Говорите комплименты Женщинам высоким штилем

— «Язык очей — язык красноречивый...»(Теплова)

— Без Вас я как будто ослеп на один глаз, который смотрит в сказку.

Ты заперта в моем сердце, а ключ потерян. Теперь ты останешься там навсегда.

Изысканностью изложения и яркостью эпи­тетов славятся восточные легенды.

«Алой розой смех твой заперт, Соловьиной песни трепет На груди твоей таится...».

«Как турецкая сабля твой стан, Рот — рубин раскаленный...»

Насладитесь языком Куприна, перечитайте его замечательный рассказ «Суламифь». При­веду описание прелестных, неисчерпаемо раз­нообразных жен и наложниц царя Соломона. Так в жизни не говорят, а жаль.

«Семьсот жен было у царя и триста налож­ниц, не считая рабынь и танцовщиц. И всех их очаровывал своей любовью Соломон, потому что Бог дал ему такую неиссякаемую силу стра­сти, какой не было у людей обыкновенных. Он любил белолицых, черноглазых, красногубых

хеттеянок за их яркую, но мгновенную красо­ту, которая так же рано и прелестно расцвета­ет и так же быстро вянет, как цветок нарцисса; смуглых, высоких, пламенных филистимлянок ё жесткими курчавыми волосами, носивших золотые звенящие запястья на кистях рук, зо­лотые обручи на плечах, а на обеих щиколот­ках широкие браслеты, соединенные тонкой цепочкой; нежных, маленьких, гибких аммореянок, сложенных без упрека, — их верность и покорность в любви вошли в пословицу; жен­щин из Ассирии, удлинявших красками свои глаза и вытравливавших синие звезды на лбу и на щеках; образованных, веселых и остроумных дочерей Сидона, умевших хорошо петь, танце­вать, а также играть на арфах, лютнях и флей­тах под аккомпанемент бубна; желтокожих египтянок, неутомимых в любви и безумных в ревности; сладострастных вавилонянок, у кото­рых все тело под одеждой было гладко, как мрамор, потому что они особой пастой истреб­ляли на нем волосы; дев Бактрии, красивших волосы и ногти в огненно-красный цвет и но­сивших шальвары; молчаливых, застенчивых моавитянок, у которых роскошные груди были прохладны в самые жаркие летние ночи; беспеч­ных и расточительных аммонитянок с огненны­ми волосами и с телом такой белизны, что оно светилось во тьме; хрупких голубоглазых жен­щин с льняными волосами и нежным запахом кожи, которых привозили с севера, через Баальбек, и язык которых непонятен для всех живущих в Палестине».

Прочитал и вспомнил слова моего старого друга, который говорил: «Как увижу красивую женщину, так чувствую, что меня обокрали».

Не оторваться от замечательного слога Куп­рина, продолжу:

«И понял царь, что во многой мудрости мно­го печали, и кто умножает познание — умно­жает скорбь. Узнал он также, что и при смехе иногда болит сердце и концом радости бывает печаль. И однажды продиктовал он своим пис­цам:

— Все суета сует и томление духа.

Но тогда не знал еще царь, что скоро пошлет ему Бог такую нежную и пламенную, предан­ную и прекрасную любовь, которая одна доро­же богатства, славы и мудрости, которая доро­же самой жизни, потому что даже жизнью она не дорожит и не боится смерти».

А как поэтично описывает Куприн Суламифь — бедную девушку из виноградника! «Не­выразимо прекрасное смуглое и яркое лицо. Тяжелые, густые темно-рыжие волосы, в кото­рые она воткнула два цветка алого мака, упру­гими бесчисленными кудрями покрывают ее плечи, и разбегаются по спине, и пламенеют, пронзенные лучами солнца, как золотой пурпур. Самодельное ожерелье из каких-то красных су-

хйх ягод трогательно и невинно обвивает в два раза ее темную, высокую, тонкую шею.

— Я не заметила тебя! — говорит она нежно,
и голос ее звучит, как пение флейты. — Откуда ты пришел?

— Ты так хорошо пела, девушка!

Она стыдливо опускает глаза и сама крас­неет, но под ее длинными ресницами и в угол­ках губ дрожит тайная улыбка.

— Ты пела о своем милом. Он легок как сер­на, как молодой горный олень. Ведь он очень
красив, твой милый, девушка, не правда ли?

Она смеется так звонко и музыкально, точ­но серебряный град падает на золотое блюдо.

— У меня нет милого. Это только песня.

— Я не верю тебе, красавица. Ты так пре­красна...

— Ты смеешься надо мною. Посмотри, ка­кая я черная...

Она поднимает кверху маленькие темные руки. И широкие рукава легко скользят вниз, к плечам, обнажая ее локти, у которых такой тонкий и круглый девический рисунок. И она говорит жалобно:

— Братья мои рассердились на меня и по­ставили меня стеречь виноградник, и вот — по­
гляди, как опалило меня солнце!

— О нет, солнце сделало тебя еще красивее, прекраснейшая из женщин! Вот ты засмеялась и зубы твои — как белые двойни-ягнята, вышедшие из купальни, и ни на одном из них нет порока. Щеки твои — точно половинки грана­та под кудрями твоими. Губы твои алы, — на­слаждение смотреть на них. А волосы твои... Знаешь, на что похожи твои волосы? Видала ли ты, как с Галаада вечером спускается овечье ста­до? Оно покрывает всю гору, с вершины до под­ножья, и от света зари и от пыли кажется та­ким же красным и таким же волнистым, как кудри твои. Глаза твои глубоки, как два озера Есевонских у ворот Батраббима. О, как ты красива! Шея твоя стройна и пряма, как баш­ня Давидова!..

— Как башня Давидова! — повторяет она в упоении.

— Да, да, прекраснейшая из женщин. Ты­сяча щитов висит на башне Давида, и все это щиты побежденных военачальников. Вот и мой щит вешаю я на твою башню...

— О, говори, говори еще...

— А когда ты обернулась назад, на мой зов. И подул ветер, то я увидел под одеждой оба
сосца твои и подумал: вот две маленькие сер­ны, которые пасутся между лилиями. Стан твой
был похож на пальму и груди твои на грозди виноградные.

Девушка слабо вскрикивает, закрывает лицо ладонями, а грудь локтями...

— И бедра твои я увидел. Они стройны, как драгоценная ваза — изделие искусного художника. Отними же руки твои, девушка. Покажи мне лицо твое.

Она покорно опускает руки вниз. Густое золотое сиянье льется из глаз Соломона, и оча­ровывает ее, и кружит ей голову, и сладкой, теплой дрожью струится по коже ее тела...»

Вот как надо говорить с женщиной! И ни одна женщина не устоит.

А вот письмо Наполеона прекрасной польке Марине Валевской.

«Я видел только Вас, я восхищался только Вами, я хочу только Вас. Немедленным отве­том успокойте пылкое нетерпение страсти. Н.»

А вот речь Ромео о Джульетте при их пер­вой встрече.

Ромео (своему слуге)

Скажи, кто та, чья прелесть украшает Танцующего с ней?

Слуга

Синьор, не знаю.

Ромео

Она затмила факелов лучи!

Сияет красота её в ночи,

Как в ухе мавра жемчуг несравненный.

Редчайший дар, для мира слишком ценный!

Как белый голубь в стае воронья —

Среди подруг красавица моя.

Как кончат танец, улучу мгновенье

Коснусь ее руки в благоговенье.

И я любил?

Нет, отрекайся, взор: Я красоты не видел до сих пор!