Истоки и особенности движения за права женщин в России

Как и повсюду, тема прав женщин, женское движение возникают в России в ходе медленного, противоречивого процесса модернизации, ставшего более или менее значимым примерно с середины XIX века и определившего содержание отечественной истории в XX веке.

Движение за права женщин зарождается в России почти одновременно с женским движением большинства западных стран - во второй половине XIX века. Но развивается оно несколько иначе, чем на Западе.

Это связано с особенностями общей российской социально-политической ситуации. Дело прежде всего в том, что довольно долго российское государство, сохранившееся вплоть до 1917 года форму абсолютной монархии, отказывалось воспринимать импульсы к обновлению, шедшие из недр общества. Оно насильственно сдерживало утверждение буржуазно-демократических порядков, подавляло гражданские инициативы, препятствовало становлению самостоятельных, независимых индивидов, в том числе – и женщин.Тем не менее, власти приступили к такому реформированию и начали с самого больного – с отмены крепостного права.

Одним из последствий реформы 1861 года стало втягивание женщин в общественное производство. На первых порах речь шла в основном о так называемом "дворянском" и "разночинном" женском пролетариате, т.е. о девушках из стремительно разорявшихся дворянских семей и представительницах разраставшегося разночинного слоя, вынужденных зарабатывать себе на жизнь самостоятельным трудом. Именно эти "благородные девицы" и стали основательницами женского движения в стране.

Их занимало все - и проблемы изменявшегося положения женщин, женской солидарности в преодолении трудностей, и проблемы общества в целом. Вот что вспоминал об этой начальной поре русского женского движения известный литературный критик В.В. Стасов, брат одной из родоначальниц этого движения, Надежды Васильевны Стасовой: "В начале второй половины 60-х годов нынешнего столетия для лучших и интеллигентнейших русских женщин, а вместе с ними для моей сестры, пришла пора самой крупной, самой плодотворной для нашего отечества деятельности, пора самой могучей инициативы их по части освобождения женщины от тысячелетних цепей и принижения. По всему мужскому нашему миру шли тогда перемены и перевороты, которым ничего подобного не было во всей прежней нашей истории, в эти же самые минуты выросшие вдруг и расцветшие духом и волей существа женского нашего мира, вся вторая половина русского народа, тоже почувствовала свою прежнюю болезнь, ... встали и пошли"[29].

Становление отечественного женского движения осложнялось тем обстоятельством, что оно развивалось не в горнилебуржуазной революции, а только на подступах к ней, растянувшихся на добрые полвека. Его по-своему сдерживали и настроения революционного радикализма, царившие в освободительном движении страны. Женское движение входило в него составной частью, но отнюдь не самой важной. И вопросы решало, как тогда полагали, не самые важные. Самым важным считалось как можно более быстрое, полное, радикальное переустройство России. Женщины шли потоком в освободительное движение, и потому, что оно обещало им личное, женское освобождение, и потому, что оно обещало освобождение России.

Уже в 70-е годы XIX века женщины, по самым приблизительным подсчетам, составляли пятую часть активистов революционного крыла освободительного движения. Эта доля оставалась почти неизменной на протяжении всего XIX века. Историки советского времени, внимательно изучавшие этот вопрос, доказывали, что женщины-революционерки были наиболее последовательными сторонницами равноправия полов - ведь они добивались "равного с мужчинами права на каторгу и смертную казнь"[30]. История женщин в революционном движении была освещена ими достаточно полно.

В тени оставался умеренный, либеральный поток женского движения, который собственно и решал его задачи. Медленно, постепенно, но успешно. В начале ХХ века в передовом слое русского общества женщины чувствовали себя не менее полноценными людьми, чем мужчины. Во многом благодаря усилиям первых русских феминисток - Надежды Васильевны Стасовой, Анны Павловны Философовой, Марии Васильевны Трубниковой и многих-многих других их сподвижниц. Любопытное свидетельство того времени оставила в своих воспоминаниях "На путях к свободе" феминистка уже второго призыва Ариадна Владимировна Тыркова-Вильямс. Она писала: "Мы были равны не перед законом, а перед общественным мнением, особенно в тех кругах, где я жила... Мне уступали дорогу, придвигали стул, оказывали те мелкие знаки внимания, которые благовоспитанные люди привыкли оказывать женщинам. Но это нисколько не нарушало полного равенства, прелесть которого я оценила, только попав в Англию. Там я наблюдала, как при внешнем почтении, несравненно большем, чем отдавали женщинам в России, англичанок держали за чертой, в своего рода женском гетто, которого не поколебали ни избирательные права, ни появление женщин в парламенте"[31].

Перемены в нравах, в нормах поведения - процесс долгий и сложный. Русские феминистки сумели воздействовать на него уже в первый период развития женского движения - от реформы 1861 года до революции 1905 года Это было время, когда женское движение вставало на ноги, приспосабливало общие установки и задачи феминизма к конкретной ситуации в России, когда решались самые практические и самые насущные вопросы женского труда, его оплаты, образования; когда женщины учились поддерживать друг друга в коллективных действиях - в ассоциациях, артелях, группах, коммунах. Главной проблемой, которую попытались решить активистки этого движения, а в его ядро входил знаменитый триумвират - Надежда Васильевна Стасова, Мария Васильевна Трубникова, Анна Павловна Философова, была проблема женского труда и женского образования.

Подводя итоги этого периода, Анна Николаевна Шабанова, возглавлявшая самое известное в то время "Русское женское взаимно-благотворительное общество", в числе его несомненных завоеваний называла открытие Высших женских курсов в 1878 году, в котором участвовали все "звезды" Петербургского университета, и куда сразу же записалось 800 слушательниц, и открытие "женских врачебных курсов" при медико-хирургической академии в Петербурге в 1871 году. Как отмечала Шабанова, деятельность первых женщин-врачей была настолько самоотверженной и эффективной, что привлекла "сочувствие русского общества к делу врачебного образования". Женщины-врачи получили крещение в войне с Турцией, работали в земствах, в глухих деревнях, преподавали, участвовали в научных исследованиях.

К началу ХХ века почти во всех больших городах России существовали женские курсы, как высшие, так и медицинские, а также политехнические, сельскохозяйственные, архитектурные и др. Они были рассадниками образования для женщин. Своим возникновением практически все эти курсы были обязаны частной и общественной инициативе и влиянию женщин[32]. А.Н. Шабанова справедливо отмечала, что "борьба русских женщин за образование, за знания, стремление к самосовершенствованию... принесла результаты. Некоторые пути открыты, женщина может учиться и в некоторых областях прилагать к жизни свои знания"[33]. Благодаря усилиям этих сподвижниц, к началу ХХ века Россия стояла на втором месте в мире, сразу после Англии, по числу женщин, получивших высшее образование[34].

Подчеркнем, вопрос о гражданских и политических правах женщин в этот период не вставал - не вставал уже потому, что этих прав в России не имел никто. Революция 1905 года совершенно изменила ситуацию в стране. Мужская половина населения после публикации Манифеста от 17 октября получила определенные гражданские и политические права и свободы. Женщины гражданского признания не получили. И сразу же начали требовать, добиваться его. К этим требованиям они были подготовлены всем предыдущим опытом. С этого момента наступает второй период в развитии отечественного женского движения.

Это пора его зрелости, правда, недолгая - с 1905 по 1917 год. Женское движение крепнет за счет расширения и обновления социальной базы. В России набирает силу промышленная революция, появляется настоящий женский пролетариат, который также, как прежде "дворянский" и "разночинный" осваивает идеи феминизма. Женское движение становится гораздо более разнообразным, многосоставным, усложняются его идейные формы. Однако цель у всех его потоков одна - уравнивание женщин в гражданских и политических правах с мужчинами перед лицом закона. Этим озабочены и самое крупное, самое влиятельное "Русское женское взаимно-благотворительное общество", и "Союз равноправности женщин", и "Женская прогрессивная партия", и "Российская Лига равноправия женщин" и др.

Рассказывая о конкретных формах борьбы за женское гражданское признание, А.Н. Шабанова перечисляла следующие требования "Русского женского взаимно-благотворительного общества": освобождение женщин от паспортных стеснений, уравнение прав наследства, участие женщин в городском и земском самоуправлении, допущение в университеты и расширение области труда.

Кульминационным моментом развития женского движения в эти годы стал I Всероссийский женский съезд - событие уникальное в общей истории женского движения России. Съезд проходил в Санкт-Петербурге с 10 по 16 декабря 1908 года. Инициатива его проведения принадлежала "Русскому женскому взаимно-благотворительному обществу". Он собрал более 1000 участников - делегаток от различных женских организаций, объединений, групп, от женских фракций в политических партиях, а также исследователей, журналистов, представителей общественности, политических и государственных деятелей. Русский феминизм был представлен на съезде во всем многообразии его подходов, оценок, определений. На съезде высказались все: и те, кто был занят благотворительностью или просвещением; и те, кто отстаивал право женщин на труд и социальную защиту; а также те, кто формулировал самые крайние лозунги гражданского и политического равноправия женщин. Высказались представительницы умеренного или, как их стали в ту пору называть, "буржуазного" феминизма и их ярые противницы - пролетарки, старательно увязывавшие женский вопрос с вопросом социальным. Обсуждали вопросы социально-политического статуса женщин, их экономического и правового положения в семье и обществе, говорили об итогах и задачах женского движения, о перспективах социального освобождения женщин. Это отвечало задачам съезда: представить картину деятельности женщин в сфере общественной, просветительско-научной и экономической, содействовать объединению женщин в одном стремлении - завоевания прав.

Частью общей дискуссии были дебаты между сторонницами эгалитарного феминизма и поборницами феминизма "различия". Два этих подхода к осмыслению темы прав женщин уже в ту пору явственно обнаружились в русском феминизме. Отметим, что в тот момент, когда русские женщины только добивались гражданского признания, сама ситуация делала более убедительной позицию сторонниц феминизма равенства. Они говорили о всеобщих ценностях демократии на общепринятом языке и настаивали на признании женщины в качестве такого же полноправного субъекта, каким к тому моменту считался мужчина. Общие интересы демократического движения России они отождествляли с интересами женского движения, больше того считали задачи становления общедемократического движения более значимыми для жизни России, чем задачи женского движения. Им казалось, что специфика российской жизни - потребности борьбы с самодержавием и монархией - основой российского традиционализма, оправдывают их позиции. В этом сходились и "буржуазные" феминистки и пролетарки.

Так идея борьбы за «общее» дело стала довлеть над внешне «частными» вопросами признания проблематики прав женщин. И в конечном счете очень скоро, в ходе революции 1917 года, поглотила эту проблематику – поглотила, несмотря ни на успехи женского движения начала века, ни на его идейно-теоретическую продвинут ость.

Тем не менее, можно с полным основанием утверждать, что в канун революции 1917 года женское движение было признанной общественно-политической силой в России. Его достижения обеспечили такой запас прочности идеям гендерного равенства, что заставили новую власть, возникшую в ходе революции, считаться с этими идеями и даже включить их в программу построения нового общества.

11.Советский вариант «государственного феминизма».

Большевики стали, пожалуй, первыми в истории руководителями государства, которые создавали свой строй, реконструируя базисные человеческие отношения - социальные отношения между полами. Декретами, принятыми в декабре 1917 года, они предоставили женщинам всю полноту гражданских прав и свобод, уравняв их с мужчинами перед лицом закона. Правда, одновременно с выходом в свет этих декретов все независимые женские объединения были запрещены. Дело отстаивания женских интересов советская власть взяла на себя. Так возникло совершенно новое явление «государственный феминизм» или специальная политика государства в отношении женщин, в рамках которой отныне осуществлялась «эмансипация» советских гражданок.

Государство и правящая партия в рамках этой политики опекали сформированные ими сначала «женотделы», затем «женсоветы». «Приводным ремнем» партии считался и Комитет советских женщин, созданный в 1946 г. как антифашистская женская организация. Он занимался в основном контактами с антифашистскими организациями за рубежом, а позднее стал объединением «женсоветов». Советские женские организации не ставили вопросов о гендерном равенстве. Они пропагандировали партийные решения, в которых говорилось о необходимости «улучшения положения женщин».

Основная заслуга в самой постановке вопроса о необходимости специальной государственной политики в отношении женщин принадлежала признанному теоретику большевиков Александре Коллонтай. С этой точки зрения особый интерес представляют две ее работы 20-х годов: цикл лекций «Труд женщин в эволюции народного хозяйства» и роман «Любовь пчел трудовых». В них Коллонтай предлагала революционному государству сделать ставку на женщину как на привилегированного партнера при создании нового коммунистического уклада. Почему? Потому что неблагонадежность мужчины как агента новых социальных отношений для Коллонтай была очевидна. В своих работах она упорно подчеркивает мысль об общности интересов женщины и нового государства: "Советская власть, первая в мире власть, которая взяла мать и ребенка под свою защиту", и здесь же: "История движения работниц сливается с движением нашей партии"[35].

Коллонтай рассчитывала искоренить саму систему патриархатных отношений с помощью «революции быта» - его организации на новых коллективистских началах. Питание в общественных столовых, стирка в прачечных, воспитание детей в детских садах и государственных школах – все это должно было, по ее замыслу, подорвать «инстинкты» и «навыки» частной жизни, разрушить основы традиционной семьи. Ведь брак в таких условиях будет браком «без быта», а то и совсем исчезнет. Жизнь в трудовом коллективе вытеснит традиционную семейную жизнь. Так будет преодолено традиционное разделение труда между полами. Женскую роль в этом случае будет отличать от мужской только одно – материнская функция. Но и она изменится – станет функцией социальной. Очень почетной и поощряемой государством.

Определяя характер гендерных отношений в советский период, социологи единодушно квалифицируют его как «контракт работающей матери». Это значит, что в такой системе женщине отводились две роли - "труженицы" и "матери". На протяжении всех лет существования социализма эти роли оставались для нее обязательными. Они обеспечивали ей статус гражданки. Однако интерпретация этих ролей менялась от этапа к этапу социалистического строительства, получая соответствующее закрепление в нормах права, в конституционных уложениях, декретах и указах.

На заре советской власти, вслед за рекомендациями Коллонтай, был взят курс на революцию быта. Но уже во второй половине 20-х годов от него начинают отказываться, правда, очень медленно и постепенно. Наступало время индустриализации, коллективизации, "великих строек" социализма. Государству нужны были дешевые рабочие руки женщин. И оно их получила. Женский труд стал символом этой эпохи. Но государство не сумело оплатить взятых на себя обязательств ни по развитию социальной инфраструктуры, а вместе с ней - службы быта, ни по воспитанию детей. Не сумело и по сугубо экономическим причинам, и потому власти постепенно стали приходить к выводу о необходимости пересмотреть прежние подходы к семье, а, следовательно, к роли и назначению женщины в обществе. К этому подталкивало еще одно обстоятельство: ослабление семейных устоев привело к резкому снижению рождаемости и угрожало нормальному воспроизводству населения. А единственное в мире социалистическое государство с момента своего возникновения жило ожиданием войны, и потому не могло позволить себе этого позволить. К середине 30-х годов ситуация в этом плане становится критической, что сразу же находит отражение в законодательстве.

В 1936 году знаменитая сталинская Конституция торжественно провозгласила: "В СССР решена задача огромной исторической важности - впервые в истории на деле обеспечено подлинное равноправие женщин". Она гарантировала: "Женщине в СССР предоставляются равные права с мужчиной во всех областях хозяйственной, государственной и общественно-политической жизни. Возможность осуществления этих прав обеспечивается предоставлением женщине равного с мужчиной права на труд, оплату труда, отдых, социальное страхование и образование, государственной охраной интересов матери и ребенка, государственной помощью многодетным и одиноким матерям, предоставлением женщине при беременности отпусков с сохранением содержания, широкой сетью родильных домов, детских яслей и садов". Конституция особо подчеркивала: "Женщины пользуются правом избирать и быть избранными наравне с мужчинами"[36].

Параллельно с Конституцией 27 июня 1936 года был принят документ иного характера и иной направленности. Речь идет о Постановлении ЦИК и СНК СССР "О запрещении абортов, увеличении материальной помощи роженицам, установлении государственной помощи многосемейным, расширении сети родильных домов, детских яслей и детских садов, усилении уголовного наказания за неплатеж алиментов и некоторых изменениях в законодательстве об абортах". Это постановление фактически подводило черту под прежней практикой и теорией "свободной любви" и "свободной семьи". Государство начинало брать под свою опеку семью "как ячейку общества". Это был знак стабилизации социалистического строя. Овладевшее обществом государство нуждалось в прочной опоре, в устойчивых социальных связях и отношениях, которые всегда и везде обеспечивает семья. С началом Второй мировой войны эта необходимость становится первоочередной потребностью, и чтобы удовлетворить ее, 8 июля 1944 года Президиум Верховного Совета СССР принимает Указ, согласно которому "только зарегистрированный брак порождает права и обязанности супругов"[37].

Этот Указ значим во многих отношениях. Прежде всего, он фиксировал уже происходивший в государственной политике решительный поворот в подходе к социальным отношениям между полами, к семье и браку. Указ предельно жестко обозначал неравенство женщины в том случае, если она решалась на внебрачную связь и свободную любовь, которую до того времени почти четверть века культивировала социалистическая идеология. Запрещалось даже добровольное установление отцовства в таких союзах, и вся ответственность за внебрачную близость, вся тяжесть ее последствий целиком и полностью ложилась на женщину, и рикошетом - на рожденных ею детей. Кроме того, все свободные фактические браки приравнивались к внебрачным связям. Государство, отказывая им в признании, снимало с себя обязательства по социальной защите таких семей.

Ряд дополнительных мер, принятых после Указа, в развитие его духа, резко усложнил процедуру развода и изменил отношение к нему. Развод стал считаться признаком "моральной неустойчивости" гражданина. Он влек за собой неприятные последствия, такие, например, как административные или партийные взыскания, а иногда и исключение из партии, что означало конец любой карьеры. Эти обстоятельства, с одной стороны, резко ускорили процесс институциализации советской семьи, а с другой, - скорректировали гражданский статус женщины. В обмен на признание ее свободы и равенства государство отныне ожидало от женщины исполнения не только ролей труженицы и матери, но и основной воспитательницы своих детей, хранительницы советской семьи, верной жены, берущей на себя все бремя забот о доме.

Таким образом, провалившее курс на "революцию быта" государство перекладывало на плечи женщин заботу об этом "быте" и легализовало "двойную нагрузку", которую и без того уже несла "свободная и равноправная" гражданка. Правда, государство обещало всемерно способствовать развитию социальной инфраструктуры. Но не "здесь и сейчас", а "со временем", постепенно, после осуществления других - первоочередных задач. А пока, в качестве компенсации за двойную нагрузку, женщинам предоставлялись дополнительные, "охранные" права и «льготы», такие, в частности, как оплачиваемые отпуска по беременности и родам, пособия на детей.

Анализируя особенности социалистического законодательства, важно отметить, что в советской семье сохранялась гендерная асимметрия. Но асимметрия не совсем традиционная. В советской семье рельефнее обозначилась фигура матери, функция которой многократно усложнилась. Мать отвечает за рождение и воспитание детей, за быт семьи, несет на себе весь домашний труд и, помимо этого, материально поддерживает семью своей зарплатой. В большинстве советских семей зарплаты мужа было недостаточно, чтобы обеспечить даже минимальный прожиточный уровень.

Реформа школьного образования, осуществленная в военном 1943 году и предусматривавшая раздельное обучение мальчиков и девочек, еще откровеннее обнаружила радикальные перемены в подходе государства к социальным отношениям между полами. Отныне государство считало нужным уже со школьной скамьи растить и воспитывать детей в соответствии с "естественным" назначением каждого пола: мальчик в этой новой парадигме должен был быть готовым исполнять функции "бойца" - на фронте и в тылу, а девочка - "матери" и "сознательной воспитательницы" детей. "Отец народов" И. Сталин лично руководил этой реформой. Впрочем, реформа никак не повлияла на изменение пропагандистского курса государства ни в отношении гражданских свобод и равноправия женщин, ни в отношении семьи как части большого трудового коллектива, открытой для любого вмешательства государственных институтов. Государство не считало нужным устранять очевидные противоречия в своих пропагандистских установках, которые к этому времени уже обрели форму веры и, как всякий символ веры, могли быть противоречивыми и даже плохо совместимыми.

Только после смерти И. Сталина этот откровенно патриархатный крен в государственной политике начинает выравниваться, а противоречия в законодательстве о социальном статусе женщин постепенно сниматься и отчасти загоняться внутрь. Как подчеркивала официальная наука, "концепция решения женского вопроса в СССР... базируется на том, что определяющим фактором равноправия женщин в обществе и семье является их участие в общественном производстве". Это участие обеспечивает их экономическую самостоятельность и "служит основой формирования у женщин социально значимых качеств: ответственности за свои действия и за дела коллектива, понимания гражданского долга, ощущения своего единения с обществом, социальной активности. Все это формирует женщину как личность, укрепляет ее престиж в семье"[38].

Так формировалось советское законодательство, призванное решить женский вопрос и обеспечить подлинное равноправие и свободу женщин в социалистическом обществе. Это было "охранное", льготное законодательство, т.е. по сути законодательство дискриминационное. Но когда в 1979 году ООН принимала Конвенцию о ликвидации всех форм дискриминации в отношении женщин, советские пропагандисты с гордостью заявляли: "В нашей стране все меры этой Конвенции уже давно полностью осуществлены... Советское законодательство…даже значительно превосходит установленные нормы"[39].

Как применялось это законодательство в повседневной жизни? Прежде всего, втягивание женщин в общественное производство диктовалось не столько потребностями их «эмансипации», сколько нуждами модернизации советской экономики, ее перехода из фазы аграрной в индустриальную. Начиная с 20-х годов, удельный вес женщин в составе наемной рабочей силы все время повышался, правда, с определенными колебаниями. В 70-е годы доля женщин в общей численности рабочих и служащих достигла 51% и этот показатель удерживается вплоть до конца 80-х годов. Все двадцатилетие 70-80-х годов 92% советских женщин трудоспособного возраста работают и учатся.

Спецификой профессиональной занятости женщин в СССР долгие годы оставался неквалифицированный или малоквалифицированный труд, преимущественно ручной, крайне тяжелый, не требовавший какой-либо профессиональной подготовки. А также разрыв почти на одну треть в средней по стране оплате мужского и женского труда. Эти показатели выглядят достаточно парадоксально рядом со статистическими данными об уровне образования и профессиональной подготовки женщин. Например, в общем составе специалистов - инженеров, агрономов, врачей, педагогов, женщин было больше, чем мужчин. Их было больше и среди учащихся высших и средних учебных заведений. Так в 1981 году женщины составляли 52% студентов в высших учебных заведениях, 56% учащихся в средних специальных учебных заведениях[40]. Парадокс объясняется очень просто. Государство не сумело обеспечить женщинам условия для совмещения им же предписанных ролей – «труженицы» и «матери». Дом и быт были высоким барьером, не позволявшим основной массе женщин реализовать себя в профессиональной сфере. Но существовали и другие барьеры, вполне традиционного характера.

Определенные сферы общественного труда оставались практически недоступными для женщины. В первую очередь - это сфера управления государством. Полное отсутствие женщин там, где принимались реальные политические решения, камуфлировалось широкими декларациями о политическом равенстве женщин и их активном участии в строительстве социализма, а также набором женских лиц в президиумах съездов, официальных собраний, показателями их численности в местных и верховных органах законодательной власти.

Показатели были впечатляющими, если забыть о том, каким структурам в действительности принадлежала власть в стране. Так численность женщин-депутатов местных органов власти уже в 1939 году составляла 33,1% от общего числа депутатов, в 1971 году - 45,8%; численность женщин-депутатов Верховного Совета СССР в 1952 году составляла 26%, в 1970 году - 31%[41].

Как же обстояло дело с реальной властью, сосредоточенной в руках коммунистической партии? В общем составе населения в 1966-1967 годах было 45,8% мужчин и 54,2% женщин; в составе партии - 79,1% мужчин и 20,9% женщин; в составе Центрального Комитета партии - 97,2% мужчин и 2,8% женщин; в Политбюро и секретариате 100% мужчин. Ничтожно малое количество женщин находилось на руководящих постах в районных, городских, областных комитетах партии, направлявших текущую жизнь страны[42]. Это значит, что те структуры власти, которые реально разрабатывали внутреннюю и внешнюю политику, были закрыты для женщин. Мир политики оставался "мужским" миром, женщина - объектом, а не субъектом этой политики.

Таким образом «государственный феминизм» советского образца не решил основной задачи, связанной с утверждением гражданских прав женщин. Пойдя на формально-юридические изменения в статусе женщин, он не разрушил на практике традиционного разделения труда между полами, предполагающего, что мужчине принадлежит «большой» мир – мир политики, управления обществом; женщине – дом, семья.