Библиографический список. 1. Бердяев Н.А. Религия воскрешения / Бердяев Н.А

1. Бердяев Н.А. Религия воскрешения / Бердяев Н.А. о русской философии. – Свердловск: УРГУ. – Т. 1–2.

2. Федоров Н. Философия общего дела. – СПб., 1912. – Т. 1–2.

§ 7. Религиозно-экзистенциалистская философия свободы, творчества
и бытия человека Н.А. Бердяева (1874–1948)

Николай Александрович Бердяев сыграл выдающуюся роль в развитии русской и европейской философии ХХ века[11].

По своей сути философия Н.А. Бердяева носит религиозно-экзистенциалистский характер, с явными признаками антропологизма. В своей работе «Мое философское миросозерцание» (1937 г.) он так характеризует предмет своей философии: «В центре моего философского творчества находится проблема человека. Поэтому вся моя философия в высшей степени антропологична. Поставить проблему человека – это значит в тоже время поставить проблему свободы, творчества, личности, духа и истории. Философия моя экзистенциального типа» [1, c. 19]. Можно сказать, что предметом философии Бердяева являются свобода, творчество как условие и способы жизнепроявления человека как личности, ядром которой является духовно-религиозная жизнь в ее становлении и проявлении. «Философия есть наука о духе. Однако наука о духе есть прежде всего наука о человеческом существовании» [1, c. 19]. А раз так, то философия имеет не только теоретическое, но и практическое значение. Именно в практическом приложении философии видит Н.А. Бердяев ее призвание: «Настоящий, призванный философ хочет не только познания мира, но и изменения, улучшения мира. Иначе и быть не может, если философия есть прежде всего учение о смысле человеческого существования, о человеческой судьбе» [2, c. 232]. Поэтому философия является не только любовью к мудрости, но самой мудростью. Философия сопричастна тайне бытия и бытия человека. В отличие от науки она не может носить чисто рациональный характер, а в отличие от теологии она (философия) является чуждой догматизму. По мнению Н.А. Бердяева, она имеет очищающее значение как для науки, так и для религии. В силу такого призвания и предназначения философ по природе своей часто оказывается одиноким и непризнанным, и лишь позднее он получает общественное признание.

Исходя из такого определения предмета и задачи философии, он ставит извечно фундаментальный для философии вопрос: что чему предшествует – бытие свободе или свобода бытию? Исходный постулат всей философии Н.А. Бердяева состоит в первичности свободы по отношению к бытию, к всему существующему: «Своеобразие моего философского типа прежде всего в том, что я положил в основание философии не бытие, а свободу». «Бог захочет свободы, и отсюда произошла трагедия мира, свобода в начале и свобода в конце» [3, c. 432]. Причем, эта свобода «несотворенная», «примоординальная». Более того, «свобода не создана Богом, но он сам рождается из свободы». Поэтому «Бог присутствует лишь в свободе и через свободу». Свобода по своему характеру есть положительная творческая мощь». Свобода предшествует и природному бытию, в котором торжествует только необходимость. «Свобода, по убеждению Н.А. Бердяева, не есть особенное наряду с божественным бытием, свобода есть то, без чего бытие мира не имеет смысла для Бога, через что только и оправдывается Божий замысел о мире. Бог сотворил мир из ничего, а значит и из свободы» [4, c. 115]. Свобода есть не только первооснова бытия, но первооснова жизни, а жизнь есть не что иное как проявление Духа. «Духовная жизнь есть наиреальнейшая жизнь», – замечает Бердяев [4, c. 27]. Что же он понимает под свободой и откуда она проистекает, где ее корни? Пожалуй, это один из сложнейших вопросов философии. «Свобода, по Бердяеву, есть самоопределение изнутри, из глубины, и противоположна всякому определению извне, которое есть необходимость» [4, c. 90]. В данном случае он солидарен с Гегелем в отношении свободы. «Свобода, подчеркивал Гегель, состоит в том, чтобы в своем другом все же быть у самого себя, быть в зависимости только от самого себя, определять самого себя» [6, c. 124]. Гегель, как мы знаем из предыдущих лекций, рассматривал свободу как самобытие и саморазвитие объективного духа, его сущности. Стало быть, свобода носит изначально идеально-духовный характер, она внеприродна. Бердяев категорически возражает против всякой натурализации свободы. Свобода есть способ, каким сущность неограниченно проявляет себя и творит себя, без каких-либо внешних регламентаций и внешнего принуждения. Вот почему свобода есть для Бердяева «положительная творческая мощь». И, прежде всего, мощь духа. Положительная свободы, по Бердяеву, есть свобода не от чего-либо (что синоним произвола), а свобода «для» [4, c. 112]. Именно посредством свободы Бог придает смысл бытию мира, мировой жизни. А проявление (или не проявление) свободы определяет судьбу и мира, и человека.

И, все же, где коренится свобода, если она предшествует всякому бытию? «Свобода, – считает Н.А. Бердяев, – заложена в темной бездне, в ничто. Свобода предшествует миру, она вкоренена в изначальное ничто». Вот почему даже Бог (всесильная духовная сущность) «всесилен над бытием, но не над ничто, но не над свободой. Без свободы нет Бытия Бога» [4, c. 112]. Свобода порождает все в мире, в том числе добро и зло (О чем подробнее мы скажем ниже). Свобода есть исходно необходимое условие для бытия человека, становления его как личности и для творчества. Посредством ее он (человек) положительно утверждает себя. Можно сказать, что, по Бердяеву, свобода носит тотальный характер. Поэтому трагедию человека и истории он связывает с неосуществленностью свободы.

Свобода, по Н.А. Бердяеву, наиболее полно воплощается в духе, в духовной жизни. Что же он понимает под Духом и духовной жизнью? Бердяев не сторонник рационалистического, понятийного определения Духа. «Рациональное определение духа невозможно, это безнадежное предприятие для разума. Дух умерщвляется таким определением, он превращается в объект в то время, как он субъект» [5, c. 377]. Поэтому он даже допускает мистическое, иррациональное толкование Духа, поскольку «… слово дух принято употреблять в очень широком, всеобъемлющем смысле слова» [9, c. 381].

«Дух, по Бердяеву, есть качество, стоящее вне всякой утилитарности, заражающей жизнь мира… Дух есть сила, освобождающая от власти стихии, от власти земли и крови…, возвышающаяся над ними, но не уничтожающая их. Дух повсюду и во всем действует, но как сила просветляющая, преображающая, освобождающая, а не принуждающая» [5, c. 380]. «Дух есть творческая активность, все творящая из себя» [5, c. 392]. Поэтому дух есть не объект, а субъект, самодостаточный и все из себя творящий. Он трансцендирует во вне, во внешний объективный мир. А творить может только субъект, но не объект. В силу этого «всякий акт духа есть высший акт … творческий акт субъективного духа есть выход из себя в мир» [5, c. 392]. Он изначально свободен и сама свобода, он сам себя детерминирует, определяет и развивает. И Бога и человека можно понять только через дух. «Дух гуманизирует человеческое понимание Бога» – принципиальный постулат Н.А. Бердяева [5, c. 380]. Отметим основные качества, свойства Духа по Бердяеву.

1. «Дух всегда есть настоящее, настоящее обращенное к вечности».

2. «Дух вневременен, как и внепространственен».

3. «Дух целостен и сопротивляется дроблению времени и пространства».

4. «Дух есть не бытие, а смысл бытия, истина бытия».

5. «Дух одинаково и трансцендентен и имманентен[12].

6. «Дух не тождественен сознанию, но через дух конструируется сознание, и через дух же переступаются границы сознания и происходит в сверхсознание».

7. «В духе есть прометеевское начало, восстание против богов природы, против детерминизма человеческой судьбы, есть порыв и прорыв к высшему свободному миру» [5, c. 380].

8. «Дух есть победа над падшей природой, но эта победа означает не отрицание и уничтожение космоса, а его освобождение и просветление» (подчеркнуто мной – Г.Ч.).

9. «Дух всегда означает, что человек не раб, а господин космических сил, но господин – дух и освободитель» [5, c. 381].

10. И, наконец, «дух есть не природа, хотя бы и душевная, а истина, красота, смысл, свобода» [5, c. 382]. Поэтому дух есть высшая ценность и он носит аксиологический (ценностный) характер.

Н.А. Бердяев настаивает на утверждении, что дух есть не универсальная основа мира(тогда бы он не был субъектом). Дух всегда конкретен, личен, субъективен». Дух находит свое субъективно-личностное воплощение в личности Бога, в наиболее совершенной форме. Только Бог, как субъект, может обнять мир своей любовью. И только в божественной сфере пробуждается жизнь духа. «Дух есть как бы дуновение Божье…, сообщающее ему высшее достоинство, высшее качество, существование, внутреннюю независимость и единство» [5, c. 367]. Бытие мира – поступь Бога. Бердяев напоминает, что понимание духа как дыхания Бога восходит к античной философии. По-гречески дух (pпейта) значит дуновение легкое и неуловимое, повсюду проникающее.

Дух является истинной и подлинной реальностью, поскольку он есть истина, добро, смысл, свобода. А Бог, как высшее воплощение Духа, является творческим субъектом, творящим мир из себя по законам свободы Духа. Бездуховным миром Бердяев называет природу и в силу своей бездуховности она является падшим миром и только объектом. «Падший мир я называю мир объективации. В нем царит детерминация и материальная тяжесть» [5, c. 401]. В этом объективированном мире нет свободы. Свойство «падшести» (низкий, низменный мир, поскольку в нем нет духа и смысла) он распространяет и на общественный, социальный мир, если в нем отсутствует свобода и не утверждается смысл бытия. Он называет его миром социальной обыденности [5, c. 401]. Поэтому мир объективированный (природный и социальный) лежит во грехе, в зле. Он не сторонник его уничтожения и отсечения, понимая, что это невозможно, а сторонник просветления низшего и преображение его в высшее. И эта миссия выпадает на долю человека, когда он становится Богочеловеческой личностью! Мир творится Богом, не субъектом, не человеком. Но человек «призван к творчеству в мире», через человека Бог продолжает свое творение в форме преобразовательной, творческой деятельности человека. Поэтому не только человек нуждается в Боге, чтобы быть творческой личностью, но Бог нуждается в человеке [5, c. 367].

Как мы уже упоминали выше, проблема человека, его природы и сущности является центральной в философии Бердяева, на что он и сам указывает. Какова же концепция человека, который придерживается Н.А. Бердяев, и в чем проявляется его сущность, и какова его сущность? Сразу отметим отличие ее от ортодоксально-религиозной трактовки, от объективно-идеалистической концепции (Гегель) и, конечно, от материалистической, от марксистской философии.

Свою концепцию он называет религиозно-персоналистической и экзистенциалистской. Отметим основные ее черты.

Н.А. Бердяев придерживается сложившейся традиции в христианской теологии и христианско-религиозной философии рассматривать человека как результат творческого акта Бога. Он есть образ и подобие Бога – как субъекта. Человек по своей природе является и духовным, и телесным, и разумным существом. Он не только дуалистичен, но и плюралистичен. Но он творческое и свободное существо. Он в полной мере живое существо. Именно «в человеке скрыта загадка бытия», поскольку в нем есть единство божественного и просто человеческого. И только через постижение жизнепроявления человека, его экзистенцию (самоосуществление) мы можем приблизиться к пониманию сущности Бога. Вот почему он называет свою философию и антропологической [2, c. 242].

Как субъект, как персона он наделен душой. Душа персоналистическое, субъективное выражение и конкретная форма бытия духа. А душевность человека Н.А. Бердяев рассматривает, как присутствие в душе истины, красоты, смысла, свободы как сущности Духа [5, c. 382]. Реальный, действительный «человек – смешанное бытие – духовное, сверхприродное и душевно-телесное, природное. Человек есть точка пересечения двух миров, место их встречи, он принадлежит двум порядкам. В этом бесконечная сложность и трудность человеческой жизни. Один и тот же человек и духовный и природный. Духовный мир – особенная его качественность. Но природный человек не исчезает». Вот почему «он должен работать над просветлением и одухотворением не толькособственной души и тела, но также души и тела всего мира» [4, c. 36–37]. В этом, считает Н. Бердяев, прижизненная задача каждого человека, его историческая миссия. Человек хотя и дуалистическое существо, но он в тоже время есть целостность, которая был утрачена в грехопадении первого человека, Адама. Целостность человека, по Бердяеву, может быть восстановлена, если он станет активным, творческим субъектом, личностью. Но личностью Богочеловеческой, которая впитает в себя все от духа, от Бога как субъекта и Иисуса Христа как подлинного Богочеловека, как конкретного Богочеловеческого идеала. Ведь ему ничто человеческое не чуждо, но представленное в совершенной, не падшей форме, поскольку им движет только духовная любовь!

Идея «Богочеловека» является одной из центральных проблем всей философии Н.А. Бердяева. Под Богочеловеком он имеет в виду не нового Иисуса Христа, а обычного человека, но преображенного, освобожденного от грехов и пороков, ставшего личностью, которой движет любовь, добро и истина и, которая в духе своем и душе закрепляет идеал И. Христа.

Становление «Богочеловеческого» начала в человеке является экзистенциальным процессом, который он должен прожить событийно и действенно активно. «Богочеловек» в каждом индивиде также проистекает из свободы и из внутренней духовной жизни человека, а не из вне, не из объективированного (природного) мира. Становление Богочеловека есть трудный и творческий процесс «просветления и преображения» множественной природы человека. Преображению и просветлению подлежит и «плоть» человека, поскольку она включена в экзистенциальный план жизни человека. Творческой силой такого преображения является дух человека, а исходным основанием – свобода. Человек решает проблему выбора своего «Я», своего плана жизни. Поэтому его судьбой становится свобода, и возможная трагедия судьбы как раз и связана с возможностью осуществления выбора своего «Я», своей личности или невозможностью.

Первым актом, который должен свершить каждый человек, чтобы стать Богочеловеческой личностью, то есть подлинным человеком, является освобождение от греха и греховности, в который впал первый человек (Адам), по своей воле и из свободы. Он отпал от любви к Богу, им одолели плотские страсти, себялюбие (эгоизм) и гордыня. Он возмыслил поставить себя на место Бога. Правда, Н.А. Бердяев придерживается более мягкой версии грехопадения. Источником грехопадения, по Бердяеву, является эгоцентризм: «Эгоцентризм есть замкнутость и безвыходность, удушье, помешательство на себе», – замечает Н.А. Бердяев [2, c. 241]. Глубинным источником грехопадения является падшая, объективированная природа, телесная субстанция человека. Грехопадение есть восстание против Духа, поэтому он (грех) не может быть прощен, а грех против Сына, против Христа, может быть прощен [5, c. 374]. Потому, что Дух изначально есть и свобода, и истина. Именно предательство Духа ведет к отступничеству от «Бога и его великого замысла». «Не Бог не может простить человеку греха, а человек не может сам себе простить греха и отступничества» [4, c. 121]. Только в преображении себя, в формировании себя как личности, личности «Богочеловеческой» реально преодолевается и уничтожается грех. Буквально – изживается в экзистенциальном процессе. Грехопадение стало мировой трагедией. Но не достойно для христианства и христианской философии рассматривать «мировую трагедию как судебный процесс между Богом и человеком, возбужденный Богом за формальное нарушение его воли человеком». Это было бы пародией на Божественную жизнь и идею «Богочеловека» [4, c. 120]. Потому, что только в язычестве искупление греха есть род кровавой жертвы. Искупление и преодоление греха и грехопадения возможно только через любовь, поскольку Бог есть любовь, любовь духовная. Ибо, замечает Бердяев, в Христианстве искупление греховности есть дело любви, прежде всего любви духовной, а не судебной справедливости. Бог сам изначально страдает вместе с миром, лежащем во грехе и зле. Именно из любви к людям он послал Сына своего (Иисуса Христа) в мир, чтобы спасти его, а не судить. Закон лишь изобличает грех, но не преодолевает. Любовь же его преодолевает. Поэтому «Бог ждет не формального исполнения закона (что было бы только наказанием), а ответной свободной любви человека» [4, c. 121]. Только духовная любовь может быть искупляющей грехопадение, поскольку она есть преобразующая сила. Адам же, впавший в грех по собственной воле, пошел путем свободы, но он не ответил на Божий зов свободной и творческой любовью» [4, c. 122]. Своей крестной мукой из любви, а не наказания, сын Божий «преодолевает противоположность между человеческой свободой и божественной необходимостью» [4, c. 122]. Поэтому искупление, основанное на любви, «не есть возвращение к райскому состоянию до грехопадения, искупление есть переход к высшему состоянию духовной природы человека, не бывшей еще в мире творческой любви и творческой свободы»[4, c. 123]. Поэтому творение мира продолжается, и эта миссия выпадает на долю Богочеловеческой личности. Я так подробно остановился на этой теме, потому что и сейчас духовная любовь сохраняет свою непреходящую ценность, как источник творения. Вот почему на любовь можно ответить только любовью, она измеряется только ответной любовью и ничем иным. Так сказать, «Любовью за любовь».

Н.А. Бердяев настоятельно подчеркивает различие между любовью и страстями. Первая проистекает из Духа, вторые – из требований тела. Именно вторые порождают силу порабощения, ибо за ними скрывается объективированная природа. Именно они один из источников греха. Они могут быть преображены только под влиянием духовной любви, так сказать, очеловечены. «Конкуренция» между ними является неотъемлемой стороной человеческой жизненной экзистенции. Духовная любовь ведет к свободе, вторые – нет. В этом также заключается трагизм человеческой судьбы.

Чтобы стать Богочеловеческим существом, то есть подлинным человеком, личностью, необходимо пройти горнило борьбы добра и зла. Добро открывает нам путь к Богочеловеку, зло его закрывает. Н.А. Бердяев вскрывает основания добра и зла, которые носят онтологический характер, а потому борьба между ними вечна. И добро, и зло коренятся в ничто, в свободе. «Зло не от Бога, но нет наряду с Богом никакого другого бытия, из которого могло бы быть понято происхождение зла», «оно коренится в небытии, в древнем ничто» [4, c. 114]. «Бог всесилен над бытием, но не над ничто, но не над свободой. И потому существует зло» [4, c. 112]. Падший, объективированный мир, природа находится «во власти торжествующей бессмысленности. В нем царит тление и смерть, злоба и ненависть, эгоизм и разорванность» [4, c. 112]. Причину зла Н.А. Бердяев видит в призрачном, ложном самоутверждении, гордыне, полагающей источник жизни не в Боге, а в самости, в самом себе. Источник зла в низшей, телесной природе человека, провоцирующей страсти, эгоцентризм, осаждающие человека и порабощающие его [4, c. 116–117]. Дьявол, как Бог зла, постоянно искушает человека. Чтобы не поддаться силе его чар, нужно, считает Бердяев, его познать, понять его сущность. Ибо «человек безоружен перед лицом зла, когда он его не видит. Личность выковывается в различении добра и зла, в установлении границ зла», – подчеркивает Н.А. Бердяев [4, c. 113]. Что же такое зло? Бердяев дает емкие характеристики зла. «Зло есть прежде всего изолгание бытия, карикатура бытия, извращение и болезнь бытия как бытия Духа. Зло есть бездуховность» [4, c. 115]. «Зло есть пустота и бессмысленность бытия. Зло есть царство лжи. Зло есть абсолютное выражение эгоизма. Зло есть отрицание смысла бытия. Зло всегда подозрительно и мнительно, зло корыстно само по себе. Движущей силой и страстью зла является ненависть и насилие» [4, c. 124–125]. В то время как в основе добра лежит любовь, поскольку Бог есть любовь. Поэтому борьба со злом есть призвание Богочеловека, и человек должен достойно нести свой крест, не сводя его к страданию и искуплению греха и зла [4, c. 118].

С чего нужно начать борьбу со злом, чтобы стать подлинным человеком, то есть «Богочеловеческим» существом, личностью? «Зло нужно прежде всего видеть в самом себе, а не в другом», – подчеркивает Н.А. Бердяев [4, c. 125]. Это, пожалуй, самое трудное, поскольку мы, люди, склонны видеть зло во вне, в других, а не в себе. Необходимо признать познание зла как первую, пусть и теоретическую, ступень борьбы со злом. Преодолеть ветхо-законническое сознание, отрицающее допустимость познания зла [4, c. 126]. Необходимо при этом «изобличить пустоту, бездарность, скучность, бессилие его, бессмысленность, никчемность зла и Бога его Дьявола». При этом нельзя отвечать на зло злом. Поскольку «дьявол радуется, когда ему удается внушить к себе, злые, то есть дьявольские чувства». Поскольку дьявол мимикрирует и нередко «является в образе ангелов света» [4, c. 125]. Наконец, истинно духовная направленность борьбы со злом состоит «в вере в силу добра более, чем в силу зла». Без этой веры борьба со злом безуспешна [4, c. 125]. В борьбе со злом нужно иметь в виду и то, что зло является «двигателем и возбудителем мировой жизни». «Без него, – подчеркивает Н.А. Бердяев, – осталось бы первобытное, райское состояние первого Адама» [4, c. 126]. В этом состоит трудность борьбы добра со злом, которая, по версии Н.А. Бердяева, нередко замалчивается официальной теологией и традиционным религиозным сознанием. Трудность борьбы со злом состоит также и в том, что «добро, победившее зло, есть добро большее, чем то, которое существовало до явления зла» [4, c. 127]. Поэтому со злом нельзя бороться только пресечением и истреблением его, «зло нужно победить и преодолеть». А это достижимо только в духовном опыте преображенной и творческой личности «Богочеловека» [4, c. 127]. «Но истребляя зло в себе, я должен быть снисходительным к ближнему». Максимум требований к себе, а не к другим. Поскольку от добрых чувств сила добра в мире возрастает, а от злых чувств возрастает сила зла. «Не только злоба против добра, но и злоба против зла разрушает мир личности» [4, c. 125]. В духовном опыте творения в себе идеала Богочеловеческой личности (Иисус Христос как подлинный идеал) каждый человек должен руководствоваться принципом – постулатом: «Зло есть зло, оно должно сгореть в адском огне, с ним нельзя примириться». И не соблазняться ложным принципом «Зло есть путь к добру, путь испытания свободы духа», поскольку он очень опасен, порождает «муть» в человеческом духе и человеческой душе. Второй тезис ведет в конечном итоге к примирению, к компромиссу со злом [4, c. 125]. Через компромисс со злом в человеке гибнет «Богочеловеческая» сущность.

Подлинно Богочеловеческое «Я» личности, по Бердяеву, творится в экзистенции человеческой жизни. Это и является подлинным смыслом бытия человека. В связи с этим Н.А. Бердяев отвергает принцип аскезы, поскольку она требует отказа от полноты жизнепроявления человека, как изначально-греховной. Аскеза и не искупает греховное в человеке и не побеждает зло. Ведьаскеза есть отказ, а не творение. «Аскеза в пределе своем античеловечна. Аскеты, занятые собой, своей чистотой и своим спасением, делаются нечеловеколюбивы, беспощадны». Ее «крайние формы … приводят к потере совести и достоинства человека». Она «жизневраждебна» и враждебна сущности христианства. «В ней есть что-то садистское и мозахистское. При этом делается невозможным никакое творчество человека» [5, c. 405].

Особое место в своей философии Н.А. Бердяев отводит проблеме одиночества в бытии, в экзистенции человека. «Болезнь одиночества есть одна из основных проблем философии человеческого существования как философии человеческой судьбы», – подчеркивает он [2, c. 283]. Одиночество является онтологической основой трагедии человеческой жизни. Когда оно не преодолевается, наступает трагический момент человеческой экзистенции. В этом плане переживание своего одиночества «Я» и составляет ядро человеческой жизни. Каковы же истоки одиночества человеческого «Я», личностного «Я» и каковы пути его возможного преодоления по Н.А. Бердяеву?

Истоки одиночества находятся в глубинах человеческого «Я», в его неповторимости, уникальности, принципиальной нерепродуцируемости, в глубинах духовного мира человеческого «Я». Отсюда и возникает изначально несовпадение человеческого «Я» и объективного мира. Поэтому, по мнению Н.А. Бердяева, «Я» человека никогда не может полностью быть объективировано, полностью воплощено во внешних объектах. Поэтому «Я» перед объектом всегда одиноко. Это основная истина. «Я» одиноко не столько в своем существовании, сколько перед другими, в чуждом мне мире» [2, c. 268]. Но поскольку «Я» должно реализовать все свои внутренние потенции, коренящиеся в духовном «Я», человек не может быть изолированным и от объективного мира и от других людей. Он не может только замкнуться в себе, ибо это приводит к ощущению покинутости в бытии, в экзистенции, ощущению неотвратимости трагедии. Это было бы абсолютным одиночеством, которое ближе к смерти, чем к жизни. Тогда и свобода человеческого «Я» утрачивает свое положительное значение и смысл. Поэтому задача – преодоление одиночества и есть смысл человеческой экзистенции. Каковы же пути преодоления одиночества, какие из них формальные, малосодержательные, а какие подлинно содержательные и истинные, имеющие позитивное и творческое начало?

Первый путь преодоления одиночества (выйти за границы изолированного «Я») является познание объективного мира, как природного, так и общественного. Познание объективированного мира носит характер формального, не настоящего выхода из одиночества. Так как, по Бердяеву, объективированный мир является падшим. Так же и познание общества не является настоящим выходом.

Второй путь преодоления одиночества – это социализация личностного «Я». Он называет его приспособлением к социальной среде. Но «Я» чувствует себя здесь дома в обыденности социальной жизни. Это тоже малопродуктивный путь, так как всегда есть угроза растворения личностного «Я» в социуме. Здесь скорее достигается цель безопасности существования, чем преодолевается одиночество.

Третий путь преодоления одиночества – равнодушие к судьбам народа и общества и неприятие революционного изменения социума. По Бердяеву, это также не выход из одиночества, ибо человек уходит в себя, в свою духовную жизнь и творчество. Он скорее изолируется, чем преодолевает одиночество.

Четвертый путь – это путь пророков, образцами которых являются ветхозаветные пророки. Пророк «всегда обращен к судьбам народа и общества, к истории, к своему личному будущему и мировому. Он обличает народ и общество, судит его, но всегда поглощен судьбой этого народа и общества. Пророк переживает острое одиночество и покинутость», непонятность себя [2, c. 273]. Известный афоризм: «Нет пророков в своем Отечестве» как раз и отражает данную ситуацию.

Эти пути преодоления возможны, но, по мнению Н.А. Бердяева, они неполные и нетворческие. Каковы же истинные пути преодоления одиночества, если и не исчерпывающим образом, то устраняют жгучесть и ужас одиночества?

Первый и изначально необходимый – это путьобщения. Чтобы не быть одиноким, нужно сказать «Мы», а не «Я» [2, c. 267]. «Истинное преодоление одиночества и достижения от «Я» к «Ты». Это – путь уничтожения одиночества»[2, c. 278].

Общение возможно только с субъектом, в котором ты обнаруживаешь духовное родство. Общение исключает всякий эгоизм и всякие меркантильные соображения. Тогда общение и становится осуществлением свободы бытия. В другом «Я» личность видит собственное отражение и воплощение. Как говорил Гегель, в общении я удваиваю себя в своем единстве. Общение Н.А. Бердяев распространяет не только на других людей, но и на сферу отношения с Богом, с И. Христом, на все человечество, если мы их понимаем и воспринимаем как субъект, как личность. «Мое одиночество преодолевается потому, что есть Бог» [2, c. 282].

Второй путь преодоления одиночества есть путь дружбы, основанной на искренности и сердечности. Дружба есть форма личностной и интимной связи между людьми, основанной на душевной симпатии и уважении, признании родственной суверенности другого «Я» и другого «Ты».

Третий и высший путь преодоления одиночества предстает в форме любви. «По настоящему преодолевает одиночество лишь реальная любовь, которая есть вершина жизни», «поскольку любовь не хочет знать законов объективированного мира» [2, c. 280–282]. Любовь трансцендентна по своей сущности, поэтому несводима к обладанию. Она сильнее могущества и власти в преодолении одиночества. «Могущество и власть не преодолевают одиночества, ибо могущество возможно лишь над объектами» [2, c. 281]. Любовь, как феномен преодоления одиночества, Бердяев распространяет и на сферу отношения с Богом, И. Христом, с Богочеловеческой сущностью в личностном «Я». Человек становится подлинной Богочеловеческой личностью тогда, когда он любит в себе сущность И. Христа как личность, а не лишь самого себя как индивида. Это было бы проявлением лишь эгоизма. Поэтому становление и обретение Богочеловеческой сущности через любовь есть подлинно-творческий процесс. Эгоизм же творчества не требует. Н.А. Бердяев подчеркивает подлинно христианскую сущность такой любви, преодолевающей одиночество «Я», отмечая ее таинственный характер. Хотя религия как социализированная система не преодолевает одиночество, но поскольку она есть «откровение, есть голос Божий, есть воплощение Бога», она в форме любви соединяет меня с другими и с Богом. Тем самым и любовь носит христиански религиозный характер, не переставая быть тайной, но все же она наиболее истинный путь преодоления одиночества. Поэтому и общение, и дружба, и любовь являются неизбежно «трансцендированием, выходом из себя в другого» [2, c. 281–282].

Важную роль в преодолении одиночества он отводит половой любви, вплетенной в процесс человеческой экзистенции. Поскольку «один из главных источников одиночества человека лежит в поле. Человек есть существо половое, то есть половинчатое, разорванное, не целостное, томящееся по восполнению… Но физическое соединение полов само по себе одиночества не преодолевает» [2, c. 278–280]. Половая любовь, с одной стороны, есть погружение человека «в стихию рода», но с другой – погружение во внутреннее существование «Я». Поэтому она влияет на судьбу человека, иногда и трагически, которая усиливает чувство одиночества, а не снимает его [2, c. 281]. Говоря современным языком, сексуальное влечение является важным пусковым механизмом преодоления одиночества, но не самим преодолением одиночества. И только когда это влечение приобретает, лучше сказать, преобразуется в духовное явление, в духовную связь в форме общения, дружбы и любви, восстановления единства и целостности личности и другого «Я», возможно преодоление одиночества человеческого «Я.

Преодоление одиночества «Я» невозможно без связи с обществом, поскольку, подчеркивает Н.А. Бердяев, человек вынужден становиться социальным существом. Но и здесь значение подлинной свободы не утрачивается, а усиливается. В каком обществе возможно преодоление одиночества человеческого «Я» по Н.А. Бердяеву? Он утверждает, что «абсолютное уединение «Я» от всякого другого, от всякого «Ты» есть самоистребление». Абсолютное уединение от общества столь же губительно [2, c. 267]. Только в обществе, в котором возможно сердечное общение с «Ты», одиночество человеческого «Я» преодолимо и может быть уничтожено [2, c. 278]. В связи с этим он считает, что буржуазное общество, в котором торжествует эгоизм и индивидуализм, а люди «атомизируются», не является условием преодоления одиночества. В нем свобода личности носит формальный и неполный характер. Также и коммунистическое общество, в котором личностное «Я» поглощается обществом и отрицается его свобода, не является условием и средой преодоления одиночества. В нем личность становится лишь объектом воздействия общества. Он сторонник «аристократического социализма», в котором возможно и сохранение целостности «Я», и преодоление одиночества, поскольку в нем возможно на основе свободного выбора Богочеловеческого «Я» и Богочеловеческого идеала личностного «Я» воплотить их в себе на основе общения, дружбы и христиански духовной любви. В этом обществе трагичность судьбы человека минимизируется. Таковы основные черты и идеи философии Н.А. Бердяева, «мятежного Апостола свободы», по выражению А. Мысливченко [4, c. 3].