Насилие и ненасилие в политике

Политика издавна связывается или даже отождествляется с насилием. Как уже отмечалось, ее важнейшим отличительным признаком является применение организованного насилия. Легальное политическое насилие на своей территории осуществляет лишь государство, хотя его могут применять и дру­гие субъекты политики: партии, террористические организации, группы или отдельные личности.

Насилие представляет собой преднамеренное действие, на­правленное на уничтожение человека (или других живых существ) или нанесение ему ущерба и осуществляемое вопреки его воле. Насилие может быть физическим, экономическим, психологи­ческим и др. Применительно к политике, говоря о насилии, обыч­но имеют в виду физическое насилие (или ненасилие) как сред­ство ее осуществления.

Политическое насилие отличается от других форм не только физическим принуждением и возможностью быстро лишить че­ловека свободы, жизни или нанести ему непоправимые телесные повреждения, но также организованностью, широтой, систематичностью и эффективностью применения. В относительно спокойные, мирные времена его осуществляют специально подготовленные для этого люди, обладающие оружием и другими средствами принуждения, объединенные жесткой организационной дисциплиной и централизованным управлением, хотя в периоды восстаний и гражданских войн круг субъектов насилия значительно расширяется за счет непрофессионалов.

Насилие — неотъемлемая сторона всей человеческой исто­рии. В политической и общественной мысли встречаются самые различные, в том числе прямо противоположные оценки роли насилия в истории. Некоторые ученые, например Евгений Дю­ринг, приписывали ему решающую роль в общественном разви­тии, сломе старого и утверждении нового.

Близкую к такой оценке насилия позицию занимает марк­сизм. Он рассматривает насилие как «повивальную бабку исто­рии» (К. Маркс), как неотъемлемый атрибут классового общест­ва. Согласно марксизму, на протяжении всего существования част­нособственнического общества движущей силой истории являет­ся классовая борьба, высшим проявлением которой выступает политическое насилие. С ликвидацией классов из жизни общест­ва постепенно исчезнет и социальное насилие. Попытки на прак­тике реализовать марксистские идеи обернулись для человечест­ва эскалацией социального насилия, огромными людскими поте­рями и страданиями, но так и не привели к безнасильственному миру.

Негативную оценку социальной роли всякого насилия дают пацифисты и сторонники ненасильственных действий (о них речь пойдет ниже). В целом же в общественном сознании, в том числе среди ученых и политиков, преобладает отношение к насилию как к неизбежному злу, вытекающему либо из природного несо­вершенства человека (или его «первородного греха»), либо из не­совершенства социальных отношений.

Неразрывно связанное с политикой организованное насилие издавна счи­тается средством, наиболее трудно со­вместимым с нравственностью, связанным с «дьявольскими си­лами» (Макс Вебер). «Не убий» — одна из важнейших библей­ских заповедей. В число нравственных образцов христианского поведения входят также непротивление злу насилием и любовь к врагу своему, хотя эти принципы носят характер скорее нравст­венных идеалов святой жизни, чем требований, предъявляемых к обычным людям.

Оцениваемое в целом, в общей форме насилие — антипод гуманизма и нравственности, ибо означает действия, направлен­ные против человека или его достоинства. Систематическое при­менение насилия разрушает нравственные основы общества, со­вместной жизни людей — солидарность, доверие, правовые от­ношения и т.п. В то же время вследствие несовершенства прежде всего самого человека, а также форм его коллективной жизни общество не может полностью устранить из своей жизни всякое насилие и вынуждено в целях его ограничения и пресечения использовать силу.

Проявление насилия и его масштабы определяются многими причинами: экономическим и социальным устройством, остро­той общественных конфликтов и традициями их разрешения, политической и нравственной культурой населения и т.д. На про­тяжении многих веков насилие выступало важнейшим способом разрешения острых социальных противоречий, их оборотной сто­роной, особенно в отношениях между народами. Политикам, не обладающим нравственной культурой, гуманными убеждениями, оно кажется наиболее эффективным и соблазнительным мето­дом достижения своих целей, поскольку способно физически уст­ранить противника. Как говорил Сталин, отдавая распоряжения об уничтожении неугодных ему людей, «есть человек — есть про­блема, нет человека — нет проблемы».

Однако эффективность политического насилия чаще всего является иллюзией. Насилие, применяемое одной стороной, как правило, вызывает адекватное противодействие, ужесточает со­противление противника, масштабы и ожесточенность конфлик­та, ведет к эскалации насилия и в конечном счете приводит к неожиданно высоким для его инициаторов людским потерям и материальным затратам. Победа же, если она достигается, как правило, имеет слишком высокую цену.

В истории широкое применение насилия оказывало губитель­ное воздействие не только на отдельных людей, но и на целые нации. Многие народы (например проживавшие на территории нынешней Прибалтики пруссы) прекратили свое существование в результате жестоких войн и физического истребления. Насилие оказывает и косвенное разрушительное влияние на общество, уничтожая его лучших представителей и подрывая генофонд на­ции. Как отмечал еще в 1922 г. известный русский социолог Питирим Сорокин, «судьба любого общества зависит прежде всего от свойств его членов. Общество, состоящее из идиотов или без­дарных людей, никогда не будет обществом преуспевающим. Дайте группе дьяволов великолепную конституцию, и все же этим не создадите из нее прекрасное общество». Оценивая ущерб России от недавних мировой и гражданской войн, он продолжал: войны «всегда были орудием отрицательной селекции, производящей отбор «шиворот-навыворот», т.е. убивающей лучшие элементы населения и оставляющей жить и плодиться худшие, т.е. людей второго и третьего сорта. И в данном случае у нас погибли преимущественно элементы: а) наиболее здоровые биологичес­ки, б) трудоспособные энергетически, в) более волевые, одарен­ные, морально и умственно развитые психологический»[42].

Еще более тяжелый урон генофонду русской нации нанесли сталинские репрессии и вторая мировая война. Новая мировая война, если она будет развязана, может привести к уничтожению или деградации всего человеческого рода. Все это свидетельству­ет о том, что в целом насилие не только безнравственно, но и губительно для общества. И все же обойтись без него пока еще человечеству не удается.

Важнейшим фактором, непосредст­венно влияющим на размеры, формы проявления и общественную оценку социального насилия как внутри отдельных стран, так и в отношениях между ними, явля­ется характер политического строя: авторитарный, тоталитарный или демократический. Первые два типа государств — авторитар­ные и тоталитарные — наделяют власть, высшее руководство не­ограниченным правом на государственное принуждение, демо­кратия же признает источником законного принуждения лишь народ и его представителей. Учитывая социальные реальности, гуманизм (и мораль) допускает применение насилия лишь в ка­честве ответной или превентивной меры по отношению к уго­ловным преступникам, террористам, злостным нарушителям за­конов и т.п.

С глубокой древности виднейшие мыслители-гуманисты счи­тали неотъемлемым право народа на ответное насилие — оборо­нительные, справедливые войны и восстания против тиранов. «Во всех положениях и состояниях, — писал родоначальник либера­лизма Джон Локк, — лучшее средство против силы произвола — это противодействовать ей силой же. Применение силы без пол­номочий всегда ставит того, кто ее применяет, в состояние вой­ны как агрессора и дает право поступать с ним соответствующим образом»[43].

Обращение к силе Локк, а также другие либеральные мысли­тели считали правомерным и нравственным в том случае, если монарх или избранное правительство не оправдывают доверия народа, нарушают естественные, присущие человеку от рожде­ния права на жизнь, свободу, собственность и др., узурпируют власть и порабощают граждан, жестоко расправляясь с непослуш­ными. В этом случае власть сама ставит себя в состояние войны с народом и узаконивает тем самым его естественное право на восстание против тирании.

В соответствии с этими идеями конституции демократичес­ких государств обычно признают законным и нравственным пра­во народа на применение силы, сопротивление против тех, кто пытается насильственно устранить демократический порядок. Однако в конституционном государстве это право действует лишь тогда, когда государственные органы оказываются неспособны­ми противостоять попытке переворота законными средствами.

Демократический строй создает важнейшие предпосылки для ограничения насилия, разрешения конфликтов мирными, нена­сильственными средствами. Это достигается прежде всего в ре­зультате признания равенства прав всех граждан на управление государством, выражение и защиту своих интересов. В условиях демократии каждая общественная группа имеет возможность сво­бодно выражать и отстаивать свое мнение, добиваться призна­ния его справедливым и принятия парламентом или правитель­ством.

В демократическом правовом государстве само насилие должно быть легитимным, признанным народом и ограниченным пра­вом. Так, в статье 20 (пункт 2) Основного Закона ФРГ говорится: «Всякое государственное насилие исходит от народа. Оно осу­ществляется с выражаемого на выборах согласия народа особы­ми органами законодательной и исполнительной власти и право­судия» и в пределах закона.

В конце XX в. с распространением ядерного и других видов оружия массового уничтожения не только обострилась антигу­манная сущность социального насилия, но и появились благо­приятные условия для его дальнейшего ограничения. Это связа­но с распространением идеалов гуманизма: мира, свободы, демо­кратии, прав человека и др. в современном мире, а также с кра­хом большинства авторитарных и тоталитарных режимов, непо­средственно опирающихся на насилие.

Уже многие века лучшие умы челове­чества озабочены проблемой устране­ния насилия из политической и общественной жизни. Впервые идеи ненасилия зародились в глубокой древности в недрах рели­гиозной мысли — в буддизме, индуизме, конфуцианстве, иудаиз­ме, христианстве и некоторых других религиях. В дохристиан­ских культах ненасилие понималось преимущественно как безропотное подчинение божественной, природной и общественной необходимости (в том числе власти), терпимость ко всему живо­му, непричинение вреда окружающему миру, стремление к доб­ру, ориентация человека в первую очередь на религиозно-нравст­венные ценности. В некоторых религиях, например буддизме и иудаизме, законность самой власти рассматривалась в зависимости от ее соответствия нравственным законам.

Христианство внесло в концепцию ненасилия идеи самопо­жертвования и любви к ближнему, а также вдохновило верующих на одно из первых в истории массовое применение ненасильст­венных действий. Имеется в виду непротивление гонениям со стороны властей, вызванным отказом христиан поклоняться рим­ским императорам и официальным богам.

Христианство оказало решающее влияние на восприятие и раз­витие идей ненасилия в европейской цивилизации (что, конечно, не исключает влияния и других источников, в частности древне­греческой философии стоицизма). Не случайно некоторые иссле­дователи называют первым идеологом и пророком ненасилия, реально воплотившим его в своих действиях, Иисуса Христа, добровольно взошедшего на Голгофу и принявшего мучения ради спасения человечества.

Политика ненасилия имеет глубокие религиозно-нравствен­ные основы. Одну из важнейших идей философии ненасилия — отрицание насилия, непротивление злу насилием — можно най­ти в заповедях Христа из Нагорной проповеди: «Любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас. Благословляйте прокли­нающих вас и молитесь за обижающих вас. Ударившему тебя по щеке подставь и другую; и отнимающему у тебя верхнюю одежду не препятствуй взять и рубашку <...> Не судите и не будете суди­мы; не осуждайте и не будете осуждены; прощайте и прощены будете» (Лк. 6.27-6.37).

Обоснование политики ненасилия не ограничивается непро­тивлением злу. Философия ненасилия предполагает активную позицию и действия, основанные на верховенстве духовно-нрав­ственной власти над властью политической в соответствии со сло­вами апостола Павла: «Следует Бога больше слушать, чем лю­дей».

Христианские идеи ненасилия пытались воплотить в жизнь разнообразные религиозные течения и секты. Они стали одной из важнейших целей европейского Реформаторства, были пол­ностью приняты к действию движением квакеров, а в России сек­той духовных христиан — духоборов. Эта достаточно массовая секта за оппозицию официальному православию, неподчинение властям и отказ от несения военной службы подверглась гонени­ям со стороны правительства и в конце XIX в. переселилась в Канаду, где проживает и сегодня.

Большой вклад в концепцию нена­силия внесли крупнейшие русские писатели и философы, особенно Л. Н. Толстой, который создал целое учение о непротивлении злу насилием и стремился воплотить его в жизнь, в том числе личным примером, а также Ф. М. Достоевский, пытавшийся решить в сво­их произведениях проблему нравственной недопустимости наси­лия. В Америке виднейшим представителем идей ненасилия, обо­сновавшим использование ненасильственных действий в поли­тике применительно к конституционному государству, был из­вестный писатель и философ Генри Торо (1817—1862).

Новый этап в развитии концепции ненасилия и особенно в ее внедрении в реальную массовую политику связан с именем Махатмы Ганди. С помощью созданного им Индийского Нацио­нального Конгресса он успешно воплотил в жизнь целостную стратегию ненасильственной политической борьбы, получившую название «сатьяграхи» (в буквальном переводе — упорство в ис­тине). Эта стратегия была основана на объединении и вовлече­нии в освободительное движение широких народных масс, неза­висимо от их классовой или кастовой принадлежности и осу­ществлялась исключительно методами ненасилия в основном в двух формах — отказа от сотрудничества с колониальной адми­нистрацией и гражданского неповиновения. Несотрудничество выражалось в бойкоте правительственных учреждений и учебных заведений, отказе от титулов и званий, пожалованных англий­скими властями, организации мирных шествий и демонстраций.

Гражданское неповиновение проявлялось в игнорировании законов и распоряжений колониальной администрации, в прове­дении политических забастовок и харталов (прекращение дело­вой активности, закрытие торговых заведений и т.п.), неуплате налогов. Во взаимоотношении с колониальными властями ис­пользовалась тактика мирных переговоров, компромиссов и по­иска консенсуса.

Суть концепции ненасилия в поли­тике заключается в отказе от приме­нения силы при разрешении кон­фликтов и в урегулировании спорных вопросов на основе прин­ципов гуманизма и нравственности. Она рассчитана на действие более высоких мотивов человеческого поведения, чем страх пе­ред физическим наказанием или экономическими санкциями, — на силу духа, нравственной убежденности, героического примера. Основой насилия, — пишет политолог Д. Фейхи, — является власть ненависти или, по крайней мере, страха, в отличие от ненасилия, основой которого служит сила бесстрашия и любви. Ненасилие «не ранит, не разрушает и не убивает, как физическое оружие, а исцеляет, объединяет и содействует сближению судеб угнетенно­го и угнетателя»[44].

Ненасилие в политике традиционно служило специфическим средством воздействия на власть снизу. Его обычно применяют люди, не обладающие средствами насилия или крупными эконо­мическими ресурсами влияния. Хотя история знает случаи учас­тия в ненасильственных действиях и служащих аппарата принуж­дения, например полицейских, как это было, в частности, во вре­мя освободительной борьбы в Индии. Очень часто ненасильст­венный метод борьбы используют социальные, национальные и иные меньшинства для того, чтобы обратить внимание властей и общественности на бедственность своего положения. Ненасилие занимает центральное место среди средств влияния экологичес­ких движений, например движения «Гринпис».

Ненасильственные методы учитывают особенности общест­венной субстанции — наличие у объектов их воздействия нравст­венного сознания, совести и разума. Именно к ним апеллирует ненасилие. Если бы в обществе действовали лишь разумные, но бесчувственные машины, роботы, то всякое ненасилие было бы бессмысленным. Эффективность ненасилия основана на исполь­зовании внутренних механизмов мотивации поведения и прежде всего совести, а также общественного мнения, его авторитета и влияния.

Философия ненасилия утверждает верховенство личности, ее духовно-нравственного мира по отношению к власти. Она исхо­дит из того, что внутренний голос совести выше законов государ­ства. «Неужели гражданин должен, хотя бы на миг или в малей­шей степени, передавать свою совесть в руки законодателя? — писал Генри Торо. — К чему тогда каждому человеку совесть? <...> Мы должны быть сперва людьми, а потом уж подданными правительства. Желательно воспитывать уважение не столько к закону, сколько к справедливости»[45].

Философия политического ненасилия существенно отличается от пацифизма, пассивного созерцания зла, непротивления на­силию. Она предполагает активные действия, не только вербаль­ные, словесные, но и практические, однако при этом не должно быть никакого физического воздействия (т.е. воздействия на тело человека) или ограничения свободы его пространственного пере­движения (заключения под стражу, в тюрьму). Хотя в определен­ных условиях средством ненасильственного воздействия может быть отказ от выполнения своих служебных или иных обязаннос­тей, сознательное воздержание от тех или иных действий.

Концепция ненасилия претворяется в жизнь с помощью ненасильственных действий. Сам этот термин — «ненасильственные действия» — употребляется как в широком, так и в узком значениях. Нена­сильственные действия в широком смысле — любая политичес­кая активность (или умышленная пассивность), исключающая насилие. Исходя из широкого значения данного термина, все политические действия делятся на насильственные и ненасиль­ственные.

В узком значении понятие «ненасильственные действия» вклю­чает не всякую ненасильственную деятельность, а лишь ту, кото­рая направлена против властей и связана с гражданским непови­новением, с нарушением буквы или духа закона или администра­тивных норм (например неуход из служебных зданий после за­вершения рабочей смены). Понимаемые в этом смысле ненасиль­ственные действия отличаются от осуществляемых в соответст­вии с законом демократических способов политического сопер­ничества: организационно-партийной и пропагандистской рабо­ты, избирательных кампаний, парламентской борьбы и т.п. В на­учной литературе понятие «ненасильственные действия» обычно употребляется в узком смысле, хотя это создает и определенные неудобства, связанные с несоответствием значения данной кате­гории ее дословной трактовке в русском языке.

Способы (средства) ненасильственных действий разнообраз­ны. Многие из них применялись уже в глубокой древности. Так, еще в 494 г. до н.э., чтобы заставить правителей Рима выполнить свои требования, проживавшие там плебеи оставили работу и по­кинули город.

В России ненасильственные способы политической борьбы — стачки, демонстрации, народные собрания и др. — широко ис­пользовались в 1905—1906 гг. с целью заставить самодержавие учредить парламент. Их результатом стал созыв Государственной Думы.

В современном мире арсенал ненасильственных способов политической борьбы чрезвычайно разнообразен. Американская исследовательница проблем ненасилия Джин Шарп в своей по­лучившей широкую известность книге «Политика ненасильствен­ных действий» (1973) описывает 198 ненасильственных способов борьбы. Это — публичные выступления, заявления, письма про­теста или поддержки, выставление лозунгов, депутации, пикети­рование, надоедание официальным лицам, остракизм отдельных людей, забастовки, ненасильственная оккупация зданий, невы­полнение законов, чрезмерная загрузка административной сис­темы и т.д.

Все эти и многие другие способы не­насильственных действий этически нейтральны и могут использоваться не только в нравственных, но и в безнрав­ственных целях. В последнем случае они прямо противоречат гуманистическому духу и сути концепции ненасилия. Нравст­венная направленность ненасильственных средств политики во многом зависит от характера общественного строя. В авто­ритарных и тоталитарных государствах, не позволяющих граж­данам свободно выражать свои требования, использование нена­сильственных средств борьбы служит, как правило, нравствен­ным целям.

Установление в обществе демократии в значительной степе­ни устраняет почву не только для применения социального наси­лия, но и для ненасильственных средств политической борьбы. По своему замыслу демократия базируется на идеях социальной и особенно политической справедливости — запрете нелегитимного насилия, признании свободы личности, равенства прав граж­дан на управление государством и т.д. В условиях демократии каждому предоставляется формально равная возможность открыто и на законных основаниях выражать и защищать свои интересы и мнение с помощью специально предназначенных для этого институтов: выборов в государственные органы, участия в дея­тельности партий, групп интересов и т.д.

Взамен предоставления каждому гражданину таких прав и тем самым реализации важнейших принципов политической спра­ведливости правовое государство требует от личности выполне­ния определенного минимума нравственных обязанностей. Как пишет немецкий ученый Иосиф Изензее, «этический минимум, который гражданин должен вносить в демократию, является как бы «спортивным» поведением: признание правил игры честного политического соревнования и готовность, в случае чего, при­знать свое поражение»[46].

Иными словами, правовое государство требует определенно­го уровня нравственного развития общества, предполагающего уважение достоинства и равенства прав каждого человека, готов­ность предъявлять к себе такие же нравственные требования, как к другим, законопослушание и ответственность перед обществом за использование предоставляемой свободы.

Эти этические требования в полной мере касаются и нена­сильственных средств политического влияния, многие из ко­торых нравственно амбивалентны, т.е. могут использоваться в прямо противоположных целях. Так, например, в первые годы посткоммунистической России ряд категорий работников, об­ладающих относительно высокой организованностью и важ­нейшими ресурсами экономического влияния (шахтеры, авиа­диспетчеры и др.), в условиях общего снижения уровня жизни населения приобрели себе с помощью забастовочной борьбы (не­насильственного действия) целый ряд экономических и соци­альных привилегий, оплачиваемых за счет бюджетных средств, предназначенных для других категорий работников и пенсио­неров. Забастовки такого рода движимы групповыми эгоисти­ческими интересами. Они противоречат социальной справед­ливости и являются средством экономического насилия, шан­тажа и вымогательства.

Вместе с тем происходившие примерно в тот же период за­бастовки ряда социально ущемляемых общественных групп (учи­телей, врачей и т.д.) были вполне справедливыми, не только по методу борьбы, но и по характеру требований соответствовали идеалам ненасилия.

В зависимости от конкретной ситуации противоположную с точки зрения нравственности оценку могут носить и кампании гражданского неповиновения. Они предполагают неисполнение законов и распоряжений властей, а нередко включают активные действия, нарушающие нормальную работу транспорта или других общественных и государственных служб и учреждений. Такие действия, особенно когда они не влекут за собой серьезного на­казания, по существу есть нарушение нравственного обязатель­ства уважать закон как демократически выраженную или легитимированную волю большинства. Они противоречат также принципу равноправия всех граждан, поскольку участники граждан­ского неповиновения претендуют на особое право нарушать по своему усмотрению правила политического поведения, соблюдае­мые остальными людьми.

Таким образом, при оценке с точки зрения идеала демократи­ческого правового государства не только насильственные, но и нарушающие закон ненасильственные средства политической борьбы аморальны (хотя последние безнравственны в мень­шей мере). Однако реальная политическая жизнь современ­ных государств весьма далека от демократических идеалов и изобилует законами и, особенно, практическими действиями властей, противоречащими социальной справедливости и мо­рали в целом. Недостаточная эффективность институтов де­мократического волеизъявления, бюрократизация государствен­ного аппарата, коррумпированность, консерватизм и бездушие должностных лиц и чиновников и многие другие факторы не всегда позволяют гражданам выразить свои справедливые тре­бования или своевременно обратить внимание общественнос­ти и властей на острейшие общественные проблемы. Поэтому в таких условиях применение ненасильственных действий (в том числе гражданского неповиновения), мотивированных не групповыми эгоистическими интересами, а заботой о благе других людей или безопасности всего человечества, вполне соот­ветствует философии ненасилия и способствует гуманизации по­литики.

Несмотря на то, что ненасильственные средства могут исполь­зоваться не только в нравственных, но и в безнравственных це­лях, в целом их применение несравненно гуманнее, чем исполь­зование насилия. Их широкое внедрение в политику за счет вы­теснения из нее насилия было бы огромным шагом на пути ее очеловечивания. В последние десятилетия такой процесс, несмотря на свою противоречивость, становится заметным политическим явлением. На международной арене он проявляется, в частности, в стремлении к созданию нового мирового порядка, основанного на неприменении силы для разрешения спорных вопросов и на равноправном сотрудничестве государств. В современном мире ограничение и исключение насилия из жизни общества стало общей задачей многих религиозных и светских движений, меж­дународных институтов, демократических партий и других объединений.

Как отмечается в «Заявлении о ненасилии» конференции ЮНЕСКО (1986 г.), современная наука доказала, что война или какая-нибудь другая насильственная деятельность не запрограммирована генетически в человеческой природе. Биологическая конструкция человека не обрекает его на насилие и войны. «Как "войны начинаются в умах людей", так и мир начинается в на­ших умах. Тот вид, который изобрел войну, способен изобрести и мир. Ответственность лежит на каждом из нас»[47].

Глава 5