою собственную цель. Сказанное можно пояснить следующим образом. Все, что не есть моя жизнь, есть лишь внешние обстоятельства моей жизни. Точно так же «жизнь» законов, юридических институтов и т.п. есть юридические обстоятельства той правовой жизни, если ее субъект не порождает эти обстоятельства, не владеет средствами и способами их воспроизводства. Правовая жизнь определенного субъекта может, конечно, протекать в юридических формах как своих внешних обстоятельствах, но она может иметь и иные формы, имеющие правовую природу. Конечно, правовая жизнь связана с юридическими правилами поведения (предписаниями) и с соответствующими юридическими последствиями. Как отмечал известный русский теоретик права И.В. Михайловский, «основным признаком понятия правовой жизни является наличность юридических норм, …регулирующих распорядок совместной жизни людей, их взаимные отношения…»[5].

Понятие «правовая жизнь» – общетеоретическое по своей сути, обобщающее разные отраслевые виды правовой жизни. Для наиболее полного его исследования рассмотрим его соотношение с такими родственными понятиями, как «правовая форма», «правовая система», «юридическая надстройка», «правовая среда». Между ними, бесспорно, немало общего. Все они выступают своего рода комплексными, предельно широкими понятиями – категориями, включающими многочисленные юридические элементы: правовые акты, правосознание, правовую практику, правоотношения и т.п. Эти понятия взаимосвязаны, обозначают собой довольно крупные пласты бытия права, содержат в себе различные формы его проявления. Вместе с тем «правовая жизнь» – самостоятельная юридическая категория, отличающаяся от вышеназванных категорий. Наиболее близка к ней категория «правовая форма», которая в основном используется в определенном контексте, прежде всего для того, чтобы структурировать социальные связи и показать роль права как формально-юридического института в его соотношении с социально-экономическим, культурно-нравственным и политическим содержанием – многообразными и первичными общественными отношениями. Однако всей юридической реальности понятие «правовая форма» не отражает, поскольку не может включать в себя ее негативную, неправомерную, неявную часть. Отражать всю юридическую действительность (как настоящую, так и прошлую) – прерогатива и, собственно, главное предназначение лишь понятия «правовая жизнь» (само слово «жизнь» во многом обозначает как раз реальную действительность).

В литературе высказано мнение, согласно которому понятие правовой жизни не имеет особого научного статуса. Так В.М. Барановым отрицается обоснованность и специфическое содержание понятия «правовая жизнь»[6]. На каком основании происходит это отрицание? В.М. Баранов пишет, что «не беднее» понятия правовой жизни другие понятия, такие, как «бытие права», «правовая среда», «правовая действительность», «правовая реальность», «правовая сфера». Что касается понятия «правовая среда», то оно должно соотноситься с тем, чьей средой оно является. Об этом имеет смысл говорить, но такое понятие не является «конкурентом» понятия правовой жизни, так как оно не имеет ясного научного статуса. Точно так же может быть оценено понятие «правовая сфера». В лучшем случае оно является ненаучным выражением смысла понятия «правовая действительность» или «правовая реальность». Последние два понятия вне определенного философского контекста являются просто синонимичными. Они обозначают совокупность наличных правовых явлений, которые имеют место в каждом конкретном обществе. Юристы пользуются термином «бытие», как правило, не в философском смысле, а просто как обозначение всего сущего, существующего и относящегося к праву, связанного с правом. То есть «правовое бытие» – это все сущее, имеющее атрибут правового; «бытие права» – это право в своем бытии, право как оно существует в действительности, как оно есть (в смысле наличности). В термине «есть» заключен и другой смысл – связки в суждениях «А есть Б», когда мы о чем-то говорим, что оно не просто есть, а есть что-то, обладает чем-то, принадлежит чему-то.

Правовая жизнь – предельно широкая категория, включающая в себя и право, и его реализацию, и теневую составляющую. Она не тождественна понятию «жизнь права». Последняя есть осуществление в действительности самого права. Поэтому данное понятие является более узким и входит в понятие «правовая жизнь».

Правовую жизнь нельзя сводить только к юридическим формам бытия, ибо правовая реальность охватывает и сознание, точнее правосознание с его элементами – правовой психологией и правовой идеологией.

Точно так же как в политической науке наряду с понятием «политическая система» существует понятие «политическая жизнь», и в юриспруденции наряду с категорией «правовая система» необходимо «прописать» и категорию «правовая жизнь». То есть в юридической науке понятие «правовая жизнь» и «правовая система» во многом должны соотноситься подобно соотношению в политологии понятий «политическая жизнь» и «политическая система» (а в экономической науке – понятий «экономическая жизнь» и «экономическая система»). Правовая система создает условия для нормального протекания правовой жизни, обеспечения ее стабильности, нейтрализации и вытеснения из нее негативных юридических явлений (правонарушений, злоупотреблений и иной «злокачественной юридической опухоли»). Другими словами, она по отношению к правовой жизни играет организующую роль, придает ей определенное единство, правомерные начала. Отсюда важно совершенствовать и укреплять элементы правовой системы российского общества, что будет содействовать обогащению и оптимизации его правовой жизни. Между тем правовая система выступает лишь составной нормативно-упорядочивающей частью самой правовой жизни, ибо последнее явление (и понятие) шире первого.

Правильно отмечается в литературе, что «будучи стороной правовой жизни, правовая система предстает как внутренне организованная, динамичная целостность, состоящая из процессов и действий, ведущих к образованию и совершенствованию правовых явлений и взаимосвязей между ними»[7].

В этой связи понятие «правовая жизнь» позволяет гораздо объемнее взглянуть на правовую действительность как позитивного, так и негативного плана. Такой взгляд необходим, ибо придает правовым реалиям определенную целостность. Ведь важно видеть в правовой жизни не только плюсы, но и минусы. Именно с последними право и вся правовая система призваны бороться. Данная категория дает возможность смотреть на существующий юридический быт не через «розовые очки», а, наоборот, со всеми его достижениями и недостатками, успехами и неудачами, свершениями и ошибками, сильными и слабыми сторонами. Кроме всего прочего, она характеризует собой не только совокупную упорядоченную и неупорядоченную правовую действительность, но и процесс исторического развития права в целом, основные этапы его эволюции. Этим категория «правовая жизнь» отличается от категории «правовая действительность»[8].

Было бы логично связывать понятие правовой жизни с той совокупностью отношений между людьми, которая всегда налично существует в виде тех или иных актов, выражающих эти отношения, действия. В этой связи необходимо выделить фактор, который был бы системообразующим по отношению к системе бытия правовых форм, то есть без которого акты, совершаемые людьми, не тематизируются в качестве правовых. В качестве такового, на наш взгляд, можно взять понятие ущерба[9]. «До тех пор, пока люди не попадают в ситуацию взаимного ущемления свободы, – замечает А.А. Матюхин, – право, являясь мерой такого ограничения, ничем не напоминает о себе»[10]. Правовые отношения возникают между людьми там и тогда, где и когда взаимодействие между людьми может привести к нанесению ущерба одним субъектом другому. Но одного этого обстоятельства мало, необходимо второе обстоятельство, заключающееся в том, что субъекты признают необходимость возмещения причиненного ущерба. В соответствии с этим можно было бы определить источник и основу правовой жизни как совокупность возникающих в процессе жизни различных актов, связанных с ситуациями возможности причинения ущерба другому человеку и признанием необходимости его возмещения.

Признание факта существования правовой жизни требует выхода за границы устоявших традиционных представлений о праве, его сущности и функций, о природе социальных и правовых норм, в особенности, о структуре и функциях правосознания и правовой культуры, о средствах и способах регулирования правовых отношений в обществе. Это связано с признанием любой в принципе социальной единицы в качестве субъекта права, любого субъекта, притязающего на какое-либо право. Правовая жизнь есть процесс взаимодействия множества видов и типов субъектов права. Причем не все из этих субъектов признаются в качестве таковых официально действующим в государстве правом.

Одним из оснований необходимости признания правовой жизни является политический плюрализм, который имеет место в современном демократическом обществе. Факт политического плюрализма не сводится к классовой структуре общества. Он рассматривается как выражение более фундаментального обстоятельства, а именно: обусловленности форм общественной жизни и сознания культурой. При этом система политических, правовых или этических представлений понимается не как простое отражение объективной реальности, а как система интерпретаций, определяемых культурными символами. Указанный плюрализм есть, как отмечает Х.Й. Зандкюлер, результат существования «множественности символических миров и связанных с ними способов человеческого действия, многочисленных образов мира и самообразов, культурных и поведенческих различий»[11]. Из этого вытекает правовой плюрализм. В самом деле, как отмечал Ганс Кельзен, нормы права есть культурно нагруженные «схемы толкования» бытийных актов, фактических обстоятельств, объективных событий действительности. Допуская плюрализм культурно обусловленных «схем интерпретаций», мы можем теоретически допустить возможность существования множества норм права, в основе которых лежат разные интерпретации фактов. Г. Кельзен отмечал, что «…явление как таковое, как элемент природы, не составляет предмета специфически юридического познания и вообще не относится к праву. Что превращает это действие в правовой (или противоправный) акт, так это не его фактичность, т.е. не его каузально определенное, включенное в систему природы бытие, но объективный смысл, связанный с этим актом, то значение, которым он обладает. Конкретное действие получает свой специфически юридический смысл, свое собственное правовое значение в силу существования некоторой нормы, которая по содержанию соотносится с этим действием, наделяя его правовым значением, так что акт может быть истолкован согласно этой норме. Норма функционирует в качестве схемы истолкования (Deutungsschema)»[12]. Поэтому мы имеем дело с множеством правовых фактов, касающихся как разных, так и одних и тех же реальных событий. Как известно, официальное право, действующее в государстве, исключает подобный плюрализм. Это связано с тем, что государство признает, согласно Г. Кельзену, одну основополагающую норму, отсылка к которой «делает» законными иные, вторичные нормы правовыми. Но те «схемы интерпретации» событий, которые санкционирует государство, являются выражением лишь одного из возможных символических миров, связанных с определенным типом культуры, существующим в данном обществе. Так, например, «нормы, определяющие некоторое поведение как должное, могут быть также установлены посредством актов, составляющих содержание обычая»[13]. Сказанное позволяет с достаточным основанием ставить вопрос о существовании плюрализма относительно интерпретаций событий и, как следствие, – вопрос о существовании множества автономных правовых норм, подчиненных разным и не сводящимся друг к другу основополагающим нормам. Такого рода плюрализм есть одна из предпосылок правовой жизни. Разные индивиды, социальные группы, в разное время, в разном месте и в разных жизненных обстоятельствах могут давать различные «правовые» истолкования одним и тем же событиям. Это может быть связано как с разнообразием способов их истолкования, так и с наличием разных основополагающих норм, когда, например, последние могут иметь характер моральных принципов, представлений о справедливости, законности, порядке, политических и иных жизненных ценностей и идеалов[14]. Таким образом, в реальном обществе правовая жизнь может проявляться в противоборстве различных правовых культур, связанных с конкурирующими экономическими, социальными, политическими, религиозными и культурными традициями. Права человека являются одним из предметов, относительно которого существуют дискуссии, демонстрирующие отмеченное противоборство.

Феномен плюрализма требует переосмысления представлений о субъекте правовой жизни. Рассматривая вопрос о том, кто является субъектом права, обратим внимание на соображения, высказанные по этому поводу, известным современным философом П. Рикером[15]. Он выделяет четыре типа субъекта: субъект речи, субъект действия, субъект повествования и субъект ответственности. Субъект речи или высказываний есть единство множества разных высказываний, он есть тот, кто является автором определенного многообразия суждений. Второй тип субъекта определяется через совокупность поступков, действий, в которых он отдает себе отчет. Третья разновидность субъекта относится к тому, кто является автором своей жизни. Четвертый субъект не только вменяем относительно своих речей и поступков, но и несет ответственность за последствия своих действий. Для права особое значение имеет ситуация, когда субъект несет ответственность за свои поступки, которые наносят ущерб другому. Подчеркивая, что собственно правовая проблематика возникает тогда, когда отношения между субъектами опосредованы неким институтом, в отличие, например, от ситуации моральных отношений, которые не предполагают такой опосредованности, П. Рикер показывает, что институциональные отношения с другими возникают не только на уровне субъекта ответственности, но уже на уровне субъекта речи. Языковая практика не сводится к беседе, к обмену информацией. Она связана с лингвистической системой, имеющей институциональный характер, и опосредована ею. «Принадлежность к определенному лингвистическому пространству, – отмечает П. Рикер, – это первая форма, в которой мы являемся субъектами права»[16]. Субъект, идентифицирующий себя с определенной лингвистической системой, заявляет о своих притязаниях на право говорить и писать на своем языке (в общении, в публикациях, в образовательных учреждениях, в официальных документах). Субъект действия есть всегда одна из сторон действия как взаимодействия. В обществе можно действовать всегда только совместно с кем-то или против кого-то. Такое взаимодействие может быть опосредовано институциональными связями. Посредством институтов (семья, трудовой коллектив, гражданское общество, политические институты) реализуется сложная система взаимных признаний субъектов действия. Далее, рассматривая субъект рассказа, мы обнаруживаем новый порядок признания – историю. История каждого человека есть часть более общей истории, который мы все принадлежим. История каждого человека переплетается с историями других людей. Поэтому история, как пишет П. Рикер, есть «опосредующий нарративный институт».

Наконец, четвертый тип субъекта определяется способностью считать себя ответственным за совершенные поступки, и их последствия. Для сферы правовой жизни существенно то, что данный субъект признает необходимость расплаты за совершенный проступок, признает необходимость возмещения за причиненный ущерб. Этот пункт рассуждений является чрезвычайно важным. Смысл его заключается в том, что субъектом правовой жизни может быть только тот, кто является носителем атрибута, который можно обозначить как правовменяемость. Имеется в виду следующее. Как было замечено еще Кантом, право по своей сути есть форма признания свободы воли, которая заключается, прежде всего, в способности выбирать правомерное, а не преступное поведение, в сознательном запрете на противоправное поведение. Хотя могут существовать индивиды, наделенные «злой волей». Они характеризуются именно намеренным использованием данного обществу права, закона для совершения преступления. Для другого типа преступников характерна «нормальность», которая выражается в социальной невменяемости относительно характера своих действий. Это возможно как в силу объективных обстоятельств, когда, например, социальные условия делают невозможным осознание собственных преступлений, так и в силу субъективных обстоятельств, когда, скажем, индивид имеет неразвитое «правовое чувство» (Л. Петражицкий), в силу чего он не применяет критерий правомерности к оценке, как своих поступков, так и действий других людей. Такого типа индивиды не могут рассматриваться в качестве субъектов правовой жизни, как в индивидуальном, так и социальном смысле. Поэтому субъектами правовой жизни могут выступать лишь такие человеческие существа, которые «правовменяемы», или, как отмечала Х. Арендт[17], способны различать правое и неправое даже в тех условиях, когда они могут руководствоваться одним лишь собственным суждением. Именно такого типа субъекты способны выстраивать ряды правоотношений с другими людьми, способны существовать в общественном пространстве ответственности, в котором находятся основания и оправдание взаимно соотносящихся поступков людей, то есть они способны жить правовой жизнью.

Для понимания субъекта правовой жизни важным является одно обстоятельство философского характера. Оно связано с представлением субъекта не как чего-то уже данного, наличного, но как существа, которое становится таковым в процессе своей жизнедеятельности. Поэтому мы согласны с П. Рикером, когда он подчеркивает, что «одно из положений политической и правовой философии… гласит, что принадлежность к определенной правовой и политической системе не есть что-то внешнее, добавленное к человеческой сущности, как будто мы уже представляем из себя завершенные человеческие существа вне государства или общественного (public) пространства. Нет, оправдание права и политики в том, что благодаря их посредству осуществляются человеческие способности»[18]. Человек живет правовой жизнью не потому, что таковая ему предоставляется кем-то извне, а потому, что он сам выстраивает ее как форму объективации своих субъективных представлений о вменяемом бытии, существовании. И такие объективации приобретают различные институциональные формы: традиции, обычаи, привычки, предрассудки, правила.

Выше мы уже отмечали, что одним из оснований постановки такого вопроса и разработки концепции правовой жизни является наличие особого статуса прав и свобод человека. Как заметил Г. Кельзен, «норма может быть смыслом не только акта воли, но также и акта мышления в качестве идеи. Мы можем представить себе норму, которая, не будучи смыслом акта воли, существует лишь в нашем мышлении. Тогда это не установленная, не позитивная норма. Иначе говоря, норма не обязательно должна быть установленной, она может быть только лишь мысленным допущением»[19]. К такого рода «не установленным» нормам относиться, в частности, права и свободы личности. Они складываются в сознании людей как разумные, рациональные требования, «мысленные допущения», как пишет Г. Кельзен, выражающие фундаментальные притязания, связанные с интересами и потребностями человеческого бытия в обществе. Исторически «естественные» права и свободы личности формировались как ограничения власти государства по отношению к индивиду. Характерно, что Билль о правах 1791 г. «был замешен на укоренившейся в умах американцев идее недоверия к государственной власти, которой органически присуще стремление к произволу и попранию прав подвластных»[20]. Права и свободы человека по своей природе представляют собой ценности, которые ориентируют личность на развитие своих деятельных сил (материальных и духовных), творческой инициативы, автономии и ответственности собственного индивидуального бытия. В «естественных» правах находят отражение нравственные принципы, представления о свободе, справедливости, достоинстве и счастье, которые не могут быть «даром» государства. Относительная независимость генезиса и существования субъективных прав от объективного права позволяет говорить о несводимости правовой жизни к функционированию в обществе официального права. «Цель естественно-правовой доктрины, – как верно пишет Е.А. Лукашева, – ограничить притязания государства по своему усмотрению определять объем прав и свобод человека, не считаясь с необходимым для нормальной жизнедеятельности индивида набором прав, которые объективно присущи ему от рождения»[21]. Противопоставление субъективного и объективного права может быть смягчено, или даже разрешено, если государство берет на себя защиту и обеспечение этих прав, оформленных законодательно в конституции. Таким образом, существование прав и свобод личности даже на уровне субъективных притязаний является тем третьим обстоятельством, которое вынуждает нас обращаться к категории правовой жизни.

Выше мы попытались показать некоторые философские основания, в силу которых оправдано выделение сферы правовой жизни как специфической и не сводящейся к официальным институциональным юридическим формам. Далее мы хотели бы обратить внимание на специфику методологических подходов, необходимых для изучения правовой жизни.

Традиционные для аналитической юриспруденции методологические подходы в значительной мере опираются на классический тип рациональности, берущий свое начало в мировоззрении и методологии классической эпохи. Относительно понимания сущности действительности, в том числе, социальной, способов ее познания, средств и форм существования человека в мире, мировоззрение классической эпохи имело вполне определенные ориентиры и убеждения, которые определяют так называемый классический тип рациональности. Другой тип рациональности – неклассический – начал формироваться еще в XIX веке, но получил детальную разработку и обоснование в XX веке. Он явился отражением новых реальностей духовной и социальной жизни, характерных для современной эпохи. На наш взгляд, именно неклассический тип рациональности отвечает специфической природе феномена правовой жизни.

Классический тип рациональности основан на убеждении в существовании реальности самой по себе, которая как таковая должна быть понята вне контекста человеческого отношения к ней. Человек может ориентироваться в мире, лишь приобщившись к объективному бытию мира. Данная парадигма сформировалась еще в античности, но до сих пор она является одной из фундаментальных детерминант человеческого мышления о мире и о себе. Классический тип рациональности имеет ряд базовых представлений, среди которых отметим следующие: автономность субъекта, монологизм мышления (движущего в рамках оппозиции «господство – подчинение»), трактовка знания как представления, убеждение в единственности истины, фундаментализм и объективизм. Эти ценности соответствующим образом реализуются известными классическими концепциями права: нормативистской и естественно-правовой. В рамках классического типа рациональности субъект знания и деятельности мыслится как существующий вне объекта познания и предмета действия. Действительно, естественно-правовая доктрина акцентирует внимание на онтологическом статусе права, рассматривая его как объективную реальность, которая, согласно Аристотелю, действует независимо от того, знает о ее существовании человек или нет. Нормативистская концепция исходит из признания внешнего характера субъекта-законодателя по отношению к действительности, являющейся объектом правового регулирования. Для обеих концепций характерно понимание адекватности предмета и его знания (как зеркала). Естественно-правовая концепция утверждает существование истинного, единственного и объективного права, которое должно быть адекватно отражено в устанавливаемых людьми законах. Нормативистская концепция исходит из веры в то, что реальная практика правовых отношений между людьми в обществе может быть адекватной содержанию юридических законов. Иначе выражаясь, используя слова Спинозы, порядок идей может соответствовать порядку вещей. Обе концепции выражают фундаментальную предпосылку классического мышления о существовании идеального права, совершенного закона, воплощение которых в реальную жизнь позволяет решить почти все проблемы. Такого рода тотальный «юридизм» (по аналогии с термином «сциентизм») понимает право, закон как универсальный инструмент, средство решения всех социальных, политических и экономических проблем общества. Феномен правовой жизни накладывает существенные ограничения на подобного рода идеологические претензии.

Напротив, неклассический тип рациональности исходит из убеждения, что мир может быть дан только в формах человеческой субъективности (чувственность, сознание, практика, язык и т.д.). Вне учета контекста отношений человека к миру никакие суждения о мире не являются осмысленными. Таким образом, для неклассического типа рациональности характерно признание неразрывного единства субъекта и объекта. В знании об объекте присутствуют неэлиминируемые аспекты субъективного отношения к действительности, связанные со способами познания, с идеалами и нормами познавательной и практической деятельности, с целевыми установками субъекта. Применительно к сфере права это означает, что субъект познания права не отделен от сферы права как от чего-то внешнего по отношению к нему, но принадлежит этой сфере целиком. Иначе говоря, субъект познания права сам является агентом правовой жизни. Поэтому его представления о правовой жизни обусловлены самой этой жизнью. Здесь с особой остротой встает вопрос об объективности познания, то есть вопрос о возможности познания права, как оно существует «как таковое», в своей собственной сущности. С точки зрения неклассической рациональности подобные намерения не имеют достаточных оснований. И поэтому то или иное представление о праве будет выражением определенного истолкования правовой жизни, обусловленного позицией самого «наблюдателя», субъекта познания, а не каким-то отстраненным объективистским взглядом на жизнь. Правовая жизнь познается самой жизнью, то есть познается герменевтически. Вставая на такую точку зрения, мы должны признать «непрозрачность» правовой жизни для субъектов, реализующих ее практически. То есть в ней действуют скрытые неконтролируемые механизмы, продуцирующие саму правовую материю жизни. Это, в свою очередь, ведет к тому, что мы должны понимать право не как совокупность предзаданных нам норм, не как некий регламент поведения в тех или иных обстоятельствах, придуманных кем-то, исходя из доводов разума, осознающего целесообразность определенных действий. Понимание права не может ограничиваться формулой: «право есть мера свободы» (в согласии с идеями Канта и Гегеля). На наш взгляд, в контексте неклассического типа рациональности, в рамках которого имеет смысл феномен правовой жизни, это понимание права требует, может быть, более широкой трактовки его как институциализированной (или опосредованной институтами) формы признания субъектного характера жизни каждого индивида в обществе. Ведь только право, в отличие, скажем, от морали или политики обеспечивает такое признание.

Понятие правовой жизни, на наш взгляд, близко понятию «жизненного мира», введенного в философию Э. Гуссерлем. «Жизненный мир» рассматривался Гуссерлем как «фундирующий» слой человеческого опыта, выступающий в качестве исходной почвы всякой теоретической и практической активности. Подобно этому правовая жизнь есть неотрефлексированный слой человеческого опыта, имманентно содержащего правовые феномены, «фундирующие» теоретически осмысленные, юридически оформленные структуры. В юридической науке процесс познания отделен от первичных интуитивных источников права, коренящихся в «жизненном мире». Правовая жизнь как подобие «жизненного мира» Гуссерля не сводится к субъективным представлениям сознания. Она обладает собственным типом объективности и собственными устойчивыми структурами. Правовая жизнь складывается из совокупности предрассудочных нормативных форм поведения, переживания, оценки и высказываний относительно актов (действий) с точки зрения их соответствия (или не соответствия) должному. При этом, в отличие от системы моральных оценок и форм поведения, правовые формы жизни необходимо связаны с представлением об ущербе, который может быть нанесен всякому другому лицу.

Предрассудочные формы правовой жизни складываются стихийно в процессе реальной жизнедеятельности людей. Они отражены в правовых обычаях, традициях, предрассудках, презумпциях, которые могут не иметь строгого юридического оформления. Но они регулируют повседневную жизнь людей, связанную с отношениями между людьми, которые предполагают возможность нанесения ущерба хотя бы одной из сторон этих отношений.

Категория «правовая жизнь общества» охватывает все виды правового бытия, сам процесс правового осознания социальной действи­тельности, всю юридическую деятельность государственно-правовых учреждений. В понятие «правовой жизни общества» кроме господствующей правовой идеологии входят также и не господствующая правовая идеология, правовая психология, правовые тради­ции и привычки, правотворчество, правовое воспитание и т.д. Деятельность государственно-правовых учреждений, несмотря на то, что она носит вещественно-практический характер, включается в правовую жизнь общества потому, что она проходит через правовое сознание. Но правовая жизнь выступает составной частью и особой разновидностью общественной жизни, ибо право – социальный институт, адаптированный к особенностям жизни конкретного народа.

Малько А. В.– доктор юридических наук, профессор, директор Саратовского филиала Института государства и права РАН

Михайлов А.Е. – заместитель директора Саратовского филиала Института государства и права РАН

Невважай И.Д. – доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии Саратовской государственной академии права

[1] Работа выполнена при поддержке Минобразования России (грант № ГОО-1.3-370).

[2] Венгеров А.Б. Теория государства и права. М., 1998. С. 308.

[3] Подробнее см.: Михайлов А.Е. Философские аспекты правовой жизни//Правовая политика и правовая жизнь. 2001. № 1. С. 93-100.

[4] Крылов Н.И. О значении римского права//Антология мировой правовой мысли. Т.IV. М., 1999. С. 516.

[5] Михайловский И.В. Очерки философии права. Томск, 1914. Т. 1. С. 38.

[6] Баранов В.М. Теневое право. Нижний Новгород, 2002. С. 22-24.

[7] Кухарук Т.В. Правовая система и систематика законодательства. Автореф. дисс. … канд. юрид. наук. СПб., 1998. С. 10.

[8] Подробнее см.: Малько А.В. Категория «правовая жизнь»: проблемы становления//Государство и право. 2001. № 5. С. 5-13.

[9] На это обстоятельство, например, указывает П. Рикер. См.: Торжество языка над насилием. Герменевтический подход к философии права//Вопросы философии. 1997. № 4.

[10] Матюхин А.А. Государство в сфере права. Институциональный подход. Алматы, 2000. С. 60.

[11] Зандкюлер Х.Й. Демократия, всеобщность права и реальный плюрализм//Вопросы философии. 1999. № 2. С.36.

[12] Кельзен Г. Чистое учение о праве. Вып.1. М., 1987. С. 10.

[13] Там же. С.18.

[14] Более подробно о многообразии правовых культур см., например: Невважай И.Д. Типы правовой культуры и формы правосознания//Правоведение. 2000. № 2.

[15] Рикер П. Торжество языка над насилием. Герменевтический подход к философии права//Вопросы философии.1997. № 4

[16] Рикер П. Указ. соч. С.29.

[17] См.: Зандкюлер Х. Указ. соч. С. 41.

[18] Рикер П. Указ. соч. С.31.

[19] Кельзен Г. Указ. соч. С.19.

[20] Права человека накануне XXI века. М., 1994. С. 245.

[21] Общая теория прав человека. М., 1996. С. 13.

Источник информации:
Материал предоставлен редакцией Научно-аналитического журнала ¨Новая правовая мысль¨. ( )

Правовое воспитание - это целенаправленная деятельность го­сударственных органов и общественности по формированию у граж­дан и должностных лиц правосознания и правовой культуры. Основными направлениями правового воспитания в современном обществе можно считать: » формирование правосознания и правовой культуры в семье; » обучение основам права и воспитания правовой куль­туры в школе; » профессиональная правовая подготовка в высших учеб­ных заведениях юридического (и родственного) профиля; » самовоспитание; » распространение правовых знаний средствами массо­вой информации; » выпуск и распространение через розничную торговлю разнообразной юридической литературы; » осуществление правовой пропаганды государственны­ми органами и их должностными лицами; » создание компьютерных баз данных, распространение правовой информации через Интернет. Право­вое воспитание — сложный процесс, включающий в себя следую­щие составные части: a. субъекты воспитания (органы государства, государственные служащие); b. объекты воспитания (граждане, трудовые коллективы и т.д.); c. содержание воспитания (выражается в приобщении людей к политическим и юридическим ценностям, идеям, принципам, опыту и т.д.); d. методы воспитания (убеждение, поощрение, принуждение); e.формы воспитания: = профессиональное юридическое образование; = правовое воспитание населения (лектории, общественные консультации и т.д.); = правовое воспитание правонарушителей правоприменительны­ми (правоохранительными) органами (правовоспитательная деятель­ность суда, прокуратуры, органов внутренних дел, юстиции, адвока­туры и т.д.). Данный процесс осуществляется государственными ор­ганами, должностными лицами, учебными заведениями, обществом в целом. Правовое воспитание граждан - это формирование в правосознании граждан России такой совокупности, которая включала бы: a. Знание системы основных правовых предписаний, правильное понимание и уяснение их содержания и значения. b. Глубокое внутреннее уважение к праву, законам, законности и правопорядку. c. Умение самостоятельно применять правовые знания на практике, согласовывать повседневное поведение и личное отношение к реальной действительности, свою практическую деятельность с полученными правовыми знаниями. d. Привычка поведения в точном соответствии с полученными правовыми знаниями. e.Прочный и устойчивый духовный правовой иммунитет (невосприимчивость) к совершению любых нарушений правовых норм. Основные способы правового воспитания: убежде­ние; предупреждение; поощрение; принуждение; наказание. Таким образом, правовое воспитание есть планомерный, управляемый, организованный, систематический и целенаправленный процесс воздействия на сознание, психологию граждан России всей совокупностью правовоспитательных форм, средств и методов, имеющихся в арсенале современной правовой деятельности, с целью формирования в их правосознании глубоких и устойчивых правовых знаний, убеждений, потребностей, ценностей, привычек правомерного поведения. Истоки правового нигилизма и возможности его профилактики Правовой нигилизм представляет собой на­правление общественно-политической мысли, отрицающей со­циальную и личностную ценность права и считающей его наиме­нее совершенным способом регулирования общественных от­ношений. Как социальное явление, как свойство общественного, группового и индивидуального сознания, правовой нигилизм име­ет различные формы проявления: от равнодушного, безразлич­ного отношения к роли и значению права через скептическое отношение к его потенциальным возможностям до полного неверия в право и явно негативного отношения к нему. К основным причинам распространенности правового нигилиз­ма относят: 1. исторические корни, являющиеся естественным следствием самодержавия, многовекового крепостничества, лишавшего массу людей прав и свобод, репрессивного законодательства, несовершенства правосудия; 2. теорию и практику понимания диктатуры пролетариата как власти, не связанной и не ограниченной законами; 3. правовую систему, в которой господствовали админист­ративно-командные методы, секретные и полусекретные под­ законные нормативно-правовые акты, а конституции и немного­ численные демократические законы в значительной степени только декларировали права и свободы личности, имели место низкая роль суда и низкий престиж права; 4. количественную и качественную корректировку правовой системы прошлого в переходный период, кризис законности и неотлаженность механизма приведения в действие принима­емых законов, длительность процесса осуществления всех ре­форм, в том числе судебной. С одной стороны, от правового нигилизма надо отличать конструктивную критику права, а с дру­гой — стремиться избегать юридического фетишизма, т.е. воз­ведения в абсолют роли права и других правовых средств. Теоретические предпосылки правового нигилизма в обществе находятся также в следующем: = ряд положений марксистско-ленинского учения, куль­тивируемого в советском обществе, отрицающих и иска­жающих роль и значение права; = отсутствие единых подходов к праву в отечественной правовой науке; = новейшие и старые правовые учения, разделяющие "писаное" и "неписаное" право; = ошибочное понимание права рядом теоретиков и лиц, осуществляющих преподавание права. В юридической теории и практике отмечают следующие формы выражения правового нигилизма: Правовой дилентантизм – неумелое использование правовых знаний, нежелание их углубить, поверхностное и часто неверное усвоение им понимание законов – вольное обращение с законом или с оценками юридический ситуаций. Правовой скепсис – отношение к праву, которое основано на неверии в его возможности регулирования общественных отношений, обеспечения справедливости, равенства и свободы в обществе. Правовой цинизм – откровенно-грубое игнорирование правовых требований, произвол и беззаконие. Правовой экстремизм – характерен для националистических, террористических, иных подобных группировок и проявляется в использовании внеправового принуждения, откровенного насилия. Юридический фетишизм – гипертрофированное представление о «магической» роли и значении юридических средств в решении социально-экономических, политических и других задач. Правовой нигилизм - глубинная основа правовой демагогии. Правовая демагогия - это стиль и метод идеологического и организованно-управленческого воздействия на правосознание (чувства, представления, действия) людей, заключающееся в стремлении должностных лиц либо различных объединений граждан (иностранцев) посредством правовой терминологии (путем ложного одностороннего либо грубо извращенного представления правовой действительности) добиться достижения собственных корыстных целей, обычно скрываемых под видом "пользы народа" и "благосостояния государства" В современном обществе формы правового нигилизма находят свое выражение в следующем практическом поведении отдельных групп и слоев населения: » Прямое сознательное нарушение законов и подзакон­ных актов: » Массовое неисполнение и нарушение правовых норм » Распространение антиправовой психологии » Нарушение законов и подзаконных актов в угоду "це­лесообразности" » Массовое нарушение прав и свобод человека » Низкий авторитет суда и иных правоохранительных ор­ганов. В качестве специальных средств сведения к минимуму право­вого нигилизма следует назвать: обеспечение должного качест­ва принимаемых законов, упрочение законности, повышение роли суда и проведение судебной реформы в целом, приведе­ние в соответствие с потребностями времени правового воспита­ния населения, профессионального обучения и воспитания юри­стов, других должностных лиц. Одновременно необходима систематическая предметная работа по повышению уровня право­вой культуры всех субъектов правоохранительной системы. Признаками современного российского право­вого нигилизма являются: ♦ широкая распространенность и повсеместность (в быту, среди различных классов и социальных групп - чиновни­ков, бизнесменов и др.); ♦ многообразие форм проявления (бытовые, на высшем государственном уровне, открыто, тайно); ♦ высокая степень агрессивности и неподконтрольности; ♦ соединение правового нигилизма с формами социаль­ного и иного протеста (особо жестокие антиправительст­венные выступления, перекрытие железных дорог); ♦ усиление правового нигилизма нигилизмом иных сфер жизни (религиозным, нравственным и др.); ♦ эстетизация (широкий и повсеместный показ правового нигилизма в кинофильмах, художественной литературе, печати, теленовостях как должного и имеющего свои преимущества явления). Правовое воспитание тем важно, что в повседневной жизни сознание каждого индивида проявляется через его деятельность в различных сферах общественной жизни. Именно правосознание, господствующее в обществе, позволяет обеспечить наиболее благоприятные условия для развития как самого общества в целом, так и для каждого отдельного гражданина. В тоже время правовое воспитание позволяет исключить деформацию правосознания и правовой нигилизм, что особенно важно в отношении у специальной группы общества, выполняющей функции государственного управления. Деформация профессионального сознания сотрудников правоохранительных органов: a) юридическая индифферентность (безразличие к проблемам установления в российском обществе режима законности, правового порядка, надежной охраны и защиты прав и свобод граждан; от юридического равнодушия, безразличия - один шаг до отрицания ценности права); b) правовой нигилизм (установка на правоохранительное бездействие, административный зуд, произвольное толкование закона, действие своих неписаных законов и др.); c) перерождение профессионального правосознания в преступную форму (потеря нравственных, культурных, правовых ориентиров, замена их криминальными установками, предательство, измена). К основным направлениям борьбы с правовым нигилизмом относятся: ? укрепление режима законности в стране (соблюдение всеми государственными органами, должностными лица­ми, гражданами Конституции РФ, законов и подзаконных актов); ? реальное обеспечение верховенства Конституции РФ и законов; ? гарантированность прав и свобод человека; ? совершенствование правовой системы; ? повышение авторитета суда и иных правоохранительных органов через их совершенствование и придание им боль­шей эффективности; ? обеспечение в стране правопорядка; ? правовое воспитание. Правовой идеализм: причины, формы и пути его преодоления Правовой идеализм - это переоценка права и его возможностей. Основными формами проявления правового идеа­лизма являются: ÷ нереалистичное отношение к праву со стороны ученых-правоведов, восприятие права как абстракции, оторван­ной от жизни (в том числе противопоставление "писано­го" и "неписаного" права); ÷ слепая вера граждан в "хорошие законы", которые спо­собны быстро изменить жизнь; ÷ буквальное восприятие права как средства регулирова­ния общественных отношений, игнорирование того факта, что в реальной действительности общественные отноше­ния регулируются не только правом; ÷ идеалистическое отношение к праву со стороны зако­нодателей (например, неучет законодателями обстоятельств реальной действительности при разработке и принятии нормативно-правовых актов, слабое знание жизни, непо­нимание связи между содержанием нормативно-правового акта и интересами народа, непредусмотрение механизма реализации норм правового акта, вера в то, что принятие закона автоматически решает жизненные проблемы); ÷ неадекватное понимание должностными лицами и го­сударственными органами возможностей закона (их силь­ное преувеличение), а также пределов правового воздей­ствия (не все общественные отношения можно отрегули­ровать правом, не все сферы жизни находятся "в поле зрения" правовых норм, например: личные, семейные, отно­шения в детском коллективе, учреждениях исполнения уголовных наказаний, отдаленных районах тайги и Крайнего Севера, горных поселениях некоторых народностей Кав­каза и т. д.); ÷ увлечение формальной стороной права (например, при рассмотрении многих судебных дел). К причинам распространения правового идеа­лизма в российском обществе относятся: ♦ особенности исторического развития, самодержавно-деспотический характер власти, отсутствие развитых де­мократических традиций; ♦историческое всемогущество государства (и вместе с ним подчиненного ему права) - запрещение царскими указами ношения бороды, введение новых привычек (европейская одежда, парики), отмена крепостного права, провозгла­шение победы пролетарской революции и установление социалистического строя, быстрое и практическое осуще­ствление многих государственных замыслов - строитель­ство громадных сооружений, рытье каналов, переселение народов, идеи поворота северных рек, перестройка и от­мена социализма сверху; ♦ культивируемый десятилетиями и столетиями "право­вой голод"; ♦ идеализация жизни западных правовых государств, механическое перенесение их традиций на отечественную почву; ♦ неразвитое и деформированное правосознание; ♦ юридическое невежество; ♦ дефицит политико-правовой культуры. Основными путями борьбы с правовым идеа­лизмом являются: ? укрепление режима законности в стране; ? гарантированность прав и свобод граждан; ? уменьшение частоты принятия и количества норматив­но-правовых актов, улучшение их качества; ? уделение законодателем внимания реальности, близо­сти к жизни принимаемых, им актов; ? усиление реалистичности юридический науки; ? создание надежных механизмов реализации законов и подзаконных актов; ? правовое воспитание. Правовой идеализм и правовой нигилизм - родственные, взаимно связанные явления. Рано или поздно правовой идеализм превращается в пра­вовой нигилизм, а правовой нигилизм подпитывает пра­вовой идеализм. Оба эти явления имеют сходные корни. Следовательно, бороться необходимо синхронно и с пра­вовым идеализмом, и с правовым нигилизмом