И их значение для экономической теории.

Методологический индивидуализм Хайека.Идеологические понятия «консерватизм» и «либерализм» возникли по истечении XVIII века скорее как противоположности. Понятия «неоконсерватизм» и «неолиберализм» к концу ХХ в. стали синонимами, и едва ли не наибольший вклад в такое слияние внёс Фридрих Август фон Хайек(1899 — 1992), ставший одной из наиболее влиятельных фигур не только экономической мысли, но также социальной и политической философии XX в.

Во время учёбы в Венском университете у Ф. Визера Хайек интересовался, помимо экономики и юриспруденции, также проблемами психологии и социальными движениями. Книга Мизеса о невозможности хозяйственного расчёта при социализме навсегда определила главное направление идейной деятельности Хайека — критику любых форм коллективизма с позиций методологического индивидуализма и субъективизма австрийской школы. В этой критике Хайек обращался как к экономической проблематике, так и к широкому кругу социально-философских, политологических и психологических аспектов. Уже в 1920-е гг. он пришёл к выводу о необходимости углубить анализ разделения труда как основание классической либеральной экономической теории анализом разделения информации: «рассеянного знания».

Социалистическая традиция XIX в. горячо протестовала против воспетого А. Смитом разделения труда, которое делает людей «частичными работниками» (К. Маркс), «искалеченными экономическими разновидностями» (Ф. Энгельс), «взаимно идиотами» (Ф. Лассаль). Крупнейшие теоретики социализма в ХХ в. — австриец О. Нейрат и россиянин А. Богданов (ученик австрийского философа Э. Маха) — сознавали, что проблема социалистического общества как строя «хозяйственной планомерности» лежит глубже, чем преобразование имущественных отношений. Они считали необходимым устранить не только частную собственность, но и дробление знаний, «недоступную цеховую форму современной науки»[107]. Только если «собрать опыт людей воедино и организовать его в стройный порядок», сделав возможным восполнение знаний каждого для сравнительно лёгкого перехода от одной специальности к другой, можно рассчитывать на «полное понимание друг друга» в совместной деятельности по планомерному контролю общества над его собственным развитием[108].

Этот радикальный познавательный максимализм нашёл воплощение в разработке Богдановым «всеобщей организационной науки» и в организации Нейратом движения за единство науки и «Международную энциклопедию унифицированной науки», а также в изобретении Нейратом «изотипа» — наглядного способа представления информации для облегчения уяснения специальных проблем в широком общении. Позицию Богданова — Нейрата можно определить как методологическийколлективизм, устремлённый к организованному знанию как инструменту лучшей организации общества.

Позиция Хайека была диаметрально противоположной, и все порицаемые им идейные, экономические и политические системы он оценивал как проявления коллективизма. В критике мировоззренческих оснований коллективизма Хайек обращал особое внимание на холизм (приоритет общественных целостностей — государства, классов, партий, профсоюзов — над индивидами), сциентизм (принятие для экономики стандартов естественнонаучного знания) и историцизм (представление о движении общества к лучшему состоянию и возможности познания законов этого движения). Отвергая все эти «измы», Хайек отверг и понятие «капитализм», предложив заменить его категорией «расширенный порядок человеческого сотрудничества». Этот «расширенный порядок», по мнению Хайека, возможен только на основе индивидуализма и рыночной координации знания, неизбежно неполного — «распылённого» — в сложных общественных системах, охватывающих множество людей. В статье «Использование знаний в обществе» (1945) Хайек доказывал, что «масса важного, но неорганизованного знания, которое нельзя назвать научным (в смысле познания всеобщих законов) — это знание особых условий времени и места» даёт преимущества практически любому индивиду перед всеми остальными, поскольку индивид владеет уникальной информацией, которую может выгодно использовать. Но использовать её он может, только если ему самому предоставлены зависящие от этой информации решения. Причём эта разновидность знаний, по мнению Хайека, по своей природе «не может схватываться статистикой» и соответственно передаваться в какой-либо форме центральному органу. Но рассеянное знание неизбежно реагирует на механизм свободных цен, который является информационным устройством, согласующим интересы участников в изменчивом хозяйстве. Аналогичным по эффективности устройством не может быть централизованное управление, неизбежно теряющее «рассеянное знание» (в силу его случайной природы не доступное учёту из центра).

Впоследствии (1958)друг Хайека, член «общества Мон-Пелерин» английский философ венгерского происхождения М. Поланьи выдвинул концепцию «неявного» или личностного знания, которое вплетено в практические действия человека и лежит «между инстинктом и разумом», а сам Хайек, будучи атеистом, подчёркивал значение религий как

традиционных ценностей, способствующих экономическому развитию — но только в случае поддержки ими семьи и частной собственности.

Либерализм и консерватизм Хайека.Отношение Хайека к религии во многом объясняет его отождествление одновременно с либерализмом и консерватизмом. Как либерал Хайек — сторонник свободы вероисповедания. Как консерватор он воздаёт должное религиям как элементам общественных «спонтанных порядков», возникших не вследствие рационального планирования, а культурного отбора «результатов человеческих действий, но не изобретений» — наряду с разделением труда, деньгами и правовыми институтами.

Хайек — категорический противник «социального конструктивизма», отвергающего условности и традиции ради рационального проектирования лучших общественных форм. Протест против рационалистической «социальной инженерии» проходит через концептуальные книги Хайека с порицающими заглавиями «Дорога к рабству» (1944), «Контрреволюция науки» (1952) и «Пагубная самонадеянность. Ошибки социализма» (1988). Защищая «индивидуалистическое общество», Хайек полагал необходимым «индивидуальное подчинение анонимным и внешне иррациональным социальным силам в любом сложном обществе» — «жёсткой дисциплине рынка» и существующим правилам «не только когда человек понимает их обоснованность». Нетрудно увидеть здесь противоположность протесту Маркса против «товарного фетишизма».

Подчинение обычаям и условностям, существование которых часто не поддаётся разумному объяснению, Хайек считал «важнейшим условием постепенной эволюции и усовершенствования норм социального взаимодействия» и признаком «истинного индивидуализма» в противоположность «ложному индивидуализму» французской традиции «интеллектуалистской демократии» (нашедшей крайнее выражение в социальной философии Ж.-Ж. Руссо). Вдохновлённая этой традицией Французская революция пыталась искоренить как нерациональные «все промежуточные образования» между индивидом и государством. И Хайек присоединился к таким критикам Французской революции, как английский виг Э. Бёрк и французские клерикалы-монархисты Л. Бональд и граф де Местр, которые заложили основы политической и философской мысли европейского консерватизма. Эти консервативные обличители философии Просвещения в одном пункте, по мнению Хайека, оказались проницательнее «экономистов классической школы и мыслителей-утилитаристов». А именно: «они были более реалистичными в оценке народных масс», не разделяли «веры либеральных философов в простого человека», сознавали, что «общественное мнение может благоволить ложным идеологиям».

Таким образом, в мировоззрении Хайека классический экономический либерализм laissez faire соединился с неприязненным отношением к «восстанию масс», ярко выраженным в 1930 г. европейским консерватизмом в книге испанского философа Х. Ортеги-и-Гассета; хотя Хайек избегал социологического противопоставления «элиты» и «толпы».

«Спонтанные порядки» и государство.Хайек извлёк из архива экономической мысли идею благотворности «спонтанных порядков», являющихся непреднамеренными общественными продуктами индивидуальных человеческих действий, закреплёнными эволюционным отбором. Главный из «спонтанных порядков» — рынок. Его Хайек охарактеризовал как «самонастраивающийся механизм», управляемый «невидимой рукой» А. Смита и прикрепляющий «ценник» к продукту непосредственного труда индивида. В сочинениях современников Смита — Юма и Фергюссона — Хайек выделил положения о собственности как условии прогресса и «трёх естественных законах» — стабильности собственности, передачи её посредством согласия и выполнении обещаний. Наконец, в «Басне о пчёлах» циника Мандевиля Хайек нашёл первую формулировку того, что переход к «расширенному порядку человеческого сотрудничества» требует разрыва с «врождёнными инстинктами альтруизма и солидарности», сплачивающими малую группу. «Живущие ныне в условиях расширенного порядка выигрывают, когда не любят ближнего, как самого себя, и вместо правил солидарности и альтруизма… уважают частную собственность, выполняют заключённые договоры»[109].

Поскольку рынок, по мнению Хайека, обладает саморегулирующим механизмом ценовых сигналов, государство, «воплощающее преднамеренно организованную и сознательно контролируемую власть», должно обеспечивать лишь правовую рамку для «спонтанных порядков».