Деление жизненного цикла на этапы 8 страница

Итак, тело взрослого человека становится источником
формирования позиции ребенка через создание условий пере-
живания дистанции в воздействии на него. Именно она по-
зволяет выделить и зафиксировать существование особого
предмета во взаимодействии со взрослыми - психической
реальности.

Кроме того, негативизм ребенка проявляется в его отрица-
нии предложений взрослого о действиях и намерениях: бу-
дешь - не буду, хочешь - не хочу, иди - не пойду, возьми - не
возьму и т.п. Это проявление упрямства, зафиксированное в
речи ребенка через «не» (знаменитое «не хочу», «не буду»),
через анализ ситуации взаимодействия его со взрослым, мож-
но, по-моему, понимать как момент рождения качественно
нового предмета взаимодействия, который, говоря научным
языком, можно было бы назвать модальностями психической
реальности. Говоря иначе, ребенку нужно бы заявить о суще-
ствовании своей позиции, он чувствует ее силу как силу своего
воздействия, он чувствует напряжение и возможность его
регулировать, но не владеет средствами, в первую очередь
языковыми, для того чтобы ее обозначить. Л.С.Выготский
говорил о ней как о возможности анализа действительности с
помощью понятия, которая наступает раньше, чем анализ
самого понятия.

Ребенок уже переживает действительность, действенность,
актуальность своей позиции, но не может ее адекватно вы-
разить; единственная форма, которая ему доступна, это

436

форма неравенства: Я - это не Ты, может быть точнее, Я -
это не Другой.

Переживание своей нетождественности со взрослым - ос-
нова появления негативизма. Это встреча, событие, момент
актуализации важнейшего свойства жизни - ее дискретности.

Я думаю, что в бытовых заботах о воспитании ребенка
взрослые редко замечают ту глубину переживаний, которые
характерны для детей раннего возраста, можно только чуть-
чуть прикоснуться к ней, например, в творчестве одаренных
детей этого возраста - в стихах, сказках, песенках, рисунках.
Удивительно, как часто в них звучат нотки одиночества и
грусти. У меня была возможность наблюдать за ранним раз-
витием нескольких одаренных детей; свои рисунки, напри-
мер в трех-четырехлетнем возрасте, они называли так: «Оди-
нокий столб», «Грустный человек», «Озябшее дерево», в
стихах и песенках было и про грустную ягодку (см. эпи-
граф), и про заблудившегося царя, конечно, не все темы бы-
ли такими, но все-таки...

Характерной в этом смысле является реакция одаренных
детей на явления природы, на животных и растения. Так, на-
пример, они все (каждый в период раннего детства, но с раз-
ной степенью интенсивности) испытывали благоговение перед
цветами и растениями, очень беспокоились, когда цветы от-
цветали, спрашивали о их возможном появлении на этом рас-
тении снова.

Маленькие упрямцы и упрямицы уже испытывают чувство
тревоги за судьбу живого - котенка, щенка, цыпленка. Смерть
животного очень огорчает их, они не хотят с ней примирить-
ся, придумывают счастливые концы.

Думаю, что с переживанием дискретности связано и желание
детей этого возраста много-много раз (безумно много, с точки
зрения взрослого) перечитывать одну и ту же сказку, одну и ту
же историю. Кстати, в этом возрасте дети очень легко научают-
ся читать и говорить на нескольких иностранных языках. Про-
блемы раннего обучения не являются специальным предметом
обсуждения в этой книге, но сегодня опыт по воспитанию и
обучению детей от 0 до 4 лет показывает практически беско-
нечные возможности детей, еще очень и очень слабо изученные.
Меня привлекает в этих работах идея о радости и доверии, ко-
торые необходимы учителю малышей, да и им самим для эф-
фективного обучения. Название одной из книг об этом очень
точно: Сессиль Лупан «Поверь в свое дитя».

Ему же, двух-четырехлетнему, надо пережить встречу с
«нет», с пустотой, вырастить в себе силы для осуществления

437

собственной позиции во взаимодействии с другим человеком,
для этого ее надо найти в переживании, обозначить и нау-
читься удерживать во времени и пространстве. Известно, что
эту роль выполняет имя человека, конечно, мы до конца не
знаем его роли, можно только предполагать, опираясь на
факты и чужие гипотезы. Факты есть очень, по-моему, крас-
норечивые: называние себя именем собственным с ошибками
в роде действия («Маша пошел»), называние себя именем соб-
ственным без ошибок («Маша пошла»); отказ от имени собст-
венного и называние себя чужим именем; называние себя лич-
ным местоимением.

Становящаяся идентификация проявляется во всех этих
фактах: идентификация по полу, аутоидентификация.

Для меня очень важны и интересны факты отказа детей
от собственного имени и называние себя именами других
реальных людей или вымышленных персонажей. Надо отме-
тить, что это не ситуативные, игровые переименования по-
нарошку, это очень серьезный, достаточно длительный пе-
риод в жизни ребенка. Если взрослые отвергают переимено-
вание, то это вызывает очень большое огорчение со стороны
ребенка и усиливает его негативизм - сопротивление требо-
ваниям взрослых.

В литературе мне встречались такие факты в дневниковых
записях В.С.Мухиной, Л.Пантелеева, упоминание об этом
есть у Прейера в его знаменитой книге «Душа ребенка». Соб-
ственные наблюдения за развитием нескольких детей, опрос
молодых родителей показывает устойчивость явления пере-
именования в раннем возрасте. Это явление обнаруживало
себя только в семейных условиях; в детском саду (если ребе-
нок его посещал) явления переименования не наблюдалось.
В чем тут дело?

Конкретно переименование выглядит как отказ ребенка
откликаться на свое имя, а также его рассказы о себе, но с
использованием нового имени. Маленькая Настя упорно на-
зывала себя дома Алей, а Илюша считал себя Кузей, Рома
превратился в Антона, а Юля в Олю. Зачем?

Могу только предполагать, что это проявление форми-
рующейся Я-концепции, которая требует соответствующих
средств ее удержания. Чужое имя позволяет одновременно
обобщать свои свойства как человека и персонифицировать
их - воплощать, грубо говоря, находить в них себя, интроеци-
руя их. Близкие взрослые в этом случае выполняют роль гра-
ниц интроецируемого (через свою поддержку или неодобре-
ние содеянного человеком с новым именем). Ребенок, таким

438

образом, осваивает границы своей Я-концепции, ее, если хо-
тите, выраженность, ведь пройдя через это он с большой энер-
гией утверждает свое «Я сам», это Я уже найдено в пережива-
ниях, его осталось воплотить в проявлениях переживаний,
прежде всего, в новых целях - взрослых целях. Вот и привле-
кают, становятся магически притягательными для ребенка не
игрушки, а взрослые предметы - кастрюли, коробки, книги,
вещи взрослых. Ребенок готов осваивать их и делает это очень
легко - играть на музыкальном инструменте, в шахматы, пла-
вать и т.п. Его очень легко научить именно в этом возрасте,
когда он готов действовать с предметами, совершив важней-
шее действие - обозначив собственное Я.

Вот тут-то и создается для взрослого человека одна из
первых трудных родительских задач - задача принятия по-
зиции собственного ребенка как неравной его, взрослого
человека. Я уже говорила ранее о педагогических позициях.
Кризис трех лет — упрямство и негативизм малыша - испы-
тание силы Я каждого из участников взаимодействия: и ре-
бенка, и взрослого. Испытание силы Я на... что? Какое каче-
ство, какие качества Я окажутся в этом испытании наиболее
значимыми? Мой ответ был бы - человечность, но он «мало
психологичен». Постараюсь конкретизировать его, если у
меня это получится.

Ребенок ведет борьбу за свое место, за свое психологиче-
ское пространство с явно превосходящими его силами
взрослых. Он не может объяснить и понять, он только чув-
ствует, взрослые могут помочь найти форму для проявления
этих чувств. Взрослые должны понимать его, а не он взрос-
лых. А взрослые... взрослые часто требуют понимания от
малыша, не желая (не умея?) понимать его. То «ты еще мал»,
то «ты уже большой», то разрешают, то это же самое запре-
щают, то ничего не замечают, то укоряют и наказывают за
все - бесконечно «пилят» и «дергают». Жизнь ребенка пре-
вращается в кошмар, лишенная всяких ориентиров. Он уже
не понимает, за что его наказывают, за что недовольны.
Ясно только одно - он плохой, им постоянно недовольны.
«Убейте меня, если вы меня не любите», - вырвалось у четы-
рехлетнего. Куда уж дальше?

Конечно, это не о человечности, а ее отсутствии. Чело-
вечность взрослого, наверно, проявляется в том, что, нака-
зывая ребенка за конкретный проступок, он дает ему почув-
ствовать, что любит его даже тогда, когда наказание связа-
но с лишением любви на какой-то срок. Глобальную лю-
бовь-доверие потерять нельзя - вот это переживание должно

439

бы сопровождать наказание ребенка, борьбу взрослого с
ним. О наказании с сохранением глобальной любви писать
очень трудно. Говоря «нельзя» уверенно и твердо, взрослый
уже показывает не только свое отношение к поступку ребен-
ка, но и проявляет свою сущность в индивидуальной, персо-
нифицированной форме. Собственно «нельзя» - это не
столько наказание, сколько запрет, ограничение активности.
Многие дети 2-3 лет находятся рядом с родителями, кото-
рые эффективно могут пресечь нежелательные действия де-
тей еще до совершения проступка и объяснить им, почему
это делать нельзя. Это тот вид наказания, который можно
назвать человечным, так как он способствует формирова-
нию у ребенка опережающего самоконтроля, - запрет на
выполнение действия «сработает» до его реального осуще-
ствления. Большинство родителей наверняка знают ситуа-
ции, когда ребенок сам себе запрещал выполнять какое-либо
действие, останавливая свою руку, уже начавшую движение,
словами, интонацией взрослого: «Нельзя!»

Если же родители постоянно наказывают ребенка за со-
вершение проступка, то в сознании ребенка сама мысль о
возможном наказании возникает не до, а после совершения
проступка. Опережающего самоконтроля не появится. Это
почва для появления чувства стыда, вины, разрушающих
представление о целостности Я, в конечном итоге создаю-
щих условия для формирования комплекса неполноценно-
сти. Одним их представителей такого типа людей является
ребенок, который, например, в группе детского сада после
совершения проступка тут же бежит к взрослым и во всем
сознается. Это далеко не добродетельное поведение ребенка -
оно говорит о жесткости границ Я-концепции, возникаю-
щих за счет существования комплекса неполноценности,
именно они создают для ребенка высокое напряжение после
совершения проступка, которое снимается наказанием. Бы-
вает очень сложно решить, в каком случае такие дети под-
вергаются большему наказанию: если их наказать или оста-
вить проступок безнаказанным. В любом случае ребенок с
комплексом неполноценности в скором времени вновь со-
вершит проступок и сам в этом сознается.

В этих фактах наблюдается феномен формирования фан-
томного, мертвого сознания, которое дает о себе знать только
через напряжение. Сведение взрослыми Я-концепции ребенка
до простого переживания напряжения как проявления собст-
венного Я обеспечивается узко оценочным негативным отно-
шением к ребенку, реагированием только на последствия его

440

действий. Это очень опасная для дальнейшего развития чело-
века ситуация, которая возникает в раннем детстве, создаю-
щем контуры Я-концепции человека, основанной на пережи-
ваниях своих возможностей.

Для таких детей обращение к другому человеку после со-
вершения проступка не является отражением стыда или вины,
это более простое чувство, основанное на получении своеоб-
разной индульгенции, разрешающей дальнейшую активность.
Необходимая демонстративность покаяния говорит о фан-
томности Я-концепции, то есть о ее практическом отсутствии,
замене комплексом неполноценности.

Есть еще один тип поведения детей с комплексом неполно-
ценности - это дети, которые долго сопротивлялись искуше-
нию совершить плохой поступок, но не устояли. Для них тоже
характерно отсутствие чувства вины после совершенного
действия, они признают свой проступок, но раскаяния при
этом не испытывают.

Думается, что комплекс неполноценности, возникающий
в раннем детстве, способствует фантомизации Я-концепции
ребенка, и он теряет реальную эмоциональную и интеллек-
туальную связь с другим человеком, которая становится
опосредованной фантомами сознания. Со стороны взросло-
го человека должны потребоваться большие усилия, чтобы
вернуть ребенку чувство реальности его Я. Этим занимают-
ся психотерапевты.

Развитие у ребенка раннего возраста Я-концепции связа-
но со становлением переживаний независимости своего Я,
его автономности. Автономности не только от другого че-
ловека, но и от предмета. Это очень важное свойство ста-
новления Я-концепции, которое можно было бы сопостав-
лять с чувством мышечной радости, чувством бескорыстно-
го восторга и светлой радости, вызванных осуществлением
жизни. Это очень важный момент в развитии Я-концепции
ребенка и в становлении концепции другого человека. Он,
другой, прежде всего взрослый, может разделить это пере-
живание, вызвать его, сопереживать ему, а может исказить и
даже уничтожить. Как?

В руках взрослого есть очень важное средство воздейст-
вия - предмет, подарок, награда, поощрение, подкрепление,
стимул, если хотите. Избыток действия поощрения, как и его
недостаток, для ребенка раннего возраста одинаково значим,
так как отражается на содержании Я-концепции. Дело в том,
что всякому действию, успешно осуществленному ребенком,
присуща одна особенность, которую взрослые часто упускают

441

из виду. Оно, это удавшееся действие, приносит ощущение
успеха, а это уже подарок, награда, за воплощенное усилие,
реализованное напряжение. Если ребенку в раннем детстве
что-то удается, это вызывает у него настолько сильное чувст-
во удовлетворения, такой восторг, что этот успех можно рас-
сматривать как своего рода естественное, врожденное даже,
поощрение. Получается так, что умному, успешному поведе-
нию ребенка как бы изначально свойственно поощрение за
счет осуществления самого этого поведения.

Другое дело нравственное поведение, о котором погово-
рим чуть позже.

Для пояснения можно привести эксперимент, поставлен-
ный на шимпанзе. Обезьяне давали очень сложный замок, она
над ним долго трудилась, наконец, открыла и была очень
счастлива. Кроме радости открытия у нее не было никаких
поощрений. Аналогичные опыты проводились с использова-
нием разных конструкций, обезьяна справлялась со всеми, не
бросала начатого дела. Но! С того момента, когда обезьяне,
открывшей замок, дали банан, она соглашалась заниматься
другими замками только в том случае, если ее ждал банан.

Ребенок раннего возраста обладает любопытством и лю-
бознательностью, именно он начинает задавать свои «сто
тысяч почему», стремясь докопаться до сути вещей, узнать их
устройство и назначение. Внешними поощрениями взрослые
постепенно приучают его к тому, что все действия должны
вознаграждаться извне. Это очень сложная проблема. Когда
читаешь работы по развитию воображения у детей, по управ-
лению их игрой, особенно отчетливо встает вопрос о мотива-
ции взаимодействий ребенка со взрослым, ставящим задачи
развития малыша. Что он предложит в качестве мотива - ус-
пех, совместно переживаемую радость, награду?

Поощрение маленького ребенка требует от взрослого
умения сориентироваться в собственных ценностях, в собст-
венных мотивах - это трудная работа, она будет необходима
всякий раз, когда родной (или чужой - это не так важно)
ребенок переживает то, что недоступно (уже?) взрослому -
радость познания, восторг новизны, прилив сил и энергии не
от чего-то предметно-конкретного, а от собственного роста,
от собственной жизни, осуществляющейся во всей полноте
ощущения Я.

Развитие именно этих переживаний позволяет ребенку
справиться с проблемой, которая возникает в конце раннего
детства и является, по сути, его границей. Об этом сказано у
С.Я.Маршака так:

442

Года четыре был я бессмертен.
Года четыре был я беспечен.
Ибо не знал я о будущей смерти.
Ибо не знал я, что век мой не вечен.

Это естественное освоение границ своей Я-концепции,
встреча с дискретностью в самом полном ее выражении.

Через переживание ее ребенок готов к религиозным чув-
ствам, гарантирующим преодоление этой дискретности. Не-
смотря на официально светский характер воспитания в на-
шей стране, в бытовом общении взрослых и детей раннего
возраста всегда находилось место для обсуждения проблем
бессмертия души. Думаю, что на такие вопросы четырехлет-
них детей:

- Я умру?

- Мама, и ты умрешь?

- Мы все-все умрем?

невозможно грубо материалистически однозначно сказать
«да», даже будучи убежденным атеистом. Независимое ощу-
щение своегоЯ, автономность возможны для ребенка ранне-
го возраста потому, что он уже может осознавать порядок
организации жизни, он может предвидеть на основе этого
порядка и закономерностей, ему известных, не только свою
активность, но и активность других людей по отношению к
нему самому. Этим порядком закреплено его место в системе
отношений, защищены границы его Я не только его собст-
венной силой, но и силой правил взаимодействия с другими,
найдены формы проявления Я-концепции, обозначены мно-
гие ее свойства.

При недостаточном решении задач развития в этом воз-
расте у ребенка формируются сомнение и стыд как формы
проявления Я-концепции, основанные на переживании слабо-
сти и незащищенности собственного Я.

Эти чувства очень мало изучены в детской психологии; как
писал Э.Эриксон, стыд предполагает полную обозримость
человека другими - его наготу, которая осознается. Весь мир
в это время против человека, от него хочется спрятаться. Со-
мнение же - брат стыда. Э.Эриксон связывает появление их с
телесными переживаниями - тело имеет переднюю и заднюю
части. Он пишет о том, что задняя сторона тела ребенка явля-
ется для него той неизвестной зоной, куда вторгаются другие
люди, ущемляющие автономию самого ребенка, обесцени-
вающие то, что происходит с ребенком. Хотелось бы доба-
вить, что сомнение и стыд основаны на утрате или недоразви-

443

тии самоконтроля, то есть идентификации с собственными
действиями. Формирующееся переживание дискретности жиз-
ни способствует тому, что вместо естественной диалогичности
в сознании ребенка появляется судья - то второеЯ, которое
несет переживание дискретности, то есть неосуществимости,
статичности, фантомности

Ему, маленькому, уже открыта главная тайна его жизни
смерть, если она не будет дополнена другой тайной - любо
вью, жить будет очень невесело Он же еще такой маленький,
казалось, что только недавно научился бегать, говорить, а вот
уже требует самостоятельности, свободы, уединения и сосре-
доточения - своего, только его, места в мире, знает правила
проявления отношений между людьми и пытается ими поль-
зоваться. Ему уже тесен мир комнаты, он может сам отпра-
виться в далекое рискованное путешествие по квартире, по
дому, даже по улице. Он преодолел свое упрямство - с ним
можно договориться, он стал слышать другого человека. Так
наступает период, о котором говорят как о середине детства.

Г лава14

О СЕРЕДИНЕ
ДЕТСТВА
(5-7 ЛЕТ)

Ребенка побранят,

И он заплачет,

О сердце детских дней

Далекое...

Как мне тебя вернуть?

И.Такубоку

Ты знаешь, я понял совсем немного из того, что он мне
сказал, но меньше всего мне понятно вот это - подросла.

Р.Бах

Он понял, что усвоить можно все: манеру поведения и
даже характер.

Ю.Борген

Возраст, о котором пойдет речь, во многих описаниях и
классификациях состоит как бы из двух: старшего дошкольного
и младшего школьного. Ни в коей мере не принижая значения такого важного события, как поступление в школу, посмотрим
на этот период жизни ребенка с точки зрения тех задач разви-
тия, которые он решает сам, как бы относительно независимо
от места его конкретного пребывания - детский сад это, школа
или семья. Обратимся еще раз к фактам, которые появились на границе этого возраста, - это повышенная чувствительность
ребенка к экзистенциальным переживаниям, обозначение границ Я-концепции через установление дистанции с другими
людьми, формирование обобщенной концепции другого чело-
века. Сензитивность, повышенная чувствительность ребенка к
содержанию его Я-концепции делает его очень уязвимым к
любым воздействиям других людей, недаром именно защищенное окружение является ресурсом его развития.

С такой повышенной чувствительностью к воздействиям других людей ребенок и приходит к середине детства. Расши-
ряется его социальное пространство отношений с разными
людьми, - кроме семьи значимыми становятся отношения с
соседями и школой.

В нашей литературе очень мало материала о влиянии чужих, близко живущих людей - соседей - на психическое раз-
витие ребенка. Особое содержание отношений соседей с ре-
бенком состоит в том, что они привносят в его жизнь новое
качество - чужой, не-родной, не-близкий человек. С ним надо
строить отношения, его попросту надо терпеть. Заведомое
отношение неравенства между ребенком и чужим взрослым (соседом) на фоне высокой сензитивности ребенка к воздейст-

446

вию других людей делает его беззащитным перед возможным вторжением соседа в его психологическое пространство. Сосед может себе позволить (и, к большому сожалению, очень
часто позволяет) вмешиваться не только в отношения семьи,
но и в содержание Я-концепции ребенка.

Основываясь на фактах из практики судебно-психоло-
гической экспертизы, можно с большой уверенностью ска-
зать, что одним из очень сильных психотравмирующих фак-
торов (особенно в развитии девочек) является влияние соседей. У ребенка нет защиты от словесной оценки чужого чело-
века, от невербального воздействия (неприязненного взгляда,
например). Я ограничусь только несколькими фактами: сосед
назвал любимую бабушку ребенка «бабкой»; мальчик готов
был броситься на него с кулаками, но сдержался. Потом толь-
ко спросил у родителей, которые не были свидетелями этой сцены, об «умности» соседа.

Другие соседи, желая продемонстрировать свой интерес к
ребенку, расхваливают его внешность, сопоставляя с роди-
тельской: «Ну, ты на маму совсем не похожа, ты такая краси-
вая, а мама уже взрослая, не так красива». Девочка не сдержа-
лась - плакала, кричала, что похожа на маму, что ее мама самая красивая.

Как-то не хочется продолжать подобные примеры. Вскользь
сказанное оценочное замечание чужого человека в середине
детства оказывается сильным эмоциональным воздействием.
Думаю, что взрослые часто недооценивают его значения, а
ведь это именно то переживание, которое имеет существенное
значение для освоения концепции Другого человека.

До середины детства ребенок связан тесными эмоциональными связями с родителями (или людьми, их заменяющими),
он погружен в эти чувства и еще не умеет их анализировать.
Через освоение речи он овладевает словом как формой анали-
за чувств. Формообразующая роль слова в анализе ребенком
своих переживаний исследована, думаю, недостаточно, но
изучение, например, феномена лжи' дает основания говорить
о том, что образ не-Я, образ чужого человека очень рано обобщается ребенком в слове и используется для установления отношений с другими людьми.

Этот образ - не-Я - становится как бы содержанием пси-
хической реальности, структурируя отношения с другими
людьми, удерживая содержание Я-концепции. Одно из дока-
зательств существования образа не-Я, думаю, можно найти в

'Экман П. Почему дети лгут? - М., !993.

447

детских рисунках - они могут и умеют изобразить отличительные признаки внешности и характера человека или како-
го-либо персонажа.

Соседи привносят в жизнь ребенка переживание, которое я
могла бы назвать обусловленностью любви. По сути дела
они демонстрируют ребенку ту сторону отношений взрослого
к нему самому, которую можно было бы квалифицировать
как не-любовь, то есть это антипод безусловной родительской любви, принятия, прощения. Это - другое, защищающее само
себя от возможного воздействия ребенка, устойчивое и не-
проницаемое - чужое Я. О нем есть смысл говорить даже в
характеристиках плотности - сверхплотное чужое Я. Именно
оно своим присутствием заставляет дифференцировать и
осознавать чувства к людям, в конечном итоге, осваивать
подходящую модель поведения в отношениях с ними. Об этом есть в романе Ю.Боргена «Маленький лорд»:

«Только крошка тетя Валборг с грустью наблюдала за его
успехами:

- По-моему, Маленький Лорд насилует себя, он переутом-
ляется ради нас.

Это была правда - он из кожи лез вон, но не ради них, а
ради самого себя, чтобы стать большим, чтобы над ним перестали смеяться, чтобы развернуться в полную силу и овладеть
всеми тайнами, что ждут его впереди. В эту зиму он всячески
избегал испытующего и сочувственного взгляда тети Валборг.
Она единственная уловила частицу правды, может быть, по-
тому, что так мала ростом и не могла на него смотреть сверху
вниз, с большой высоты».

Возможность экспериментировать с собственным Я и не-Я, создающаяся в середине детства, переживание дифференциро-
ванных отношений (свои - чужие) с людьми создает условия
для осознания границ собственного психологического про-
странства. Это осознание происходит очень сложно и связано
с воздействием на его разные свойства - собственно психоло-
гические и телесные.

В это время дети подвергают свое тело разным воздействиям, проверяя известные им сведения о его свойствах или уст-
раивают эксперименты. При опросе взрослых людей выясня-
ется, что все (или почти все) помнят, как в этом возрасте они
что-нибудь специально ели или пили, чтобы посмотреть на
результат: съели много меда, гороха, щавеля, выпили запрещенный напиток, глотали таблетки, пробовали специально на
вкус мыло и тому подобное. При этом ребенку уже были известны последствия, но хотелось их проверить. В детских вос-

448

поминаниях есть факты и более острых экспериментов над
телом - погружение в воду, прикладывание к холодному ме-
таллу языка, поднятие тяжестей и тому подобное. Я была
очень рада, когда встретила описание аналогичного факта у
Ю.Боргена, - его герой Вилфред (Маленький Лорд) в возрасте пяти лет бросал над своей головой камни и ждал, когда они
упадут на него и причинят боль. Наблюдательные родители
многих детей отмечают поразительное, даже пугающее, бес-
страшие детей к воздействию их же самих на собственное те-
ло. Кстати, в этом возрасте здоровые дети много и охотно
занимаются делами, связанными с физическими усилиями.

Нарастающая дифференциация чувств требует некой упорядоченности, наверное, естественной шкалой для этого ста-
новится само тело ребенка. Именно в это время им решается
задача установления своей половой идентификации. Половая
принадлежность становится тем основанием, которое позво-
ляет удержать разлетающиеся, когда-то целостные чувства,
сделать их предметно отнесенными.

Свойство половой идентификации очерчивать границы проявления чувств (мальчики не плачут, девочки не дерутся и
тому подобное) возвращает ребенка к собственным пережива-
ниям как ценности. Они упорядочиваются, приобретают (на
время) защищенный вид. Не-Я конкретизируется в образе про-
тивоположного пола. Это очень важный момент постоянства,
обеспечивающий относительную стабильность этого периода
развития, нарушаемую присутствием взрослых людей, обусловленно относящихся к ребенку. Такими взрослыми являются
соседи, присутствующие в психологическом пространстве ре-
бенка без всякого его согласия-несогласия на это; такими
взрослыми являются все учителя, по своему профессиональному
статусу имеющие право воздействовать на Я-концепцию ребен-
ка. (Достаточно в этом смысле вспомнить факт, что большин-
ство вариантов затруднений в освоении чтения в начальной школе связаны с проявлениями Я-концепции ребенка.)

Думаю, что та дифференциация чувств, которую пережи-
вает ребенок по отношению к людям - своим и чужим - свя-
зана с необходимостью фиксации своего Я как самодостаточ-
ного, то есть обладающего способностью к самовосстановлению. Говоря иначе, ребенку надо как бы стать психотерапевтом для самого себя, чтобы переживать ценность своего существования. Это проявляется в той диалогичности сознания,
которая позволяет Я существовать как динамической, а не
статичной структуре. Способность Я к самовосстановлению,
к самосохранению под воздействием других людей - явление