Речь на съезде рабочих и служащих кожевенного производства

2 октября 1920 г.

Товарищи, предметом моего доклада должно стать, согласно желанию, выраженно­му организаторами вашего съезда, положение нашей республики в политическом отношении. С этой стороны, главное, на чем мне придется остановиться, это, несомненно, наша война с Польшей.

Вы все, конечно, знаете, как тяжело сложилось военное положение для нас сейчас, и в связи с этим естественно бросить взгляд на то, в силу каких обстоятельств это поло­жение так обострилось, так ухудшилось.

Вы помните, что в апреле текуще­го года, когда еще наступление поляков не началось, линия фронта проходила восточ­нее, во многих местах значительно восточнее той, где она проходит сейчас.

Линия про­ходила так, что Минск оставался у поляков, вся Белоруссия была у них. И не только Совет Народных Комиссаров, но и Президиум ВЦИК – высший орган в РСФСР – торжественно, в специальном обращении заявил польскому народу, что он предлагает мир, что он отказывается от решения оружием вопроса о судьбе Белоруссии, которая никогда польской не была и крестьянское население которой, долго страдавшее от польских помещиков, не считало себя польским. Но мы тем не менее заявили самым официальным, самым торжественным образом, что мы предлагаем мир на тогдашней линии, ибо мы высоко ценили рабочих, которые должны были погибнуть в этой войне.

Разрешение вопроса о Белоруссии мы предполагали не силой оружия, а исключительно путем развития борьбы внутри Польши. Мы знали, что помощь освобождению трудящихся Польши мы можем оказать не столько силой военной, сколько силой нашей пропаганды.

Поляки нам войну навязали, и мы знаем, что тут главную роль играли даже не польские помещики, не польские капиталисты (они с отчаяния пошли на эту авантюру) – главная сила, которая толкала поляков на войну, была, конечно, сила международного и, в первую голову, французского капитала.

Выяснилось, что сотни французских офицеров дейст­вовали и действуют в польской армии, что все вооружение, вся финансовая и военная помощь целиком дана Францией.

Вот при каких условиях эта война началась. Она означала новую попытку союзников разрушить Советскую республику, после провала с планом Юденича.

Вы знаете, что сначала поляки имели успех и на юго-западе они отняли Киев, потом прошло довольно много времени, когда Красная Армия могла сосредоточить свои силы и начать наступление, и тут они начали терять одни пункты за другими. Они по­теряли Полоцк и т.д. Но лишь к июлю месяцу началось решительное наступление Красной Армии, и оно оказалось настолько успешным, что мы совершили неслыхан­ный почти в военной истории поход. Красная Армия прошла без перерыва 500, 600, во многих местах даже 800 верст и дошла почти до Варшавы. Варшава считалась почти погибшей для Польши. Так, по крайней мере, считала вся международная печать.

После случился перелом. Когда мы подошли к Варшаве, наши войска оказались настолько измученными, что у них не хватило сил одерживать победу дальше, а польские войска, поддержанные патриотическим подъемом в Варшаве, чувствуя себя в своей стране, нашли поддержку, нашли новую возможность идти вперед. Оказалось, что вой­на дала возможность дойти почти до полного разгрома Польши, но в решительный мо­мент у нас не хватило сил.

Мы виде­ли, что, когда мы перед апрельским наступлением польской республике предложили мир на условиях, самых выгодных для поляков, но невыгодных для нас, вся буржуазная печать мира подняла шум, и наше прямое заявление рассматривали как признак нашей слабости. Если большевики предлагают мир на той линии, на которой польские войска тогда стояли, если большевики даже отдают Минск, то они слабы. В начале войны даже английский король прислал приветствие главе польского помещичьего правительства.

12 июля внезапно, мы получили телеграмму от секретаря Лиги наций с заявлением, что польское правительство согласно вступить в переговоры о мире на условиях этнографических границ и на условиях отнесения всей Галиции к Польше[bbbbbbbbbbbbbbbbbb]. Во всей международной печати поднялся неслыханный шум. На этот раз все стояли за мир.

Когда мы предлагали мир в апреле или еще раньше, весной 1920 г., вся эта печать молчала или подстрекала Польшу на войну.

Когда же мы победили Польшу, и мир предложила Польша, мы же на это предложение ответили прямым и откровенным из­ложением нашего взгляда на то, что Лига наций никакой силы не представляет, поло­житься на ее слово мы не можем, они все кричат и требуют, чтобы мы остановились[cccccccccccccccccc].

Теперь, когда военное счастье переменилось, когда мы вчера заявили, что мы предлага­ем Польше мир на условиях более выгодных, чем предлагала им Лига наций, с тем что­бы до 5 октября этот мир был подписан, опять вся буржуазная пресса замолчала.

Она молчит о мире тогда, когда большевики отступают, и кричит тогда, когда большевики наступают. Она хочет после этого заставить верить в то, что со стороны буржуаз­ной печати имеется будто бы желание мира.

На конференции нашей партии, которая кончилась несколько дней тому назад, мы имели возможность слышать доклад поль­ского рабочего, представителя одного из крупных профессиональных союзов Поль­ши, который пробрался из Варшавы и рассказывал о том, какие преследования про­тив рабочих велись в Польше, как рабочие в Варшаве смотрели на Красную Армию как на избавительницу, как они ждали русскую Красную Армию, считая ее не своим вра­гом, а своим другом в борьбе против панов, против буржуазных угнетателей Польши.

Ясное дело, Антанта пользовалась Польшей как орудием в новой попытке разрушить Советскую республику, и когда эта попытка грозила перейти в полную противоположность и мы стояли накануне того, чтобы помочь польским рабочим свергнуть их правительство, вся буржуазная европейская печать была против нас.

Тов. Ка­менев, который посетил Лондон, рассказывал здесь, в Большом театре, как ему изо дня в день приходилось выслушивать ультиматумы и угрозы английского правительства, хотевшего уже мобилизовать весь свой флот против Петрограда, сосредоточив его в Кронштадте, для защиты будто бы Польши от нас.

Теперь, когда военное счастье переменилось, ко­гда мы снимаем из наших условий все то, что было объявлено Польшей неприемле­мым, буржуазная пресса замолчала. Совершенно ясно, что перед вами не что иное, как натравливание Польши французским и английским империализмом на новую попытку свергнуть Советскую власть.

И это (что, несомненно, важно), уже последняя попытка наступления на Советскую Россию.

Тут оказалось, что Польша слишком тесно связана со всей систе­мой международного империализма.

Вы знаете, что, разгромив Германию, союзные империалисты – Франция, Англия, Америка, Япония – заключают Версальский мир, который является несравненно более зверским, чем пресловутый Брестский мир, о котором так много кричали. И в то же время французы, амери­канцы, англичане шумели на весь мир, что эта война освободительная, что эта война имеет целью избавление Европы и всего мира от варварства гуннов, как они называли немцев, избавление мира от германского милитаризма и германского кайзера – оказа­лось, что Версальский мир превзошел все жестокости, на которые был способен кайзер, когда он был победителем[dddddddddddddddddd].

Для всех побежденных стран, для Германии, для всех стран, входивших в состав Австро-Венгерской империи, вмешательство английских и фран­цузских офицеров в хозяйственную жизнь доказывает, что жить при таких условиях нельзя.

Одной из причин, по которой держится этот чудовищный мир, является то обстоятельство, что Польша разделяет Германию на две части, так как польские земли выходят к морю. Между Германией и Польшей отношения сейчас самые обостренные. Поляков, когда они притесняют германское население, поддерживают войска и офицеры Антанты.

Из Польши Версальский мир создал государство-буфер, который должен оградить Германию от столкновения с советским коммунизмом и который Антанта рассматривает как ору­жие против большевиков.

С Польшей и при помощи Польши французы надеются вер­нуть себе те десятки миллиардов займов, которые взяло царское правительство.

Вот почему, когда разгорелась война с Польшей, от которой мы так хотели избавиться це­ной хотя бы больших уступок, эта война с Польшей оказалась более непосредственной войной против Антанты, чем предыдущие войны.

Когда мы наступали на Польшу победоносно, тогда вся Европа завопила, что она хочет мира, что весь мир устал от войны и что пора мириться.

А когда поляки наступают, то никто не кричит, что устали от войны. В чем дело?

А дело в том, что, побеждая Юденича, Колчака и Деникина, мы не могли разорвать Версальского мира, мы только обрушились на Юденича, Колчака и Деникина и отбросили их к морю, а наступая на Польшу, мы тем самым наступаем на самую Антанту.

Разрушая польскую армию, мы разрушаем тот Версальский мир, на котором держится вся система теперешних между­народных отношений.

Если бы Польша стала советской, если бы варшавские рабочие получили помощь от Советской России, которой они ждали и которую приветствовали, Версальский мир был бы разрушен, и вся международная система, которая завоевана победами над Германией, рушилась бы.

Франция не имела бы тогда буфера, ограждающего Германию от Советской России. Она не имела бы тарана против Советской республики. Она не имела бы надежды вернуть свои десятки миллиардов и подходила бы к катастрофе еще скорее, чем она идет к ней сейчас. Франция в долгу, как в шелку. Раньше она была самым богатым ростовщи­ком. Теперь она должна втрое больше Америке, чем другие государства. Она идет к банкротству. Она в безвыходном положении. Вот почему подход красных войск к Вар­шаве оказался международным кризисом, вот почему это так взволновало всю буржу­азную прессу.

Вопрос стоял так, что еще несколько дней победоносного наступления Красной Армии, и не только Варшава взята (это не так важно было бы), но разрушен Версальский мир.

Вот международное значение этой польской войны[eeeeeeeeeeeeeeeeee].

Вы знаете, что мы завоевательными планами не занимались. Я в начале своей речи вам подчеркивал, что в апреле 1920 г. мы стояли к востоку от Минска и предлагали мир на этих условиях, лишь бы избавить рабочих и крестьян России от новой войны. Но раз нам война навязана, мы должны ее кончить победоносно.

Версальский мир угнетает сотни миллионов населе­ния. У Германии он берет уголь, берет молочных коров и ставит ее в условия неслы­ханного, невиданного рабства.

Самые неразвитые слои крестьянского населения Гер­мании заявили, что они стоят за большевиков, что они – их союзники, и это понятно, потому что Советская республика в своей борьбе за существование является единст­венной силой в мире, которая борется против империализма, а империализм – это зна­чит теперь союз Франции, Англии и Америки.

Мы подходим к центру современной международной системы.

Когда красные войска подходили к границе Польши, побед­ное наступление Красной Армии вызвало неслыханный политический кризис. Главная сущность этого кризиса состояла в том, что английское правительство грозило нам войной – если вы пойдете дальше, то мы воюем с вами, – посылаем свой флот к вам.

Но английские рабочие заявили тогда, что они не допус­тят этой войны.

Нужно сказать, что большевизм растет среди английских рабочих. Но сейчас там коммунисты слабы, как у нас в марте, апреле и мае 1917 г., когда мы на совещаниях и съездах имели одну десятую долю голосов. На I Всероссийском съезде Советов, в июне 1917 г., у нас было не больше 13% голосов. И теперь такое же положение существует в Англии: там большевики составляют ничтож­ное меньшинство.

Английские меньшевики всегда были против большевизма и прямой революции и стояли за союз с буржуазией. Теперь же старые вожди английских рабочих поколебались и стали на другую точку зрения – они являлись противниками диктатуры рабочего класса, а теперь они перешли на нашу сторону[ffffffffffffffffff]. Они составили в Англии «Комитет действия» [gggggggggggggggggg].

Это великий переворот во всей англий­ской политике. Рядом с парламентом, который сейчас в Англии избирается почти все­общим избирательным правом (что происходит только с 1918 г.), возникает самочин­ный «Комитет действия», опирающийся на рабочие профессиональные союзы (тред-юнионы), а они насчитывают более 6 миллионов членов.

Повторяю, – это был великий перелом для всей английской политики. Для Англии он имеет такое же значение, как для нас февральская революция 1917 г.

Февральская революция 1917 г. свергла царизм и установила в России буржуазную республику. В Англии республики нет, но монархия там насквозь буржуазная, существует она уже много столетий. Рабочие там имеют возможность участвовать на выборах парламента, но вся международная, внешняя политика ведется помимо парламента, ее ведет кабинет министров.

Что же такое этот «Комитет действия»? Этот «Комитет действия», помимо парламента, ставит правительству ультиматум от имени рабочих – это есть переход к диктатуре, и другого выхода из положения нет.

А между тем Англия – это страна империализма, которая держит в порабощении своем от 400 до 500 миллионов населения в колониях. Это самая главная страна, которая господ­ствует над большей частью населения земного шара. Наступление на Польшу произве­ло такой перелом, что английские меньшевики вступили в союз с русскими большеви­ками. Вот что сделало это наступление.

Вся английская буржуазная пресса писала, что «Комитет действия» – это – Советы. И она была права. Это не называлось Советами, но по существу это то же самое. Это то же самое двоевластие, что было у нас при Керенском с марта 1917 г., когда Вре­менное правительство считалось единым правительством, но на деле без Совета рабо­чих и крестьянских депутатов ничего серьезного сделать не могло, и когда мы говорили Советам: «берите всю власть». То же самое положение создалось теперь в Англии, и меньшевики вынуждены в этом «Комитете действия» вступить на путь противоконституционный. Вот вам маленькое представление о том, что означала наша война с Поль­шей.

И хотя международная буржуазия сейчас остается неизмеримо более сильной, чем мы, и хотя английское правительство говорило, что тут во всем виноват Каменев, и вы­гнало Каменева из Англии – это пустая и смешная угроза, ибо лучшие защитники американских и английских капиталистов, умеренные английские вожди рабочих, правые меньшевики и правые эсеры, вошли в «Комитет действия», и сейчас Англия стоит перед новым кризисом. Сейчас ей грозит всеобщая угольная за­бастовка, причем забастовщики ставят требование не только повысить заработную пла­ту, но и уменьшить цену угля. В Англии идут забастовки волна за волной. Забастовщи­ки требуют повышения заработной платы.

Но если сегодня рабочие добивались повы­шения заработной платы на 10%, завтра цены повышались на 20%. Цены растут, и ра­бочие видят, что их борьба оказывается бесплодной, что, несмотря на повышение зара­ботной платы, они оказываются в проигрыше, потому что цены растут. И вот рабочие говорят: мы требуем не только повышения заработной платы для угольных рабочих, но мы требуем также понижения цены на уголь[hhhhhhhhhhhhhhhhhh]. И английская буржуазная пресса вопит еще в большем ужасе, чем тогда, когда Красная Армия входила в Польшу.

Вы знаете, какое отражение нашел европейский кризис в Италии.

Италия – страна-победительница, и когда победы Красной Армии вызвали движение в Германии и пе­релом в английской политике, в Италии борьба обострилась до того, что рабочие стали захватывать фабрики, брать квартиры фабрикантов, поднимать на борьбу сельское на­селение, и Италия находится теперь в таком положении, которое ни в какие мирные рамки не укладывается.

Вот каков был ход развития польской войны. Вот почему мы, зная, что польская война близко связана со всем положением международного империализма, шли на самые большие уступки, лишь бы избавить от ее тяжести рабочих и крестьян.

Затем мы пришли в столкновение с Версальским миром. И оказалось, что буржуазия так же бе­шена против нас, как прежде, но оказалось, что рабочие зрели не по дням, а по часам и что к рабочей революции дело подходит неуклонно, но все же слишком медленно, если сравнить с быстротой развития в России.

В России революцию можно было проводить так быстро потому, что она была во время войны.

Во время войны де­сятки миллионов русских рабочих и крестьян были вооружены, и против такой силы буржуазия и офицерство были бессильны. В октябрьские дни они грозили повести вой­ска на Петроград. Мы получали десятки тысяч телеграмм со всех фронтов – идем на вас и сметем вас. Мы думали: попробуйте, и когда приезжали делегаты от каждой ар­мии, достаточно было получасовой беседы и оказывалось, что солдаты за нас, и офи­церство должно было молчать. Попытки сопротивления, устройство заговоров Юдени­ча, Колчака и Деникина – это пришло позже, когда армия была демобилизована.

Вот почему в России революция могла так быстро одержать победу. Народ был вооружен. Рабочие и крестьяне оказались поголовно за нас.

В Европе же война кончилась. Армии демобилизовались. Солдаты разошлись по домам. Рабочие и крестьяне разоружены. Там теперь развитие идет медленно, но оно идет. Как только международная буржуазия замахивается на нас, ее руку схватывают ее собственные рабочие.

Вот в чем междуна­родное значение войны против Польши.

Вот где источник кризиса международного.

Вот где источник новых трудностей для нас теперь.

Когда, как вы знаете, у нас немного не хватило сил, чтобы дойти до Варшавы и передать власть варшавским рабочим, что­бы собрать варшавские Советы рабочих и крестьянских депутатов, чтобы сказать им: «мы шли вам помочь», когда армия после неслыханных и невиданных героических усилий оказалась истощившей все свои силы, – наступило военное поражение.

Теперь мы откатились на востоке очень и очень далеко. На севере мы потеряли даже город Лиду, на юге мы уже почти у той линии, у которой стояли в апреле 1919 г., – у линии Пилсудского, на севере мы откатываемся назад чрезвычайно сильно, а Врангель делает в это время новые и новые попытки наступать.

Врангель угрожал недавно Екатеринославу, подходил к Синельникову, и оно было у него в руках. Теперь он взял Славгород. На востоке он взял Мариуполь, подходит к Таганрогу, угрожает Донецкому бассейну.

Перед нами снова трудное положение, и снова еще раз попытка международных империалистов задушить Советскую республику двумя руками: польским наступлением и наступлением Врангеля.

В сущности, и Польша и Врангель – это две руки французских империалистов: и польские и врангелевские войска они снабжают своим оружием, своими припасами. Но эти три силы тоже между собой не очень-то могут поладить.

Франция говорит полякам: вы не должны брать слишком много сил, слишком много земли, потому что царская Россия вам этого никогда не даст.

Франция говорит Врангелю: вы должны действовать так, чтобы не возвращать власть старых помещиков, ибо пример Деникина, Колчака, Юденича пока­зывает, что старые помещики, когда руководят белогвардейскими армиями, ведут к гибели тем скорее, чем больше территории они захватывают, потому что крестьянство восстает против них.

Пока Врангель шел с отборными офицерскими войсками, он мог на эти войска полагаться, и в этом сила Врангеля, что у него превосходное вооружение, по последнему слову техники, отборные войска из офицеров. Когда он высадил свой десант на Кубани, высаженные у него там войска были так подобраны, что каждая рота и полк могли развернуться в целую дивизию, потому что они состоят сплошь из офицеров.

Но как толь­ко он будет делать попытку, которую в свое время делали Колчак, Деникин и Юденич, захватывая более широкие территории, мобилизовать более широкое крестьянское население, создать народную армию, – на этом его успех сейчас же превращается в его поражение, потому что крестьянское войско, как оно было против Колчака, Деникина и Юденича, так оно никогда не может идти с врангелевскими офицерскими войсками.

Варшавский рабочий, который делал доклад на партийной конференции, формулировал это так: польская армия, состоявшая раньше из молодежи (туда брались перво-призывники, мальчики), теперь выбита. Теперь мобилизовали до 35-ти лет: теперь там взрослые люди, которые проделали империали­стскую войну, и эта армия далеко не так надежна для польских помещиков и капитали­стов, как армия, состоящая из молодежи[iiiiiiiiiiiiiiiiii].

Вот как обстоит дело в международном положении.

И в войне против Антанты, в силу того поражения, которое было нанесено нам под Варшавой, в силу наступления, которое продолжается на западном и на врангелевском фронтах, наше положение оказалось опять чрезвычайно плохим, и я должен поэтому закончить свой краткий док­лад обращением к товарищам кожевникам с указанием на то, что теперь нужно опять напрячь все силы, что теперь победа над Врангелем – наша главная и основная задача.

Она требует гигантской энергии, самодеятельности именно рабочих, именно профсою­зов, именно пролетарской массы, и в первую голову тех рабочих, которые близко стоят к отраслям промышленности, связанным с обороной.

Главная трудность в на­стоящей войне, на всех фронтах – недостаток снабжения, недостаток теплой одежды и обуви. Шинели и сапоги – вот самое главное, чего недостает нашим солдатам, вот из-за чего так часто срывались наступления, вполне победоносные. Вот в чем трудность, которая мешает быстрому использованию для победного наступления новых частей, которые мы имеем в достаточном числе, но которые без достаточного снабжения не могут быть сформированы и не представляют из себя сколько-нибудь боеспособных войск.

И союзу кожевников и собранию, представляющему собой весь пролетариат кожевников, надо на это обратить самое большое внимание.

Товарищи! От вас зависит сделать так, чтобы предстоящее наступление на Врангеля, для которого мы готовим все силы, было бы произведено возможно более успешно и быстро.

От вас зависит по­тому, что тех мер, которые принимают Советская власть и коммунистическая партия, недостаточно.

Для того, чтобы красноармейцам действительно была оказана помощь, для того, чтобы наступил более решительный перелом, для того, чтобы дело снабжения улучшилось, недостаточна помощь советских учреждений, дек­ретов Совнаркома и Совета Обороны, решений партии – нужна еще помощь профсою­зов.

Нужно, чтобы профсоюзы поняли, что, вопреки всем нашим многократным предложениям мира, – дело идет опять и опять о существовании рабоче-крестьянской вла­сти.

Нужно окончить войну во что бы то ни стало, ускорить наступление на Врангеля. Надо, чтобы до предстоящей зимы на юге Крым был бы возвращен, а это зависит от энергии, от по­чина самих рабочих, и, может быть, в первую голову от каждого русского кожевника и от союза кожевников.

Я обращаюсь к вам с призывом – подражать примеру наших петроградских рабочих, которые недавно развили снова и снова гигантскую энергию, чтобы помочь делу, опять начиная со снабжения и обеспечения красноармейцев, с подъема сил нашей Красной Армии.

Вы знаете, что всякий шаг помощи, которая оказывается Красной Ар­мии в тылу, сейчас же сказывается на настроении красноармейцев.

Вы знаете, что осенние холода влияют на настроение красноармейцев, создают новые трудности, увеличивают болезни и приводят к большим бедствиям.

Здесь всякая по­мощь, оказанная в тылу красноармейцам, немедленно превращается в усиление Крас­ной Армии, в укрепление их настроения, в уменьшение числа болезней и в увеличение наступательной способности.

Нуж­но, чтобы каждый рабочий в каждом собрании, в каждой мастерской сделал теперь главным предметом своих бесед, докладов и собраний – все на помощь Красной Армии.

Спросим себя: все ли мы сделали, что зависело от нас, чтобы помочь Красной Ар­мии? Ибо от этой помощи зависит как быстро мы сладим окончательно с Врангелем и обеспечим себе полный мир и возможность хозяйственного строительства. (Аплодисменты.)