Пер­со­наль­ные или ме­ст­ные мо­ди­фи­ка­ции те­ло­дви­же­ний

Зна­ки по оп­ре­де­ле­нию пе­ре­да­ют со­об­ще­ния. Для то­го что­бы эти со­об­ще­ния бы­ли по­ня­ты, сиг­на­лы долж­ны быть пре­дель­но яс­ны. Не­яс­ные или мно­го­знач­ные зна­ки не­до­­пу­ст­имы; им по­ла­га­ет­ся быть чет­ки­ми, не­дву­смыс­лен­ны­­ми, та­ки­ми, что­бы их нель­зя бы­ло спу­тать с дру­ги­ми зна­­к­ами. По­то­му вы­ра­ба­ты­ваю­щая­ся со вре­ме­нем «обыч­ная фор­ма» зна­ка не мо­жет быть слиш­ком ва­риа­тив­ной. Кро­ме то­го, зна­ки долж­но от­ли­чать «обыч­ное ис­пол­не­ние»: ско­рость, си­ла и ам­пли­ту­да дан­но­го зна­ка обя­за­ны ос­та­­ват­ься бо­лее-ме­нее по­сто­ян­ны­ми, ина­че сиг­нал не прой­дет.

Тут уме­ст­на ана­ло­гия с те­ле­фон­ным звон­ком. Вы мо­­ж­ете зво­нить по сколь угод­но сроч­но­му де­лу, но гром­кость звон­ков, их зву­ча­ние, и пау­зы ме­ж­ду ни­ми ос­та­нут­­ся преж­ни­ми. Те­ле­фон­ный ап­па­рат не де­ла­ет раз­ли­чий ме­ж­ду обыч­ным звон­ком и звон­ком, от ко­то­ро­го за­ви­сит чья-то жизнь. Ва­риа­тив­но лишь ко­ли­че­ст­во звон­ков — оно за­ви­сит от то­го, ко­гда зво­ня­щий по­ло­жит труб­ку. Дан­ный под­ход мо­жет по­ка­зать­ся не­эф­фек­тив­ным, ино­гда ка­жет­ся, что гром­кость звон­ка обыч­но­го те­ле­фо­на долж­на со вре­ме­нем на­рас­тать, что­бы по­бу­дить со­бе­сед­ни­ка ото­­зват­ься. Од­на­ко не­из­мен­ность те­ле­фон­но­го сиг­на­ла име­ет и свои плю­сы: она умень­ша­ет не­оп­ре­де­лен­ность. Ни­кто не спу­та­ет те­ле­фон­ный зво­нок с двер­ным звон­ком или ава­рий­ной сиг­на­ли­за­ци­ей. Оши­бить­ся нам не по­зво­ля­ют «фор­ма» звон­ка и его «ис­пол­не­ние».

То же от­но­сит­ся и к жес­ти­ку­ля­ции. Ко­неч­но, не сто­ит на­де­ять­ся, что зна­ки ко­гда-ли­бо ста­нут аб­со­лют­но од­­н­озна­чн­ыми, но во мно­гих слу­ча­ях они при­бли­жа­ют­ся к од­но­знач­но­сти, на­сколь­ко это во­об­ще воз­мож­но. Не­оп­ре­­д­еле­нность умень­ша­ет­ся, сиг­нал ста­но­вит­ся яс­ным.

Ко­гда бы кон­крет­ный раз­гне­ван­ный че­ло­век ни по­­тр­ясал ку­ла­ка­ми, ско­рость, си­ла и ам­пли­ту­да, с ко­то­ры­ми его ку­ла­ки рас­се­ка­ют воз­дух, ос­та­ют­ся при­мер­но оди­­н­ак­ов­ыми. Бо­лее то­го, ес­ли мы по­смот­рим на дру­гих лю­­б­ит­елей по­тря­сти ку­ла­ка­ми, с боль­шой ве­ро­ят­но­стью ско­рость, си­ла и ам­пли­ту­да ана­ло­гич­ных зна­ков поч­ти сов­па­­дут. По­про­буй­те в ка­че­ст­ве экс­пе­ри­мен­та дви­гать ку­ла­ка­­ми в за­мед­лен­ном тем­пе, тря­си­те ими не с ха­рак­тер­ной си­лой и уве­личь­те рас­стоя­ние, ко­то­рое пре­одо­ле­ва­ет ку­лак — и ваш знак вряд ли бу­дет по­нят. На­блю­да­те­лю мо­жет по­ка­зать­ся, что вы раз­ми­нае­те ру­ки, но ему, ско­рее все­го, и в го­ло­ву не при­дет, что ва­ша жес­ти­ку­ля­ция та­ит в се­бе уг­ро­зу.

Поч­ти все на­ши зна­ки при­об­ре­ли в ито­ге «обыч­ную фор­му». Мы ма­шем ру­ка­ми прак­ти­че­ски оди­на­ко­во, хло­­п­аем в ла­до­ши с поч­ти рав­ной час­то­той, ки­ва­ем с при­­ме­рно рав­ной ам­пли­ту­дой, ка­ча­ем го­ло­ва­ми в такт. Зна­ки уни­фи­ци­ру­ют­ся не на соз­на­тель­ном уров­не. Мы по­про­сту сле­ду­ем дан­ной куль­тур­ной нор­ме. Са­ми то­го не соз­на­­вая, мы рас­чи­ща­ем до­ро­гу для со­тен поч­ти не­раз­ли­чи­мых сиг­на­лов, ко­то­рые по­да­ем друг дру­гу вся­кий раз, ко­гда встре­ча­ем­ся и об­ща­ем­ся. Нам уда­ет­ся уни­фи­ци­ро­вать свои зна­ки с те­ми, ко­то­рые мы на­блю­да­ем у на­ших со­бе­­се­дн­иков, а они точ­но так же при­но­рав­ли­ва­ют соб­ст­вен­­ную жес­ти­ку­ля­цию к на­шей. Все вме­сте мы син­хро­ни­зи­­р­уем «ис­пол­не­ние» зна­ков и в ре­зуль­та­те дос­ти­га­ем сла­­же­нной жес­ти­ку­ля­ции, слов­но под­чи­ня­ем­ся ука­за­ни­ям не­ви­ди­мо­го ди­ри­же­ра.

Из это­го пра­ви­ла, как и из всех пра­вил, опи­сы­ваю­­щих по­ве­де­ние лю­дей, есть ис­клю­че­ния. Мы не ро­бо­ты, у всех нас есть свои осо­бен­но­сти — ин­ди­ви­ду­аль­ные ва­риа­­ции тех или иных куль­тур­ных тем. Че­ло­век с хо­ро­ши­ми зу­ба­ми пред­по­чи­та­ет улы­бать­ся рез­ко, под­черк­ну­то ши­­р­око, и по­сту­па­ет так да­же в си­туа­ци­ях, ко­гда ос­ле­пи­­тел­ьная улыб­ка не­уме­ст­на. Че­ло­век с пло­хи­ми зу­ба­ми улы­ба­ет­ся сдер­жан­но да­же то­гда, ко­гда си­туа­ция тре­бу­ет бо­лее вы­ра­жен­ной ре­ак­ции. В от­вет на од­ну и ту же шут­ку од­ни гром­ко хо­хо­чут, дру­гие ти­хо пры­ска­ют. Из по­­до­бных Ва­риа­ций Зна­ков скла­ды­ва­ет­ся по­ве­ден­че­ский «стиль», на­бор ин­ди­ви­ду­аль­ных дви­же­ний. Лич­ные зна­ки не­зна­чи­тель­но раз­нят­ся с те­ми, что вхо­дят в уни­вер­саль­­ный для всех нас жес­ти­ку­ля­ци­он­ный на­бор, тем не ме­нее по ним впол­не мож­но от­ли­чить од­но­го че­ло­ве­ка от дру­­г­ого.

Есть и дру­гой тип Ва­риа­ций Зна­ков: бы­ва­ет, что дан­ный знак встре­ча­ет­ся на­столь­ко ред­ко, что его нель­зя спу­тать с дру­гим зна­ком. По­сколь­ку ис­поль­зу­ют его не­час­то, не­оп­ре­де­лен­но­сти не воз­ни­ка­ет, в ито­ге у зна­ка нет «обыч­ной фор­мы». Хо­ро­ший при­мер тут — италь­ян­ский знак «до­тро­нуть­ся до уха». В Ита­лии он име­ет од­но и то же зна­че­ние: это сиг­нал то­го, что не­кий муж­чи­на ве­дет се­бя очень жен­ст­вен­но или яв­ля­ет­ся го­мо­сек­суа­ли­стом. Знак встре­ча­ет­ся дос­та­точ­но ред­ко, дру­гих зна­ков, свя­зан­ных с при­кос­но­ве­ни­ем к уху, у италь­ян­цев нет. В ре­зуль­та­те дан­ный знак дос­та­точ­но ва­риа­ти­вен. Од­ни чуть дот­ра­ги­­в­аю­тся до уха, вто­рые его по­тя­ги­ва­ют, тре­тьи дер­га­ют, чет­вер­тые щел­ка­ют, пя­тые слег­ка уда­ря­ют, од­на­ко зна­че­ние зна­ка не ме­ня­ет­ся. Ва­риа­ции зна­ка не ста­вят на­блю­­д­ат­еля в ту­пик, как это мог­ло бы про­изой­ти, ес­ли бы речь шла о раз­лич­ных зна­ках, очень по­хо­жих один на дру­гой. Жес­ти­ку­ли­рую­щие не ощу­ща­ют по­треб­но­сти «уза­ко­нить» знак в од­ной-един­ст­вен­ной фор­ме. К сло­ву, этот знак обя­зан сво­им ро­ж­де­ни­ем то­му фак­ту, что жен­щи­ны но­сят серь­ги; при­кос­но­ве­ние к во­об­ра­жае­мо­му ук­ра­ше­нию ука­­з­ыв­ает на чер­ту, свой­ст­вен­ную толь­ко жен­щи­не.

Италь­ян­ский знак «до­тро­нуть­ся до уха», на­ме­каю­щий на жен­ст­вен­ность не­кое­го муж­чи­ны, су­ще­ст­ву­ет в не­сколь­ких ва­ри­ан­тах. До уха мож­но до­тро­нуть­ся, по не­му мож­но щелк­нуть, его мож­но по­тя­нуть. Все эти дей­ст­вия обо­зна­ча­ют од­но и то же. По­сколь­ку дру­гих по­хо­жих зна­ков у италь­ян­цев нет, пу­та­ни­ца не воз­ни­ка­ет.

В дан­ном слу­чае Ва­риа­ции Зна­ка ни­ко­го с тол­ку не сби­ва­ют, но в ря­де дру­гих слу­ча­ев си­туа­ция ста­но­вит­ся ку­да бо­лее за­пу­тан­ной. Возь­мем та­кой знак, как «паль­цы ще­пот­кой». Из­на­чаль­но он ис­поль­зо­вал­ся для то­го, что­бы под­черк­нуть во вре­мя бе­се­ды не­кое ут­вер­жде­ние. Кон­чи­­ки паль­цев скла­ды­ва­ют­ся вме­сте, об­ра­зуя ко­нус вер­ши­­ной вверх. Ко­гда про­из­но­сят­ся клю­че­вые сло­ва, ру­ка, паль­цы ко­то­рой сло­же­ны ще­пот­кой, слов­но от­би­ва­ет такт, и эту мо­ди­фи­ка­цию зна­ка мож­но на­блю­дать поч­ти по­­вс­ем­ес­тно. Од­на­ко в ря­де стран поя­ви­лись свои ва­риа­ции это­го зна­ка, при­чем ка­ж­дая из них об­ла­да­ет соб­ст­вен­ным зна­че­ни­ем. В Гре­ции и Тур­ции дан­ный жест оз­на­ча­ет «хо­­р­ошо»; в Ис­па­нии — «боль­шое ко­ли­че­ст­во» че­го-то; на Маль­те он оз­на­ча­ет тя­же­лый сар­казм; в Ту­ни­се — пре­­до­ст­ер­еж­ение; во Фран­ции и Бель­гии знак за­ме­ня­ет сло­ва «я бо­юсь»; в Ита­лии, где он чрез­вы­чай­но рас­про­стра­нен, паль­цы скла­ды­ва­ют ще­пот­кой, ко­гда хо­тят раз­дра­жен­но спро­сить: «Что про­ис­хо­дит? Да в чем де­ло-то?» В ка­ж­дом из этих слу­ча­ев знак мо­ди­фи­ци­ру­ет­ся, и го­во­ря­щий ис­­пол­ьз­ует его ме­ст­ную ва­риа­цию. На Маль­те, на­при­мер, ру­ка тя­же­ло опус­ка­ет­ся вниз, слов­но че­ло­век ру­бит воз­дух; в Ту­ни­се ру­ка опус­ка­ет­ся мед­лен­но и не­сколь­ко раз; во Фран­ции паль­цы слег­ка раз­жи­ма­ют­ся и за­тем вновь сжи­ма­ют­ся; в Ита­лии го­во­ря­щий не­ис­то­во тря­сет ру­кой пе­ред со­бой.

От­сю­да вид­но, что ис­ход­ный знак «паль­цы ще­пот­кой» по­ро­дил мно­же­ст­во раз­лич­ных жес­тов, ка­ж­дый из ко­то­­рых сле­ду­ет рас­смат­ри­вать как от­дель­ный знак. Те­перь это уже не Ва­риа­ции Зна­ка: мы име­ем де­ло с на­стоя­щим зна­ко­вым се­мей­ст­вом. По­ка че­ло­век ос­та­ет­ся в рам­ках од­ной куль­ту­ры, все в по­ряд­ке, но ко­гда он пу­те­ше­ст­ву­ет, ме­ст­ная жес­ти­ку­ля­ция, ско­рее все­го, по­ста­вит его в ту­пик. Он при­мет ино­зем­ный знак за ва­риа­цию то­го зна­ка, ко­­т­орый ему хо­ро­шо зна­ком, и, сле­до­ва­тель­но, не пой­мет, что знак име­ет со­всем дру­гое зна­че­ние. Вос­при­няв ва­риа­­цию как осо­бен­ную для дан­но­го ме­ст­но­го жи­те­ля, он ре­шит, что тот про­сто-на­про­сто ис­ка­жа­ет при­выч­ный жест.

Ес­ли пред­ста­ви­те­ли двух куль­тур мно­го и час­то кон­­та­кт­ир­уют, че­рез не­ко­то­рое вре­мя раз­ли­чия в жес­ти­ку­ля­­ции ста­но­вят­ся столь зна­чи­тель­ны, что ни­ка­кая пу­та­ни­ца уже не­воз­мож­на. Ес­ли кон­так­ты не столь час­ты, в тол­ко­­в­ании сиг­на­ла мож­но оши­бить­ся. Вот по­че­му в рам­ках од­ной куль­ту­ры зна­ки раз­ви­ва­ют­ся: по­да­вае­мые че­рез них сиг­на­лы обя­за­ны быть од­но­знач­ны­ми. Ес­ли вы­не­сти за скоб­ки ис­клю­че­ния, Ва­риа­ции Зна­ков пред­став­ля­ют уг­­р­озу сис­те­ме зна­ков и долж­ны ли­бо ис­чез­нуть, ли­бо све­стись к ми­ни­му­му. Вся­кая куль­ту­ра вы­ра­ба­ты­ва­ет соб­ст­­ве­нный од­но­знач­ный на­бор обо­соб­лен­ных ви­зу­аль­ных сиг­­н­алов, ка­ж­дый из ко­то­рых от­ли­чим от всех про­чих. Эта дей­ст­вен­ная сис­те­ма ком­му­ни­ка­ции на­чи­на­ет сбо­ить, толь­ко ко­гда жа­ж­да стран­ст­вий и страсть к пе­ре­ме­не мест го­нят нас в дру­гие стра­ны.