Фотий, митрополит Киевский

(1409-1431 гг.)

Митрополит Фотий был греком. С юности воспитывался в пустыне под руководством опытного старца и привык к пустынножительству. Старец, однако, направил его к Константинопольскому патриарху, а тот поставил его в митрополиты Русской Церкви. Не зная хорошо славянского языка, митрополит Фотий взял с собой на Русь болгарина, иеромонаха Пахомия.[6] В это время Русь переживала тяжкие годы. Кроме продолжавшихся еще внутренних междоусобий[7] и опустошительных набегов татар, она много страдала от голода, засухи, чумы, известной под названием черной смерти. Трупы умерших валялись на улицах, оставались без погребения и заражали воздух.

Все это ужаснуло митрополита Фотия. О своих впечатлениях он так говорил впоследствии в одном из своих поучений: «Ни в писании убо, чада моя, толики казни обретохом, ниже прежде где слышахом таковую казнь, какая грехов наших ради нам бысть». Однако новый митрополит не впал в малодушие. Он с успехом начинает бороться с недостатками и затруднениями русской жизни. Так он примиряет князей, утешает духовенство и народ, призывая к покаянию и исправлению. Рассылает послания и грамоты, пишет проповеди.

Оставшиеся от него 8 проповедей делятся на три группы:

1) праздничные поучения на Благовещение, Сретение, неделю Православия;

2) предпостовые (в недели о Блудном сыне и Страшном суде);

3) три поучения о казнях Божиих, написанные по поводу народных бедствий. Первая группа поучений отражает преимущественно византийское влияние, вторая и третья – святоотеческое влияние с добавлением личных взглядов проповедника.

Сюда относится, например, беседа святителя Василия Великого «Во время голода и засухи», использованная митрополитом Фотием.

Сам Фотий не владел свободно церковнославянским и русским языками и, придерживаясь к тому же витиеватости поздневизантийского стиля, выражал свои мысли «темно, и запутанно». Разнообразность мыслей, путаность языка делают затруднительным чтение его проповедей. (В хрестоматии мы приведем отрывок его поучения «О бездождии»).

Остановимся подробнее на третьем разряде проповедей митрополита Фотия – «о казнях Божиих», ибо они, как имеющие отношение к жизни современников, отвечающие на запросы времени, имеют более важное значение не только со стороны литературной, но и со стороны исторической. Однако те красноречивые описания и художественные картины, которые проповедник предоставляет, рисуя современные ему бедствия, на самом деле принадлежат не ему, а святителю Василию Великому. Беседа последнего «о бездождии» служила для митрополита Фотия не столько даже образцом, столько источником, из которого наш проповедник заимствовал и мысли, и порядок их изложения, и способы выражения. Самостоятельность митрополита Фотия сказалась лишь в том, что он выпустил кое-какие места из беседы святителя Василия Великого, не соответствующие русской природе и народной жизни, а также поместил в ее начале изъяснение евангельской притчи о двух должниках (Мф., ХVIII, 27-35). Причем сделал это не слишком искусно, так что первая половина проповеди оказалась совершенно не соотносящейся с последующей.

В заключение укажем, что проповеди митрополита Фотия, а равно митрополитов Григория Самвлака и Киприана, на которых мы специально не останавливаемся, являются примером переноса на Русь традиций византийского риторизма ХIV-ХV веков.

Литература

1. Фотий, митрополит Киевский и всея Руси. Прибавления к изданию святых отцов в русском переводе. 1852, ч. II.