Природа и западная культура

Как ни покажется это странным, традиция взаимодействия западной культуры и природы берет свое начало в египетской культуре и культуре Междуречья. Именно здесь сами природные условия потребовали, чтобы во имя выживания общества люди не покладая рук трудились, коренным образом изменяя природу. Строительство каналов, преследующее целью не только задержать нужное количество воды, но и сбросить ее излишки, изменяло ландшафт, способствовало процветанию и уверенности в том, что природа может покориться воле человека. Именно здесь мир выступал “полем битвы”, по выражению Радхакришнана. Именно в Междуречье были созданы искусственные сады — знаменитые сады Семирамиды.

Греческая цивилизация, многие мыслители которой учились у египтян и на Востоке, восприняла самую идею противостояния природе, борьбы и победы над нею. Даже греческие хтонические боги (греч. chtonos “земля”) — боги земли и подземного мира, от которых зависело развитие растений (Деметра, Гея, Дионис и др.), были, во-первых, частью повседневной жизнедеятельности, а во-вторых, с ними можно было вступать в различные отношения. Одни из них были благоприятны для людей (Деметра), другие могли порождать враждебные силы и стихии (Гея), с которыми в мифах соперничали герои. Почти все боги в греческой мифологии вступали в брачные отношения с людьми. Например, на праздниках весенних дионисии (в честь возрождения виноградной лозы) всегда происходила церемония вступления в брак Диониса с женой архонта (одного из высших должностных лиц в Афинах). Герои греческой мифологии постоянно вступают в противостояние богам и часто побеждают в этом противостоянии.

Во всем многообразии мифологических сюжетов постоянно прослеживается горделивая мысль о том, что человек может быть гораздо сильнее могущественных сил, имеющих космическую природу. Кроме того, природные условия и климат Греции оставляли желать лучшего, и земледельцам, и скотоводам приходилось постоянно прилагать множество усилий для получения желательного результата. Этому служили не только различного рода культы или магические действия, но и вся упорная практическая деятельность, активно изменяющая природные условия.

Эта практическая деятельность не всегда была процессом, улучшающим или хотя бы не разрушающим природную среду. Полудикие варварские племена, поселяясь на каком-то участке, истребляли всё, что каким-либо образом могло поддерживать их существование, и затем переходили на другое место, чтобы опустошить и его. Так, лесная зона Европы была истреблена уже к средним векам, и природа уже не смогла возобновить себя.

В период Возрождения природа считалась неисчерпаемой, воспринималась как источник всяческих благ и чудес, и это отношение не только поэтизировалось искусством, восхищавшимся богатством форм, красок и неповторимостью каждого явления, но и расходовалась, растрачивалась, потреблялась без оглядки. Эта просвещенная эпоха даже и не представляла себе возможных последствий потребительского отношения к окружающей среде. Вещественная деятельность человека вызывала восторг, а природа по христианской традиции считалась творением Божьего промысла, данным человеку на вечное пользование.

В свое время Монтескьë заметил: “Природа всегда действует неторопливо..., если же ее понужают, она скоро истощается и всю оставшуюся силу употребляет на самосохранение, совершенно теряя при этом производительную способность и творческую мощь” [204, с. 264]. Пророческие слова: этот современник рождения промышленного производства предвидел глобальные последствия разрушительной деятельности культуры, забывшей о своем единстве с природной средой.

Только к середине XX века, пережив бурное промышленное развитие, две мировые войны, оказавшиеся во многом роковыми, новейшие научные открытия, человечество пришло в ужас от своих преступлений, совершенных им в борьбе с природой за материальные блага. Слишком поздно осознали, сколь опасными для будущего были претворяемые в жизнь “человеколюбивые” принципы европейской культуры: рационализм, превращающий живую природу в мертвый объект познания, анализа, эксперимента и практического использования; разделение природного и социального начал, в результате которого социальное начало заранее получает приоритетное значение, а природное обрекается на поражение в неравной битве с человеком.

Римский клуб (см. гл. IV § 3) в 1970 году поручил Дж. Форрестеру, ученому в сфере теории управления, разработать модель глобального развития мира. На основании этой модели доклад Д. Медоуза “Пределы роста” (1972) вскрыл “перспективу глобальной катастрофы, если человечество не изменит тенденции своего развития” [169, с. 15]. Этот и другие доклады обнаружили крайне пессимистический взгляд на будущее человечества, и в связи с этим начались поиски выхода из фатального тупика, в который завела человечество его безоглядная потребительская практика. Еще в 1989 году приводились такие цифры: “Современное производство, взяв от природы 100 единиц вещества, использует 3—4, а 96 единиц выбрасывает в природу в виде отравляющих веществ и других отходов” [54, с. 193]. Такова мера истребления природы в том случае, когда природа воспринимается как нечто мертвое и не связанное с человеческими интересами, когда культура отношений с природой опускается на уровень маргинальной.

С времен постановки проблемы преодоления экологического кризиса предлагались самые разные пути его разрешения, начиная от регулировки потребления ресурсов, контроля за выбросами в окружающую среду производственных отходов и кончая идеями о выработке у специалистов нового времени особых человеческих качеств (А. Печчеи), не позволяющих человеку быть расточительным по отношению к природе.

Мы должны заметить лишь одно: спасением природы может стать только культура, но не та, европейская, расчленяющая мир, а новая культура человечества, вполне осознавшая ценность самого мира, в котором существовало и существует человечество.