Несколько замечаний для неравнодушного читателя 3 страница

27. Закон "всплывающей связи"

Любые события, информация, предмет — какие бы, сколько бы и как бы они ни были представлены человеку — всегда могут и будут им выстроены в цепочку связанного смысла, вплоть до уникально-парадоксальных значений. Разрозненность восприятия исключается. Это значит, что прием информации всегда сопровождается дополнительным или иным значением, нежели то, что было в намерениях сообщающего.

В прежние времена, к примеру, большое распространение имела салонная игра, где каждый участник, не зная, что написали его предшественники, добавляет к уже написанному еще одну фразу, после чего загибает листок, чтобы следующему не было видно, что написано, и передает листок дальше. В конце игры написанное читается как связный текст.

28. Закон "встречного ошарашивания"

Интерпретацией этого закона могла быть формула:

Ты хочешь удивить меня вопросом? Тогда я тебя удивлю ответом.

Пытаясь произвести ошеломляющее впечатление на других, люди вкладывают — а иначе и нельзя, и не получится — всю свою энергию и внимание в этот процесс. В результате, на некоторое время они остаются без привычной «сторожевой» оболочки. Если хотите одолеть их, превозмочь своей силой, своим влиянием, дать или навязать им правила своей игры, то это надо делать, мгновенно именно в эти минуты. Порывисто, цепким, очень точным броском.

Наилучший — по психологическому описанию действия — пример к этому закону, по-видимому, можно найти в романе Артура Хейли «Отель» (1964).

Случай вполне стандартный. Богатая и именитая чета герцогов Кройдонских приезжает в Новый Орлеан и останавливается в престижной гостинице «Сент-Грегори». Отправившись в один из вечеров на прогулку по городу в своем черном «ягуаре», супруги совершают наезд на женщину и ребенка со смертельным исходом. С места происшествия их машина скрылась, и кажется, что уже никому не проникнуть в эту тайну. Полиция сбилась с ног в поисках преступников, но все без толку. Хотя нет… Детективу отеля Огилви удалось «вычислить» этих людей. Без приглашения он пришел в их номер. А далее было вот что.

"Герцогиня сидела в кресле с высокой прямой спинкой. Детектив встал перед ней.

— Так вот, — сказал он. — Вы сшибли тех двоих и удрали.

Герцогиня в упор посмотрела на него.

— О чем это вы говорите?

— Не будем играть в прятки, леди. Я разговариваю с вами серьезно, — он вытащил новую сигару и откусил конец. — Вы читали газеты. Да и по радио тоже только об этом и разговор.

На щеках герцогини Кройдонской, до того совершенно бескровных, появились два ярких пятна.

— Ваши намеки возмутительны и нелепы…

— Сказано: хватит! — с внезапной яростью рявкнул он, отбрасывая видимость любезности. И, повернувшись к герцогу спиной, словно его туг не было, Огилви помахал нераскуренной сигарой у носа своей жертвы. — Послушайте-ка лучше меня, ваша пресветлая светлость! Весь город поднят на ноги: полиция, мэр, детективы. И если они найдут преступников, тех, кто убил ребенка и мать, а потом удрал, голубчиков притянут к ответу, кто бы они ни были, есть у них там титулы или нет. Ну, а я кое-что знаю, и если поступать по правилам, так не успеете вы глазом моргнуть, как тут появится взвод полицейских. Но я решил поступить по совести и сначала прийти к вам, чтоб вы мне рассказали, как оно было, — поросячьи глазки мигнули и снова стали жесткими. — Если же вы хотите, чтоб было иначе, так и скажите.

Но недаром за плечами герцогини Кройдонской стояло три с половиной века врожденного высокомерия — ее нелегко было запугать. Вскочив на ноги, герцогиня смотрела на грубияна гневными, горящими серо-зелеными глазами. От тона ее дрогнул бы даже тот, кто хорошо ее знал.

— Ах вы чудовище, шантажист! Да как вы смеете!

При всей своей самоуверенности Огилви на мгновение заколебался. Но тут вмешался герцог:

— Боюсь, дорогая, это не пройдет, хотя сыграно превосходно. — И повернувшись к Огилви, он продолжил: Ваши обвинения справедливы. Я действительно во всем виноват. Это я вел машину и задавил ребенка.

— Вот так-то будет лучше, — сказал Огилви, раскуривая сигару. — Теперь мы на правильном пути.

Подчиняясь неизбежному, герцогиня устало опустилась в кресло. Сжав руки, чтобы скрыть дрожь, она спросила:

— Так что же вам известно?

— Сейчас выложу, — Огилви не спеша, лениво выпустил клуб синего сигарного дыма и иронически посмотрел на герцогиню: а ну, посмей возразить! Но она ничего не сказала, лишь сморщила от отвращения нос. — Вчера вечером вы, ваша светлость, — продолжал Огилви, указывая на герцога, — еще засветло отправились к «Линди» в Ирландский кварта. Вы поехали туда на своем роскошном «ягуаре», вместе с приятельницей, по крайней мере, я думаю, вы так ее называете, чтобы не применять другого слова, — и Огилви, осклабясь, посмотрел на герцогиню.

— Продолжайте же! — резко сказал герцог.

— Так вот, — наглая жирная физиономия снова обратилась к нему, — насколько мне известно, вы выиграли сотню в карты, потом спустили ее в баре. Вы разменяли уже вторую сотню — такой шел пир, только держись! — когда ваша жена нагрянула туда на такси.

— Откуда вы все это знаете?

— Сейчас скажу: я живу, герцог, в этом городе и работаю в этом отеле уже давно. И у меня повсюду друзья. Я делаю им одолжение, и они платят мне тем же — сообщают, на чем можно подработать и где. Нет такого человека в нашем отеле, который бы набедокурил, а я бы об этом не знал. Большинство и не подозревают, что я все знаю, они и меня-то не знают.

Считают, что об их маленьких секретах никто не догадывается, да так оно и бывает — за исключением подобных случаев.

— Понятно, — холодно произнес герцог.

— Вот только одно мне хотелось бы выяснить, — продолжал Огилви. — Я очень любопытный по натуре человек, мэм. Как это вы поняли, где может находиться ваш муж?

— Вы и так слишком много знаете, — сухо ответила герцогиня. — Думаю, что это к делу не относится. Мой муж имеет обыкновение делать пометки в книжке, когда разговаривает по телефону. Потом он нередко забывает уничтожить свои записи.

Детектив осуждающе щелкнул языком.

— Такая наивная беспечность, герцог, а смотрите, до чего она вас довела. Ну, об остальном догадаться нетрудно.

Вы с супругой отправились домой и сели за руль, хотя, учитывая ваше состояние, видимо, было бы разумнее доверить машину герцогине.

— Моя жена не водит машину.

Огилви понимающе кивнул.

— Это все объясняет. По-видимому, вы хоть и были пьяны, но держались…

— Значит, вы ровным счетом ничего не знаете! — перебила его герцогиня. — Не знаете наверняка! И ничего не можете доказать…

— Леди, я могу доказать все, что мне нужно.

— Пусть он лучше закончит, дорогая, — остановил ее герцог.

— Вот это верно, — сказал Огилви. — Посидите-ка и послушайте. Вчера вечером я заметил, что вы вышли к лифтам по лестнице, ведущей из гаража, а не через вестибюль. Выглядели вы оба незавидно. Я сам приехал незадолго до того, и меня это сразу насторожило: отчего вы так взволнованы. Я ведь уже сказал вам, что по по натуре я человек любопытный.

— Продолжайте, — чуть слышно произнесла герцогиня.

— Вскоре разнесся слух о несчастном случае. По наитию я спустился в гараж и спокойненько осмотрел вашу машину. Вы может и не знаете, она стоит в самом дальнем углу за колонной, так что, когда работяги проходят мимо, они не видят ее.

Герцог облизнул пересохшие губы.

— По-моему, теперь это уже не имеет значения.

— Может вы и правы, — согласился Огилви. — Так или иначе, то, что я обнаружил, заставило меня предпринять небольшую прогулку в полицейский участок, где меня тоже все хорошо знают, — он замолчал, раскуривая сигару, а его собеседники угрюмо ждали продолжения. Когда кончик сигары зарделся, Огилви внимательно осмотрел его и продолжал: — Там у них оказалось три вещественных доказательства. Ободок от фары, который, должно быть, отскочил в тот момент, когда машина сбила ребенка и женщину. Осколки стекла от фары. И след на одежде ребенка.

— След чего?

— Если провести тряпкой по чему-то твердому, герцогиня, особенно если поверхность к тому же лакированная, как например, крыло машины, на тряпке останется след — будто отпечатки пальцев. Полицейские лаборанты исследуют его, как отпечатки пальцев: посыплют порошком, и все сразу видно.

— Очень интересно, — сказал герцог, словно разговор шел о чем-то вовсе не относившимся к нему лично. — Я этого раньше не знал.

— Да, это известно немногим. Но сейчас, как я понимаю, это не имеет значения. На вашей машине разбита фара и утерян ободок. Те, что находятся в полиции, конечно, совпадут с вашими, так что можно и не возиться со следами от машины и с кровью. Ах да, чуть не забыл: ведь машина-то у вас вся в крови, хоть она и не очень видна на черном лаке.

— О Боже! — Герцогиня закрыла лицо руками и отвернулась.

— Что же вы нам предлагаете? — спросил герцог.

Толстяк потер руки, посмотрел на свои короткие мясистые пальцы.

— Я ведь уже сказал, что пришел вас послушать.

— Ну, а что я могу вам сказать? — в голосе герцога звучала безнадежность. — Вы все знаете, — он попытался гордо распрямить плечи, но из этого ничего не получилось. — Так что зовите полицию и поставим на этом точку.

— Ну, зачем же так? Спешить ни к чему, — задумчиво, своим визгливым фальцетом произнес детектив. — Что сделано, то сделано. Бегите хоть куда, ни ребенка, ни матери уже не вернуть. К тому же в полицейском участке с вами, герцог, не станут церемониться — вам там будет не по душе. Нет, сэр, совсем не по душе.

Герцог и герцогиня медленно подняли на него глаза.

— Я-то надеялся, — продолжал Огилви, — что вы сами кое-что предложите.

— Я вас не понимаю, — неуверенно начал герцог.

— Зато я все понимаю, — сказала герцогиня. Вам нужны деньги, не так ли? И вы явились сюда шантажировать нас.

Если она рассчитывала ошеломить Огилви, то ошибалась. Детектив лишь пожал плечами.

— Как бы вы это ни называли, мэм, все равно. Я пришел лишь затем, чтобы помочь вам выбраться из беды.

Ведь и мне нужно жить.

— Значит, за деньги вы согласны хранить про себя то, что вам известно?

— Пожалуй, что да.

— Но судя по тому, что вы сказали, — начала герцогиня, вновь обретя утраченную было уверенность в себе, — мы от этого ничего не выиграем. Машину в любом случае опознают.

— С этим вам, пожалуй, надо считаться. Но есть основания думать, что ее могут и не опознать. Я вам еще не все сказал.

— Так скажите, пожалуйста.

— Я сам не все до конца продумал, — сказал Огилви. — Но когда вы сбили ребенка, вы мчались из города, а не в город.

— Мы просто ошиблись направлением, — сказала герцогиня. — Но потом нам как-то удалось развернуться.

Это не трудно в Новом Орлеане, где столько извилистых улиц. Мы свернули в какую-то боковую улицу и добрались до отеля.

— Я так и думал, — Огилви кивнул. — Но в полиции до этого еще не доперли. Они ищут вас за пределами города.

Поэтому прочесывают сейчас пригороды и ближайшие городки. Они доберутся, конечно, и до Нового Орлеана, но не теперь.

— Сколько времени может до этого пройти?

— Дня три-четыре. Им еще надо осмотреть немало мест.

— А что нам даст… эта отсрочка?

— Кое-что может дать, — сказал Огилви. — При условии, что никто не обнаружит вашей машины, а она у, вас так запрятана, что вам тут может повезти. Особенно, если бы удалось угнать ее отсюда.

— Вы хотите сказать: из этого штата?

— Вообще с Юга.

— Но ведь это не так просто!

— Конечно, не просто, мэм. Во всех штатах вокруг в Техасе, Арканзасе, Миссисипи, Алабаме, да и в других тоже — получены указания искать машину с такими повреждениями, как на вашем "ягуаре".

Герцогиня задумалась.

— А нельзя ли для начала отремонтировать ее? — спросила она. — Если бы кто-нибудь взялся за это, мы бы хорошо заплатили.

Детектив отрицательно затряс головой.

— Это все равно, что добровольно явиться в полицейский участок и выложить все начистоту. Всем мастерским в штате Луизиана приказано немедленно вызвать полицию, если машина, нуждающаяся в таком ремонте, как ваша, заедет к ним. И они это сделают, будьте уверены. Вы, братцы, крепко влипли.

Герцогиня Кройдонская держала себя в руках: только не спешить с решением. Она понимала, как важно сейчас спокойно все взвесить. В последние минуты разговор принял такой характер, словно речь шла о незначительном происшествии, а не о том, что было вопросом жизни или смерти. Что ж, будем продолжать и дальше в том же духе.

Она понимала, что снова, как всегда, ей придется решать все самой — супруг ее лишь напряженно вслушивался в разговор между нею и этим мерзким толстяком. Что поделаешь! Приходится мириться с неизбежным. Главное сейчас — предвидеть все возможные осложнения.

— А эта деталь от машины, которая, как вы говорите, попала в руки полиции, — спросила она под влиянием вдруг пришедшей в голову мысли, как она называется?

— Обод от фары.

— И по нему можно найти машину?

Огилви утвердительно кивнул.

— В полиции легко могут определить, от какой он машины, марку, модель, год выпуска — все установят, более или менее точно. То же можно сказать и про стекло. Правда, машина у вас иностранной марки, так что на это может уйти несколько дней.

— Ну, а потом? — допытывалась герцогиня. — В полиции поймут, что надо искать "ягуар"?

— Думаю, что да.

Сегодня вторник. Судя по тому, что говорит этот человек, у них есть время до пятницы, а возможно, и до субботы. Итак, хладнокровно рассуждала герцогиня, все сводится к одному. Предположим, этого детектива удастся подкупить, тогда их единственная надежда на спасение — надежда весьма слабая — как можно быстрее угнать отсюда машину. Если ее можно было бы перебросить на север, в один из больших городов, где никто не знает о трагедии, случившейся в Новом Орлеане, и никто их не ищет, ее можно будет спокойно отремонтировать и уничтожить следы преступления. Тогда, даже если со временем на герцога и герцогиню Кройдонских и падет подозрение, доказать все равно уже ничего будет нельзя. Но как угнать отсюда машину?

По всей вероятности, этот неотесанный детектив говорит правду не только в Луизиане, но и во всех других штатах, через которые машине придется проезжать, полиция предупреждена и поднята на ноги. Каждый полицейский пост на шоссе знает, что ищут машину с поврежденной фарой и утерянным ободом. Не исключено, что на дорогах будут даже выставлены заставы. И наверняка найдется какой-нибудь остроглазый полицейский, от которого не уйдешь.

И тем не менее машину можно угнать. Если ехать только ночью, а днем затаиться где-нибудь. По дороге достаточно таких мест, где можно съехать с шоссе и спрятаться до темноты. Спору нет, это опасно, но не опаснее, чем сидеть в Новом Орлеане и ждать, ибо здесь машину наверняка найдут. Есть и боковые дороги. Можно выбрать наиболее затерянную и проехать по ней, не привлекая внимания.

Но есть и другие сложности… о них тоже нужно подумать. Ехать окольными дорогами трудно без знания местности. А ни герцог, ни герцогиня ее не знают. И картами не умеют пользоваться. К тому же, если они остановятся для заправки, — а останавливаться придется, — акцент и манеры наверняка выдадут их, они попадут под подозрение. И все же… надо рисковать.

А может быть, не надо?

Герцогиня повернулась к Огилви.

— Сколько вы хотите?

Внезапность вопроса застала детектива врасплох.

— Ну… Я думаю, вы люди неплохо обеспеченные…

— Я спрашиваю: сколько? — холодно повторила герцогиня. Поросячьи глазки моргнули.

— Десять тысяч долларов.

Хотя сумма вдвое превышала то, что ожидала услышать герцогиня, в лице ее ни одна жилка не дрогнула.

— Допустим, мы дадим вам эту немыслимую сумму. Что мы получим взамен?

Толстяк даже растерялся.

— Я уже сказал вам: буду молчать про то, что знаю.

— А если мы откажемся?

Огилви пожал плечами.

— Тогда я спущусь в вестибюль и сниму телефонную трубку.

— Нет, — слово прозвучало, как приговор. — Мы не станем вам платить.

Герцог Кройдонский заерзал на стуле, одутловатая физиономия детектива побагровела.

— Но послушайте, леди…

Властным жестом она оборвала его.

— Ничего я не желаю слушать. Это вы будете слушать меня, — она смотрела в упор на детектива, ее красивое, с высокими скулами лицо застыло в надменности. — Мы ничего не выгадаем, если заплатим вам деньги, — разве что оттяжку на несколько дней. Вы сами достаточно ясно нам это объяснили.

— Но ведь это даст вам все-таки шанс…

— Молчать! — Голос герцогини разрезал воздух, как хлыст. Глаза буравили детектива. Проглотив обиду, Огилви подчинился.

Герцогиня знала: сейчас может произойти самое важное в ее жизни. Действовать надо безошибочно, без колебаний, не отвлекаясь на пустяки. Когда играешь ва-банк, нужно и ставить по-крупному. И она решила использовать жадность толстяка. Но сделать надо так, чтобы исход не оставлял сомнений.

— Нет, десять тысяч мы не дадим, — решительно заявила герцогиня. — Мы дадим двадцать пять.

Глаза детектива чуть не вылезли из орбит.

— Но за это, — ровным тоном продолжала герцогиня, — вы угоните нашу машину на север.

Огилви не мигая смотрел на нее.

— Итак, двадцать пять тысяч долларов, — повторила она. — Десять тысяч сейчас. Остальные пятнадцать при встрече в Чикаго.

Толстяк по-прежнему молчал — лишь облизнул пересохшие губы. Глазки его недоверчиво смотрели на герцогиню. В комнате стояла тишина.

Наконец под пристальным взглядом герцога Огилви едва заметно кивнул.

Никто по-прежнему не нарушал молчания.

— Эта сигара раздражает вас, герцогиня? — вдруг спросил Огилви.

Она кивнула, и он тут же затушил сигару".

29. Закон "втихаря, без шума"

Как-то Н. С. Хрущев доложил И. В. Сталину о протестах против сноса старинных зданий. Сталин задумался, а потом ответил: "А вы взрывайте ночью".

Кто станет отрицать, что человек — существо публичное? Все его действия театрализованы, вся его жизнь сцена в спектакле, который он непрерывно играет, ему позарез нужны зрители. Вот почему так велик спрос на оркестры, презентационные и прочие зрелищные мероприятия, микрофоны и телекамеры. Шумная деятельность ассоциируется у нас с полнотой жизни,

Но мир, в который мы на время жизни приходим, изначально нейтрален. В нем всякое правое есть такое же левое, на любой верх — свой низ, на все гласное — нешумное, тихое, малозаметное.

Втихаря, без привлечения внимания, противодействуют, наказывают, снимают с должности, пакостят.

И что интересно! Важная особенность не поднимающих, шума действий в том, что они обусловливают совершенно невероятное, специфическое реагирование людей на них. Их, замеченные, не замечают! Активный, осуждающии эффект тоже отсутствует!

О делах, которые на виду, люди много и громко говорят. А тут позадают друг другу вопросы, пошушукаются, да и успокоятся. Так было тысячи лет назад, так есть и сегодня, так, должно быть, будет и завтра…

Саддам Хусейн, президент Ирака, закупил во Франции электронные устройства для управления зенитными комплексами.

В 1990 году он захватил Кувейт. Решением Организации Объединенных Наций союзные войска США. Англии, Франции, Турции предложили ему возвратить независимость Кувейту. Хусейн отказался.

15 января 1991 года союзные войска атаковали столицу Ирака город Багдад. И когда иракские зенитки стали отражать воздушные налеты, то оказалось, что эти средства обороны непригодны в войне: Франция тайно оснастила их «хитрым» оборудованием на случай войны с целью выведения их из строя. И получилось так, что шифровальщики из Франции кодовым сигналом, посланным через спутники, в одночасье смогли превратить электронику этих, якобы вполне исправных, зениток в электронный "металлолом".

Вот так-то!

"Тонкая эта хитрость — подковать коней войлоком", говорит король Лир у Шекспира, и лучшей формулы для обозначения закона "втихаря, без шума" не найти.

30. Закон "вхождения заботой"

Любая забота о благе каждого из нас удивительна тем, что стабильно вызывает в нас ответное чувство благодарности. Мы открыты и слабы к предупредительности других людей опекающих нашему вниманию. Наши страхи перед возможностью проблем в жизни — это как раз та сфера, где какое бы то ни было, вплоть до рокового, направленное против нас недоброе желание непременно найдет основание для своего осуществления.

В этой связи очень показательно убийство императора Домициана 18 сентября 96 года до н. э. Последние годы жизни он был просто измучен предсказаниями астролога Асклетариона и прорицаниями вертевшегося при дворе германского гадателя. Дурные предчувствия вконец извели доверчивого монарха. Правда, некоторые придворные, чувствуя опасность такого хода событий и для себя, попытались нейтрализовать атаку ясновидящих. Их тактика "обмана на обман" увенчалась успехом, а император поверил, что беда миновала.

Обрадовавшись, он по своему обыкновению поспешил было в баню пред тем, как приступать к обеденной трапезе, но Парфений, начальник дворцовой прислуги, остановил его, сообщив, что какой-то человек хочет спешно сказать ему "что-то важное". Тогда, отпустив всех, Домициан вошел в спальню и там был убит.

О том, как убийство было задумано и выполнено, рассказывают так. Заговорщики долго колебались, когда и как напасть на императора — в бане или за обедом; наконец им предложил совет и помощь Стефан, управляющий Домициллы, который в это время был под судом за растрату.

Во избежание подозрения этот самый Стефан притворился, будто у него болит левая рука, и несколько дней подряд обматывал ее шерстью и повязками, а к назначенному часу спрятал в них кинжал. Обещав раскрыть заговор, которого так боялся Домициан, он был допущен к императору; и пока тот в недоумении читал его записку, он нанес ему удар в пах. Раненый пытался сопротивляться, но участвовавшие в заговоре помощник Клодиан, вольноотпущенник Парфения Максим, начальник прислуги из десяти человек Сатур и, как утверждает Светоний, "кто-то из гладиаторов" набросился на него и добил семью ударами.

Описанная манипуляция сравнительно проста, а бывают и более искусные. Как вот эта, из дня сегодняшнего.

Дело же такое: многие десятки учениц из нескольких школ Донецка разом лишились золотых сережек.

Зная, когда в школах отсутствуют штатные медсестры, туда приходила женщина в белом халате и говорила администрации, что прислана проверить детей на педикулез.

Никто не удосужился спросить у мошенницы документы. В кабинет гуськом тянулись дети.

"Медработницу" интересовали вовсе не паразиты. Тем девочкам, у которых были золотые серёжки, она озабоченным голосом говорила о том, что вши имеют привычку откладывать в украшениях яйца. Так что, мол, сережки надо продезинфицировать, а назавтра девочки получат их обратно.

Школьницы доверчиво вынимали из ушей украшения и отдавали их заботливой тете. Понятно, что больше ту "сестру милосердия" никто не видел.

31. Закон "вывернутого желания"

Усиление просительного воздействия, обращенного к противнику, уменьшает вероятность исполнения просьбы. Поэтому правильным вектором поведения будет ниверсия: настойчивое нарочитое выражение какого-то нежелания увеличивает шансы скрытых чаяний.

Это закон с давней историей и, конечно же, хорошо известен. У всех народов в фольклоре есть аллюзии и отголоски. Кому, к примеру, не помнится «просьба» Братца Кролика в книге Джоэля Харриса "Сказки дядюшки Римуса": "Делай со мной, что хочешь, Братец Лис, только, пожалуйста, не вздумай бросать меня в этот терновый куст".

Кролик прекрасно понимал, что вероломный Лис ни за что не исполнит его просьбу. Именно так и случилось — Лис бросил его в терновый куст, и Братец Кролик, благодаря этому, получил возможность спастись бегством.

32. Закон "выдергивания с корнем"

Иногда, бывает полезным завершить все в начале… Бесповоротное наше поведение зачастую поворачивает сопротивляющуюся сторону в нужном нам направлении.

Этот пример-из романа Нодара Думбадзе "Кукарача".

Участковый милиционер, двадцатилетний лейтенант Георгий Тутарашвили, по прозвищу «Кукарача», идет по улице (времена довоенные) и слышит, как где-то внизу покашливают ребята. Он вошел во двор и увидел группу подростков, которые курили…

Участковый стал укорять ребят и говорить им о вреде курения… Но потом он сказал. "А зачем вы подвергаете себя медленной смерти? Не лучше ли сразу умереть, чем постепенно сбивать себя никотином?" Он потянулся к кобуре, достал револьвер и, давая его одному из мальчиков, предложил: "На, возьми и выстрели…" Мальчишки оторопели.

Что и говорить, оригинальный способ педагогического воздействия. Впечатляет! Такое вряд ли скоро выветрится из памяти.

33. Закон "вызывания кризиса"

Состояние кризиса, о котором мы ведем речь, здесь означает создание ситуации и условий, при которых развитие параллельных событий ускоренно подталкивается к соприкосновению, и к тому же в фазе наивысшей значимости, предельной ответственности и крайней неопределенности последствий. Причем прогресс собственных действий зависимо влияет на такое же развитие дел противной стороны.

Процесс похож на выстрел из пушки, когда снаряд уже летит… Назад в ствол его уже не загонишь. Куда он попадет и кого поразит, можно только догадываться. Есть ли спасение, выход, компенсирующий ход или «гасительные» мероприятия? Стороны мечутся; или все пропадет пропадом в огне общей гибели, или кто-то дрогнет первым, уступит, проявит большую жизнестойкость и мудрость.

Закон "вызывания кризиса " предполагает, что без подобных сознательных ошибок, дожатий и обострений — опасных и малопонятных по законообусловленности протекания и по неизвестности в итогах — человек жить не может. Это единственное средство разгона социальных туманов и эффективного снятия общественных стрессов.

Первым в истории фактором таких действий был, на мой взгляд, знаменитый суд царя Соломона (965–928 до н. э.). Суть дела, как она изложена в Ветхом Завете:

"И сказала одна женщина: о, господин мой! я и эта женщина живем в одном доме: я родила при ней в этом доме; на третий день после того, как я родила, родила и эта женщина; и были мы вместе, и в доме никого постороннего с нами не было: только мы две были в доме; и умер сын этой женщины ночью, ибо она заспала его: и встала она ночью, и взяла сына моего от меня, когда я, раба твоя, спала, и положила его к своей груди, а своего мертвого сына положила к моей груди; утром я встала, чтобы покормить сына моего, и вот, он был мертвый; а когда я всмотрелась в него утром, то это был не мой сын, которого я родила. И сказала другая женщина: нет, мой сын живой, а твой сын мертвый. А та говорила ей: нет, твой сын мертвый, а мой живой. И говорили они так пред царем.

И сказал царь: эта говорит: мой сын живой, а твой сын мертвый; а та говорит: нет, твой сын мертвый, а мой сын живой. И сказал царь: подайте мне меч. И принесли меч царю. И сказал царь; рассеките живое дитя надвое и отдайте половину одной и половину другой. И отвечала та женщина, которой сын был живой, царю, ибо взволновалась вся внутренность ее от жалости к сыну своему: о, господин мой! отдайте ей этого ребенка живого и не умерщвляйте его. А другая говорила: пусть же не будет ни мне, ни тебе, рубите. И отвечал царь, и сказал: отдайте этой живое дитя, и не умерщвляйте его: она — его мать. И услышал весь Израиль о суде, как рассудил царь; и стали бояться царя, ибо увидели, что мудрость Божия в нем, чтобы производить суд".

1962 год стал для нашей планеты годом Карибского кризиса. По названию моря, омывающего берега Кубы и ставшего ареной зондажно-провоцирующих действий советской сверхдержавы в отношении Соединенных Штатов Америки.

Идея "запустить ежа в штаны американцам" принадлежала Хрущеву. А истори была такой.

Революция 1959 года на Кубе для американцев явилась полной неожиданностью. И уже в апреле 1961 года кубинские контрреволюционеры при поддержке США предприняли попытку свержения неугодного им правительства во главе с Фиделем Кастро. Однако в районе Плайя-Хирон интервенты потерпели поражение. В начале 1962 года была установлена экономическая блокада Кубы ("Острова Свободы") и началась открытая подготовка агрессии США против Кубы.

Своим «ежом» Н. С. Хрущев преследовал цель предотвратить американское вторжение на Кубу. Но не только.

Это была еще попытка создания ядерного паритета. СССР был окружен натовскими базами. С территория Турции в сторону Советского Союза целились ракеты «Юпитер» с атомными боеголовками.

Что же придумало Советское руководство? Учитывая, что по количеству ракет и по геостратегическим факторам мы явно отставали от американцев, решено было установить мощные ракетные комплексы на Кубе и, таким образом разместившись в «подбрюшье» Америки, «подправить» соотношение сил.